The Enchantress of Sylaire (1941)

 

— Простофиля несчастный! Я ни за что не выйду за тебя замуж, — объявила Ансельму Доротея, единственная дочь сира де Флеше, надув вишневые, как спелые ягоды, губки. Ее голос был словно мед, но за его приторной сладостью скрывалось пчелиное жало.

— Не так уж ты и уродлив. И манеры у тебя неплохие. Очень жаль, что у меня нет зеркала, которое могло бы показать тебе, какой ты болван!

— Но почему? — спросил Ансельм, уязвленный и пораженный до глубины души.

— Потому что ты всего лишь безмозглый мечтатель, закопавшийся в книги, точно монах. Ты любишь лишь свои глупые рыцарские романы и легенды. Говорят, что ты даже пишешь стихи. Большая удача, что ты второй сын графа де Фрамбузье, — ибо тебе никогда не стать кем‑ то большим.

— Но вчера мне казалось, что вы меня чуть‑ чуть любите, — произнес Ансельм с горечью. — Женщина не видит ничего хорошего в мужчине, которого больше не любит.

— Олух! Осел! — вскричала Доротея, высокомерно тряхнув белокурыми локонами. — Не будь ты таким, как я тебя назвала, ты никогда не напомнил бы мне о вчерашнем. Убирайся вон, идиот, и чтобы я тебя больше не видела!

 

 

* * *

 

Ансельм, отшельник, немного вздремнул, беспокойно ворочаясь на узком и жестком ложе. Казалось, от духоты летней ночи его слегка лихорадит.

Естественный пыл юности также подогревал его волнение. Он не хотел думать о женщинах — в особенности об одной из них. Но, даже проведя тринадцать месяцев в полном одиночестве, в самом сердце Аверуанского леса, он все еще не мог выкинуть ее из головы. Насмешки, которыми осыпала его Доротея де Флеше, были жестокими, но еще мучительнее были воспоминания о ее красоте: пухлых губках, округлых руках и тонкой талии, о ее высокой груди и девичьих бедрах, которые не приобрели еще зрелой округлости форм.

Когда ему удавалось задремать, его одолевали многочисленные видения, принося с собой рой других образов, прекрасных, но безымянных.

Юный отшельник поднялся на рассвете, измученный, но не успокоенный. Он решил, что купание в заводи реки Исуаль, скрытой в ивовых и ольховых зарослях, поможет ему освежить голову. Вода, восхитительно прохладная в этот утренний час, успокоит его томление.

Ему защипало глаза, когда из темной хижины он вышел в золотистую утреннюю дымку. Мысли его витали где‑ то далеко, все еще исполненные волнения. Правильно ли он поступил, удалившись от мира, оставив друзей и семью, став отшельником, и все из‑ за немилости какой‑ то девчонки? Он не пытался лгать себе, что стал затворником из‑ за стремления к святости, которая поддерживала других отшельников в испытаниях. Не усугублял ли он, живя в одиночестве, свой недуг, который надеялся исцелить?

Возможно, пришла к нему запоздалая мысль, он действительно выставил себя бесплодным мечтателем и праздным глупцом, в чем его и обвинила Доротея. Непростительной слабостью было бежать в леса из‑ за разочарования в любви.

Ансельм брел с потупленным взором, пока не оказался среди зарослей тальника, окаймлявших заводь. Не поднимая глаз, он раздвинул молодые кусты и собрался сбросить с себя одежду, но раздавшийся поблизости плеск воды пробудил его от задумчивости.

С лежим испугом Ансельм осознал, что в заводи уже кто‑ то купается, и, что напугало его еще больше, это была женщина. Стоя посереди заводи, она плескалась до тех пор, пока по воде не пошли волны, достававшие ей до груди. Влажная кожа поблескивала на солнце, как лепестки белой розы в капельках росы.

Испуг юноши перешел в любопытство, а затем в невольное восхищение. Он твердил себе, что надо уйти, но опасался испугать купальщицу резким движением. Склонившись так, что ему были видны изящный профиль и прелестное плечо, она не замечала его присутствия.

Обнаженная женщина, тем более женщина молодая и красивая, была тем зрелищем, которое он хотел бы видеть в последнюю очередь. И все же он не мог отвести от нее глаз. Она была ему незнакома, и он понял, что это не какая‑ то из деревенских девушек, живущих поблизости. Незнакомка была прекрасна, и весь облик ее говорил о благородстве происхождения. Но, несомненно, ни одна знатная дама или девица не стала бы в одиночестве купаться в лесной заводи.

Вьющиеся каштановые волосы, перехваченные серебристой лентой, тяжелой волной ниспадали на плечи, отливая золотом в лучах рассветного солнца. Обвивающая ее шею тоненькая золотая цепочка, казалось, отражала блеск волос, пританцовывая на груди, пока купальщица играла с волнами.

Молодой отшельник замер, точно зачарованный. Сердце его забилось сильнее, отвечая на властный призыв ее красоты.

Утомленная своей игрой, красавица повернулась к нему спиной и двинулась к противоположному берегу, где, как только что заметил Ансельм, на траве лежали женские одеяния. Она медленно выходила из воды, демонстрируя формы, достойные Венеры.

Затем он заметил неподалеку огромного волка, который, крадучись точно тень, появился из зарослей и подобрался к ее одежде. Ансельму никогда прежде не приходилось видеть таких крупных волков. Ему вспомнились многочисленные истории об оборотнях, которыми будто бы кишел этот лес, и его тревога мгновенно сменилась ужасом. Блестящий мех зверя был черным с голубоватым отливом, и сам он казался намного крупнее обычных серых волков. Припав к земле, хищник поджидал женщину, подходившую к берегу.

«Еще миг, — подумал Ансельм, — и она заметит опасность и закричит от ужаса». Но она продолжала идти дальше, задумчиво склонив голову.

— Берегитесь! — крикнул он странно громким голосом, нарушившим волшебную тишину. Как только слова сорвались с его губ, волк исчез среди дубов и буков. Обернувшись, женщина улыбнулась Анселъму, и он увидел ее овальное лицо со слегка раскосыми глазами и губами пунцовыми, точно зерна граната. Она не казалась ни напуганной волком, ни смущенной присутствием Ансельма.

— Я не боюсь, — произнесла она теплым звучным голосом. — Одинокий волк вряд ли нападет на меня.

— Но, возможно, где‑ то поблизости бродят его товарищи, — не сдавался Ансельм, — И другие опасности могут подстерегать того, кто бродит по Аверуанскому лесу один. Когда вы оденетесь, я с вашего позволения провожу вас до дома, неважно, далеко или близко он находится.

— Мой дом находится близко и в то же время далеко, — ответила дама загадочно. — Но ты можешь прогуляться со мной, если, конечно, хочешь.

Красавица занялась своей одеждой, а Ансельм на несколько шагов углубился в ольховые заросли и занялся вырезанием толстой дубины, чтобы отбиваться от диких зверей или других противников. Странное, но восхитительное волнение овладело им, и он несколько раз чуть было не порезался своим ножом. Женоненавистничество, побудившее его укрыться от всех в лесном убежище, стало казаться глупым ребячеством. Он позволил себе оскорбиться насмешкой избалованной девчонки слишком сильно и слишком надолго.

К тому времени, как дубина была готова, дама уже закончила свой туалет. Незнакомка вышла ему навстречу, покачиваясь, как ламия. Корсаж цвета зеленых яблок тесно охватывал ее стан. Пурпурное бархатное платье, украшенное лазурью и кармином, подчеркивало очертания бедер. Маленькие ножки были обуты в изящные туфельки из мягкой алой кожи. Ее одежда, хотя и несколько старомодная, приличествовала знатной даме или девице.

Поведение незнакомки было дружелюбным, но удерживало ее спутника на некотором расстоянии. Ансельм склонился перед ней с изысканной учтивостью, противоречившей его грубой деревенской одежде.

— Вижу, ты не всегда жил отшельником, — лукаво заметила она.

— Так вы меня знаете? — изумился Ансельм.

— Я знаю многое. Я Сефора — волшебница. Вряд ли ты слышал обо мне, ведь я живу в таком месте, которое никто не может найти, разве что я сама позволю его отыскать.

— Я не слишком сведущ в волшебстве, — признался Ансельм. — Но я вполне могу поверить в то, что вы волшебница.

Некоторое время они шли по нехоженой тропинке, углубляющейся в чащу. Отшельник никогда прежде не забредал в эти места. Нижние сучья огромных буков склонялись к самой земле. Отводя их от своей спутницы, Ансельм порой прикасался к руке или плечу красавицы. Иногда она опиралась на него, спотыкаясь на неровной дороге. Ее тяжесть казалась упоительным грузом, от которого, увы, волшебница освобождала юношу слишком быстро. Его сердце колотилось от волнения и никак не могло успокоиться.

Ансельм тут же забыл о своих прежних намерениях. Его кровь и любопытство бурлили все сильнее и сильнее. Он рассыпался в любезностях, Сефора в ответ весело дразнила его. Однако она отвечала на все его вопросы уклончиво и неопределенно. Даже ее возраст оставался для Ансельма загадкой — она казалась то юной девушкой, то зрелой женщиной.

По дороге юноша несколько раз замечал мелькавший среди подлеска черный мех. Он был уверен, что черный волк, которого он видел у заводи, следовал за ними. Но чувство опасности было притуплено тем волшебством, которое приобретало над ним все большую власть.

Тропа сделалась круче, взбираясь на густо поросший лесом холм. Затем деревья поредели, уступив место чахлым изогнутым соснам, окружающим заросшую бурым вереском пустошь, подобную тонзуре на макушке монаха. Торфяник был усеян идолами, изваянными в незапамятные времена. В центре возвышался огромный дольмен, состоящий из двух вертикальных плит, на которых, подобно дверной притолоке, лежала третья плита. Тропинка вела прямо к дольмену.

— Вот ворота в мои владения, — объяснила Сефора, когда они подошли ближе. — Я падаю от усталости. Возьми меня на руки и пронеси под эту арку.

Ансельм с готовностью повиновался. Щеки волшебницы побледнели, а веки сомкнулись, когда он поднял ее. На мгновение ему показалось, что она лишилась чувств, но теплая рука крепко обвилась вокруг его шеи.

Ошеломленный собственным пылом, он пронес ее через дольмен. Его губы коснулись ее век, затем опустились ниже, к пламенеющим лепесткам губ, потом скользнули еще ниже. Казалось, его пыл заставил ее еще раз лишиться чувств.

Его руки и ноги обмякли, в глазах потемнело. Земля пружинила под его ногами, и внезапно они с Сефорой полетели в разверзшуюся под ногами бездну.

Подняв голову, Ансельм огляделся вокруг со все усиливающимся недоумением. Он сделал всего лишь несколько шагов, и все же трава, на которой они лежали, отличалась от выжженной солнцем пустоши. Она была по‑ весеннему яркой и сочной и пестрела мелкими цветами. Дубы и буки, еще огромнее, чем в знакомом ему лесу, возвышались, зеленея свежей листвой, повсюду, где он ожидал увидеть холмистую равнину. Оглянувшись назад, юноша увидел, что от прежнего пейзажа остались лишь серые, покрытые лишайником, столбы дольмена.

Даже солнце изменило свое положение. Когда они с Сефорой подошли к заросшей вереском пустоши, оно стояло довольно низко, слева от Ансельма. А сейчас оно почти касалось горизонта справа от него.

Он вспомнил, как Сефора говорила ему, что она волшебница. Случившееся подтверждало правдивость ее слов. Он взглянул на нее с нерешительностью и опасением.

— Не тревожься, — успокоила Сефора с ободряющей улыбкой. — Я же говорила тебе, что этот дольмен — ворота в мои владения. Теперь мы в стране, лежащей вне времени и пространства, в том смысле, в котором ты привык их понимать. Но колдовство здесь ни при чем, кроме тайного знания друидов, владевших секретом этого скрытого царства, и воздвигших этот портал для перехода между мирами. Если ты устанешь от меня, можешь в любое время вернуться через эти ворота. Но я надеюсь, что это случится не слишком скоро.

При этих словах Ансельм вздохнул с облегчением, хотя недоумение его и не рассеялось до конца. Он поспешил доказать, что надежда, выраженная Сефорой, была небеспочвенной. Он уверял ее в этом столь долго и пылко, что прежде чем волшебница снова отдышалась и смогла говорить, солнце зашло за горизонт.

— Становится прохладно, — заметила она, прижимаясь к своему спутнику и слегка дрожа. — Впрочем, отсюда рукой подать до моего дома.

Уже в сумерках они подошли к высокой круглой башне, возвышавшейся среди травянистых холмов.

— Когда‑ то, — начала рассказывать Сефора, — на этом месте красовался огромный замок. Сейчас от него осталась одна башня, и я ее владелица, последняя в моем роду. Башня и все земли вокруг называются Силер.

Высокие светильники освещали помещение, украшенное роскошными гобеленами, рисунок на которых показался Ансельму странным и непонятным. Дряхлые слуги в старинных одеждах сновали бесшумно, как призраки, относя изысканные яства и вина в просторный зал, в котором расположились волшебница и ее гость. Вина оказались восхитительны, еда была приправлена диковинными пряностями, и Ансельм воздал им должное. Все происходящее напоминало ему какой‑ то небывалый сон, и он принимал то, что его окружало, как принимает свое видение спящий, нимало не тревожась его странностью.

Крепкое вино ударило ему в голову, и все его чувства растворились в жарком забвении, но еще сильнее опьяняла его близость Сефоры.

Однако юноша удивился, когда черный волк, который был утром на берегу пруда, вбежал в зал и начал тереться о ноги хозяйки, словно верный пес.

— Как видишь, он довольно смирный, — сказала она, бросая волку куски мяса со своей тарелки. — Я часто разрешаю ему приходить в башню, а иногда он сопровождает меня, когда я покидаю Силер.

— Он выглядит таким свирепым… — нерешительно заметил Ансельм.

Казалось, волк понял его слова, ибо он оскалил на юношу зубастую пасть, издав низкий и хриплый рык. В его глазах зажглись злые красные огоньки.

— Уходи прочь, Малаки, — решительно скомандовала волшебница. Волк немедленно покинул зал, на прощание бросив злобный взгляд на Ансельма.

— Ты ему не понравился, — объяснила Сефора. — Впрочем, это не удивительно.

Ансельм, опьяненный вином и любовью, не обратил внимания на последние слова и не задумался о том, что они могут значить.

Утро наступило слишком быстро, позолотив солнечными лучами верхушки деревьев вокруг башни.

— Я оставлю тебя ненадолго, — объявила Сефора после завтрака. — В последнее время я совсем забросила магию. Кроме того, мне необходимо кое‑ что разузнать.

Грациозно наклонившись, она поцеловала ладони своего гостя и, одарив его прощальной улыбкой, удалилась в комнату на вершине башни, где хранились всевозможные снадобья и амулеты.

Заскучав в одиночестве, Ансельм решил выйти из замка и побродить по лесу вокруг башни. Вспомнив о черном волке, в чью кротость, несмотря на все заверения Сефоры, он совершенно не верил, юноша взял с собой дубину, которую вырезал накануне в зарослях у реки Исуаль.

В лесу было много, тропинок, и каждая вела в какое‑ нибудь очаровательное местечко. Силер был поистине волшебной землей. Восхищенный дивным золотистым светом и ветром, пахнущим весенними цветами, Ансельм брел от одной поляны к другой.

Наконец он очутился в заросшей папоротником ложбине, где из‑ под мшистых валунов бил маленький родник. Размышляя о том, сколь неожиданно и счастливо изменилась его жизнь, влюбленный юноша точно снова окунулся в один из тех старинных романов, которые он так любил читать. С улыбкой он вспомнил язвительную Доротею де Флеше. Интересно, что бы она подумала теперь? Впрочем, скорее всего, ей было бы все равно.

Его размышления были прерваны внезапным шуршанием кустарника. Черный волк выскользнул из рощи, рядом с которой стоял Ансельм, и заскулил, как будто стараясь привлечь его внимание. Казалось, вся его свирепость куда‑ то исчезла.

Заинтригованный и слегка встревоженный, Ансельм с удивлением смотрел, как волк выкапывает лапами какие‑ то растения, похожие на чеснок и с жадностью объедает их.

Дальнейшее еще больше изумило юношу. Там, где только что стоял черный волк, появился сильный худощавый мужчина с иссиня‑ черной гривой волос. Глаза незнакомца мрачно пылали, волосы спускались до бровей, а лицо заросло бородой до самых глаз. Его руки, ноги и плечи были покрыты густым волосом.

— Не бойся, я не причиню тебе зла, — произнес мужчина. — Я — Малаки дю Маре, колдун и бывший любовник Сефоры. Пресытившись мной, она превратила меня в оборотня, напоив водой из заколдованного источника. Этот источник с давних времен носит проклятие ликантропии, и Сефора усилила его мощь своими заклинаниями. Я сбрасываю волчью личину только во время новолуния. В остальное время я могу обрести человеческий вид лишь на короткий миг, проглотив корень, который я выкопал и съел сейчас. Но эти корни встречаются редко, и отыскать их очень непросто.

Ансельм понял, что Силер опутан волшебными чарами гораздо сильнее, чем он представлял себе до тех пор. Но он все же не мог поверить странному существу, стоявшему перед ним. Ему доводилось слышать множество историй про оборотней: ведь превращение людей в животных и животных в людей считалось обычным делом в средневековой Франции. Люди говорили, что их жестокость была жестокостью демонов, а не животных.

— Позволь мне предостеречь тебя. Ты находишься в смертельной опасности, — продолжал Малаки дю Маре. — Ты опрометчиво позволил Сефоре соблазнить тебя. Если жизнь хоть немного дорога тебе, немедленно беги прочь из Силера. Эта страна уже давно опутана злыми чарами, и все, кто живет в ней, так же стары, как и сама волшебница, и точно так же прокляты. Слуги, встретившие вас прошлым вечером в башне, на самом деле вампиры, которые днем спят в своих склепах, а ночью выходят оттуда. Через врата друидов они пробираются в Аверуан, чтобы охотиться на людей.

Он замолчал, точно желая придать особое значение словам, которые собирался сказать. Его глаза зло сверкнули, а в низком голосе послышались шипящие нотки.

— Сама Сефора — древняя ламия, почти бессмертная, пока она пьет жизненные силы молодых мужчин. На протяжении веков у нее было много любовников, и лишь я ведаю об их печальной участи, хотя и не знаю всех подробностей. Молодость и красота, которые она сохранила, не что иное как иллюзия. Если бы ты мог видеть Сефору в ее истинном обличье, ты в мгновение ока излечился бы от своей опасной любви. Ты увидел бы ее — немыслимо старую и омерзительно порочную.

— Но разве такое возможно? — удивился Ансельм. — Честно говоря, я вам не верю.

Малаки пожал волосатыми плечами.

— Я предупредил тебя. Снова приближается время моего превращения в волка, и мне надо идти. Мое жилище находится в миле к западу от башни. Если ты придешь ко мне, быть может, мне удастся убедить тебя в том, что я сказал правду. А пока попробуй вспомнить, попадалось ли тебе на глаза в комнате Сефоры хоть одно зеркало, которое непременно должно быть у молодой и красивой женщины. Вампиры и ламии боятся зеркал, и отнюдь не без причины.

Ансельм вернулся в башню в глубоком смятении. То, что он услышал от Малаки, звучало невероятно, но что‑ то все же продолжало Беспокоить Ансельма. Действительно, он не видел среди безделушек Сефоры ни единого зеркала.

Он нашел волшебницу ожидающей его возвращения в парадном зале. Одного взгляда на ее женственную красоту было достаточно, чтобы он почувствовал себя пристыженным. Серо‑ голубые глаза Сефоры глядели на него нежно и вопросительно, и Ансельм без утайки рассказал ей о встрече с оборотнем.

— Ага! Хорошо, что я доверилась своему предчувствию, — вздохнула она, — Прошлым вечером, когда черный волк так злобно рычал на тебя, мне показалось, что он может быть опаснее, чем я думала. Сегодня утром я использовала свой дар ясновидения и многое узнала. Я действительно была слишком беспечна. Малаки становится опасным. К тому же, он возненавидел тебя и не успокоится, пока не разрушит наше счастье.

— Значит, это правда? — спросил Ансельм. — Он был твоим любовником, и ты сделала его оборотнем?

— Да, он был моим любовником в незапамятные времена. Но оборотнем он стал по собственной вине, из‑ за пагубного любопытства, напившись из заколдованного источника. С тех пор он не раз пожалел об этом, ибо волчье обличье хотя и дает ему некоторые преимущества, сильно ограничивает его колдовские способности. Он хочет вернуть себе человеческий облик, и если это ему удастся, он будет вдвойне опасен. Мне следовало бы получше за ним присматривать, ибо он недавно украл у меня рецепт снадобья, возвращающего человеческий облик. Пока лишь проклятый корень возвращает ему человеческий видно, когда же он сварит и выпьет зелье из корня, он навсегда станет человеком. Я думаю, что он дожидается новолуния, когда заклятье ликантропии на время теряет силу.

— Но за что Малаки ненавидит меня? — с недоумением спросил Ансельм. — И как мне помочь тебе справиться с ним?

— Твой первый вопрос немного глуп, мой дорогой. Конечно, он ревнует тебя ко мне. Что же касается помощи… Я, кажется, придумала неплохую шутку, которую мы вскоре с ним сыграем.

Волшебница извлекла из‑ за корсажа маленький треугольный фиал рубинового стекла.

— Этот фиал, — объяснила она Ансельму, — наполнен водой из того самого источника. Из своего видения я узнала, что Малаки держит свежесваренное зелье в точно таком же. Если ты сможешь незаметно подменить его, последствия могут быть забавными.

Ансельм пылко заверил ее, что готов это сделать.

— Скоро наступит подходящее время. Малаки часто охотится в полуденные часы, а если он и вернется раньше времени, ты всегда можешь сказать, что пришел по его приглашению.

Волшебница подробно объяснила Ансельму, как добраться до логова оборотня. Кроме того, принесла ему меч, объяснив, что клинок заговорен.

— Волк может повести себя непредсказуемо, — проговорила Сефора. — Если он набросится на тебя, деревянная дубина будет плохой защитой.

Найти логово волка оказалось несложно, ибо туда вела протоптанная дорожка. Жилищем Малаки были развалины разрушенной башни, от которой остался только замшелый фундамент, густо заросший лещиной. Вход в логово, по всей видимости, когда‑ то был высокими воротами, теперь же он превратился в простой лаз, который прорывают животные, чтобы попасть в свою нору.

Ансельм заколебался перед входом.

— Ты здесь, Малаки дю Маре? — прокричал он.

Ответа не последовало. Из темной норы не доносилось ни единого звука. Ансельм позвал еще раз. Наконец, встав на четвереньки, он протиснулся в узкий лаз.

Тусклый свет лился сверху сквозь несколько отверстий, образовавшихся там, где стена обвалилась. Место походило скорее на пещеру, нежели на человеческое жилье. В нос юноше ударил тяжелый запах хищного зверя. Пол был усеян обглоданными костями, сухой травой, расколотыми или заржавевшими сосудами. Позеленевший медный чайник свисал с треноги над остывшим кострищем. Отсыревшие рукописи гнили в ржавых металлических переплетах. На сломанном колченогом столе, среди всякого хлама, Ансельм приметил пурпурный фиал, похожий на тот, что дала ему Сефора.

Ансельм огляделся вокруг и внимательно прислушался, затем, не теряя времени, подменил сосуды. Украденный пузырек немедленно перекочевал под его камзол.

Внезапно у входа раздались шаги. Повернувшись, Ансельм столкнулся с черным волком. Зверь присел на задние лапы, точно собираясь прыгнуть. Глаза его горели, как угли. Ансельм судорожно сжал рукоятку меча.

Глаза волка следили за каждым его движением; казалось, он узнал меч. Отвернувшись от Ансельма, он начал жевать корни похожего на чеснок растения.

В этот раз обратное превращение было неполным Перед Ансельмом появились голова и тело Малаки дю Маре, но ноги его были задними лапами чудовищного волка. Он напоминал кошмарное создание из древних легенд.

— Твой визит — большая честь для меня, — прорычал он. В глазах его явственно читалось подозрение. — Немногие удостоили посещением мое убогое жилище, и я благодарен тебе. В знак признательности за твою доброту я хочу сделать тебе подарок.

Он подошел к разломанному столу и порылся в наваленной на нем куче всевозможных вещей. Выудив оттуда богато украшенное серебряное зеркальце, которое, несомненно, привело бы в восторг любую модницу, он протянул его Ансельму.

— Это — зеркало Истины, — объяснил он. — В нем отражается подлинная сущность вещей, колдовские чары не могут обмануть его. Ты не поверил мне, когда я предостерегал тебя. Но если ты поднесешь зеркальце к лицу волшебницы и посмотришь на отражение, то поймешь, что ее красота — не что иное, как бессовестный обман — маска древнего ужаса и порока. Если ты сомневаешься в моих словах, поднеси зеркало к моему лицу, вот так — ибо я тоже часть незапамятного зла этой страны.

Повиновавшись указанию Малаки, Ансельм чуть не выронил зеркало, ибо оно отразило лицо, которое давно должно было стать добычей могильных червей.

Это зрелище так сильно потрясло его, что позже он не мог вспомнить, как выбрался из логова оборотня. Странное зеркало все еще было у него в руках, и он несколько раз порывался выбросить его, но не смог этого сделать. Юноша пытался убедить себя, что виденное в зеркале было результатом какого‑ то ловкого фокуса. Он отказывался верить, что может увидеть Сефору в зеркале вовсе не той юной красавицей, чьи поцелуи еще пламенели на его губах.

Все эти мысли, однако, тут же вылетели у него из головы, когда он вернулся в башню. Пока его не было, в Силер прибыло трое гостей. Они стояли перед Сефорой, которая с безмятежной улыбкой им что‑ то объясняла. Ансельм узнал посетителей с великим изумлением, ибо одной из них была Доротея де Флеше, одетая в элегантное дорожное платье. В двух других он узнал слуг ее отца, вооруженных до зубов. Они были увешаны арбалетами, мечами и кинжалами, но, несмотря на весь этот арсенал, явно чувствовали себя не в своей тарелке. Лишь Доротея сохраняла свою обычную самоуверенность.

— Что ты делаешь в этом странном месте? — воскликнула она. — И кто такая эта женщина — Силера, как она себя называет?

Ансельм решил, что она вряд ли поймет любой ответ, который он мог бы ей дать. Он взглянул на Сефору, затем снова на Доротею. Сефора была средоточием всей красоты и нежности, о которых он мечтал. Как мог он вообразить, что влюблен в Доротею; как мог стать отшельником из‑ за ее холодности? Она была хорошенькой но прелесть ее была быстро преходящей прелестью юности. К тому же она оказалась непроходимо глупа и напрочь лишена воображения. В самом расцвете юности она была скучна, как почтенная матрона. Не удивительно, что она никогда не могла его понять.

— Что привело вас сюда? — задал он встречный вопрос. — Не думал, что когда‑ нибудь вас увижу.

— Я скучала по тебе, Ансельм, — вздохнула девушка. — Ходили слухи, что ты удалился от мира из‑ за любви ко мне, стал отшельником. Я стала искать тебя, но выяснилось, что ты исчез. Охотники видели, как вчера ты шел с неизвестной женщиной через пустошь у камней друидов, и оба вы исчезли за дольменом, точно растворились в воздухе. Сегодня я пошла за тобой следом, вместе со слугами моего отца. Мы очутились в странном краю, о котором никто никогда не слышал. А теперь эта женщина…

Ее излияния были прерваны диким воем. Черный волк ворвался в открытую дверь и кинулся к Доротее, словно избрав ее первой жертвой своей ярости.

Было очевидно, что привело его в такое бешенство. Должно быть, вода из заколдованного источника, которой подменили противоядие, удвоила силу заклятия, превращавшего его в волка.

Вооруженные слуги от неожиданности застыли, точно статуи. Ансельм выхватил меч и бросился между Доротеей и разъяренным зверем. Взбесившийся волк взвился в воздух, словно распрямившаяся пружина, и острие меча вонзилось прямо ему в разверстую пасть. Сильный удар отбросил Ансельма назад. Волк, содрогаясь, упал к его ногам В предсмертных судорогах он продолжал грызть меч, пока потускневшее от крови острие не показалось из его шеи. Затем покрытое черным мехом тело обмякло, и Ансельм легко вытащил меч. На каменных плитах пола лежало мертвый колдун Малаки дю Маре. Его лицо стало таким, каким юноша увидел его в зеркале Истины.

— Чудо! Ты спас меня! — воскликнула Доротея, бросаясь к Ансельму с распростертыми объятиями. Ситуация становилась неловкой.

Тут Ансельм вспомнил о зеркальце, спрятанном под камзолом вместе с фиалом, украденным у оборотня. Что увидит в его сияющих глубинах Доротея, если заставить ее заглянуть туда?

Он быстро вытащил зеркало и поднес к ее глазам. Ансельм никогда так и не узнал, что за зрелище предстало ее глазам, но Доротея онемела от ужаса, глаза ее расширились. Затем, закрыв лицо руками, она с пронзительным криком выбежала из зала. Слуги последовали за ней, с прытью, явно свидетельствовавшей, что они охотно покидают это недоброе место.

Сефора тихонько рассмеялась. Ансельм и сам не мог удержаться от хохота. Некоторое время они предавались безудержному веселью. Затем Сефора вновь стала серьезной.

— Я знаю, зачем Малаки дал тебе зеркало, — объявила она. — Не хочешь взглянуть на мое отражение?

Только сейчас Ансельм осознал, что все еще держит зеркало в руке. Ничего не ответив, он подошел к ближайшему окну. Оно выходило на заросший кустарником глубокий овраг, который некогда был частью оборонительного рва, и швырнул зеркало вниз.

— Я доволен тем, что видят мои глаза, и мне не нужно никакого зеркала, — объявил он. — Давай вернемся к делам, от которых нас долго отрывали.

И вновь восхитительное тело Сефоры оказалось в его объятиях, а ее нежные уста прижались к его жадным губам. Самое могущественное волшебство из всех сковало их своей золотой цепью.

 

КОНЕЦ РАССКАЗА

 

 

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: