ТАЙНА ПОЛИНЫ. ЗНАКОМСТВО С ФАЛЬКОМ

 

На следующий день утром Наталия, не послушавшись Валентина, собралась и поехала на Арбат. Валентину ничего не оставалось, как сопровождать ее. Зайдя в первый же антикварный магазин, она произвела впечатление одним только своим появлением. Дело в том, что играть роль очень богатой женщины в джинсах было бы довольно проблематично. Вот тогда‑ то у нее и созрела мысль о том, чтобы взять на время роскошные наряды Полины.

Надев узкое черное платье с великим множеством золотых цепей (которые она нашла в хрустальном ларчике в секретере), Наталия обула роскошные сабо из нубука, накинула на плечи огромную кружевную, явно испанского происхождения, шаль и, унизав кольцами все пальцы, забрала высоко на затылке волосы, украсив прическу оригинальным гребнем в три зубца, усыпанным гранатами. Вот в таком виде она и вошла в магазин. Распространяя благоухание сразу трех японских духов, которые теперь тоже были в ее распоряжении, она подошла к немолодому бородатому человеку за прилавком и сказала, что ей необходимо с ним поговорить.

Когда они уединились в маленьком кабинете в недрах магазина, Наталия, достав сигареты и пуская дым в лицо мужчине, который рассматривал ее внимательнейшим взглядом, произнесла:

– Послушайте, мне необходим маленький ликбез… Речь идет о художнике Роже Лотаре.

– А что конкретно вы хотели бы о нем узнать? Вас интересует его творчество и вы желаете приобрести его полотна или же, наоборот: у вас есть его картины и вы не знаете, сколько за них запросить?

– Мне нравится ход ваших мыслей. Сразу видно, что вы деловой человек. Так вот, я хотела бы купить  одну картину. Мне кажется, что я видела ее во сне… Понимаете, я очень плохо сплю, и поэтому приходится иногда прибегать к разного рода средствам… И у меня начинаются видения… Вполне вероятно, что я насмотрелась телевизор и моя память выдала мне эту симпатичную девушку… Такую рыжую… Я поговорила с мужем, он сказал, что видел эту картину по телевизору, когда шел репортаж из Лувра или что‑ то в этом роде… Словом, мне нужна эта картина. Я, как вы уже, наверное, догадались, не москвичка. Я из провинции. У меня нет таких связей, чтобы эту картину привезли ко мне на дом. Хотя квартиру‑ то мы здесь как раз и купили… на Рылеева. И не советую меня обманывать. Со мной лучше дружить. И вам –  имеется в виду, вам лично –  будет хорошо, и нам. Вы можете мне помочь?

– Я внимательно вас выслушал, и вот что, сударыня, я вам отвечу: это задача не из легких. В Москве Лотара нет. Он сейчас в моде, поэтому даже те антиквары, у которых что‑ то и было, продали свои полотна французам. Причем за хорошие деньги, вы уж поверьте мне… Но я постараюсь связаться кое с кем, кто может вам помочь. Однако должен предупредить, это очень дорогое удовольствие… Надеюсь, что вы понимаете это не хуже меня. Но, с другой стороны, смею заметить, у вас светлая голова и отменный вкус: купив Роже Лотара, вы сделаете превосходное вложение капитала. Лучшего и посоветовать трудно. Так что, если хотите, я познакомлю вас со специалистом… Фальком…

– Разумеется, я хочу. Только как можно скорее, пока муж не увез меня в Тунис. У него выдалась свободная неделька… А мне так хочется до отъезда решить свои проблемы. Я не останусь в долгу… Ну так как?

– Оставьте ваш телефон.

Она расхохоталась ему в лицо:

– Да вы что, шутите?! Сделаем по‑ другому: я приду сегодня в пять часов вечера сюда и вы познакомите меня с вашим специалистом. Как вы его назвали‑ то, Фальк? Как интересно, немец, наверное… И еще один вопрос: могу ли я быть уверена, что мне надо остановиться лишь на вашей кандидатуре, или же мне стоит еще пройтись по магазинам… Повторяю, у меня очень мало времени.

– Я буду ждать вас в пять, – сказал довольно жестко мужчина и несколько театрально кивнул, резко, словно отдавая честь. – Кстати, мы даже не познакомились: Михаил Александрович Агеев.

– Меня зовут Виктория. Думаю, этого достаточно. До встречи, Михаил Александрович.

Они встретились с Валентином в условленном месте, у кинотеатра «Художественный», и пошли бродить по городу. Но очень скоро у Наталии разболелся шов, и они вернулись «домой», купив по дороге пиццу и торт. Пригласили Лену. Но перед ее приходом Наталия позвонила Сапрыкину и попросила его узнать, не прилетал ли в С. в мае некий Агеев Михаил Александрович или Фальк («я не знаю, это имя или фамилия…»). Он пообещал все выяснить, а потом сказал, что Логинов с ума сходит, волнуется и злится на то, что она до сих пор ни разу еще не позвонила.

– Передай, что со мной все в порядке, что на днях я приеду домой и все ему расскажу, – пообещала Наталия и положила трубку.

Пришла Лена.

– Ты пьешь водку или джин? – спросил ее Валентин, усаживая за накрытый стол и стараясь обращаться с ней как можно предупредительнее. – Нам надо с тобой поговорить.

– Со мной? Но о чем же? Неужели позвонила Полина?

Наталия, разрезавшая в это время пиццу, села напротив Лены и сказала заметно дрогнувшим голосом:

– Лена, Полина больше никогда  сюда не позвонит.

Лена подняла на нее испуганные глаза. С минуту она молча смотрела на Наталию, а потом опустила голову.

– Я так и думала, что вы от меня что‑ то скрываете… С самого начала… Потому что Полина звонила мне довольно часто, а потом перестала… Что с ней случилось? Она умерла?

– Да. Несчастный случай.

– Автокатастрофа?

– Нет, не гадай, все равно не угадаешь: она упала с крыши.

– Боже, как же она там оказалась? Хотя… хотя она любила устраивать пирушки именно на крыше. Даже на нашей крыше, здесь, наверху. Боже, как жаль… А ее жених? Что с ним?

– Он тоже погиб. Его нашли на крыше мертвого… в него стреляли, а Полина была внизу, на асфальте. И никто ничего не знает… Я помогаю расследовать это дело, поэтому‑ то мне и надо у тебя кое‑ что спросить.

– Спрашивайте, если смогу, помогу. Но ведь у нее было все так хорошо… Бедняжечка.

– Ответь, Лена, что ты вообще знаешь о Полине?

– Многое, – сказала она с грустью в голосе. – Можно сказать, все. Мы подружились с ней давно, хотя наши жизни никак не пересекались. Просто она каждый день пила кофе в нашем кафе… Когда возвращалась откуда‑ нибудь уставшая, замерзшая, то заходила к нам, заказывала две чашки кофе, яйцо под майонезом и булочку с орехами. А я приходила в кафе раньше всех, прибиралась, а потом меня научили, как готовить кофе, и первой посетительницей была она… У меня отец умер в прошлом году, поэтому пришлось самой зарабатывать себе на хлеб. Мне предлагали продать эту квартиру, но я не могу… Это все, что у меня есть. А потом Полина куда‑ то исчезла, затем появилась опять… Она была шикарно одета и сказала, что скоро выходит замуж, но для начала ей надо купить хорошую квартиру. Спросила, нет ли у меня на примете такой квартиры… Вот я ей и посоветовала купить у Агнии Васильевны, бывшей хозяйки этой…

– А ты не знаешь, откуда у нее появились деньги?

– Сначала я думала, что это как‑ то связано с ее женихом, но потом из разговоров поняла, что ей удалось кое‑ что очень выгодно продать. Я даже подозревала, что это связано с наркотиками, поскольку речь шла об очень большой сумме. Но потом… даже не знаю, говорить вам или нет… А вы не обманываете меня, что Полины нет?

Наталия, ожидавшая этого вопроса, достала из сумки пачку фотографий, которые дал ей Логинов: Полина – крупным планом, – лежащая на асфальте перед домом на Мичуринской, Полина – на носилках, Полина – одно лицо, по которому можно сделать вывод, что она – мертва…

Лена заплакала. А потом рассказала про дом в Цюрихе.

– Понимаете, она всегда мечтала уехать отсюда. Вы ведь знаете, чем ей приходилось заниматься в Москве… В каких только передрягах ей не приходилось бывать… Ее и насиловали несколько раз, и пытались убить, только чтобы не расплачиваться. Кроме того, у нее же был сутенер, от которого она с таким трудом избавилась…

– Интересно, каким?

– Ничего интересного: из одних рук попала в другие, только более надежные, что ли… Деньги ей, конечно, приходилось отстегивать немалые и этому, второму, сутенеру, но под его крылом она и зарабатывала в несколько раз больше. Место было хорошее, как на рынке… – Она горько усмехнулась. – Я еще завидовала ей, но когда она начинала мне показывать синяки и кровоподтеки, которые оставались на ее теле после свиданий, я была просто счастлива, что мою посуду в кафе, а не отдаюсь всем подряд, как она… Я не знаю, что вы  о ней думаете, но я Полину очень любила. Она была добрая, умная и сильная… Просто хотела хорошо жить. Хотела уехать из Москвы, чтобы ей ничто не могло напомнить о прежней жизни. Поэтому, как только у нее появились эти бешеные деньги, она сразу же вылетела в Швейцарию и купила там дом.

– Интересно, как она оформила выездные документы? – заметил Валентин. – Сколько наличными она везла туда?

– Это были не наличные. Вернее, сначала были наличные, затем она открыла валютный счет, а уж потом перечислила их туда… За скорость платила совершенно безумные деньги. Понимаете, она словно торопилась жить. Вот и доторопилась… Я ее отговаривала возвращаться домой, к своему так называемому жениху…

– А почему «так называемому»?

– Да потому что она показывала мне его фотографию. Так, ничего особенного… Но она полюбила его и хотела иметь от него детей.

– Лена, она ничего не говорила тебе о том, что именно  она продала? Ведь теперь ты веришь нам, что Полины больше нет. Ты должна нам помочь найти ее убийцу.

– Убийцу? Я что‑ то не понимаю… – Она вконец испугалась. Побледнела.

– Я уверена, что ее сбросили с крыши. А Гурова она, похоже, сама убила… жениха своего… Так что ты знаешь об источнике денег?

– Хорошо, я вам расскажу. Она продала какую‑ то капсулу с пленкой. Там всего один или два кадра… Так, во всяком случае, она сама мне сказала. Это связано с информацией о каком‑ то политическом лидере. И мне кажется, что я даже знаю о ком. Потому что, когда он выступал по телевизору, Полина хохотала и говорила, что это его последние денечки в эфире…

– Это Родионов?

Лена кивнула.

– Давайте помянем Полину… Полина, – Наталия подняла голову, словно обращаясь к парящей под потолком душе Полины, – мы все любим тебя и помним…

В три часа она позвонила Сапрыкину и услышала то, о чем и не мечтала услышать. «Теперь бы не упустить главных участников этого кровавого забега». Она пообещала перезвонить утром и, достав блокнот, принялась набрасывать план действий.

«Итак, источник денег известен, но что же дальше? Кто убил Гурова и столкнул Полину с крыши? Зачем было убивать ее, если она успела  продать информацию? Какой смысл в убийстве Гурова? А что, если Полина действительно убила Гурова? Мужчину, которого любила и от которого ждала ребенка? И которого хотела увезти в особняк в Цюрихе? А при чем здесь Роже Лотар с его рыжеволосой девушкой? »

Ровно в пять Наталия была у Михаила Александровича. Увидев ее, он тотчас шепнул что‑ то молодому парню в черных саржевых нарукавниках и взглядом велел ей следовать за ним.

В кабинетике в кресле сидел худощавый господин в дорогом костюме. Он, как персонаж какого‑ нибудь английского фильма, курил трубку и смотрел перед собой в пространство. Однако, увидев входящих Наталию и Агеева, словно очнулся и даже встал, поприветствовав их улыбкой.

– Знакомьтесь: это – Виктория, а это – господин Фальк.

– Это ваше имя или фамилия? – поинтересовалась Наталия, но потом вспомнила, что и сама‑ то представилась лишь наполовину, и замолчала.

Фальк, лысый, но красивый какой‑ то особенной, умной красотой мужчина, сказал, закинув ногу на ногу и продолжая как ни в чем не бывало курить:

– Я могу вам достать Лотара, но мне понадобится какое‑ то время. Его сейчас нет в Москве. Но прежде чем я займусь этим, я должен быть убежден в том, что вы будете в состоянии купить  полотна. Если в долларах, то один небольшой портрет этого великого, как сейчас уже всеми признано, художника может стоить от трехсот тысяч до восьмисот… Поэтому мне нужны гарантии…

– Хорошо. Вы их получите. И немедленно. Вы только посмотрите на меня, разве вы не видите, как загорелись мои глаза… Если вам позволяет время, то мы бы могли прямо сейчас поехать ко мне и все обсудить, а заодно я докажу вам свою платежеспособность, так сказать… Вы не против, господин Фальк?

Он отложил трубку в сторону и выразительно посмотрел на нее:

– Вы предлагаете мне поехать к вам?

– Ну конечно… Я покажу вам что‑ то, что рассеет все ваши опасения по поводу моей несостоятельности.

– Да нет, что вы…

– Бросьте, я же все понимаю… Поедемте. Только я без машины, потому что мой шофер отпущен, а муж укатил в аэропорт. У него самолет в Лондон… – С этими словами она легко поднялась со своего места и грациозной походкой направилась к выходу.

Агеев, когда они покидали магазин, смотрел им вслед со смешанным чувством тревоги и зависти: а вот ему, Агееву, эта потрясающая женщина не сочла нужным сообщить даже свою фамилию, не говоря уже об адресе…

 

Глава 15

ЛОГИЧЕСКИЙ ТРОМБ

 

План, который разработала Наталия, требовал отсутствия в квартире Валентина, на что он согласился крайне неохотно.

Когда они с Фальком прибыли на такси к дому на Рылеева, уже стемнело.

Поднимаясь по лестнице, Наталия как бы нечаянно коснулась его руки и улыбнулась ему так, словно они были знакомы давно, но только теперь им представилась возможность побыть наедине.

В квартире все было приготовлено самым тщательным образом: живые цветы в вазах, разобранная постель в спальне, накрытый столик в гостиной и шампанское в морозилке…

Тщательно заперев двери на все замки, Наталия пригласила гостя к столу, принесла шампанское и предложила выпить за встречу.

– Вы мне сразу понравились, господин Фальк. Я хоть и женщина, но на этот раз решила взять инициативу в свои руки. Я должна сделать вам признание… Я уже видела вас. В одной компании. Сначала давайте выпьем, а потом я вам кое‑ что расскажу…

– С удовольствием. – Фальк не мог насмотреться на эту женщину, никогда в жизни ему не приходилось слышать такие речи. Ему вообще не везло с женщинами; встречаясь с ними, он понимал, что они ложатся к нему в постель лишь из‑ за денег, потому что знал себя, реально оценивал свою внешность, рост и прочее… Поэтому сейчас, глядя, как его откровенно соблазняют, он пытался понять, действительно ли эта Виктория наслаждается его обществом или ей просто надо как можно скорее и подешевле купить Лотара. Но Роже Лотар стоит бешеных денег! Пусть даже он и уступит ей немного, эти деньги не имеют значения для женщины ее уровня, а в том, что Виктория принадлежит к определенному кругу людей, доходы которых исчисляются миллионами долларов, он нисколько не сомневался. «Кто же ее муж? А что будет, если он сейчас нагрянет? »

Они выпили по бокалу шампанского, после чего Виктория скользнула в кресло, набрала номер – Фальк успел заметить последовательность цифр: это было справочное бюро аэропорта – и спросила по‑ деловому, совсем не так, как только что ворковала за столом:

– Скажите, девушка, самолет на Лондон уже вылетел? Да? Благодарю вас. – И положила трубку. После чего подняла на Фалька веселые глаза и улыбнулась: – Мой муж в небе, а потому я могу порезвиться вволю! Вы как, не против? Время от времени я позволяю себе расслабиться. Выбрать мужчину, привести к себе и делать с ним все, что только захочется… А чем я хуже мужчины? Согласитесь, я даже лучше. Давайте еще немного выпьем. Мне с вами так хорошо…

– Скажите, Виктория… – Фальк обалдело смотрел, как она сняла с себя огромную кружевную шаль и, оставшись в узком изящном черном платье, села за стол, подперев ладошками свои нежные щеки. «Сама непосредственность. Она просто прелесть…» – Скажите, Виктория, Роже Лотар был только предлогом или же мне весь вечер рассказывать вам о его полотнах?

– И да и нет. Мне нужен и Лотар… и вы. Я собственница и хотела бы иметь вас в комплекте. Вы не против? А за это я вас поцелую. – Наталия поднялась, подбежала к нему и поцеловала в надушенную английским одеколоном щеку. – От вас хорошо пахнет. Вы мне нравитесь все больше и больше… Только знаете, что бы мне хотелось сейчас больше всего?

– Не знаю… Разве что ограбить Лувр или Эрмитаж. Мне кажется, что вы как раз из той породы рисковых людей, которые ни перед чем не остановятся для достижения своей цели.

– Правильно! Как хорошо вы меня чувствуете! А хотите почувствовать меня по‑ другому… – Она обвила руками его шею и уселась к нему на колени, жесткие и длинные, как у Буратино. – Ну как, чувствуете меня? – прошептала Наталия, прижимаясь к нему. – Вы же не станете спорить, что у меня упругое тело… – Она эротично выгнулась и потерлась попкой о его колени, чем вызвала у несчастного Фалька сильнейшее желание. Он понял, что находится в ее власти и что теперь она вольна делать с ним все что угодно… Ему хотелось сжать ее в своих объятиях и насладиться ею прямо сейчас, не вставая со стула, о чем он всегда мечтал, но что ему так и не пришлось сделать ни с одной женщиной. И вдруг он сказал ей об этом.

– Браво! – Она захлопала в ладоши. – Вы просто чудо! Хотите, я скажу, что мне нравится в вас больше всего? Во‑ первых, ваша голова, она у вас светлая, умная и нафарширована кудрявыми мозгами…

– Почему кудрявыми?

– Потому что много извилин. Разденьтесь, Фальк. Смотрите, я начинаю… – Она встала с его расслабленных коленей и далеко не расслабленного полового органа и принялась не спеша через голову снимать с себя платье. Когда оно черной блестящей кошкой свернулось у ее длинных стройных ног, Фальк стал лихорадочно освобождаться от своей одежды. Он сорвал с себя пиджак, рубашку, расстегнул брюки, которые медленно сползли на пол, перешагнул через них, подошел к полуобнаженной Виктории‑ Наталии и обнял ее.

– Со мной еще ни разу такого не случалось. Я просто теряю голову…

– А вот это ни к чему. Ваша голова вам еще пригодится, так же как и мне. Поцелуйте меня. Или нет, давайте сначала примем ванну. Она у меня непростая… Я растворила в ней ароматические соли. Пойдемте. – Наталия взяла его за руку и потянула за собой в ванную. Там она сняла с себя белье, заставила проделать то же самое и своего гостя, затем предложила ему первому забраться в зеленоватую ароматную воду, от которой поднимался легкий пар. – Не бойтесь, вода не горячая… Мы с вами сейчас расслабимся… Давайте перейдем на «ты», черт тебя подери…

Фальк довольно ловко залез в ванну, вытянул свое длинное худое тело с обмякшим членом и прикрыл глаза от удовольствия. Неужели он сейчас будет обладать этой женщиной? Ему такое даже во сне не могло присниться.

– А теперь, старая скотина, говори, что ты делал в квартире Селиванова тридцатого мая… Не расскажешь всего, что произошло, я просто нажму на эту кнопочку, и ты умрешь, как на электрическом стуле.

Фальк открыл глаза и увидел обыкновенный электрический фен, который Виктория держала над поверхностью воды. Шнур тянулся к розетке, и Фальк понял, что она не шутит: достаточно ему не выполнить ее приказание – она включит фен и опустит его в воду… Самая простая схема убийства.

В тот страшный момент, когда он осознал, что находится на грани жизни и смерти, он заметил массу мелочей, на которые в обычных жизненных ситуациях не обратил бы внимания: на животе Виктории красовался небольшой, но еще совсем свежий шрам, он был розового цвета, и на нем даже выступили прозрачные капельки «лейкоцитов» (как говорила ему в детстве мама‑ терапевт), и еще… шов немного кровоточил; на полочке ванны стояли три разноцветных флакона с шампунями и лежал большой кусок розового мыла; горячая вода стала быстро остывать. «Вот так же быстро сейчас начнет остывать и мое мертвое тело…»

– Как жаль, что все это мне приснилось… Кстати, у вас шов воспалился. Наверное, вы резко встали, когда подбежали, чтобы поцеловать меня в щеку. Я расскажу вам все, что знаю. Признаюсь вам откровенно, я не хочу умирать. Я люблю жизнь. К тому же, рассказав все вам, я не буду чувствовать себя подлецом, потому что совершенно ничего из ряда вон выходящего в этом городе, как и в квартире Селиванова, не произошло. Я огорчен тем, что ошибся в вас…

Она включила фен и направила его на него: струя теплого, упругого воздуха с запахом легкой гари немного привела его в чувство.

– Итак, вас интересует тридцатого мая. Вообще‑ то я прилетел в С. двадцать девятого мая. И не один. А с тем самым Михаилом Александровичем, который нас сегодня, собственно, и познакомил. То есть с Агеевым. Наша цель была одна – встретиться с Бурковицем. Надеюсь, вы знаете, кто это такой?

– Знаю, это хирург, который в свободное от работы время занимается антиквариатом.

– Вот к нему мы, собственно, и приехали.

– Но почему‑ то оказались на квартире Селиванова.

– Постараюсь объяснить. Агеев, если можно так выразиться, поставщик Бурковица. Бурковиц – заметная фигура в нашем антикварном мире. У него солидная коллекция французских импрессионистов, много ювелирных изделий, есть украшения из семьи Романовых и княгини Лопухиной… Удивительно, как только он успевал совмещать медицину с таким хлопотным делом, как торговля антиквариатом. Понимаете, он был из тех профи, которым доставляет удовольствие не созерцание шедевров, вызывающее у некоторых головокружение… Нет, ему было интересно перепродать, чтобы затем купить что‑ то другое, и так далее… Вы понимаете меня?

– Отлично понимаю. Что дальше? Зачем Агеев приехал к Бурковицу?

– Чтобы показать ему фотографию картины Роже Лотара «Рыжая девушка с кофейником». Он знал, что Бурковиц, едва услышит имя Лотара, сразу же теряет голову. И его расчет оказался прост…

– Поподробнее об этом.

– Дело в том, что небезызвестный вам журналист Селиванов некоторое время назад проделал колоссальную работу: нашел компромат на Морозова. Слыхали о таком?

– Морозова?! Или я ослышалась? – Она‑ то надеялась услышать про Родионова. Но Морозов – тоже хорошо. Это же радикальная оппозиция президентскому корпусу, как настоящему, так и, возможно, будущему. – И что же дальше?

– А то, что ему надоело быть бессребреником и он решил на этой информации сделать деньги. Он вышел на людей Морозова и объявил им о своем намерении опубликовать свой материал в центральной прессе. Причем он не блефовал. И подтверждением тому была крупная, даже по нашим временам, сделка: Морозов расплатился с ним коллекцией Лотара, которую приобрел на аукционе «Кристи» через подставных лиц. Он собирался перепродать ее в Париже некоему Франсуа Планасу, весьма известному коллекционеру, у которого, собственно, и находится самое большее число лотаровских картин, но, узнав о том, что он за один день может быть буквально уничтожен, смешан с грязью, Морозов обменял эту коллекцию на документы и фотографии. Вот таким необычным образом эти чудесные полотна оказались в С., у журналиста Селиванова. Я лично встречался с ним в Москве и оценивал картины, чтобы он понял, что ему дали хорошую цену за компромат…

– Вы делали это из любви к Морозову?

– Нет, он просто нанял меня как частное лицо и заплатил за работу эксперта. Так что Селиванов не сомневался в том, что у него теперь есть драгоценная коллекция, на которой он в дальнейшем может сделать неплохие деньги и вообще уехать к чертовой матери отсюда. Извините, я увлекся… Но Агеев – авантюрист по натуре, причем это у него в крови… неистребимо… У него в штате с десяток талантливых художников, которые работают на него за гроши и делают превосходные копии.

– Поняла: Агеев еще в Москве поменял подлинники Лотара, и Селиванову привезли копии, так?

– Совершенно верно. Тут, понимаете ли, все дело в уникальности этой коллекции… Двенадцать картин самого Роже Лотара! И вдруг у какого‑ то провинциального журналиста, причем зарвавшегося журналиста… Я и сам был не прочь помочь Агееву в его афере. Но, правда, еще не знал, чем это может обернуться. Дело в том, что вообще‑ то я живу не в Москве, у меня квартира в Париже, прямо возле Триумфальной арки… Я приехал в Москву по поручению Планаса, который хочет выкупить эту коллекцию. Не знаю, как Агеев провернул дело с копиями, но подлинники‑ то остались у него. Он трус, но дело свое знает. Я собирался купить у него эти картины и давал хорошую цену, но для начала должен был помочь ему еще в одной авантюре…

– Снова поняла: он решил прокатить эти копии еще раз, всучив их Бурковицу. А вы ему понадобились для того, чтобы оценить эти полотна в присутствии Бурковица, так? Ведь вы, как я понимаю, авторитет для Бурковица и ему подобных?

– Совершенно верно. Какая у вас ясная головка. Вы не замерзли?

– Нет. Не отвлекайтесь. Итак…

– …Агеев приехал к Бурковицу и сказал, что у Селиванова, можно сказать под самым боком, находится бесценная коллекция Лотара, но из Парижа приехал Фальк, который собирается ее купить. Агеев затравливает Бурковица, у того разгораются глаза, и он просит, чтобы Агеев «организовал» ему эту коллекцию, то есть поговорил с Селивановым и пригласил для оценки меня, Фалька. То есть мало того, что он хотел увести эти картины у меня из‑ под носа, так еще и пригласить меня для оценки… притворившись, что ничего не знает о моем намерении купить коллекцию… Вы улавливаете?

– Не то слово. Дальше…

– Ну, Агеев и рад стараться, устроил сделку: Бурковиц заплатил за коллекцию такую сумму, что, подозреваю, ему пришлось расстаться либо с екатерининским жемчугом, либо с индийским бриллиантом «Ганди»…

– Вы присутствовали при этой сделке?

– Разумеется. Но я был спокоен, потому что знал: настоящие картины находятся в Москве, в квартире Агеева.

– А вы не боялись, что Бурковиц, узнав о том, что его надули, будет мстить?

– Я вообще ничего не боюсь. Даже вашего фена. Все мы, в конце концов, смертны. Да, действительно, я думал об этом. Но если бы он кому‑ то и мстил, то не мне, а Агееву или Селиванову. Ведь не поехал бы Бурковиц в Париж, чтобы стрелять в меня…

– Да, не поехал. Он взял свой трофейный пистолет и отправился к Селиванову. Я только не понимаю, как  он узнал, что картины поддельные.

– Ну, вы прямо хотите, чтобы я все  вам рассказал… Хорошо. Слушайте. Дело в том, что когда мы с Агеевым приехали в Москву, то оказалось, что картин нет…  Вы можете себе представить эту ситуацию?

– С трудом.

– Я был полностью уничтожен. А Агеев клянется, что его обокрали… Представьте мой шок, когда буквально на следующий день в «Новостях» объявляют, что в Париже на каком‑ то далеко не престижном аукционе была выставлена коллекция Лотара, и в качестве примера приводится цена того самого женского портрета «Рыжая девушка с кофейником».

Я был готов задушить Агеева. Но деньги Планаса были при мне, так что я мало что потерял. Хотя и понимал, что меня провели. Правда, я и за поездку в С., за так называемую оценку, получил тоже неплохие деньги. Да и на русскую провинцию заодно посмотрел… Я только не пойму: за что вы пытаетесь меня убить и что вам от меня нужно?

– Все очень просто. Теперь  просто, теперь, когда я поняла, как Бурковиц узнал о том, что картины фальшивые: он тоже посмотрел телевизор, после чего собрался и поехал к Селиванову… Очевидно, между ними произошел серьезный разговор. Селиванов, насколько мне известно, за словом в карман не полезет, он наверняка оскорбил Бурковица или что‑ нибудь в этом духе… А тот, будучи в состоянии, близком к помешательству – его можно понять: отвалить столько денег за копии! – достал пистолет, который остался у него еще со времен войны, и выстрелил в Селиванова. Но потом началась другая история: сразу же после убийства прибежали какие‑ то люди, которым был необходим Селиванов… Вот здесь у меня логический тромб.

Наталия выдернула шнур из розетки, отложила фен в сторону, достала с полочки «Флоретин», купленный ей накануне Валентином, и принялась спокойно смазывать больной шов. Фальк, который в остывшей воде напоминал большую деревянную куклу с тряпочкой между ног, облегченно вздохнул:

– Я могу теперь вылезти?

– Да‑ да, конечно… – как‑ то рассеянно ответила Наталия, потеряв к нему всякий интерес. – Извините, если что не так. Если хотите, можете взять вот это большое полотенце, а потом накинуть халат… Я сейчас приготовлю вам горячего чаю, а то вы совсем замерзли. – Говоря это, она и сама укуталась в халат и, тяжело вздохнув, пошла на кухню: ожидаемого результата от разговора с Фальком она не получила и страшно расстроилась. И хотя внешне старалась выглядеть спокойной, в глубине души она конечно же волновалась, что Фальк все это так не оставит и придумает что‑ нибудь, чтобы наказать ее за такое грубое и вольное отношение к своей персоне.

Однако, как оказалось, она волновалась напрасно. Фальк, который пришел следом за ней на кухню, вдруг расхохотался. Наталия налила ему чаю, отрезала кусок торта и, не выдержав, рассмеялась сама. Но потом, когда смех иссяк, она погрустнела: вспомнила, что они находятся на кухне Полины, где еще жив ее дух и где каждая вещица напоминает о ней.

– Вы что, родственница Селиванова или следователь?

– И ни то, и ни другое. Просто погибла моя подруга, хозяйка этой самой квартиры, где мы сейчас с вами пьем чай. Молодая и, можно сказать, красивая девушка, у которой жизнь только‑ только начала устраиваться… Она встретила молодого человека, забеременела от него, купила вот эту квартиру… Словом, не вовремя Бог прибрал ее…

– И вы думаете, что ее гибель как‑ то связана со смертью Селиванова?

– Я уже вообще не знаю, что думать.

– Признайтесь, Виктория…

– Да никакая я не Виктория, зовите меня Наташей.

– Хорошо. Если хотите, я расскажу вам кое‑ что о Селиванове. То, о чем узнал совершенно случайно и, как ни странно, от того же Агеева. Просто мы были с ним в одной компании… Это происходило в ночном клубе, куда приглашаются только избранные. Нельзя сказать, что это ночная политическая тусовка, но политиков там предостаточно… Представьте себе, они такие же обычные люди, как и мы с вами. Пьют, целуются с девушками… Так вот, был там один человек с грустными глазами… И если вы угадаете, о ком идет речь, то услышите эту историю до конца.

– Родионов? – Кусочек торта свалился с ложечки и упал прямо в чай Наталии. – Угадала?

– Да, угадали. Как угадали бы все более или менее грамотные люди, мало‑ мальски разбирающиеся в политике или хотя бы читающие газеты. Он только что вернулся из Рима… Я, наверное, неправильно выразился… Это ближе к утру у него стали грустные глаза, а с самого начала, едва он только зашел, он светился как солнышко. И все присутствующие поняли, что в Рим он слетал не зря. Но потом в клуб приехал человек, некий Гуров, отвел его в сторону, и они очень долго беседовали… Вот после этого разговора настроение‑ то у Родионова и испортилось…

– А Гуров? Он уехал?

– Конечно. Он на службе у президента, а значит, и у Родионова… Вам ясен вообще политический расклад, касающийся таких крупных фигур, как Родионов и Морозов?

– Ясен. Родионов – ставленник президента. Но в прессе пишут, что он якобы, заняв президентский пост, будет представлять интересы ряда европейских государств, кроме того, он как будто бы каким‑ то образом связан с американской разведкой…

– Правильно. Но это все «говорят» да «пишут» – не считается. Селиванов был в Риме и сумел записать его беседу с Полом Ричардсоном и Андерсеном, кроме того, заснял Родионова в обществе порнозвезды леди Вальмон, а это серьезный материал, способный снять Родионова с дистанции… Так что люди, которые, как вы говорите, заявились после бегства Бурковица на квартиру к Селиванову, могли иметь непосредственное отношение к родионовскому компромату… То есть в один роковой день две истории – Роже Лотар и Родионов – перекрестились. Вот вам и ваш, как вы выразились, «логический тромб». Это Гуров пришел к Селиванову за компроматом на своего шефа. Вполне возможно, что он привозил деньги, чтобы выкупить пленки, но… Всякое может быть. Возможно и такое, что Селиванов был еще жив, когда они вошли к нему в квартиру, и он сказал им, где находятся пленки, в надежде, что они вызовут ему «скорую» и он останется жить. Но, похоже, услышав что‑ то о пленках, Гуров и его люди…

– Постойте… А не могло ли случиться так, что Селиванов откупился от разъяренного Бурковица, который угрожал ему пистолетом, пленками? И когда пришел Гуров, Селиванов, действительно находясь при смерти, сказал ему, что капсула у Бурковица… Возможно, что, сказав это, Селиванов тут же скончался от раны, но, что тоже нельзя исключать, Гуров попросту не оказал ему помощи и не вызвал «скорую»… В любом случае Гуров, человек приезжий, не знал, кто такой Бурковиц, поэтому ему понадобилось какое‑ то время, чтобы все о нем узнать. Вот почему они появились в больнице только под вечер, ведь им надо было еще и разработать какой‑ нибудь план… Возможно, что им потребовалось время, чтобы изучить все входы и выходы из больницы, расположение грузовых лифтов и раскрытых окон, чтобы в случае опасности убежать. И Гуров убежал… Бурковиц сказал ему перед смертью о том, что капсула с пленками находится в одной из его пациенток, а в какой именно – не успел, потому что не выдержал нервного напряжения и умер от сердечного приступа.

– Разве Бурковиц умер? – удивился искренне Фальк.

– Да. Как раз тридцатого числа, на следующий день после вашей с ним встречи… Мало того что его обманули с картинами, так еще и втянули в чужую историю, оказавшуюся для него смертельной. Но не только для него. Дело в том, что он, как вы говорили, жадный до денег, понимал, какую ценность представляет в плане информации капсула. Кстати, в этой капсуле вряд ли была сама информация, скорее всего, там было указано место, где она спрятана. Так вот, понимая всю ценность этой капсулы, он на всякий случай избавился от нее, зашив в слепую кишку одной из своих пациенток. И Гуров… да, именно Гуров и убивал всех этих женщин, пока… пока не встретил Полину… Очевидно, она оставалась последней потенциальной жертвой, и именно у нее в животе и была эта капсула. Но Гуров, влюбившись в нее или увлекшись, решил иным способом добыть из нее капсулу, а именно: он предложил ей лечь в больницу, чтобы ей подлечили шов… Или сказал что‑ нибудь об аппендиците… Но если у Полины шов хорошо заживал, тогда как бы он нашел причину, чтобы положить ее на операционный стол. Вы вот не знаете, а я знаю… У нее был больной шов.  И не потому, что его плохо зашил Бурковиц. А совсем по другому. Но чтобы убедиться в моих догадках, мне необходимо вернуться домой и кое с кем поговорить. Мне кажется, я знаю, за что  Полина убила Гурова.

– Наташа, да вы, по‑ моему, заговариваетесь… Гуров и ваша Полина?

– Вы можете мне не поверить, что именно Гуров и был женихом моей погибшей подруги. А погибла она страшно – сорвалась с крыши. И все‑ таки где же подлинные картины этого Лотара?

– В Париже, я же рассказывал вам о репортаже по телевизору, в котором говорилось о каком‑ то третьеразрядном аукционе…

– И вас это не насторожило?

– Что именно?

– Что это «третьеразрядный» аукцион? Коллекция Лотара должна выставляться на более престижных аукционах.

– Да, вы правы… Когда вернусь в Париж, непременно все узнаю и, конечно, лишусь своих комиссионных…

– Вы не расстраивайтесь раньше времени. Что, если Планас, который поручил вам эту покупку, сам и купил картины?

– Может быть… Я могу позвонить и все узнать. Ну что ж, Наташа‑ Виктория, приятно было познакомиться. Но, признаюсь вам, странная вы девушка, весьма и весьма… Если бы вы не были так обворожительны, я бы не оставил все это. Фальк умеет за себя постоять. Но я понимаю ваши чувства по отношению к погибшей подруге и потому прощаю вас.

– Вы очень великодушны. – Наталия отвесила ему шутливый поклон. – Извините меня еще раз. Но я почему‑ то думала, что вы имеете отношение ко всем этим убийствам.

Фальк между тем достал записную книжку, записал что‑ то в ней и вырвал листок:

– Вот, держите… Это мой парижский телефон и адрес. Приезжайте, я буду очень рад. У меня дома много картин ваших соотечественников, да и вообще… весело проведем время…

– Спасибо. – Она поцеловала его в щеку и покраснела от стыда за все то, что причинила этому в общем‑ то славному человеку.

 

Глава 16

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: