Мысленные образы. Когнитивный подход

Джон Т. Э. Ричардсон

Мысленные образы. Когнитивный подход

 

Университетское психологическое образование –

 

«Мысленные образы: Когнитивный подход / Ричардсон Т.Э. Джон»: Когито‑Центр; Москва; 2006

ISBN 5‑89353‑187‑6, 0‑86377‑843‑7

 

Аннотация

 

Учебное пособие написано с позиций когнитивного подхода и посвящено проблеме ментальных, или мысленных образов. Кратко, но систематично и на современном уровне освещаются разные аспекты психологии образов: переживание образов, образная репрезентация, образность той или иной стимуляции, образ как способ организации деятельности. Значительное внимание уделено методам исследования и диагностики образной сферы человека, а также мозговым механизмам, связанным со способностью к генерации образов.

Данное пособие в значительной степени восполняет пробел в доступной отечественному читателю психологической литературе и будет полезна не только психологам – студентам, аспирантам и научным работникам, – но также и всем тем, кого интересуют механизмы и закономерности познавательной деятельности человека.

 

Джон Т. Э. Ричардсон

Мысленные образы: Когнитивный подход

 

JOHN T. E. RICHARDSON

 

IMAGERY

 

Psychology Press

An imprint of Erlbaum (UK) Taylor & Francis

 

Допущено Советом по психологии УМО по классическому университетскому образованию в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению и специальности психологии

 

Рецензенты:

докт. психол. наук В.А. Барабанщиков канд. психол. наук В.Я. Романов

Научный редактор докт. психол. наук А.А. Гостев

 

Перевод с английского под общей редакцией В.И. Белопольского

 

Введение

 

Образ… Ментальная репрезентация чего‑либо (в особенности видимого объекта) не путем прямого восприятия, а при участии памяти или воображения; мысленная картина или впечатление; идея, понятие…

(Оксфордский английский словарь)

 

Данное учебное пособие посвящено разделу когнитивной психологии, который занимается вопросами образных явлений, попадающих под категорию ментальных, или мысленных образов[1]. Первые упоминания о них встречаются еще в античной литературе, около 2500 лет назад. Исследования способности людей создавать и переживать образы легли в основу научной психологии в XIX веке и сыграли важную роль в развитии когнитивной психологии в 60‑х годах XX века. С тех пор исследования мысленных образов идут в авангарде развития когнитивной психологии, разрабатывая новейшие подходы, теории и методы исследования ментальных репрезентаций.

 

Определение образов

 

Исследования образной сферы человека не сосредоточены в какой‑то единой гомогенной области, даже в рамках когнитивной психологии, именно поэтому их результаты представляют особый интерес[2]. Однако неспециалисту или студенту эта разноплановость осложняет понимание специфики и взаимосвязи различных подходов и точек зрения. Мне показалось целесообразным сгруппировать различные направления в исследовании образов под четырьмя заголовками, которые и составили композиционную структуру этой книги.

Первый подход, наверное, наиболее понятный для неспециалистов, рассматривает образы как часть личностно‑субъективного, или феноменального опыта. Второй подход, принимаемый большинством психологов, состоит в изучении образов как ментальной, или «внутренней» репрезентации. С позиции третьего подхода, активно развивавшегося на ранних этапах исследования образов в рамках когнитивной психологии, образы рассматриваются как свойство, или атрибут того стимульного материала, с которым испытуемые имеют дело в лабораторных экспериментах. Четвертый подход, обсуждавшийся еще на ранних этапах исследования образов, но получивший особую популярность в последнее время, состоит в изучении роли образов в контексте выполнения целенаправленной познавательной деятельности.

 

Изучение образов

 

В следующих главах я попытаюсь, опираясь на упомянутые выше четыре подхода к изучению образов, последовательно представить весь спектр исследований в этой области. Но прежде необходимо уточнить, что в рамках парадигм и методов когнитивной психологии образы можно изучать двумя разными способами:

• как зависимую переменную (то, что исследователь измеряет);

• как независимую переменную (то, чем исследователь манипулирует).

По существу эти два подхода дополняют друг друга, но они неизбежно связаны с различными типами исследовательской методологии.

Исследования первого типа обычно касаются субъективных и качественных аспектов «внутренней образности» (например, яркости, четкости или контролируемости), а также степени структурного соответствия между мысленными образами и отображенными в них физическими объектами (эти вопросы будут рассмотрены в главе 2). Подобная исследовательская методология применяется и при изучении влияния образов на продуктивность выполнения когнитивных, в частности, мнемических заданий (эта тема будет рассмотрена в главе 5). Здесь важно выяснить, в какой степени использование и переживание образов варьирует у разных людей, при выполнении разных заданий и в зависимости от той или иной ситуации.

Исследования второго типа во многом являются носителями позитивистского, бихевиористского и экспериментального наследия, широко представленного в современной когнитивной психологии. Эти исследования обычно касаются объективных, измеряемых и наблюдаемых аспектов познавательного процесса, которые, как предполагается, отражаются в поведении людей и, особенно, в выполнении ими мнемических и других когнитивных заданий. В этом контексте представляет интерес, какое влияние на ход познавательной деятельности оказывают различия в способностях испытуемых, в стимулирующих возникновение образов свойствах экспериментального материала, а также формы предъявления инструкций и другие факторы (эти вопросы рассмотрены, соответственно, в главах 3, 4 и 5).

 

Образы и мозг

 

Вне зависимости от определения и способов изучения образов все когнитивные психологи согласны с тем, что способность людей создавать, переживать и изменять образы зависит от согласованной работы структур, механизмов и процессов головного мозга. Поэтому важно понять, как эти структуры, механизмы и процессы формируют наш субъективный опыт и доступное наблюдению поведение. Поскольку мы будем касаться данной темы на протяжении всей книги, не помешает дать краткое описание тех основных анатомических структур мозга, на которые я буду ссылаться.

На рисунке 1.1 схематично изображена левая сторона человеческого мозга. Мозг состоит из двух полушарий, связанных тремя основными комиссурами, самой важной из которых является мозолистое тело. Каждое полушарие состоит из внутренней субстанции – белого вещества, покрытого внешней оболочкой – серым веществом (кора головного мозга). В коре каждого полушария выделяют четыре доли: лобную, височную, теменную и затылочную. Локализация зон внутри каждой доли описывается в системе следующих направлений:

• вперед – назад;

• вверх – вниз.

У людей и других прямоходящих видов животных «вперед» означает то же, что «вентрально» (буквально «направленный в сторону живота»), а «назад» – «дорзально» («направленный к спине»).

В этой книге я рассмотрю три группы данных, которые прольют свет на механизмы, ответственные за возникновение образов. Первая группа данных получена при изучении поведения «нормальных» (то есть здоровых) людей.

 

Рис. 1.1. Внешний вид левой части мозга

 

Признанным достижением так называемой «экспериментальной нейропсихологии» является разработка идеи о представительстве языка в мозге человека на основе экспериментальных процедур, которые позволяют предъявлять стимулы только одному полушарию. Хорошо известно, что если пары стимулов предъявляются одновременно в левую и правую половины поля зрения (или в левое и правое ухо), то распознавание стимула, предъявленного в правое полуполе зрения (или в правое ухо), будет несколько выше, если стимул носит вербальный характер. И наоборот, распознавание стимула, предъявленного в левое полуполе зрения (или в левое ухо), будет более успешным, если стимульный материал труден для вербальной кодировки или обозначения. Принимая во внимание, что в данных экспериментальных условиях каждое зрительное полуполе и каждое ухо имеет привилегированный доступ к противоположному полушарию мозга, эти результаты могут служить подтверждением дифференцированного участия левого и правого полушария в обработке вербальной и невербальной информации.

Однако на практике эти экспериментальные методы, включающие латеральное предъявление стимулов, не позволяют получить достаточно убедительных данных относительно представительства психологических функций в разных полушариях мозга. Вторая группа данных включает записи мозговой активности во время выполнения испытуемыми специфических экспериментальных задач. Традиционный подход состоит в измерении электрических потенциалов мозга с помощью электродов, прикрепленных к поверхности черепа. Полученные таким образом записи называются электроэнцефалограммой (ЭЭГ). Иногда исследователей интересуют специфические изменения электрических потенциалов, вызванных предъявлением определенного стимула – их называют «связанными с событиями потенциалами» (ССП). С ЭЭГ тесно связан более новый метод – магнитоэнцефалография (МЭГ), которая измеряет магнитное поле, вызываемое электрической активностью мозга. Оба эти метода хорошо отражают временную динамику мозговой активности, но их пространственная разрешающая способность и чувствительность к разным когнитивным задачам оставляют желать лучшего.

Появление компьютерной томографии (КТ) и особенно метода ядерно‑магнитного резонанса (ЯМР) позволило получить изображения мозга с большим разрешением, но эти изображения – статические по своей природе. Исследования локального мозгового кровотока с использованием позитронно‑эмиссионной томографии (ПЭТ) позволяют получить представление о мозговой активности непосредственно в процессе выполнения когнитивных задач, но они обладают недостаточно высокой пространственной разрешающей способностью. Самым последним достижением в области отображения мозговой активности является объединение этих двух подходов с использованием их наиболее сильных сторон. Исследовательские лаборатории и клиники во всем мире осваивают ЯМР и ПЭТ для изучения активности специфических структур мозга и ее временной динамики. В принципе, эти методы применимы как для здоровых людей, так и для неврологических больных, но в исследовательские проекты в качестве испытуемых обычно приглашаются здоровые добровольцы.

Третий подход применяется в клинической нейропсихологии, то есть речь идет об исследовании психологических функций и процессов у пациентов, имеющих физические повреждения центральной нервной системы. Этих пациентов можно разделить на три основные группы. Первая представлена больными с повреждениями тканей мозга после физической травмы головы. Во время военных действий это могут быть открытые раны, полученные от пуль или осколков снарядов. В мирное время такие повреждения чаще имеют «закрытый» характер, без обнажения тканей мозга. У пациентов второй группы мозговые дисфункции также связаны с неврологическими повреждениями, главным образом гистопатологического происхождения, такими как опухоли головного мозга или различные поражения сосудистой системы мозга. У третьей группы повреждения мозга могут быть следствием хирургического вмешательства, призванного смягчить симптомы неврологического заболевания.

В отношении этой последней категории особый интерес для нас будет представлять изучение двух групп пациентов, которые перенесли хирургические операции для облегчения хронических, трудноизлечимых эпилептических состояний. К первой группе относятся пациенты, височная доля которых была подвергнута полному или частичному иссечению. Известно, что билатеральная височная лобэктомия (удаление обеих височных долей) приводит к тяжелой амнезии, поэтому большинство пациентов подвергается унилатеральной височной лобэктомии. Вторая группа – это пациенты, у которых полушария разделены путем рассечения мозолистого тела, а иногда также хиазмы (зрительного перекреста) и других комиссур. Эта хирургическая процедура описывается в клинической практике как комиссуротомия, но на бытовом языке ее чаще называют «расщеплением мозга».

 

Выводы

 

1. Исследователи по‑разному определяют понятие мысленного образа: как феноменальный опыт, как внутреннюю репрезентацию, как свойство стимула, как когнитивную стратегию.

2. Образы можно исследовать как зависимую или независимую переменную. Эти подходы дополняют друг друга, но они связаны с разными типами исследовательской методологии.

3. Образные явления связаны с интегративной работой различных структур мозга. Их можно изучать с помощью методов экспериментальной нейропсихологии, с использованием методов регистрации физиологических показателей и «картографирования» мозга, а также исследуя последствия поражений мозга.

4. Высказывается предположение, что образы базируются на едином механизме, локализованном в правом полушарии мозга. Однако идея о правополушарной локализации образов нуждается в тщательной проверке. Представление о том, что образы генерируются единым механизмом, также является открытым для обсуждения.

 

 

Вопросы на визуализацию и другие образные способности (Galton, 1883, p. 378–380)

Цель этих вопросов – выявить степень способности разных людей воспринимать образы своим мысленным взором и воссоздавать прошлые ощущения. Из проведенных мной исследований можно заключить, что существуют значительные различия в степени выраженности этих способностей, и вероятно, статистический анализ полученных данных прольет свет на целый ряд психологических проблем.

Прежде чем задать себе любой из приведенных ниже вопросов, подумайте о каком‑то конкретном предмете – предположим, это ваш накрытый к завтраку стол, за которым вы сидели сегодня утром – и внимательно рассмотрите картину, представшую перед вашим мысленным взором.

1. Яркость. Какой ваш образ: смутный или достаточно ясный? Сравним ли он по яркости с реальной сценой?

2. Отчетливость. Все ли объекты четко различимы в течение всего времени наблюдения, или бывают моменты, когда область наиболее резкого видения сужена по сравнению с реальной сценой?

3. Расцветка. Ясны и натуральны ли цвета фарфора, тоста, корки хлеба, горчицы, мяса, петрушки или каких‑либо других предметов на вашем столе?

4. Ширина поля зрения. Представьте какой‑либо панорамный вид (подойдут стены вашей комнаты). Можете ли вы заставить себя мысленно увеличить его размеры до ширины, превышающей ширину одномоментного взгляда? Удастся ли вам представить сразу более чем три грани игральной кости или более чем одно полушарие глобуса?

5. Удаленность образов. Где расположены ваши мысленные образы? В голове, внутри глаза, прямо перед глазами или на расстоянии, соответствующем реальной удаленности предметов? Можете ли вы спроецировать ваш образ на лист бумаги?

6. Управляемость образами. Удается ли вам стабильно удерживать мысленную картину перед глазами? Она при этом тускнеет или становится ярче? Когда ее удержание становится утомительным, в какой части головы или глаза чувствуется усталость?

7. Люди. Можете ли вы четко вспомнить, как выглядят близкие родственники и другие знакомые вам люди? Сумеете ли вы волевым усилием изменить их образы, заставить их сесть, встать или медленно повернуться? Можете ли вы усадить воображаемого человека на стул и увидеть его достаточно четко, чтобы неторопливо сделать с него набросок портрета (предположим, что вы умеете рисовать)?

8. Интерьер. Сохраняете ли вы воспоминания об обстановке комнаты с большой точностью и детальностью, получаете ли вы удовольствие от этих воспоминаний? Сможете ли вы без труда сформировать мысленную картину на основе художественного описания интерьера?

9. Сравнение с реальностью. В чем вы видите различия между яркой мысленной картиной, которую вы вызвали в полной темноте, и реальной ситуацией? Вы когда‑нибудь путали мысленный образ с реальностью, будучи здоровыми и находясь в бодрствующем состоянии?

10. Числа и даты. Связаны ли они неизменно в вашем сознании с какими‑либо определенными образами, письменными или печатными цифрами, диаграммами или цветами? Если да, то подробно опишите их и скажите, можете ли вы объяснить возникшие ассоциации?

11. Склонности. Если вы обладаете ярко выраженными способностями к математике (стереометрии или математическому анализу), счету в уме или игре в шахматы «вслепую», пожалуйста, попробуйте объяснить, в какой степени ваши мыслительные процессы зависят или не зависят от использования зрительных образов.

12. Представьте себе объекты, указанные в шести следующих абзацах, пронумерованных от «а» до «е», внимательно оцените соответствующий им мысленный образ по следующей шкале: «очень слабый», «слабый», «хороший» или «яркий» и сравните с его реальным ощущением.

а) Цвет и свет. Равномерно облачное небо (опуская весь пейзаж), сначала яркое, затем мрачное. Густая дымка вокруг, сначала белая, затем последовательно синяя, желтая, зеленая и красная.

б) Звуки. Стук дождя о стекло, взмах кнута, церковный колокол, жужжание пчел, гудок поезда, стук ложек и блюдец, хлопанье двери.

в) Запахи. Смола, розы, погасшая масляная лампа, сено, фиалки, меховое пальто, газ, табак.

г) Вкусы. Соль, сахар, лимонный сок, изюм, шоколад, смородиновое желе.

д) Осязание. Вельвет, шелк, мыло, резина, тесто, высохший древесный лист, укол булавки.

е) Другие ощущения. Тепло, голод, холод, жажда, усталость, озноб, дремота, недомогание.

13. Музыка. Способны ли вы мысленно вспоминать или представлять музыку?

14. Возрастные особенности. Можете ли вспомнить, обладали ли вы в детстве способностью к визуализации, и насколько она была у вас выражена? Менялась ли она с возрастом?

Общие замечания. Приветствуется предоставление любой дополнительной информации, которую можно записать на этом же или отдельном листе бумаги.

 

Гальтон сделал вывод, что внутри общей популяции имеются значительные различия в переживании мысленных образов.

Затем Гальтон занялся сбором данных на большей выборке, состоящей из 100 знакомых ему мужчин, большинство из которых «добились выдающихся успехов в науке или других видах интеллектуального труда» (р. 304). Он установил, что их ответы на два первых вопроса (касающиеся интенсивности и отчетливости) можно упорядочить по степени яркости образов. В рамке на стр. 19 показан диапазон ответов внутри этого рангового порядка. Гальтон показал, что сходное распределение ответов имеет место и в выборке из 172 мальчиков, обучавшихся на естественнонаучных факультетах лондонской школы Чартерхаус. Опираясь на свои исследования, он также пришел к выводу, что «женщины обладают более высокой способностью к визуализации, чем мужчины» (Galton, 1883, р. 99), хотя опубликованные им результаты основаны исключительно на тех ответах, которые давали на его вопросник мальчики и мужчины.

 

Яркость образов на примере упорядоченных по этому критерию ответов 100 мужчин (Galton, 1883)

1. «Яркий, четкий, неугасающий».

6. «Образ, как только появляется, идеально ясный и яркий».

12. «Я могу увидеть своим мысленным взглядом свой завтрак на столе или любую другую знакомую вещь во всех деталях, как будто они на самом деле находятся передо мной».

25. «Довольно ясно; представляемая сцена неплохо освещена. Достаточно четко. Части не выступают, но чтобы представить все полностью, нужно последовательно направлять внимание на разные точки».

50. «Довольно ясно. Яркость примерно на половину или две трети реальной. Четкость сильно варьирует, при этом один или два предмета намного четче других, но остальные также проясняются, если на них обратить пристальное внимание».

75. «Тускло, совсем не похоже на реальную сцену. Мне приходится думать о каждом предмете в отдельности, чтобы все они предстали перед моим мысленным взором, и когда я думаю об одних вещах, то другие пропадают».

88. «Тускло и не сравнимо по яркости с реальной сценой. Нечетко, с пятнами света; явная незавершенность; одномоментно видна лишь небольшая часть одного предмета».

94. «Мне редко удается вспомнить какой‑либо предмет хоть с минимальной четкостью. Образ или объект может всплыть совершенно случайно, но даже в этом случае он больше похож на что‑то обобщенное, чем на что‑то конкретное. Я чувствую, что почти не способен управлять своей визуализацией».

100. «Мои возможности на нуле. Я не могу припомнить, чтобы мои воспоминания сопровождались объективными зрительными впечатлениями. Я припоминаю стол, но не вижу его».

 

Роль образов в познании

 

В то время как Гальтон проверял возможности своего опросника по оценке образной способности, Вундт был занят созданием первого научно‑исследовательского института экспериментальной психологии в Лейпциге. В своей работе Вундт использовал относительно простые психологические эксперименты, но он предложил также дополнительную процедуру, состоящую в опросе испытуемых об их переживаниях во время выполнения основных заданий. Как подчеркивает Фанчер (Fancher, 1994), Вундт имел определенные сомнения относительно ценности «интроспективного» метода и рассматривал его прежде всего как способ формулирования гипотез, которые потом можно проверить более объективными методами. Однако Вундт был глубоко убежден, что сложные психические процессы, такие, как мышление и память, в принципе не могут быть адекватно изучены только с помощью интроспекции или только экспериментально.

Тем не менее, развивавшие этот подход коллеги и последователи Вундта вышли далеко за пределы анализа простых ментальных эпизодов. Так, Титченер утверждал, что все формы ментального опыта любой степени сложности могут быть проанализированы в терминах нескольких базовых элементов, которые надо выявлять путем опроса испытуемых об их внутренних процессах, сопровождающих выполнение когнитивных заданий. Предполагалось (см. Holt, 1964), что, скорее всего, именно мысленные образы являются теми элементами, на которые можно интроспективно разложить мыслительные процессы. Но в специальном исследовании, проведенном Кюльпе, эти предположения не нашли какого‑либо фактического подтверждения. Выполняя даже относительно простые когнитивные операции, такие, как образование словесных ассоциаций или сравнение веса двух объектов, испытуемые, участвовавшие в экспериментах Кюльпе, чаще всего сообщали либо о полном отсутствии каких‑либо сознательных переживаний, либо о переживании не поддающейся описанию, или «безобразной» мысли.

Споры о «безобразной мысли» дали толчок новому научному движению, которое отказалось от использования метода интроспекции в пользу систематического изучения и измерения поведения. В США одно из крайних направлений этого движения воплотилось в бихевиоризм, или науку о поведении. Бихевиористы утверждали, что субъективные феномены по своей природе не могут быть объектом научного исследования, следовательно, единственной целью психологии должно стать изучение поведения (например, Watson, 1914). Эта точка зрения занимала доминирующие позиции в экспериментальной психологии человека (по крайней мере, в англоговорящих странах) с 1920‑х по 1950‑е годы. И хотя психологи, участвовавшие в феноменологических и клинических исследованиях, продолжали изучать мысленные образы, этот период мало что добавил к пониманию роли мысленных образов в человеческом познании.

Однако со становлением в 1960‑х годах современной когнитивной психологии стало возможным вернуть мысленным образам статус полноправного объекта научного исследования. Нет оснований приписывать образам роль главной составляющей всех форм человеческого познания – в этом суть полемики о «безобразной мысли». Но при этом многие исследователи допускают, что в процесс познания включены как образные репрезентации, так и репрезентации, не имеющие образного эквивалента. Поэтому было интересно выявить и условия, при которых используются эти различные репрезентации, и природу взаимосвязей между ними. При решении этих вопросов большинство исследователей, подчиняясь, в частности, авторитету бихевиоризма, использовали неинтроспективные методы, и их работам будет посвящена следующая глава. Однако было проведено и несколько исследований, целью которых было изучение феноменальных свойств мысленных образов в процессе репрезентации информации.

На современном этапе развития психологии эту идею впервые поднял в своих работах Шепард (Shepard, 1966). Он привел следующий пример: для подсчета количества окон в его доме ему надо мысленно представить дом с разных сторон или вообразить каждую комнату изнутри, а потом подсчитать окна, отображенные в этих мысленных образах. Многие люди в общем подтверждают, что действуют примерно тем же способом при ответе на данный вопрос. Более того, можно ожидать, что существует прямая, линейная взаимосвязь между временем, необходимым для ответа на этот вопрос, и количеством подсчитанных окон (Meudell, 1971). Берлин (Berlyne, 1965, p. 142) также приводил аргументы в пользу того, что образы крайне полезны при воспроизведении ряда последовательно расположенных географических зон (например, североамериканских штатов, которые нужно пересечь при перелете из Сан‑Франциско в Нью‑Йорк). В этой ситуации количество названных объектов также имеет прямую линейную связь со временем, затраченным на их воспроизведение, словно люди считывают эти объекты с реальной карты (Indow and Togano, 1970).

Финке охарактеризовал это свойство мысленных образов как «принцип имплицитного кодирования»:

 

Мысленные образы являются эффективным инструментом для извлечения из памяти информации о физических свойствах объектов или о физических взаимосвязях между объектами, которые никогда ранее не кодировались в явном виде (Finke, 1989, р. 7).

 

В основе этого лежит особое свойство образов, которое Финке обозначил как «принцип структурной эквивалентности»:

 

Структура мысленных образов соответствует реально воспринимаемым объектам в том смысле, что она логически последовательна, хорошо организована и может быть реорганизована и по‑новому интерпретирована (р. 120).

 

Финке ссылается на экспериментальное исследование, которое показывает, что люди могут распознавать свойства представленных объектов, приняв одну из двух позиций наблюдения – либо точку зрения наблюдателя, рассматривающего объект с определенной выигрышной позиции, либо приняв за систему отсчета внутреннюю трехмерную структуру самого объекта..

Тем не менее, этот процесс реинтерпретации имеет некоторые ограничения, особенно когда люди пытаются обнаружить структурно «скрытые» части внутри сложных штриховых рисунков или добиться перцептивного «обращения» двусмысленных фигур. На рисунке 2.1 показаны четыре классические двусмысленные фигуры: «утка/кролик», «повар/собака», лестница Шредера и куб Некера. Взглянув на каждую из этих фигур, вы поочередно увидите на первой утку или кролика, на второй – повара (лицом налево вниз) или собаку (мордой направо вниз), тогда как третья и четвертая фигуры будут менять видимую глубину.

 

Рис. 2.1. Примеры перцептивно обратимых фигур, использованных в экспериментах Чемберса и Рейсберга по реинтерпретации мысленных образов: А – «утка/кролик»; В – «собака/повар», С – лестница Шредера, D – куб Некера (Chambers and Reisberg, 1985)

 

Однако Чемберз и Рейсберг (Chambers and Reisberg, 1985) установили, что если попросить испытуемых сформировать мысленный образ одной из этих фигур, а затем попытаться его реконструировать, то они не в состоянии сделать это; другими словами, они могли «видеть» фигуру только в одном из двух возможных перцептивных ракурсов. Но когда их просили нарисовать фигуру по памяти, все испытуемые смогли в процессе рассматривания своих рисунков «увидеть» оба варианта фигуры. Как отметили Чемберз и Рейсберг, испытуемые были способны создать неоднозначный рисунок из однозначного образа. Дальнейшие исследования показали, что смена интерпретации мысленных образов не является совершенно невозможной задачей, но требует специфической тренировки, инструкций и подсказок (Brandimonte and Gerbino, 1993; Hyman, 1993; Kaufmann and Helstrup, 1993; Peterson, Kihlstrom, Rose, and Glisky, 1992). Это сложный вопрос, имеющий большое значение для использования образов в креативном мышлении, и он детально обсуждается в работе Корнолди с соавт. (Cornoldi, Logie, Brandimonte, Kaufmann and Reisberg, 1996).

Еще Гальтон (Galton, 1883) полагал, что во многих ситуациях бывает полезно и даже необходимо уметь «считывать» с мысленного образа визуальную или пространственную информацию. Однако результаты проведенных исследований позволяют сформулировать и более конкретный вывод о том, что образ представляет собой относительно верную модель

лежащей в его основе перцептивной информации. Для проверки этой идеи Косслин (Kosslyn, 1973) предлагал испытуемым запомнить рисунки объектов (например, рисунок лодки с мотором на корме, иллюминатором посередине и якорем на носу). Затем их просили представить рисунок, сфокусировать свое внимание на определенной детали объекта (например, на корме с мотором) и сказать, имелись ли на рисунке какие‑либо специфические детали (якорь и т. п.). Испытуемые затрачивали тем больше времени на сканирование мысленного изображения, чем дальше находился искомый объект от точки фиксации.

Эти данные подтвердились и в ряде последующих исследований. Например, Пинкер и Косслин (Pinker and Kosslyn, 1978) показали, что время, затрачиваемое на мысленное перемещение взора между двумя объектами на предварительно зафиксированной в памяти сцене, увеличивается прямо пропорционально расстоянию между объектами в трехмерном пространстве. Это означает, что мысленные образы воспроизводят метрическую структуру евклидова пространства. Дэнис и Кокьюд (Denis and Cocude, 1989) получили аналогичную взаимосвязь между расстоянием и временем сканирования даже в том случае, когда мысленные образы создавались на основе вербального описания. В одном случае испытуемых просили запомнить карту вымышленного круглого острова с расположенными на его побережье шестью заметными объектами‑ориентирами; во втором случае испытуемые слушали текст, в котором описывалось расположение этих ориентиров по отношению к центру острова:

 

Остров имеет форму окружности. По краям острова расположены шесть разных объектов. В направлении на 11 часов находится гавань. На 1 час – маяк. На 2 часа – бухта. Строго посреди направлений на 2 и на 3 часа стоит хижина. На 4 часа – пляж.

 

На 7 – пещера. (Denis and Cocude, 1989, р. 296).

Испытуемых обеих групп просили визуализировать карту и проследить расстояние между парами ориентиров в своем мысленном образе. В обоих случаях время сканирования изменялось прямо пропорционально расстоянию. Однако при создании образа на основе текста отношение между расстоянием и временем сканирования изменялось в зависимости от того, сколько раз испытуемому давали прослушать текст для запоминания расположения ориентиров. В другом эксперименте Дэнис и Кокьюд (Denis and Cocude, 1992) показали, что функциональная взаимосвязь зависит также от структурной согласованности текста. В обоих этих исследованиях прослеживалась тенденция, что на взаимосвязь времени сканирования и расстояния влияет неопределенность, связанная с расположением ориентиров, и что запоминание словесного описания способствует снижению такого рода неопределенности.

Существует вероятность, что подобные результаты подвержены влиянию «эффекта экспериментатора», о чем уже говорилось выше. Некоторые исследователи приводили данные, что время ответа в экспериментах с мысленным сканированием действительно изменяется в зависимости от ожиданий экспериментатора (например, Intons‑Peterson, 1983). Тем не менее, сам феномен увеличения времени сканирования при увеличении расстояния проявляется вне зависимости от такого рода эффектов. Следовательно, он отражает свойства, внутренне присущие самой мысленной репрезентации и тем процессам, посредством которых осуществляются манипуляции с ней (Kosslyn, 1994, p. 10–11).

Финке описал это свойство мысленного образа через «принцип пространственной эквивалентности»:

 

Пространственная организация элементов мысленного образа соответствует расположению объектов и их фрагментов на реальной физической поверхности или в реальном физическом пространстве. (Finke, 1989, р. 61)

 

Утрата мысленных образов

 

Поскольку о наличии мысленных образов обычно судят по тому, что сами люди об этом рассказывают, для нейропсихологии были бы особо интересны те случаи, когда пациенты, пережившие поражение или заболевание мозга, сообщали бы об утрате у них способности к формированию мысленных образов. Эрлихман и Барретт отмечают, что в клинической литературе описано лишь незначительное число случаев, в которых основной жалобой пациентов была бы утрата образов. Эти исследователи подводят следующий итог:

 

Во‑первых, утрата образов встречается, вероятно, очень редко. Во‑вторых, среди сообщений об утрате образов нет случаев поражения правого полушария, и с такими жалобами чаще связаны поражения задних отделов левого полушария. (Erlichman and Barrett, 1983, р. 61)

 

Бассо, Бисач и Луччатти (Basso, Bisiach and Luzzatti, 1980) отмечают, что субъективные жалобы на утрату образов чаще всего ограничиваются жалобами по поводу зрительного восприятия, хотя могут относиться и к целенаправленному желанию сформировать представление, и к воображению, и к гипногогическим переживаниям (то есть образам, переживаемым во время сна).

В первой главе уже упоминалось об анализе компонентов зрительных образов. Косслин (Kosslyn, 1980) говорит о наличии долговременной зрительной памяти, хранящей информацию о внешнем виде физических объектов, и кратковременного «зрительного буфера», являющегося центром формирования образов. Сложный процесс создания образа в «зрительном буфере» происходит на основе информации, хранящейся в долговременной зрительной памяти (подробнее эта модель будет описана в главе 3). Фара (Farah, 1984) представила обзор клинической литературы по утрате мысленных образов с позиции модели Косслина и выделила 27 пациентов, имеющих документальные подтверждения нарушений образной сферы.

Была выявлена следующая структура утраченных и сохранных способностей этих пациентов. В восьми случаях имело место селективное нарушение процесса формирования образов. У шести из этих пациентов локализация поражения мозга ограничивалась исключительно или преимущественно задней частью коркового полушария, обеспечивающего речевую функцию (обычно это левое полушарие). Фара сделала вывод, что «область, отвечающая за формирование образов, вероятно, находится вблизи задних языковых центров левого полушария» (Farah, 1984, р. 268). Еще четыре случая подобных нарушений описали Фара, Левин и Кальванио (Farah, Levine and Calvanio, 1988), но Серджент (Sergent, 1990) скептически отнесся к большинству описанных Фарой и ее коллегами данных о локализации области, отвечающей за формирование образов.

У 13 других пациентов структура утраченных и сохранных способностей свидетельствовала о нарушении образных репрезентаций, хранящихся в долговременной зрительной памяти, а также, вероятно, и самого процесса формирования образов. Эти нарушения были связаны с поражением одной или обеих затылочных долей. Симптомы еще одного пациента были описаны недостаточно подробно для того, чтобы отнести его к какой‑либо категории. Все пять оставшихся пациентов имели поражение обоих полушарий мозга. У этих пациентов были серьезно нарушены процессы описания и копирования физических объектов, независимо от того, предъявляли ли им эти объекты непосредственно или их нужно было визуализировать по памяти. Фара объясняет такого рода нарушение расстройством процесса рассматривания образа.

Особый интерес в этом контексте представляют пациенты с «расщепленным» мозгом (см. главу 1). Как отмечают Эрлихман и Барретт (Ehrlichman and Barrett, 1983), представляется прямая возможность выявить, способны ли пациенты с «расщепленным» мозгом формировать, использовать и описывать образы только на основе механизмов левого полушария. В следующих главах будут представлены данные о поведении таких пациентов, но, к сожалению, имеется очень мало систематических работ, направленных на выявление содержания их субъективных переживаний. Можно с уверенностью сказать, что жалобы на утрату мысленных образов практически не встречаются в подробных описаниях симптоматики и познавательной деятельности этих пациентов (см., например, Gazzaniga and LeDoux, 1978). На основе этих скудных данных Эрлихман и Барретт сделали вывод, что хирургически изолированное левое полушарие мозга «позволяет формировать и переживать зрительные образы во сне» (Ehrlichman and Barrett, 1983, р. 65).

 

Выводы

 

1. Образы, рассматриваемые как субъективные переживания, могут быть изучены посредством вербальных самоотчетов. Разработан целый ряд опросников, направленных на оценку переживаемых образов. Наиболее распространенным, по‑видимому, является ОЯЗО.

2. Оценки, полученные с помощью различных инструментов такого рода, достаточно хорошо коррелируют между собой и характеризуются удовлетворительным уровнем надежности и внутренней согласованности.

3. Эти оценки умеренно коррелируют с объективными результатами выполнения когнитивных и перцептивных заданий и слабо – с результатами выполнения заданий на обучение и запоминание. Однако мысленные образы обладают некоторыми функциональными свойствами, которые делают их полезными при выполнении широкого спектра когнитивных заданий.

4. Сообщения об утрате образов после поражения мозга, по‑видимому, никак не связаны с повреждением правого полушария или хирургическим разделением двух полушарий.

5. Такие сообщения связаны, вероятно, с поражением задней части левого полушария. Это частично подтверждается исследованиями с использованием различных методов регистрации физиологических показателей, хотя работы с картографированием мозга говорят об участии структур обоих полушарий, в частности, верхних и латеральных затылочных областей, исключая первичную зрительную кору.

 

 

Мысленные сравнения

 

Несколько иная экспериментальная парадигма была разработана для оценки вклада образов и других ментальных репрезентаций в процесс сравнения пар объектов, представленных в символической форме (например, как их названия или как изображения).

Время реакции человека, сравнивающего два реальных объекта по какому‑либо физическому признаку, например, размеру или площади, подчиняется надежной психофизической закономерности, а именно: чем больше абсолютная разница между объектами по соответствующему признаку, тем быстрее дается ответ. Мойер (Moyer, 1973) попытался ответить на вопрос, сохраняется ли эта закономерность, когда испытуемые сравнивают зрительные образы, отображающие реальные физические объекты. В частности, он предъявлял своим испытуемым названия двух животных, например, лягушка‑волк, и просил определить, какое из названий принадлежит более крупному животному. Он обнаружил, что время реакции уменьшается с увеличением разницы между реальными размерами животных. На основе этих результатов Мойер предположил, что человек сначала переводит названия животных в аналоговые репрезентации, содержащие информацию об их реальном физическом размере, а уже затем сравнивает названных животных посредством «внутренней» психофизической оценочной процедуры.

На основании сходства результатов, полученных для перцептивных сравнений и символических, мысленных сравнений, можно предположить, что и когнитивная репрезентация, обеспечивающая мысленные сравнения, структурно эквивалентна перцептивному образу (как и в описанных выше экспериментах с мысленным вращением). Пэйвио (Paivio, 1975b) выдвинул более конкретное предположение, что мысленные сравнения выполняются на основе мысленных образов эталонов двух сравниваемых понятий. В предварительных исследованиях Пэйвио использовал специальные опросники для получения отчета испытуемых о стратегиях, применяемых ими при сравнении физических размеров названных объектов, и полученные результаты «указывали на повсеместное использование зрительных образов» (Paivio, 1975b, р. 637). Тем не менее, сам Пэйвио рассматривал это лишь как «второстепенное доказательство», что такой процесс был функционально активизирован (р. 646).

Полученная Мойером (Moyer, 1973) устойчивая эмпирическая зависимость между временем ответа и величиной различий между двумя названными объектами была названа эффектом символической дистанции. Пэйвио (Paivio, 1978а) разработал интересный вариант задания на мысленное сравнение. Он предлагал испытуемым сравнить показания часов по величине угла между часовой и минутной стрелками. В каком случае, например, часовая и минутная стрелка образуют меньший угол: когда время 3:55 или 10:40? (См. рис. 3.3.) Очень часто испытуемые сообщали, что для выполнения этого задания они использовали образы (сравнивая углы между стрелками на визуализированных циферблатах), и снова был получен надежный эффект символической дистанции, то есть время реакции увеличивалось при уменьшении угловых различий между стрелками.

Мысленное сравнение по более абстрактным, семантическим признакам занимает больше времени, чем сравнение по физическим признакам. Но что еще более удивительно, мысленные сравнения по абстрактным признакам надежно воспроизводят эффект символической дистанции. В ранних исследованиях мысленных сравнений этот эффект был показан на задаче оценки численного интервала при предъявлении пар цифр. Эффект символической дистанции был показан при оценке алфавитного порядка пар букв, при сравнении интервалов времени (длительного с коротким), качества (лучшего с худшим), температуры (высокой с низкой), интеллекта животных и стоимости автомобилей (см. J.T.E. Richardson, 1980b, р. 48). Наконец, Фридман (Friedman, 1978) получила эффект символической дистанции, предложив испытуемым сравнивать пары низкообразных слов по критерию связанных с ними эмоциональных переживаний (плохие или хорошие).

 

Рис. 3.3. Примеры стимулов, использованных Пэйвио (Paivio, 1978а): сравнение двух цифровых значений времени, «смешанное» сравнение, при котором одно цифровое значение сравнивается с другим, дополненным аналоговым циферблатом со стрелками, и «аналоговое» сравнение, когда оба цифровых значения дополняются аналоговыми часами

 

Тем не менее, теоретическая значимость эффекта символической дистанции стала вызывать серьезные сомнения, когда он был получен на материале несемантических параметров слов, например, при оценке относительной частоты встречаемости слов в обыденной речи или при оценке относительной легкости или трудности произнесения слов. Эффект символической дистанции был получен также тогда, когда испытуемые выполняли мысленное сравнение элементов списка, заученных ими в совершенно произвольном порядке. Поскольку этот эффект проявляется при мысленных сравнениях по любой упорядоченной размерности, то он не несет какой‑то дополнительной информации об особенностях стратегии или процесса, используемого испытуемыми при выполнении сравнении какого‑то определенного вида (J.T.E. Richardson, 1980b, р. 48).

Дополнительные данные о природе репрезентаций, используемых при мысленном сравнении, были получены при сопоставлении результатов экспериментов, использовавших в качестве стимульного материала слова и картинки. Основное допущение теории Пэйвио (Paivio, 1975b), которую мы более детально обсудим в главе 4, состоит в том, что образы гораздо легче возникают в ответ на изображения объектов, чем на их словесные названия. Если, как утверждал Пэйвио, мысленные сравнения основаны на использовании образов, то эти мысленные сравнения должны протекать быстрее при предъявлении картинок, чем названий объектов. Для проверки этой идеи

Пэйвио провел экспериментальное исследование (Paivio, 1975b). Он предлагал испытуемым сравнить конкретные объекты по их физическому размеру. Эффект «символической дистанции» был получен при предъявлении как слов, так и картинок, и, как и было предсказано, для картинок время реакции было значительно меньше, чем для слов. Сходные результаты были получены в другой работе Пэйвио (Paivio, 1978а), когда испытуемым предлагали сравнить время на часах. Однако в этом задании наглядный материал непосредственно отображал релевантную информацию (угол между стрелками), и поэтому сравнение картинок было сведено к визуальному сравнению пары часов со стрелками (см. рис. 3.3).

Пэйвио (Paivio, 1975b) оценивал также выполнение заданий на сравнение, когда размеры двух объектов на картинках не соответствовали их реальным размерам. В этом случае испытуемые говорили «это больше» об изображении, которое физически было меньше. Время реакции в этих условиях увеличивалось по сравнению с предъявлением конгруэнтных изображений. Более того, пары изображений объектов, не конгруэнтные со своими относительными размерами, были конгруэнтны в отношении своей кажущейся относительной удаленности. Пэйвио обнаружил, что время реакции было меньше, когда испытуемым предлагали оценить видимую удаленность этих пар. Хотя результаты этих экспериментов показывают, что мысленные сравнения можно ускорить или замедлить за счет конгруэнтности или неконгруэнтности перцептивной информации, их нельзя считать доказательством того, что такие сравнения совершаются на основе репрезентаций, содержащих эту информацию исключительно в «аналоговой», или образной форме.

Доминирование изобразительной формы предъявления материала над вербальной хорошо согласуется с идеей, что образы, задействованные при мысленных сравнениях конкретных объектов, опираются на их физические характеристики. Однако в других исследованиях было показано, что предъявление изображений продуктивнее предъявления слов и в том случае, когда испытуемые решали задачу сравнения животных по их интеллекту. Сам Пэйвио (Paivio, 1978с) получил сходные результаты при сравнении объектов по степени приятности или их денежной стоимости. Он утверждал, что такие характеристики, как интеллект, приятность и стоимость необходимо рассматривать как свойства самих объектов, а не обозначающих их слов, и что для сравнения по этим параметрам надо создавать образы соответствующих объектов.

Последнее предположение было подкреплено результатами эксперимента, в котором сравнивали успешность выполнения заданий по оценке несемантических параметров слов при наглядном и вербальном предъявлении стимульного материала. Например, Пэйвио (Paivio, 1975b) показал, что мысленные сравнения произносимости названий объектов осуществляются медленнее при предъявлении изображений объектов, чем при зрительном предъявлении соответствующих слов. Сходные результаты были получены и в других исследованиях, где испытуемые сравнивали относительную частоту встречаемости названий объектов в обыденной речи. Пэйвио заключил, что мысленные сравнения такого рода совершаются без помощи образов.

Третья группа данных, имеющих отношение к природе репрезентаций, используемых при мысленных сравнениях, была получена при изучении индивидуальных различий в образной сфере. В основе этого подхода лежат тесты на пространственную способность. Было показано, что испытуемые с хорошей пространственной способностью выполняют мысленные сравнения физических объектов по их размеру или форме быстрее, чем испытуемые с плохой пространственной способностью. Установлено также, что вербальные способности никак не связаны с результатами выполнения этих заданий (J.T.E. Richardson, 1980b, р. 51). В своем исследовании по сравнению воображаемых часов Пэйвио (Paivio, 1978а) получил аналогичные данные. В частности, при сравнении углов между стрелками воображаемых часов, отображающих время, предъявленное в цифровом формате, испытуемые с хорошей пространственной способностью давали ответы быстрее, чем испытуемые с плохой пространственной способностью, тогда как вербальные способности никак не коррелировали с полученными результатами.

Пэйвио (Paivio, 1978с) получил данные по индивидуальным различиям в выполнении мысленных сравнений, которые делались на основе абстрактных характеристик объектов. При сравнении как по параметру приятности, так и по денежной стоимости, время ответа испытуемых с хорошей пространственной способностью значимо превышало время ответа испытуемых с плохой пространственной способностью. Но ни в одной из этих задач не было выявлено различий, связанных с вербальными способностями. Эти результаты подтверждают гипотезу Пэйвио о том, что такие характеристики как интеллект, приятность и стоимость являются свойствами объектов, а не слов, и, следовательно, мысленные сравнения даже по таким абстрактным признакам совершаются с использованием образов названных объектов. Наконец, Пэйвио ссылается на неопубликованное исследование, в котором не было обнаружено никакого влияния пространственной способности на мысленные сравнения слов по их относительной известности. Это свидетельствует в пользу обратного утверждения: мысленные сравнения по несемантическим признакам слов совершаются без помощи мысленных образов.

Чтобы убедиться в том, что эти выводы имеют отношение к внутреннему, субъективному опыту, был проведен эксперимент, в котором испытуемым предлагали выполнить задание на мысленное сравнение, а затем заполнить опросник, направленный на выявление использованных стратегий (J.T.E. Richardson, 1973с). Объектами для сравнения были названия животных, как и в оригинальном исследовании Мойера (Moyer, 1973). Испытуемые сообщили, что использовали образы в 73 % случаев при оценке физических параметров, таких как размер или худоба, в 79 % случаев при оценке таких абстрактных признаков, как интеллект или свирепость, и только в 13 % случаев при оценке несемантических параметров, таких как частота употребления и произносимость. Эти результаты полностью соответствуют гипотезе Пэйвио относительно мысленных сравнений, согласно которой и по физическим, и по абстрактным признакам объекты оцениваются путем сравнения их образов.

 

Зрительно‑пространственная рабочая память

 

В основе другого направления экспериментальных исследований лежит предположение о том, что репрезентация объектов в форме мысленных образов обеспечивается теми же когнитивными механизмами, которые участвуют и в восприятии этих объектов. Финке сформулировал это предположение как «принцип перцептивной эквивалентности»:

 

Функциональная эквивалентность образных и перцептивных явлений состоит в том, что при переживании образов объектов или событий и при восприятии тех же объектов и событий активируются сходные зрительные механизмы. (Finke, 1989, р. 41)

 

Одно из следствий из этого принципа состоит в том, что активный мысленный образ может мешать выполнению перцептивных заданий, особенно при обнаружении слабых стимулов. Сегал с сотрудниками провела углубленные исследования этого вопроса и сделала ряд вполне определенных выводов (см. Segal, 1971). Во‑первых, в экспериментах на обнаружение сигнала сенсорная чувствительность уменьшается, если испытуемые должны удерживать мысленные образы. Во‑вторых, если сигнал и образ принадлежат к одной модальности, подобное уменьшение сенсорной чувствительности почти удваивается, по сравнению с разноименными модальностями. Например, слуховые образы в большей степени препятствуют обнаружению звуковых сигналов, а зрительные образы – обнаружению зрительных сигналов. Таким образом, помимо общего влияния образов на перцептивную чувствительность существует еще и модально специфический эффект. Этот вывод согласуется с предположением о функциональном перекрытии сферы образов и сферы восприятия, хотя Бауэр (Bower, 1972) высказал предположение, что эти эффекты могут происходить и на уровне периферических влияний: например, зрительные образы могут снижать зрительную чувствительность за счет расширения зрачка или расфокусировки глаза.

Обратное следствие из принципа перцептивной эквивалентности состоит в том, что некоторые виды перцептивных заданий могут избирательно мешать созданию и использованию мысленных образов, так как они претендуют на одни и те же когнитивные ресурсы. Эту идею впервые высказал Брукс (Brooks, 1967), изучавший степень конкуренции, или функционального перекрытия между чтением, слушанием и переживанием образов. В своих экспериментах Брукс предлагал испытуемым прослушать сообщения, описывающие пространственные взаимоотношения между цифрами, помещенными в воображаемую матрицу. Например, «В начальную клетку поставьте 1. В следующую клетку справа поставьте 2. В следующую клетку сверху поставьте 3» и т. д. Некоторые сообщения были, кроме того, продублированы визуально в форме печатного текста. Для сравнения предъявляли контрольные сообщения такой же синтаксической структуры и длины, в которых слова справа, слева, сверху и снизу заменяли словами быстрый, медленный, хороший и плохой. В каждом случае сразу после передачи сообщения испытуемым предлагали воспроизвести его слово в слово. Контрольные сообщения лучше воспроизводились после одновременного прослушивания и чтения, чем после одного прослушивания. Однако для пространственных сообщений была получена обратная зависимость эффективности воспроизведения, что свидетельствует об избирательной интерференции процесса чтения и ментальной репрезентации пространственной информации в форме образов.

Баддели, Грант, Уайт и Томпсон (Baddeley, Grant, Wight and Thomson, 1975) предлагали испытуемым отслеживать указкой движущуюся цель во время прослушивания предложений, пытаясь тем самым создать помехи для выполнения задания Брукса. Они обнаружили, что это дополнительное задание затрудняло последующее воспроизведение пространственных, но не контрольных сообщений. Баддели и Либерман (Baddeley and Lieberman, 1980) предприняли попытку разделить зрительный и пространственный компоненты такого тормозного влияния. Они разработали два задания, которые испытуемые должны были выполнять во время прослушивания сообщений: зрительное непространственное задание по непрерывному контролю яркости и пространственное задание, в котором испытуемый с завязанными глазами отслеживал движение маятника лучом фонарика при помощи звуковой обратной связи, которая обеспечивалась фотоэлементом и генератором звука, прикрепленным к маятнику.

Выяснилось, что выполнение задания по отслеживанию маятника намного ухудшает воспроизведение пространственной информации, но при выполнении задания на оценку яркости такие различия отсутствуют.

Баддели и Либерман интерпретировали свои результаты в терминах теории «рабочей памяти», сформулированной Баддели и Хитчем (Baddeley and Hitch, 1974). Для объяснения некоторых не очень понятных данных по кратковременному запоминанию цифр, букв и слов Баддели и Хитч предположили, что процесс запоминания обеспечивается функционированием сложной системы, состоящей как минимум из двух компонентов: центрального исполнительного процессора и вспомогательного компонента, предназначенного для удержания вербального материала (называемого сейчас «фонологической петлей»). Содержание последнего было затем уточнено в свете дальнейших исследований, оно включило в себя некое пассивное «фонологическое хранилище», к которому речевое сообщение получает прямой доступ, а также контрольный процесс, задействующий внешнее или внутреннее артикулирование для поддержания или «обновления» содержимого фонологического хранилища (Baddeley, 1986).

Баддели и Хитч предположили, что могут существовать и другие субсистемы, роль которых состоит в поддержании работы центрального исполнительного процессора. В частности, они выдвинули идею периферического компонента памяти, локализованного в зрительной системе, и описали несколько заданий, включающих зрительную перцепцию и зрительные образы, которые могли бы быть использованы для изучения работы этого компонента. Баддели и Либерман (Baddeley and Lieberman, 1980) приводят свои данные в подтверждение существования этого компонента рабочей памяти, который получил название «промежуточного зрительно‑пространственного поля». Из того факта, что работа этого хранилища нарушается при выполнении сопутствующих двигательных заданий, но не чувствительна к сопутствующим зрительным заданиям, следует, что оно имеет пространственную, а не просто специфически зрительную природу.

Другие исследователи подтвердили, что кратковременная зрительная память ухудшается при совершении иррелевантных движений, но также показали, что то же самое происходит и под воздействием иррелевантного зрительного материала (например, оптических структур или цветных пятен). Подобные результаты свидетельствуют о том, что зрительно‑пространственная рабочая память включает пассивное кратковременное хранилище, напрямую связанное с первичными зрительными механизмами, но способное обновляться в форме пространственного повтора, который может блокироваться или подавляться иррелевантными движениями (см. Logie, 1995). Такое представление о зрительно‑пространственной рабочей памяти очень напоминает современное описание работы фонологической петли (см. рис. 3.4).

 

Рис. 3.4. Схематическое изображение модели рабочей памяти, предложенной Баддели (Baddeley, 1986)

 

В настоящее время данная теория имеет широкий круг приверженцев и служит отправной точной для исследований в этой области. Тем не менее, допускается, что рабочая память представляет собой нечто вроде «ворот» между сенсорным входом и более устойчивыми структурами хранения информации, содержащимися в долговременной памяти. Логи (Logie, 1995, р. 126–128; 1996), напротив, утверждает, что информация должна прежде получить доступ к долговременной памяти, прежде чем поступит в рабочую память. Например, кодирование содержимого фонологической петли зависит от знаний фонологии и правильного произношения говорящего на родном языке человека, в то время как кодирование содержимого «промежуточного зрительно‑пространственного поля» зависит от знаний внешних физических характеристик объектов. Следовательно, в пассивном фонологическом хранилище и его зрительно‑пространственном эквиваленте содержатся репрезентации, прошедшие обработку в структурах хранения знания в долговременной памяти (см. рис. 3.5).

В этой обновленной модели субъективное переживание зрительных образов является результатом работы центрального исполнительного механизма, перерабатывающего содержимое пассивного зрительного хранилища внутри рабочей памяти (Logie, 1995, р. 129–131). Баддели и Эндред (Baddeley and Andrade, 1998) получили данные, подтверждающие связь между вспомогательными компонентами системы рабочей памяти и субъективным переживанием зрительных образов. Они показали, что испытуемые оценивают яркость зрительного образа ниже, если при этом выполняют сопутствующее зрительное или пространственное задание. Яркость слухового образа испытуемые оценивают ниже, если они одновременно выполняют сопутствующее артикуляционное задание. Сходные результаты были получены независимо от того, требовалось ли сформировать образ на основе недавно воспринятой информации, или же для этого требовалось извлечь информацию из долговременной памяти.

 

Образ и сознание

 

Схожие идеи нашли отражение в теории, представленной Косслиным (Kosslyn, 1980) в его книге «Образ и сознание». Изначально эта теория строилась на основе результатов, полученных в экспериментах со сканированием образов, упоминавшихся в предыдущей главе, а также на основе чисто логического анализа возможных механизмов создания и преобразования образов. Кроме того, Косслин сделал попытку объяснить данные Шепарда и его коллег по вращению и трансформации мысленных образов и поднял ряд принципиальных вопросов, касающихся валидности образов как объяснительного конструкта для экспериментальной психологии.

 

Рис. 3.5. Схематическое изображение модели рабочей памяти как рабочего пространства, а не как промежуточного этапа познания

 

Косслин предполагал, что образ состоит из двух компонентов. С одной стороны, существует «поверхностная» репрезентация, или что‑то вроде квази‑изображения, хранящегося в одной из областей активной памяти. Очевидно, именно этот компонент сопровождается субъективным переживанием мысленного образа. С другой стороны, мы имеем «глубинную» репрезентацию, то есть информацию, хранящуюся в долговременной памяти и порождающую поверхностную репрезентацию. (Kosslyn, 1980, р. 139).

По мнению Косслина, «поверхностная» репрезентация содержится в «зрительном буфере», где в результате сложных процессов обработки информации, поступающей из долговременной памяти, конструируются «пространственные множества». Эти множества представлены в виде конфигурации точек в матрице, которую Косслин сравнивал с изображением на экране компьютерного монитора (р. 6–8, 135–136). Однако, в отличие от компьютерного монитора, образ имеет наибольшую яркость и резкость в центре изображения, так что «зрительный буфер» копирует различия между центральным и периферическим зрением человека (р. 140).

Косслин говорит о существовании двух типов «глубинных» репрезентаций. Оба они представлены в абстрактной форме – подобно файлам, записанным на компьютерный диск:

1. Первый тип репрезентаций содержит закодированную информацию о фактической или наглядной представленности объектов. Эта информация изложена в виде предписаний, какие из ячеек зрительного буфера должны быть заполнены. В модели Косслина эти записи‑файлы имеют расширение IMG (например, «CAR.IMG»).

2. Второй тип репрезентаций содержит информацию о внешнем виде объектов, выраженную в форме описаний или суждений. В модели Косслина эти записи‑файлы имеют расширение PRP (например, «CAR.PRP»). Они состоят из высказываний, которые описывают части объекта или сцены, их локализацию на объекте или на сцене, примерный размер объекта или его части, существенные внешние признаки объекта, категорию, к которой он принадлежит, имена других файлов, содержащих наглядную репрезентацию объекта, и пространственные взаимосвязи между разными объектами (р. 142–146).

Косслин подробно описывает процессы, которые, согласно этой модели, обеспечивают формирование, оценку и трансформацию образов. Наиболее важные из этих процессов представлены в рамке на стр. 66–67, а на рис. 3.6 показано, какие структуры и процессы привлекаются для создания зрительного образа (в данном случае, образа автомобиля). Команда ИЗОБРАЖЕНИЕ создает в зрительном буфере новую конфигурацию, отображающую содержание описаний, хранящихся в долговременной памяти; команда НАИТИ определяет локализацию указанной части в зрительном буфере; ВСТАВИТЬ помещает эту часть в имеющийся образ; и ОТОБРАЗИТЬ создает образ указанного объекта путем координации трех других процедур.

 

Образы и суждения

 

Тем не менее, модель Косслина (Kosslyn, 1980) была встречена с изрядной долей критического скептицизма, стимулированного, главным образом, опубликованной ранее статьей Пилишина (Pylyshyn, 1973), который утверждал, что образы не могут служить объяснительным конструктом психологических теорий познания и что феномен образности необходимо объяснять в терминах лежащих в его основе репрезентаций, базирующихся на абстрактных суждениях. Косслин и Померанц, оценивая аргументы Пилишина в свете имеющихся к тому времени данных, сделали следующий вывод:

 

Нет никаких убедительных аргументов ни против того, что образы могут быть представлены в особом формате, ни в пользу того, что образные явления легко объяснить за счет их переадресации к пропозициональным репрезентациям. Кроме того, существуют данные, что наглядность образов играет полезную роль в протекании когнитивных процессов (Kosslyn and Pomerantz, 1977, р. 74).

 

Дж. Андерсон (J.R. Anderson, 1978), рассмотрев данные, обсуждавшиеся Косслиным и Померанцем, пришел к выводу, что каждый случай, который они считали доказательством определенного вида репрезентации (а именно, образной), на самом деле демонстрирует лишь возможность манипулирования с этой репрезентацией, но никак не указывает на саму ее специфику. Работа Андерсона поднимает принципиальный вопрос – что принимать за критерий при выборе между различными теоретическими позициями в любой области когнитивной психологии:

 

С помощью только поведенческих данных невозможно однозначно решить проблему внутренней репрезентации. Причина заключается в том, что нельзя просто задавать абстрактные вопросы о репрезентации. Необходимо делать это, имея представление о тех процессах, в которых репрезентация задействована. То есть нужно изучать пару «репрезентация‑процесс» как целое. Имея набор предположений об образной репрезентации и тех процессах, которые с ней взаимодействуют, можно создать эквивалентный набор предположений о пропозициональной репрезентации и ее процессах. Или же на основе пропозициональной теории можно сформулировать эквивалентную теорию образов. Справедливо и более общее утверждение: имея любую пару «репрезентация‑процесс», можно сконструировать другие пары с иными репрезентациями, но с такими же поведенческими свойствами. Эти пары восполняют различия в репрезентациях за счет компенсаторных различий в процессах (р. 62‑263).

 

Таким образом, Андерсон утверждает, что на основе одних только поведенческих данных нельзя сделать выбор между теориями, постулирующими образную или пропозициональную природу репрезентации. Он рассматривает альтернативные, не поведенческие критерии выбора между гипотетическими репрезентациями. В основном это формальные критерии (то есть опирающиеся на логическую структуру предполагаемой репрезентации), такие как экономичность, правдоподобие, эффективность и оптимальность. Эти критерии относятся к способам, применяемым конкурирующими теориями для описания имеющихся исследовательских данных. Только один из предложенных Андерсоном наборов критериев является обоснованным в том смысле, что только он способен оценить, насколько корректно данная теория описывает функционирование базовых психологических механизмов. Эти критерии включают использование физиологических данных и нейропсихологических исследований, чтобы установить мозговую локализацию предполагаемых функций.

Андерсон считает, что ни один из этих альтернативных критериев не был использован сколько‑нибудь систематическим образом, чтобы сделать вывод в пользу той или иной теории когнитивной репрезентации, и потому заключает, что ни одна из теорий не способна сформулировать уникальный набор эмпирических предположений. Однако для большинства когнитивных психологов такая позиция неприемлема. Напротив, они утверждают, что психологические теории призваны выявлять механизмы и процессы, лежащие в основе когнитивных способностей, и что эти механизмы и процессы можно обнаружить в физиологических структурах центральной нервной системы. Таким образом, при выборе между альтернативными теориями физиологические данные и нейропсихологические исследования приобретают исключительную ценность. Что эти исследования могут сказать об использовании мысленных образов как внутренней репрезентации?

 

Образы и мозг

 

Повреждение задних областей головного мозга, а особенно теменных долей коры, приводит к значительному снижению результатов при решении задач на пространственное мышление. Хотя причиной возникновения этих проблем может стать поражение любого полушария мозга, чаще всего они возникают после повреждения правого полушария. Тем не менее, относительная частота такого рода нарушений у пациентов с поражением правого полушария изменяется в зависимости от сложности задания. По‑видимому, в функционирование зрительно‑пространственной рабочей памяти вносят свой вклад физиологические механизмы обоих полушарий, однако разные задания могут предъявлять различные требования к структурам двух теменных долей (J.T.E. Richardson, 1980b, р. 135).

Де Ренци и Ничелли (De Renzi and Nichelli, 1975) описали нескольких пациентов, чья долговременная зрительно‑пространственная память оставалась сохранной (о чем свидетельствовало как простое наблюдение, так и выполнение ими задач на запоминание лабиринта), а кратковременная зрительно‑пространственная память была сильно нарушена (по данным пространственного аналога теста на объем цифровой памяти). Все эти пациенты имели поражения обоих полушарий. Двое из них были выделены особо, так как их вербальная кратковременная память не пострадала. Де Ренци и Ничелли описали также двух других пациентов с избирательным поражением вербальной кратковременной памяти, но с сохранной зрительно‑пространственной кратковременной памятью. Взятые вместе, эти результаты указывают на функциональную независимость механизмов, обеспечивающих работу вербальной и зрительно‑пространственной памяти.

В тех исследованиях, где использовали регистрацию электроэнцефалограммы во время выполнения экспериментальных задач, предполагавших участие образных компонентов, были получены плохо согласующиеся между собой данные в отношении роли разных полушарий (см. Erlichman and Barrett, 1983). Более четкие данные о мозговой локализации различных аспектов образных процессов были получены в исследовании локального мозгового кровотока. Роланд и Фрайберг (Roland and Friberg, 1985) изучали паттерны мозговой активности, возникающие в то время, как испытуемые представляли в уме прогулку вокруг собственного дома. Было выявлено увеличение активности в лобной, верхней затылочной, задней нижней височной и задней верхней теменной областях обоих полушарий.

Голденберг с соавт. (Goldenberg, Podreka, Suess, Deeke and Willmes, 1988) сравнивали паттерны мозгового кровотока в то время, когда испытуемые принимали решение об истинности или ложности утверждений о внешнем виде физических объектов (таких как «у сосны зеленый цвет темнее, чем у травы», или «буква W состоит из трех прямых линий») и утверждений об абстрактных понятиях (например, «Колумб назвал коренных жителей Америки индейцами, поскольку думал, что был в Индии», или «категорический императив – древняя грамматическая форма»). Хотя по параметру общей активности обоих полушарий различий между этими условиями обнаружено не было, активность мозга в левой нижней затылочной доле увеличивалась, когда испытуемые оценивали утверждения о физических объектах. Интересно, что пациент, описанный в работе Фары с соавт. (Farah, Levin and Calvanio, 1988), у которого после инфаркта левой задней мозговой артерии был обнаружен «дефицит образности», продемонстрировал избирательное ухудшение точности ответов именно при оценке утверждений о внешнем виде объектов.

Дойч с соавт. (Deutsch, Bourbon, Papanicolaou and Eisenberg, 1988) фиксировали изменения локального мозгового кровотока у 19 испытуемых, которые выполняли задание на мысленное вращение (Shepard and Metzler, 1971). Они обнаружили усиление мозгового кровотока в теменной и затылочной долях обоих полушарий, а также в лобной доле правого полушария. Уильямс с соавт. (Williams, Rippon, Stone and Annett, 1995) регистрировали ЭЭГ по 14 отведениям у 20 испытуемых во время выполнения того же задания. Они обнаружили депрессию альфа‑ритма (что предполагает увеличение мозговой активности) в теменных областях обоих полушарий и в левой лобной доле. Вслед за этим М. Коэн с соавт. (Cohen et al., 1996) использовали метод функционального ЯМР для исследования корковой активности мозга 10 испытуемых во время выполнения теста Шепарда и Метцлера. Было также отмечено увеличение уровня активации в обоих полушариях мозга, в основном в верхней теменной и лобной областях.

Основываясь на данных, полученных в экспериментах с животными, Ангелейдер и Мишкин (Ungerleider and Mishkin, 1982) высказали предположение, что зрительное восприятие обеспечивается двумя разными корковыми системами. Первая – вентральная (или передняя) система, специализирована на предметном восприятии (определяет, что это за объект) и расположена в нижних височных долях. Вторая – дорзальная (или задняя) система, специализирована на пространственном восприятии (определяет, где находится объект) и расположена в задних теменных долях. Обе эти системы изображены на рис. 3.7 с привязкой к областям коры головного мозга макаки резус, идентифицированным Бонин и Бейли (Bonin and Bailey, 1947).

 

Рис. 3.7. Латеральный вид левого полушария макаки резус. Закрашена корковая область в затылочной, височной и теменной долях, имеющая прямое отношение к зрительному восприятию. Стрелки схематически показывают два корковых пути; оба начинаются в первичной зрительной коре (область ОС), затем расходятся в престриарной коре (области ОВ и ОА) и направляются либо вентрально в нижнюю височную кору (области ТЕО и ТЕ), либо дорзально в нижнюю теменную кору (область PG). Оба корковых пути необходимы для обеспечения высших зрительных функций: вентральный путь – для предметного, а дорзальный путь – для пространственного зрения

 

Левин, Варач и Фара (Levine, Warach and Farah, 1985) предположили, что эти две системы (которые были названы ими системами «что» и «где») участвуют также и в функционировании мысленных образов. На основе обзора клинической литературы и результатов детального обследования двух клинических случаев они выделили две группы пациентов. Пациенты первой группы, большинство из которых имели билатеральное повреждение височной и затылочной коры, испытывали затруднения в узнавании лиц и цветов, в том числе и при использовании воображения для описания объектов по памяти. Пациенты второй группы, страдавшие в основном билатеральным поражением теменно‑затылочной коры, испытывали трудности в зрительной ориентации, в том числе при использовании образов для описания направлений и пространственных отношений. Таким образом, был сделан вывод, что образы предметов и цветовых оттенков могут быть отделены от образов пространственных отношений (см. также Farah, Levine and Calvanio, 1988).

Косслин с соавт. (Kosslyn et al., 1993) предположили, что помимо «вентральной» и «дорзальной» систем зрительное воображение может также задействовать первичную зрительную кору (область ОС на рис. 3.7), которая отвечает за начальный этап анализа перцептивной информации. Они использовали позитронно‑эмиссионную томографию для измерения локального мозгового кровотока и обнаружили, что в процессе выполнения заданий на воображение у испытуемых происходит активация некоторых зон первичной зрительной коры. Однако Меле с соавт. (Mellet, Tzorio, Denis and Mazoyer, 1995) утверждают, что эти результаты могут быть связаны с процедурными артефактами и допускают иную интерпретацию. На самом деле в эксперименте Коэна с соавт. (Cohen et al., 1996), где для исследования мозговой активности во время выполнения теста Шепарда– Метцлер (Shepard and Metzler, 1971) на мысленное вращение использовали функциональную ЯМР, не было обнаружено увеличения активности в первичной зрительной коре.

Интересно, что Финке (Finke, 1989) пришел к такому же заключению, основываясь лишь на критическом анализе экспериментальных данных, полученных при исследовании зрительных характеристик мысленных образов и степени перекрытия между зрительными образами и зрительным восприятием. Опираясь на «принцип перцептивной эквивалентности», описанный ранее в этой главе, Финке делает следующий вывод:

 

Эти результаты подтверждают принцип перцептивной эквивалентности, но вместе с тем указывают и на его ограниченную применимость по отношению к зрительной системе. Мысленные образы, по всей видимости, не затрагивают уровень сетчатки и подкорковый уровень зрительной системы…Также они, вероятно, не включают начальные стадии обработки информации в зрительной коре, где происходит анализ простых свойств объектов. Скорее всего, этот принцип распространяется только на ассоциативные уровни зрительной системы (р. 58).

 

Большинство исследований мозговых механизмов, обеспечивающих возникновение и функционирование мысленных образов, касалось в основном изучения зрительных образов и не затрагивало образов других модальностей. Однако имеются факты, что общие принципы, установленные на материале зрительных образов, применимы также и к образам движений. В частности, измерение локального мозгового кровотока показало, что когда человек представляет себе, как он выполняет какое‑либо действие, увеличивается и его мозговая активность в тех областях, которые обеспечивают управление реальными движениями (Decety, 1996). Это, в свою очередь, помогает объяснить, почему такой прием, как «проигрывание в уме» (то есть мысленный повтор определенных действий), улучшает результаты во многих спортивных дисциплинах (см. Decety and Ingvar, 1990).

 

Выводы

 

1. Образы играют важную роль в заданиях на диагностику пространственной способности. Результаты выполнения этих тестов не связаны с общей яркостью образов, но связаны с качественными характеристиками образов, переживаемых во время выполнения задания.

2. Воображаемые объекты можно сравнивать между собой как по физическим, так и по абстрактным признакам, и ими можно манипулировать, используя при этом принципиально те же приемы, которые применяются при сравнении и манипулировании реальными объектами.

3. Использование и субъективное переживание зрительных образов зависит от системы зрительно‑пространственной памяти, включающей зрительный буфер, в котором и формируются образы на основе содержащейся в долговременной памяти информации о внешнем виде физических объектов.

4. Изучение пациентов с «расщепленным» мозгом показало, что механизмы, обеспечивающие формирование когерентных мысленных образов, локализованы в левом полушарии, хотя правое полушарие также может играть важную роль в трансформации мысленных образов.

5. Унилатеральное игнорирование обычно проявляется при выполнении перцептивных заданий, но отмечается также и при выполнении заданий на репрезентацию по причине избирательного нарушения активации информации, хранящейся в зрительно‑пространственной рабочей памяти.

6. Немногочисленные данные, полученные на пациентах с органическими нарушениями мозга и посредством регистрации физиологических показателей, позволяют предположить, что в формировании образов участвует левый нижний затылочный отдел головного мозга, но не первичная зрительная кора.

 

 

Образность

 

В принципе исследователи вполне могут руководствоваться собственным ощущением или интуицией, чтобы определять, насколько легко разные стимулы вызывают мысленные образы. Каждый, наверное, согласится, что слова яблоко и слон вызывают образы относительно быстро и просто, в то время как слова факт и вещь делают это с трудом или же вообще не сопровождаются образами. Тем не менее, если исследователи хотят быть уверены в объективности своих оценок и в том, что их интуитивные предположения совпадают с мнением других людей (и прежде всего испытуемых), они должны соответствующим образом обосновать свой выбор экспериментального материала. В исследованиях образов это обычно осуществляется с помощью опросников, предъявляемых большим группам испытуемых, в которых каждый пункт оценивается по определенной шкале в соответствии с легкостью возникновения ответного образа.

Первое широкомасштабное исследование на эту тему провели Пэйвио, Юилл и Мэдиган (Paivio, Yuille and Madigan, 1968). Они предлагали 30 испытуемым оценить 925 существительных по 7‑балльной шкале, крайние значения которой были обозначены как «низкая образность» (1 балл) и «высокая образность» (7 баллов). Текст инструкции, которую предъявляли испытуемым в этом исследовании, приведен ниже в рамке. Образную нагрузку, или образность каждого слова, вычисляли путем усреднения баллов по всем испытуемым. Слова, получившие относительно высокую среднюю оценку по этой шкале, описываются как «высокообразные», а получившие относительно низкую среднюю оценку – как «низкообразные». Исследования, проведенные в 1960–1970 годах, показали, что в разных заданиях на заучивание высокообразные стимулы запоминаются лучше, чем низкообразные (см. Paivio, 1971, глава 7).

 

Конкретность

 

Тем не менее, различия между такими словами, как яблоко и слон, и такими словами, как факт и вещь, можно охарактеризовать иным способом, не имеющим отношения к «образотворному» потенциалу стимульного материала. Можно естественным образом описать эти две группы существительных, сказав, что первые являются относительно конкретными, а вторые – относительно абстрактными в том смысле, что их нельзя непосредственно воспринять с помощью органов чувств.

Пэйвио с соавт. (Paivio et al., 1968) признавали существование отдельной размерности – конкретности; они предлагали 28 испытуемым оценить один и тот же набор из 925 существительных по 7‑балльной шкале, крайние значения которой были обозначены как «очень абстрактное» (1) и «очень конкретное» (7). В инструкции объяснялось:

 

Слова, относящиеся к объектам, материалам или людям, следует оценивать как очень конкретные; слова, относящиеся к абстрактным понятиям, которые нельзя воспринять органами чувств, следует оценивать как очень абстрактные (р. 5).

 

Мерой конкретности каждого стимула в этом случае также являлось среднее значение по всем испытуемым. Хотя оба набора данных – для конкретности и для образности – были получены на двух разных группах испытуемых, средние оценки образности и конкретности имели очень высокую корреляцию по 925 словам, на основании чего Пэйвио (Paivio, 1971, p. 79) сделал вывод, что обе эти оценки относятся по сути к одной и той же переменной.

В таких областях науки как лингвистика, психология развития, философия разделение слов на конкретные и абстрактные часто принимается в качестве одного из основных принципов организации языка (J.T.E. Richardson, 1980с). Эта идея нашла потверждение в экспериментах по изучению семантической памяти, которые показали зависимость результатов воспроизведения от конкретности слов, но не от их образности, при независимом варьировании этих переменных (J.T.E. Richardson, 1975а, 1980а). Это означает, что конкретность не следует рассматривать как альтернативу для измерения образности. Тем не менее, применение множественного регрессионного анализа к данным экспериментов на запоминание показывает, что именно образность материала, а не его конкретность является тем свойством, которое определяет легкость запоминания (J.T.E. Richardson, 1980с). Другими словами, запоминание высокообразных стимулов действительно более эффективно, чем запоминание низкообразных стимулов, но это не обусловлено исключительно тем, что высокообразные стимулы чаще всего относятся к конкретным объектам, материалам или людям и поэтому с большей вероятностью активируют перцептивную или пространственную информацию.

Делались и попытки объяснить более высокую запоминаемость образного материала в чисто лингвистических терминах. Например, Кинч (Kintsch, 1972) предположил, что конкретные существительные являются грамматически простыми и базисными, тогда как абстрактные образуются из конкретных существительных и, таким образом, являются грамматически сложными. Андерсон и Бауэр (Anderson and Bower, 1973, p. 458) указывали, что конкретные слова имеют меньше различных значений в словаре, но больше семантических особенностей, чем абстрактные. Джонс (Jones, 1988) предположил, что к конкретным словам можно отнести больше потенциальных свойств, или «предикатов», чем к абстрактным словам. Следуя подобной логике, конкретные объекты по определению должны запоминаться лучше, чем абстрактные, если у индивида нет серьезных проблем в сфере владения языком. Напротив, если эффект образности приписывается специфическому процессу или стратегии, использующим образы, то после соответствующих процедур или в результате повреждений мозга этот процесс или стратегия могут быть нарушены, а эффект образности может полностью исчезнуть.

Пэйвио (Paivio, 1972) указывает, что увеличение скорости предъявления различных стимулов может оказывать избирательное влияние на когнитивные процессы. Конкретные или абстрактные слова быстрее назвать, чем создать их образ, поэтому можно ожидать, что доступ к образному кодированию нарушится при использовании быстрого предъявления. Напротив, если эффект образности является простым следствием того, как конкретные и абстрактные слова представлены внутри общей семантической системы, то он не должен зависеть от скорости предъявления. На самом деле существуют экспериментальные данные, что этот эффект снижается при очень большой скорости предъявления, и эти данные, по мнению Пэйвио, подтверждают его теорию двойного кодирования.

В главе 3 были описаны эксперименты, показывающие, что работа зрительной кратковременной памяти может быть нарушена при одновременном выполнении людьми какого‑либо пространственного задания (например, слежения за движущейся целью) или при предъявлении им иррелевантного зрительного стимула (например, узора или цветного пятна). Если эффект образности обязан своему возникновению какому‑либо процессу, использующему мысленные образы, то можно ожидать, что дополнительные пространственные задания или зрительная стимуляция будут интерферировать с этим процессом и, следовательно, снижать проявление эффекта образности. Однако в ряде исследований было установлено, что дополнительные зрительно‑моторные задания могут снижать общий уровень запоминания списков слов, но не оказывают значимого влияния на величину эффекта образности (Baddeley, Grant, Wight and Thomson, 1975; Byrne, 1974; Warren, 1977). Между тем другие исследователи показали, что предъявление иррелевантных зрительных стимулов приводит к значимому снижению эффекта образности (Janssen, 1976a, 1976b; Matthews, 1983). Из этого следует, что данный эффект основан на процессах, происходящих в зрительном буфере (Kosslyn, 1980, 1994) или в пассивном зрительном хранилище (Logie, 1995), но никак не на процессе пространственного повторения, обеспечивающего обновление этого хранилища.

 

Выводы

 

1. В целом ряде заданий элементы, оцениваемые как высокообразные, запоминаются лучше, чем элементы, оцениваемые как низкообразные. Данный эффект нарушается при рассматривании постороннего зрительного стимула, и это нельзя объяснить только лингвистическими особенностями материала.

2. Эффект образности связан с билатеральной активацией полушарий мозга и проявляется у пациентов с поражением обоих полушарий. Следовательно, эффект образности обеспечивается, по‑видимому, механизмами обоих полушарий.

3. Данный эффект исчезает у пациентов с травмой головы, у людей, страдающих болезнью Хантингтона, а также у здоровых испытуемых, находящихся под воздействием гиосцина в процессе тестирования с помощью процедуры выборочного напоминания. Его также можно исключить у здоровых испытуемых, ограничивая их возможности по использованию закодированных связей между запоминаемыми элементами или просто предоставляя им готовые решения для кодирования информации о связи между элементами.

4. Эффект образности первоначально рассматривали как подтверждение теории двойного кодирования, в основе которой лежит представление об образной и вербальной репрезентациях. Однако полученные впоследствии данные лучше согласуются с предположением, что высокообразный и низкообразный материал различается по способу происходящей во время кодирования работы с взаимосвязями и отдельными элементами, которая часто (хотя и не всегда) использует мысленные образы.

 

 

Выводы

 

1. Разделение людей на визуализаторов и вербализаторов было предложено для описания преобладающего когнитивного стиля. Привычное использование образов является предиктором результатов выполнения пространственных тестов, а также воспроизведения изобразительного материала и высокообразных слов.

2. Образная и вербальная стратегии могут приниматься под влиянием соответствующих инструкций, но они также зависят от требований задания и особенностей стимульного материала.

3. Испытуемые часто сообщают об использовании образов при заучивании ассоциативных пар, состоящих из высокообразных слов, и в этой ситуации следует ожидать высокого уровня воспроизведения материала.

4. Инструкции на использование интерактивных образов увеличивают воспроизведение, но иногда они не более эффективны, чем вербальные инструкции. Инструкции на использование сепаратных образов могут и не иметь позитивного эффекта; инструкции на использование образов могут не влиять на воспроизведение прозы. Таким образом, образные инструкции улучшают результаты воспроизведения за счет большей организованности связей между запоминаемыми элементами.

5. Эффективность образной мнемоники у больных с нарушениями памяти, вызванными повреждением мозга, обратно пропорциональна степени тяжести нарушения их памяти, но, видимо, не зависит от его точной этиологии.

6. Больные с повреждениями левого полушария часто могут извлечь пользу из обучения использованию мысленных образов. Однако эффективность образов как мнемонической стратегии не зависит от целостности правого полушария. Действительно, образы могут обеспечить эффективные средства кодирования вербального материала даже у пациентов с расщепленным мозгом.

7. Это означает, что образное кодирование может выполняться посредством механизмов левого полушария. Если быть более точным, то, согласно данным, полученным при исследовании пациентов с локальными поражениями мозга, образное кодирование обеспечивается структурами левой затылочно‑височной области.

 

 

Заключение

 

В заключение перечислим некоторые ключевые положения предыдущих глав. В начале книги отмечалось, что когнитивные психологи по‑разному определяют понятие «образы», поэтому сначала следует повторить те выводы, к которым мы пришли в отношении каждого из этих определений.

 

Образы и мозг

 

Одним из ключевых принципов, лежащих в основе представлений Косслина (Kosslyn, 1980) об образах, является рассмотрение последних не в качестве отдельной психологической функции, а как продукт сложной системы взаимосвязанных компонентов, или модулей. Если обратиться к вопросу о нейроанатомической основе образов, то из этого принципа вытекает одно важное следствие: не следует полагать, что в мозге обязательно существует какая‑то одна структура, которая полностью отвечает за формирование образов. Наоборот, отдельные компоненты, или модули могут быть разделены физически и расположены в различных отделах мозга. Этот пункт очень важен для дальнейшего обсуждения проблемы.

Однако и по сей день широко бытует мнение, что образы генерируются единым мозговым механизмом, и что этот механизм локализован в правом полушарии. Эрлихман и Барретт (Ehrlichman and Barrett, 1983) дали превосходный критический анализ этой гипотезы и исчерпывающий обзор имеющихся данных. Они пришли к следующему выводу:

 

Мы считаем, что ни в одном из известных нам исследований не было получено однозначного подтверждения гипотезы о правополушарной специализации мысленных образов, а некоторые данные даже противоречат этой формулировке (р. 72).

 

С 1983 года получено большое количество данных, которые можно так или иначе соотнести с гипотезой о правополушарной специализации мысленных образов. Удалось ли, однако, этим новым исследованиям как‑то поколебать те доводы, которые были приведены Эрлихманом и Барреттом?

Во‑первых, вербальные отчеты об утрате субъективного переживания образов чаще всего связаны с поражением не правого, а левого полушария. Исследования, в которых были использованы методы регистрации физиологических показателей, подтвердили участие левого полушария в переживании образов. Во‑вторых, согласно данным, полученным в ходе исследований пациентов с поражениями мозга и при анализе физиологических показателей здоровых людей, нервные механизмы, обеспечивающие

формирование образов как ментальных репрезентаций, также локализованы в левом полушарии. Наконец, имеются пока еще немногочисленные данные, что эффективность использования образов как мнемонической стратегии связана с определенными зонами внутри левого полушария.

Известно очень мало (если они вообще существуют) данных о том, что поражение правого полушария может нарушить субъективное переживание образов или способность пациентов использовать их в качестве мнемонической стратегии. По‑видимому, правое полушарие обеспечивает преобразование образов и управление ими уже после того, как образы сформированы структурами левого полушария, и потому поражение правого полушария может привести к ухудшению результатов выполнения заданий, требующих пространственной визуализации. Признается, что правое полушарие участвует также в обработке информации о взаимосвязях, лежащей в основе эффекта образности, по крайней мере до тех пор, пока этот эффект сохраняется у пациентов с поражением левого полушария, а также пока его связывают с активацией обоих полушарий у здоровых испытуемых.

Обследование пациентов с расщепленным мозгом позволяет получить важную информацию по многим из поднятых здесь вопросов. Хотя у таких пациентов часто имеются нарушения памяти и других когнитивных процессов, они в состоянии сообщить о переживании образов как во сне, так и во время бодрствования, а также использовать образы как инструмент опосредования при выполнении заданий на заучивание вербального материала. По крайней мере некоторые пациенты с расщепленным мозгом способны создавать мысленные образы, но они испытывают затруднения при выполнении заданий на мысленное вращение и на другие мысленные трансформации.

Нужно признать, что многие авторы обзоров считают, что исследовательские данные на эту тему не вполне последовательны (см., например, Farah, 1989). Серджент (Sergent, 1990) высказывает мнение, что наиболее взвешенный вывод состоит в том, что оба полушария могут одновременно и в тесном взаимодействии друг с другом участвовать в процессе формирования образов. Тем не менее, как подчеркивала Типпетт (Tippett, 1992), до последнего времени ведущая роль в создании образов настолько настойчиво приписывалась правому полушарию, что этот вопрос даже редко обсуждался. Поэтому представление о том, что левое полушарие также каким‑то образом участвует в формировании образов, является определенным сдвигом в традиционном понимании данной проблемы.

Более того, неоднократно высказывались предположения, что определенная зона в задней части левого полушария головного мозга (возможно, в нижневисочной или височно‑теменной области) играет особую роль в механизме формирования образов. Сейчас эти предположения еще нельзя считать полностью доказанными, но они основаны на результатах экспериментов по пространственной визуализации и оценке эффективности образных инструкций, а также на исследованиях пациентов с поражениями мозга и здоровых испытуемых. Косслин (Kosslyn, 1994) пришел к выводу, что механизмы, обеспечивающие функционирование мысленных образов, могут быть тесно связаны с левополушарными механизмами, обеспечивающими перцептивный анализ и понимание лингвистических конструкций. Однако первичная зрительная кора, по‑видимому, не участвует ни в функционировании, ни в переживании зрительных образов.

В главе 3 упоминалась статья Дж. Р. Андерсона (J.Anderson, 1978), в которой приводится формальное доказательство следующего предположения: поведение, которое описывается в рамках теории, основанной на мысленных образах, всегда может быть воспроизведено в теории, не использующей понятие образа. В то же время многие психологи, особенно в Северной Америке, почувствовали, что этот аргумент заводит исследования образной сферы человека в тупик. Действительно, на конференции, проходившей в середине 1980‑х годов, знаменитый американский психолог сказал автору этой книги, что статья Андерсона свела на нет все исследования образов.

Надеюсь, в этой книге мне удалось показать, что все сообщения о смерти исследований образов явно преувеличены. Это плодотворная область, в которой сейчас работают ученные всего мира (хотя больше всего экспериментов проводится в Европе), и она продолжает дарить когнитивной психологии все новые идеи, теории, озарения и открытия. Более того, связав воедино изучение сознания и мозга, исследователи образов дали достойный отпор критическим нападкам Андерсона. Как поясняет Косслин (Kosslyn, 1994):

 

Когда для решения вопроса недостаточно одних только поведенческих данных, можно использовать разработанные психологами‑экспериментаторами задания, чтобы избирательно стимулировать специфические мозговые системы и наблюдать возникающую при этом нервную активность, а также чтобы изучить последствия поражений мозга – и эти дополнительные данные решат многие вопросы (р. 407).

 

Это очень серьезное послание к когнитивным психологам, которое, наряду с другими вещами, дает уверенность в том, что в обозримом будущем образы по‑прежнему останутся в центре их исследовательских интересов.

 

Выводы

 

1. Мысленные образы понимаются исследователями по‑разному, но в русле каждого подхода были получены важные результаты, касающиеся роли образов в когнитивной сфере человека.

2. Структуры, локализованные в задней части левого полушария мозга, по‑видимому, играют важную роль в формировании и переживании образов. Структуры правого полушария обеспечивают, по всей видимости, процессы трансформации и управления образами.

3. Для когнитивных психологов исследования образов – это образец того, как фундаментальные концептуальные, теоретические и эмпирические вопросы, относящиеся к когнитивной сфере человека, могут быть соотнесены с изучением мозговых механизмов сознательных процессов.

 

 

Литература

 

Albert, M.L. (1973). A simple test of visual neglect. Neurology, 23, 658–664.

Alesandrini, K.L. (1981). Pictorial‑verbal and analytic‑holistic learning strategies in science learning. Journal of Educational Psychology, 73, 358–368.

Anderson, B. (1993). Spared awareness for the left side of internal visual images in patients with left‑sided extrapersonal neglect. Neurology, 43, 213–216.

Anderson, J.R. (1978). Arguments concerning representations for mental imagery. Psychological Review, 85, 249–277.

Anderson, J.R., & Bower, G.H. (1973). Human associative memory. Washington, DC: Winston.

Anderson, R.C., & Kulhavy, R.W. (1972). Imagery and prose learning. Journal of Educational

Psychology, 63, 242–243.

Ashton, R., & White, K.D. (1980). Sex differences in imagery vividness: An artifact of the test. British Journal of Psychology, 71, 35–38.

Baddeley, A.D. (1986). Working memory. Oxford: Oxford University Press.

Baddeley, A., & Andrade, J. (1998). Working memory and consciousness: An empirical approach. In M.A. Conway, S.E. Gathercole, & C. Cornoldi (Eds), Theories of memory II (pp. 1‑24). Hove, UK: Psychology Press.

Baddeley, A.D., Grant, S., Wight, E., & Thomson, N. (1975). Imagery and visual working memory. In P.M.A. Rabbitt & S. Dornic (Eds), Attention and performance V (pp. 205–217). London: Academic Press.

Baddeley, A.D., & Hitch, G. (1974). Working memory. In G. H. Bower (Ed.), The psychology of learning and motivation: Advances in research and theory (Vol. 8, pp. 47–89). New York: Academic Press.

Baddeley, A.D., & Lieberman, K. (1980). Spatial working memory. In R.S. Nickerson (Ed.), Attention and performance VIII (pp. 521–539). Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Baddeley, A.D., Thomson, N., & Buchanan, M. (1975). Word length and the structure of short‑term memory. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 14, 575–589.

Bakan, P. (1969). Hypnotizability, laterality of eye‑movements and functional brain asymmetry. Perceptual and Motor Skills, 28, 927–932.

Bakan, P., & Strayer, F.F. (1973). On reliability of conjugate lateral eye movements. Perceptual and Motor Skills, 36, 429–430.

Barbut, D., & Gazzaniga, M.S. (1987). Disturbances in conceptual space involving language and speech. Brain, 110, 1487–1496.

Barratt, P.E. (1953). Imagery and thinking. Australian Journal of Psychology, 5, 154–164. Bartlett, F.C. (1932). Remembering: A study in experimental and social psychology. London: Cambridge University Press.

Bartolomeo, P., D’Erme, P., & Gainotti, G. (1994). The relationship between visuo‑spatial and representational neglect. Neurology, 44, 1710–1714.

Basso, A., Bisiach, E., & Luzzatti, C. (1980). Loss of mental imagery: A case study. Neuro‑psychologia, 18, 435–442.

Beatty, W.W., & Butters, N. (1986). Further analysis of encoding in patients with Huntington’s disease. Brain and Cognition, 5, 387–398.

Begg, I. (1972). Recall of meaningful phrases. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 11, 431–439.

Begg, I. (1978). Imagery and organization in memory: Instructional effects. Memory and Cognition, 6, 174–183.

Benjafield, J., & Muckenheim, R. (1989). Dates of entry and measures of imagery, concreteness, goodness, and familiarity for 1,046 words sampled from the Oxford English Dictionary. Behavior Research Methods, Instruments, and Computers, 21, 31–52.

Berg, M.R., & Harris, L.J. (1980). The effect of experimenter location and subject anxiety on cerebral activation as measured by lateral eye movements. Neuropsychologia, 18, 89–93.

Berger, G.H., & Gaunitz, S.C.B. (1977). Selfrated imagery and vividness of task pictures in relation to visual memory. British Journal of Psychology, 68, 283–288.

Berlyne, D.E. (1965). Structure and direction in thinking. New York: Wiley.

Beschin, N., Cocchini, G., Delia Sala, S., & Logie, R.H. (1997). What the eyes perceive, the brain ignores: A case of pure unilateral representational neglect. Cortex, 33, 3–26.

Betts, G.H. (1909). The distribution and functions of mental imagery (Contributions to Education, No. 26). New York: Columbia University, Teachers College.

Bisiach, E., Capitani, E., Luzzatti, C, & Perani, D. (1981). Brain and conscious representation of outside reality. Neuropsychologia, 19, 543–551.

Bisiach, E., & Luzzatti, С (1978). Unilateral neglect of representational space. Cortex, 14, 129–133.

Bisiach, E., Luzzatti, C, & Perani, D. (1979). Unilateral neglect, representational scheme and consciousness. Brain, 102, 609–618. Bobrow, S.A., & Bower, G.H. (1969). Comprehension and recall of sentences. Journal of

Experimental Psychology, 80, 455–461. Bonin, G. von, & Bailey, P. (1947). Neocortex of Macaca mulatta. Urbana, IL: University of Illinois Press.

Bower, G.H. (1970). Imagery as a relational organizer in associative learning. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 9, 533–539.

Bower, G.H. (1972). Mental imagery and associative learning. In L.W. Gregg (Ed.), Cognition in learning and memory (pp. 51–88). New York: Wiley.

Brandimonte, M.A., & Gerbino, W. (1993). Mental image reversal and verbal recoding: When ducks become rabbits. Memory and Cognition, 21, 23–33.

Bransford, J.D., & Franks, J.J. (1971). The abstraction of linguistic ideas. Cognitive Psychology, 2, 331–350.

Brener, R. (1940). An experimental investigation of memory span. Journal of Experimental Psychology, 26, 467–482.

Brooks, L.R. (1967). The suppression of visualization by reading. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 19, 289–299.

Bruyer, R., & Racquez, F. (1985). Are lateral differences in word processing modulated by concreteness, image‑ability, both, or neither? International Journal of Neuroscience, 27, 181–189.

Buschke, H. (1973). Selective reminding for analysis of memory and learning. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 12, 543–550.

Byrne, B. (1974). Item concreteness vs spatial organization as predictors of visual imagery. Memory and Cognition, 2, 53–59.

Cantor, D.S., Andreassen, C, & Waters, H.S. (1985). Organization in visual episodic memory: Relationships between verbalized knowledge, strategy use, and performance. Journal of Experimental Child Psychology, 40, 218–232.

Chaguiboff, J., & Denis, M. (1981). Activite d’imagerie et reconnaissance de noms prov‑enant d’un texte narratif. L’Annee Psychologique, 81, 69–86.

Chambers, D., & Reisberg, D. (1985). Can mental images be ambiguous? Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance, 11, 317–328.

Cohen, B.H., & Saslona, M. (1990). The advantage of being an habitual visualizer. Journal of Mental Imagery, 14 (3 & 4), 101–112.

Cohen, M.S., Kosslyn, S.M., Breiter, H.C., Di‑Girolamo, G.J., Thompson, W.L., Anderson, A.K., Bookheimer, S.Y., Rosen, B.R., & Belliveau, J.W. (1996).

Changes in cortical activity during mental rotation: A mapping study using functional MRI. Brain, 119, 89–100.

Cohen, W., & Polich, J. (1989). No hemispheric differences for mental rotation of letters or polygons. Bulletin of the Psychonomic Society, 27, 25–28.

Coltheart, M. (1980). Deep dyslexia: A right‑hemisphere hypothesis. In M. Coltheart, K. Patterson, & J.C. Marshall (Eds), Deep dyslexia (pp. 326–380). London: Routledge & Keg‑

Cooper, L.A., & Shepard, R.N. (1973). Chronometric studies of the rotation of mental images. In W.G. Chase (Ed.), Visual information processing (pp. 75‑176). New York: Academic Press.

Corballis, M.C. (1982). Mental rotation: Anatomy of a paradigm. In M. Potegal (Ed.), Spatial abilities: Developmental and physiological foundations (pp. 173–198). New York: Aca‑

Corballis, M.C, & Sergent, J. (1988). Imagery in a commissurotomized patient. Neuropsychologia, 26, 13–26.

Corballis, M.C, & Sergent, J. (1989). Mental rotation in a commissurotomized patient. Neuropsychologia, 27, 585–598.

Cornoldi, C, & De Beni, R. (1991). Memory for discourse: Loci mnemonics and the oral presentation effect. Applied Cognitive Psychology, 5, 511–518.

Cornoldi, C, Logie, R., Brandimonte, M., Kauf‑mann, G., & Reisberg, D. (1996). Stretching the imagination: Representation and transformation in mental imagery. New York: Oxford University Press.

Davidson, R.J., & Schwartz, G.E. (1977). Brain mechanisms subserving self‑generated imagery: Electrophysiological specificity and patterning. Psychophysiology, 14, 598–601.

De Beni, R‑. (1988). The aid given by the “loci” memory technique in the memorization of passages. In M.M. Gruneberg, P.E. Morris, & R.N. Sykes (Eds), Practical aspects of memory: Current research and issues: Vol. 2. Clinical and Educational Implications (pp. 421–424). Chichester, UK: Wiley.

De Beni, R., Мое, A., & Cornoldi, С (1997).

Learning from texts or lectures: Loci mnemonics can interfere with reading but not with listening. European Journal of Cognitive Psychology, 9, 401–415.

Decety, J. (1996). Do imagined and executed actions share the same neural substrate? Cognitive Brain Research, 3, 87–93.

Decety, J., & Ingvar, D.H. (1990). Brain structures participating in mental simulation of motor behavior: A neuropsychological interpretation. Acta Psychologica 73, 13–34.

Denis, M. (1982). Imaging while reading text: A study of individual differences. Memory and Cognition, 10, 540–545.

Denis, M., & Cocude, M. (1989). Scanning visual images generated from verbal descriptions. European Journal of Cognitive Psychology, 1, 293–307.

Denis, M, & Cocude, M. (1992). Structural properties of visual images constructed from poorly or well‑structured verbal descriptions. Memory and Cognition, 20, 497–506.

Denis, M., & Cocude, M. (1997). On the metric properties of visual images generated from verbal descriptions: Evidence for the robustness of the mental scanning effect. European Journal of Cognitive Psychology, 9, 353–379.

De Renzi, E., & Nichelli, P. (1975). Verbal and non‑verbal short‑term memory impairment folowing hemispheric damage. Cortex, 11, 341–354.

D’Esposito, M, Detre, J.A., Aguirre, G.K., Stall‑cup, M., Alsop, D.C., Tippet, L.J., & Farah, M.J. (1997). A functional MRI study of mental image generation. Neuropsychologia, 35, 725–730.

Deutsch, G., Bourbon, Т., Papanicolaou, A.C., & Eisenberg, H.M. (1988). Visuo‑spatial tasks compared via activation of regional cerebral blood flow. Neuropsychologia, 26, 445–452.

Di Vesta, F.J., & Sunshine, P.M. (1974). The retrieval of abstract and concrete materials as functions of imagery, mediation, and mnemonic aids. Memory and Cognition, 2, 340–344.

Drachman, D.A., & Sahakian, B.J. (1979). Effects of cholinergic agents on human learning and memory. In A. Barbeau, J.H. Growdon, & R.J. Wurtman (Eds), Nutrition and the brain: Vol. 5. Choline and lecithin in brain disorders (pp. 351–366). New York: Raven

Edwards, J.E., & Wilkins, W. (1981). Verbalizer‑Visualizer Questionnaire: Relationship with imagery and verbal‑visual ability. Journal of Mental Imagery, 5(2), 137–142.

Ehrlichman, H., & Barrett, J. (1983). Right hemispheric specialization for mental imagery: A review of the evidence. Brain and Cognition, 2, 55–76.

Ehrlichman, H., & Weinberger, A. (1978). Lateral eye movements and hemispheric asymmetry: A critical review. Psychological Bulletin, 85, 1080–1101.

Einstein, CO., & McDaniel, M.A. (1987). Distinctiveness and the mnemonic effects of bizarre imagery. In M.A. McDaniel & M. Pressley (Eds), Imagery and related mnemonic processes: Theories, individual differences, and applications (pp. 78‑102). New York: Springer‑Verlag.

Ericsson, K.A., & Simon, H.A. (1993). Protocol analysis: Verbal reports as data (rev. ed.). Cambridge, MA: MIT Press.

Ernest, C.H. (1983). Imagery and verbal ability and recognition memory for pictures and words in males and females. Educational Psychology, 3, 227–244.

Fancher, R.W. (1994). Historical background of psychology. In A.M. Colman (Ed.), Companion encyclopedia of psychology (Vol. 1, pp. 19–37). London: Routledge.

Farah, M.J. (1984). The neurological basis of mental imagery: A componential analysis. Cognition, 18, 245–272.

Farah, M.J. (1988). Is visual imagery really visual? Overlooked evidence from neuropsychology. Psychological Review, 95, 307–317.

Farah, M.J. (1989). The neuropsychology of mental imagery. In F. Boiler & J. Grafman (Eds), Handbook of neuropsychology (Vol. 2, pp. 395–413). Amsterdam: Elsevier.

Farah, M.J., Gazzaniga, M.S., Holtzman, J.D., & Kosslyn, S.M. (1985). A left hemisphere basis for visual mental imagery? Neuropsychologia, 23, 115–118.

Farah, M.J., Hammond, K.M., Levine, D.N., & Calvanio, R. (1988). Visual and spatial mental imagery: Dissociable systems of representation. Cognitive Psychology, 20, 439–462.

Farah, M.J., Levine, D.N., & Calvanio, R. (1988). A case study of mental imagery deficit. Brain and Cognition, 8, 147–164.

Finke, R.A. (1989). Principles of mental imagery. Cambridge, MA: MIT Press.

Friedland, R.P., & Weinstein, E.A. (1977).

Hemi‑inattention and hemisphere specialization: Introduction and historical review. In E.A. Weinstein & R.P. Friedland (Eds), Hemi‑inattention and hemisphere specialization (Advances in Neurology, VT 18, pp. 131). New York: Raven Press.

Friedman, A. (1978). Memorial comparisons without the “mind’s eye”. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 17, 427–444.

Friendly, M., Franklin, P.E., Hoffman, D., & Rubin, D.C. (1982). The Toronto Word Pool: Norms for imagery, concreteness, orthographic variables, and grammatical usage for 1,080 words. Behavior Research Methods and Instrumentation, 14, 375–399.

Frith, CD., Richardson, J.T.E., Samuel, M., Crow, T.J., & McKenna, P.J. (1984). The effects of intravenous diazepam and hyoscine upon human memory. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 36A, 133–144.

Gade, A. (1994). Imagery as a mnemonic aid in amnesia patients: Effects of amnesia subtype and severity. In M.J. Riddoch & G.W. Humphreys (Eds), Cognitive neuropsychology and cognitive rehabilitation (pp. 571–589). Hove, UK: Laurence Erlbaum Associates Ltd.

Galton, F. (1880). Statistics of mental imagery. Mind, 3, 301–318.

Galton, F. (1883). Inquiries into human faculty and its development. London: Macmillan.

Gasparrini, В., & Satz, P. (1979). A treatment for memory problems in left hemisphere CVA patients. Journal of Clinical Neuropsychology, 1, 137–150.

Gazzaniga, M.S., & LeDoux, J.E. (1978). The integrated mind. New York: Plenum Press.

Gazzaniga, M.S., Risse, G.L., Springer, S.P., Clark, E., & Wilson, D.H. (1975). Psychologic and neurologic consequences of partial and complete cerebral commissurotomy. Neurology, 25, 10–15.

Gloor, P., Olivier, A., Quesney, L.F., Andermann, F., & Horowitz, S. (1982). The role of the limbic system in experiential phenomena of temporal lobe epilepsy. Annals of Neurology, 12, 129–144.

Goldenberg, G. (1989). The ability of patients with brain damage to generate mental visual images. Brain, 112, 305–325.

Goldenberg, G., Podreka, I., & Steiner, M. (1990). The cerebral localization of visual imagery: Evidence from emission computerized tomography of cerebral blood flow. In P.J. Hampson, D.F. Marks, & J.T.E. Richardson (Eds), Imagery: Current developments (pp. 307–332). London: Routledge.

Goldenberg, G., Podreka, L, Steiner, M., Suess, E., Deecke, L., & Willmes, K. (1988). Pattern of regional cerebral blood flow related to visual and motor imagery: Results of emission computerized tomography. In M. Denis, J. Engelkamp, & J.T.E. Richardson (Eds), Cognitive and neuropsychological approaches to mental imagery (pp. 363–373). Dordrecht: Martinus Nijhoff.

Goldenberg, G., Podreka, I., Steiner, M, & Willmes, K. (1987). Patterns of regional cerebral blood flow related to meaningfulness and imaginability of words: An emission computer tomography study. Neuropsychologia, 25, 473–485.

Gordon, R. (1949). An investigation into some of the factors that favour the formation of stereotyped images. British Journal of Psychology, 39, 156–167.

Green, K.E., & Schroeder, D.H. (1990). Psychometric quality of the Verbalizer‑Visual‑izer Questionnaire as a measure of cognitive style. Psychological Reports, 66, 939–945.

Grossi, D., Modafferi, A., Pelosi, L., & Trojano, L. (1989). On the different roles of the cerebral hemisphere in mental imagery: The “o’clock test” in two clinical cases. Brain and Cognition, 10, 18–27.

Guariglia, C, Padovani, A., Pantano, P., & Pizzamiglio, L. (1993). Unilateral neglect restricted to visual imagery. Nature, 364, 235–237.

Guilford, J.P., Fruchter, В., & Zimmerman, W.S. (1952). Factor analysis of the Army Air Forces Sheppard Field battery of experimental aptitude tests. Psychometrika, 17, 45–68.

Gur, R.C., & Hilgard, E.R. (1975). Visual imagery and the discrimination of differences between altered pictures simultaneously and successively presented. British Journal of Psychology, 66, 341–345.

Halgren, E., Walter, R.D., Cherlow, D.G., & Crandall, P.H. (1978). Mental phenomena evoked by electrical stimulation of the human hippocampal formation and amygdala. Brain, 101, 83‑117.

Halligan, P.W., & Marshall, J.C. (1992). Left visuo‑spatial neglect: A meaningless entity? Cortex, 28, 525–535.

Harris, L.J. (1978). Sex differences in spatial ability: Possible environmental, genetic, and neurological factors. In M. Kinsbourne (Ed.), Asymmetrical function of the brain (pp. 405–522). Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Harshman, R.A., & Paivio, A. (1987). “Paradoxical” sex differences in self‑reported imagery. Canadian Journal of Psychology, 41, 287–302.

Haynes, W.O., & Moore, W.H. (1981). Sentence memory and recall: An electroenceph‑alographic evaluation of hemispheric processing in males and females. Cortex, 17, 49–62.

Hiscock, M. (1976). Effects of adjective imagery on recall from prose. Journal of General Psychology, 94, 295–299.

Hiscock, M. (1978). Imagery assessment through self‑report: What do imagery questionnaires measure? Journal of Consulting and Clinical Psychology, 46, 223–230.

Hoc, J.M., & Leplat, J. (1983). Evaluation of different modalities of verbalization in a sorting task. International Journal of Man‑Machine Studies, 18, 283–306.

Holt, R.R. (1964). Imagery: The return of the ostracized. American Psychologist, 19, 254–264. Hyman, I.E., Jr. (1993). Imagery, reconstructive memory, and discovery. In B. Roskos‑Ewoldson, M.J. Intons‑Peterson, & R.E. Anderson (Eds),

Imagery, creativity, and discovery: A cognitive perspective (pp. 99‑121). Amsterdam: Elsevier.

Indow, Т., & Togano, K. (1970). On retrieving sequence from longterm memory. Psychological Review, 77, 317–331.

Intons‑Peterson, M.J. (1983). Imagery paradigms: How vulnerable are they to experimenters’ expectations? Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance, 9, 394–412.

Isaac, A.R., & Marks, D.F. (1994). Individual differences in mental imagery experience: Developmental changes and specialization. British Journal of Psychology, 85, 479–500.

Isaac, A., Marks, D.F., & Russell, D.G. (1986). An instrument for assessing imagery of movement: The Vividness of Movement Imagery Questionnaire. Journal of Mental Imagery, 20(4), 23–30.

Janssen, W.H. (1976a). Selective interference during the retrieval of visual images. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 28, 535–539.

Janssen, W.H. (1976b). Selective interference in paired‑associate and free recall learning: Messing up the image. Acta Psychologica, 40, 35–48.

Jones, G.V. (1988). Images, predicates, and retrieval cues. In M. Denis, J. Engelkamp, & J.T.E. Richardson (Eds), Cognitive andneu‑ropsychological approaches to mental imagery (pp. 89–98). Dordrecht: Martinus Nijhoff.

Jones, M.K. (1974). Imagery as a mnemonic aid after left temporal lobectomy: Contrast between material‑specific and generalized memory disorders. Neuropsychologia, 12, 21–30.

Jones‑Gotman, M. (1979). Incidental learning of image‑mediated or pronounced words after right temporal lobectomy. Cortex, 15, 187–197.

Kapur, N. (1988). Memory disorders in clinical practice. London: Butterworths.

Kaufmann, G., & Helstrup, T. (1993). Mental imagery: Fixed or multiple meanings? Nature and function of imagery in creative thinking. In B. Roskos‑Ewoldson, M.J. Intons‑Peterson, & R.E. Anderson (Eds), Imagery, creativity, and discovery: A cognitive perspective (pp. 123–150). Amsterdam: Elsevier.

Kinsbourne, M. (1972). Eye and head turning indicates cerebral lateralization. Science, 176, 539–541.

Kintsch, W. (1972). Abstract nouns: Imagery versus lexical complexity. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 11, 59–65.

Kirby, J.R., Moore, P.J., & Schofield, N.J. (1988). Verbal and visual learning styles. Contemporary Educational Psychology, 13, 169–184.

Kocel, K., Galin, D., Ornstein, R., & Merrin, E.L. (1972). Lateral eye movement and cognitive mode. Psychonomic Science, 27, 223–224.

Kopelman, M.D. (1986). The cholinergic neurotransmitter system in human memory and dementia: A review. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 38A, 535–573.

Kosslyn, S.M. (1973). Scanning visual images: Some structural implications. Perception and Psychophysics, 14, 90–94.

Kosslyn, S.M. (1980). Image and mind. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Kosslyn, S.M. (1987). Seeing and imagining in the cerebral hemispheres: A computational approach. Psychological Review, 94, 148–175.

Kosslyn, S.M. (1994). Image and brain: The resolution of the imagery debate. Cambridge, MA: MIT Press.

Kosslyn, S.M., Alpert, N.M., Thompson, W.L., Maljkovic, V., Weise, S.B., Chabris, C.F., Hamilton, S.E., Rauch, S.L., & Buonanno,

F.S. (1993). Visual mental imagery activates topographically organized visual cortex: PET investigations. Journal of Cognitive Neuroscience, 5, 263–287.

Kosslyn, S.M., Brunn, J., Cave, K.R., & Wallach, R.W. (1984). Individual differences in mental imagery ability: A computational analysis. Cognition, 18, 195–243.

Kosslyn, S.M., Holtzman, J.D., Farah, M.J., & Gazzaniga, M.S. (1985). A computational analysis of mental image generation: Evidence from functional dissociations in split‑brain patients. Journal of Experimental Psychology: General, 114, 311–341.

Kosslyn, S.M., & Koenig, O. (1992). Wet mind: The new cognitive neuroscience. New York: Free Press.

Kosslyn, S.M., & Pomerantz, J.R. (1977). Imagery, propositions, and the form of internal representation. Cognitive Psychology, 9, 52–76.

Kosslyn, S.M., Van Kleeck, M.H., & Kirby, K.N. (1990). A neurologically plausible model of individual differences in visual mental imagery. In P.J. Hampson, D.F. Marks, & J.T.E. Richardson (Eds), Imagery: Current developments (pp. 39–77). London: Routledge.

Lambert, A.J., & Beaumont, J.G. (1981). Comparative processing of imageable nouns in the left and right visual fields. Cortex, 17, 411–418.

Levin, H.S., & Goldstein, F.C. (1986). Organization of verbal memory after severe closed‑head injury. Journal of Clinical and Experimental Neuropsychology, 8, 643–656. Levine, D.N., Warach, J. & Farah, M. (1985). Two visual systems in mental imagery: Dissociation of “what” and “where” in imagery disorders due to bilateral posterior cerebral lesions. Neurology, 35, 1010–1018.

Ley, R.G. (1983). Cerebral laterality and imagery. In A.A. Sheikh (Ed.), Imagery: Current theory, research and application (pp. 252–287). New York: Wiley.

Linn, M.C., & Petersen, A.C. (1985). Emergence and characterization of sex differences in spatial ability: A metaanalysis. Child Development, 56, 1479–1498.

Lister, R.G., & Weingartner, H.J. (1987). Neu‑ropharmacological strategies for understanding psychobiological determinants of cognition. Human Neurobiology, 6, 119–127.

Loftus, E.F., & Loftus, G.R. (1980). On the permanence of stored information in the human brain. American Psychologist, 35, 409–420.

Logie, R.H. (1986). Visuo‑spatial processes in working memory. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 38A, 229–247.

Logie, R.H. (1995). Visuo‑spatial working memory. Hove, UK: Lawrence Erlbaum Associates Ltd.

Logie, R.H. (1996). The seven ages of working memory. In J.T.E. Richardson, R.W. Engle, L. Hasher, R.H. Logie, E.R. Stoltzfus, & R.T. Zacks, Working memory and human cognition (pp. 31–65). New York: Oxford University Press.

Lorenz, C, & Neisser, U. (1985). Factors of imagery and event recall. Memory and Cognition, 13, 494–500.

McDaniel, M.A., & Kearney, E.M. (1984). Optimal learning strategies and their spontaneous use: The importance of task‑appropriate processing. Memory and Cognition, 12, 361–373.

McDaniel, M.A., & Pressley, M. (1984). Putting the keyword method in context. Journal of Educational Psychology, 16, 598–609.

McDougall, S., & Velmans, M. (1993). Encoding strategy dynamics: When relationships between words determine strategy use. British Journal of Psychology, 84, 227–248.

McGeer, P.L. (1984). Aging, Alzheimer’s disease, and the cholinergic system. Canadian Journal of Physiology and Pharmacology, 62, 741–754.

McKelvie, S.J. (1979). Effects of instruction and format on reported visual imagery. Perceptual and

Motor Skills, 49, 567–571.

McKelvie, S.J. (1986). Effects of format of the Vividness of Visual Imagery Questionnaire on content validity, split‑half reliability, and the role of memory in test‑retest reliability. British Journal of Psychology, 77, 229–236.

McKelvie, S.J. (1995). The VVIQ as a psychometric test of individual differences in visual imagery vividness: A critical quantitative review and plea for direction. Journal of Mental Imagery, 29(3 & 4), 1‑106.

Mandler, G. (1967). Organization and memory. In K.W. Spence & J.T. Spence (Eds), The psychology of learning and motivation: Advances in research and theory (Vol. 1, pp. 327–372). New York: Academic Press.

Marks, D.F. (1973). Visual imagery differences in the recall of pictures. British Journal of Psychology, 64, 17–24.

Marks, D.F. (1983). Mental imagery and consciousness: A theoretical review. In A.A. Sheikh (Ed.), Imagery: Current theory, research, and application (pp. 96‑130). New York: Wiley.

Marks, D.F. (1990). On the relationship between imagery, body and mind. In P.J. Hampson, D.F. Marks, & J.T.E. Richardson (Eds), Imagery: Current developments (pp. 1‑38). London: Routledge.

Marks, D.F., & Isaac, A.R. (1995). Topographical distribution of EEG activity accompanying visual and motor imagery in vivid and non‑vivid imagers. British Journal of Psychology, 86, 271–282.

Marquer, J., & Pereira, M. (1990). Reaction times in the study of strategies in sentence‑picture verification: A reconsideration. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 42A, 147–168.

Marschark, M. (1985). Imagery and organization in the recall of prose. Journal of Memory and Language, 24, 734–745.

Marschark, M., & Cornoldi, С (1991). Imagery and verbal memory. In C. Cornoldi & M.A. McDaniel (Eds), Imagery and cognition (pp. 133–182). New York: Springer‑Verlag.

Marschark, M., Cornoldi, C, Huffman, C.J., Pe,

G., & Garzari, F. (1994). Why are there sometimes concreteness effects in memory for prose? Memory, 2, 75–96.

Marschark, M., & Hunt, R.R. (1989). A reexamination of the role of imagery in learning and memory. Journal of Experimental Psychology: Learning, Memory, and Cognition, 15, 710–720.

Marschark, M., Richman, C.L., Yuille, J.C., & Hunt, R.R. (1987). The role of imagery in memory: On shared and distinctive information. Psychological Bulletin, 102, 28–41.

Marschark, M., & Surian, L. (1992). Concreteness effects in free recall: The roles of imaginal and relational processing. Memory and Cognition, 20, 612–620.

Marshall, J.C., Halligan, P.W., & Robertson, LH. (1993). Contemporary theories of unilateral neglect: A critical review. In LH. Robertson & J.C. Marshall (Eds), Unilateral neglect: Clinical and experimental studies (pp. 311–329). Hove, UK: Lawrence Erlbaum Associates Ltd.

Martin, C.J., Boersma, F.J., & Cox, D.L. (1965). A classification of associative strategies in paired‑associate learning. Psychonomic Science, 3, 455–456.

Matthews, W.A. (1983). The effects of concurrent secondary tasks on the use of imagery in a free recall task. Acta Psychologica, 53, 231–241.

Meador, K.J., Loring, D.W., Bowers, D., & Heilman, K.M. (1987). Remote memory and neglect syndrome. Neurology, 37, 522–526.

Meador, K.J., Loring, D.W., Lee, G.P., Brooks, B.S., Nichols, F.T., Thompson, E.E., Thompson, W.O., & Heilman, K.M. (1989). Hemisphere asymmetry for eye gaze mechanisms. Brain, 112, 103–111.

Mesulam, M.‑M. (1985). Attention, confusional states, and neglect. In M.‑M. Mesulam (Ed.), Principles of behavioral neurology (pp. 125–168). Philadelphia, PA: F.A. Davis.

Mellet, E., Tzourio, N., Denis, M., & Mazoyer, B. (1995). A positron emission tomography study of visual and mental spatial exploration. Journal of Cognitive Neuroscience, 7, 433–445.

Meudell, P.R. (1971). Retrieval and representations in long‑term memory. Psychonomic

Science, 23, 295–296.

Milner, B. (1966). Amnesia following operation on the temporal lobes. In C.W.M. Whitty, & O.L. Zangwill (Eds), Amnesia (pp. 109–133). London: Butterworths.

Milner, B. (1971). Interhemispheric differences in the localization of psychological processes in man. British Medical Bulletin, 27, 272–277.

Milner, В., Taylor, L., & Jones‑Gotman, M. (1990). Lessons from cerebral commis‑suro‑tomy: Auditory attention, haptic memory and visual images in verbal associative‑learning. In С Trevarthen (Ed.), Brain circuits and functions of the mind: Essays in honor of Roger W. Sperry (pp. 294–303). Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Morris, P.E., & Stevens, R. (1974). Linking images and free recall. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 13, 310–315.

Moyer, R.S. (1973). Comparing objects in memory: Evidence suggesting an internal psychophysics. Perception and Psychophysics, 13, 180–184.

Mullen, B. (1989). Advanced BASIC metaanalysis. Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Neisser, U., & Kerr, N. (1973). Spatial and mnemonic properties of visual images. Cognitive Psychology, 5, 138–150.

Ogden, J.A. (1985). Contralesional neglect of constructed visual images in right and left brain‑damaged patients. Neuropsychologia, 23, 273–277.

Paivio, A. (1969). Mental imagery in associative learning and memory. Psychological Review, 76, 241–263.

Paivio, A. (1971). Imagery and verbal processes. New York: Holt, Rinehart, & Winston.

Paivio, A. (1972). A theoretical analysis of the role of imagery in learning and memory. In P.W. Sheehan (Ed.), The function and nature of imagery (pp. 253–279). New York: Academic Press.

Paivio, A. (1975a). Imagery and synchronic thinking. Canadian Psychological Review, 16, 147–163.

Paivio, A. (1975b). Perceptual comparisons through the mind’s eye. Memory and Cognition, 3, 635–647.

Paivio, A. (1978a). Comparisons of mental clocks. Journal of Experimental Psychology: Human Perception and Performance, 4, 61–71.

Paivio, A. (1978b). Dual coding: Theoretical issues and empirical evidence. In J.M. Scandura & C.J. Brainerd (Eds), Structural/process models of complex human behavior (pp. 527–549). Alphen aan den Rijn: Sijthoff & Noordhoff.

Paivio, A. (1978c). Mental comparisons involving abstract attributes. Memory and Cognition, 6, 199–208.

Paivio, A. (1978d). The relationship between verbal and perceptual codes. In E.C. Carterette & M.P. Friedman (Eds), Handbook of perception: Vol. VIII. Perceptual coding (pp. 375–397). New York: Academic Press.

Paivio, A. (1986). Mental representations: A dual coding approach. New York: Oxford University Press.

Paivio, A., & Clark, J.M. (1991). Static versus dynamic imagery. In C. Cornoldi & M.A. McDaniel (Eds), Imagery and cognition (pp. 221–245). New York: Springer‑Verlag.

Paivio, A., & Foth, D. (1970). Imaginal and verbal mediators and noun concreteness in paired‑associate learning: The elusive interaction. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 9, 384–390.

Paivio, A., & Harshman, R.A. (1983). Factor analysis of a questionnaire on imagery and verbal habits and skills. Canadian Journal of Psychology, 37, 461–483.

Paivio, A., & Yuille, J.C. (1967). Mediation instructions and word attributes in paired‑associate learning. Psychonomic Science, 8, 65–66.

Paivio, A., & Yuille, J.C. (1969). Changes in associative strategies and paired‑associate learning over trials as a function of word imagery and type of learning set. Journal of Experimental Psychology, 79, 458–463.

Paivio, A., Yuille, J.C, & Madigan, S.A. (1968).

Concreteness, imagery, and meaningfulness values for 925 nouns. Journal of Experimental Psychology Monographs, 76(1, Pt. 2).

Paivio, A., Yuille, J.C, & Smythe, P.C (1966).

Stimulus and response abstractness, imagery, and meaningfulness, and reported mediators in paired‑associate learning. Canadian Journal of Psychology, 20, 362–377.

Parkin, A.J. (1984). Amnesic syndrome: A lesion‑specific disorder? Cortex, 20, 479–508.

Parkin, A.J., & Leng, N.R.C (1993). Neuropsychology of the amnesic syndrome. Hove, UK: Lawrence Erlbaum Associates Ltd.

Parrott, C.A. (1986). Validation report on the Verbalizer‑Visualizer Questionnaire. Journal of Mental Imagery, 10(4), 39–42.

Patten, B.M. (1972). The ancient art of memory: Usefulness in treatment. Archives of Neurology, 26, 25–31.

Penfield, W. (1968). Engrams in the human brain. Proceedings of the Royal Society of Medicine, 61, 831–840.

Penfield, W., & Perot, P. (1963). The brain’s record of auditory and visual experience: A final summary and discussion. Brain, 86, 595–696.

Perrig, W.J. (1986). Imagery and the thematic storage of prose. In D.G. Russell, D.F. Marks, & J.T.E. Richardson (Eds), Imagery 2: Proceedings of the 2nd International Imagery Conference (pp. 77–82). Dunedin: Human Performance Associates.

Peterson, M.A., Kihlstrom, J.F., Rose, P.M., & Glisky, M.L. (1992). Mental images can be ambiguous: Reconstruals and reference‑frame reversals. Memory and Cognition, 20, 107–123.

Petrides, M., & Milner, B. (1982). Deficits on subject‑ordered tasks after frontal‑and temporal‑lobe lesions in man. Neuropsychologia, 20, 249–262.

Pinker, S., & Kosslyn, S.M. (1978). The representation and manipulation of three‑dimensional space in mental images. Journal of Mental Imagery, 2, 69–83.

Poltrock, S.E., & Brown, P. (1984). Individual differences in visual imagery and spatial ability. Intelligence, 8, 93–138.

Prigatano, G.P., Fordyce, D.J., Zeiner, H.K., Roueche, J.R., Pepping, M., & Wood, B.C. (1986). Neuropsychological rehabilitation after brain injury. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Press.

Pylyshyn, Z.W. (1973). What the mind’s eye tells the mind’s brain: A critique of mental imagery. Psychological Bulletin, 80, 1–24.

Quinn, J.G., & McConnell, J. (1996). Irrelevant pictures in visual working memory. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 49A, 200–215.

Quinton, A.M. (1973). The nature of things. London: Routledge & Kegan Paul.

Ratcliff, G. (1979). Spatial thought, mental rotation, and the right cerebral hemisphere. Neuropsychologin, 17, 49–54.

Reed, H.B. (1918). Associative aids: I. Their relation to learning, retention, and other associations. Psychological Review, 25, 128–155.

Reisberg, D., Culver, L.C., Heuer, F., & Fischman, D. (1986). Visual memory: When imagery vividness makes a difference. Journal of Mental Imagery, 10(4), 51–74.

Reisberg, D., & Leak, S. (1987). Visual imagery and memory for appearance: Does Clark Gable or George C. Scott have bushier eyebrows? Canadian Journal of Psychology, 41, 521–526.

Richardson, A. (1969). Mental imagery. London: Routledge & Kegan Paul.

Richardson, A. (1977a). The meaning and measurement of memory imagery. British Journal of Psychology, 68, 29–43.

Richardson, A. (1977b). Verbalizer‑visualizer: A cognitive style dimension. Journal of Mental Imagery, 1, 109–125.

Richardson, A. (1978). Subject, task, and tester variables associated with initial eye movement responses. Journal of Mental Imagery, 2, 85–99.

Richardson, A. (1994). Individual differences in imaging: Their measurement, origins, and consequences. Amityville, NY: Baywood Publishing.

Richardson, J.T.E. (1975a). Concreteness and imageability. Quarterly Journal of Experimental Psychology, 27, 235–249.

Richardson, J.T.E. (1975b). Imagery and deep structure in the recall of English nominaliza‑tions. British Journal of Psychology, 66, 333–339.

Richardson, J.T.E. (1978a). Mental imagery and memory: Coding ability or coding preference? Journal of Mental Imagery, 2, 101–115.

Richardson, J.T.E. (1978b). Reported mediators and individual differences in mental imagery. Memory and Cognition, 6, 376–378.

Richardson, J.T.E. (1979a). Correlations between imagery and memory across stimuli and across subjects. Bulletin of the Psychonomic Society, 14, 368–370.

Richardson, J.T.E. (1979b). Mental imagery, human memory, and the effects of closed head injury. British Journal of Social and Clinical Psychology, 18, 319–327.

Richardson, J.T.E. (1979c). Subjects’ reports in mental comparisons. Bulletin of the Psychonomic Society, 14, 371–372.

Richardson, J.T.E. (1980a). Concreteness, imagery, and semantic categorization. Journal of Mental Imagery, 4, 51–58.

Richardson, J.T.E. (1980b). Mental imagery and human memory. London: Macmillan. Richardson, J.T.E. (1980c). Mental imagery and stimulus concreteness. Journal of Mental Imagery, 4, 87–97.

Richardson, J.T.E. (1984). The effects of closed head injury upon intrusions and confusions in free recall. Cortex, 20, 413–420.

Richardson, J.T.E. (1985). Integration versus decomposition in the retention of complex ideas. Memory and Cognition, 13, 112–127.

Richardson, J.T.E. (1987). Social class limitations on the efficacy of imagery mnemonic instructions. British Journal of Psychology, 78, 65–77.

Richardson, J.T.E. (1989). Performance in free recall following rupture and repair of intracranial aneurysm. Brain and Cognition, 9, 210–226.

Richardson, J.T.E. (1990). Clinical and neuropsychological aspects of closed head injury. London: Taylor & Francis.

Richardson, J.T.E. (1991). Gender differences in imagery, cognition, and memory. In R.H. Logie & M. Denis (Eds), Mental images in human cognition (pp. 271–303). Amsterdam: Elsevier.

Richardson, J.T.E. (1995a). The efficacy of imagery mnemonics in memory remediation. Neuropsychologia, 33, 1345–1357.

Richardson, J.T.E. (1995b). Gender differences in the Vividness of Visual Imagery Questionnaire: A meta‑analysis. Journal of Mental Imagery, 19(3 & 4), 177–187.

Richardson, J.T.E., & Barry, С (1985). The effects of minor closed head injury upon human memory: Further evidence on the role of mental imagery. Cognitive Neuropsychology, 2, 149–168.

Richardson, J.T.E., Cermak, L.S., Blackford, S.P., & O’Connor, M. (1987). The efficacy of imagery mnemonics following brain damage. In M.A. McDaniel & M. Pressley (Eds), Imagined and related mnemonic processes: Theories, individual differences and applications (pp. 303–328). New York: Springer‑Verlag.

Richardson, J.T.E., & Rossan, S. (1994). Age limitations on the efficacy of imagery mnemonic instructions. Journal of Mental Imagery, 18, 151–164.

Richardson, J.T.E., & Snape, W. (1984). The effects of closed head injury upon human memory: An experimental analysis. Cognitive Neuropsychology, 1, 213–231.

Robertson, I.H., Halligan, P.W., & Marshall, J.C. (1993). Prospects for the rehabilitation of unilateral neglect. In I.H. Robertson & J.C. Marshall (Eds), Unilateral neglect: Clinical and experimental studies (pp. 279–292). Hove, UK: Lawrence Erlbaum Associates Ltd.

Rohwer, W.D., Jr. (1966). Constraint, syntax and meaning in paired‑associate learning. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 5, 541–547.

Rohwer, W.D., Jr. (1973). Elaboration and learning in childhood and adolescence. In H.W. Reese (Ed.), Advances in child development and behavior (Vol. 8, pp. 1‑57). New York: Academic Press.

Roland, P.E., & Friberg, L. (1985). Localization of cortical areas activated by thinking. Journal of Neurophysiology, 53, 1219–1243.

Rollins, M. (1989). Mental imagery: On the limits of cognitive science. New Haven, CT: Yale University Press.

Rosenthal, R. (1966). Experimenter effects in behavioral research. New York: Appleton‑Century‑Crofts.

Runquist, W.N., & Farley, F.H. (1964). The use of mediators in the learning of verbal paired associates. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 3, 280–285.

Segal, S.J. (1971). Processing of the stimulus in imagery and perception. In S.J. Segal (Ed.), Imagery: Current cognitive approaches (pp. 69‑100). New York: Academic Press. Sergent, J. (1990). The neuropsychology of visual image generation: Data, method, and theory. Brain and Cognition, 13, 98–129.

Sheehan, P.W. (1966). Functional similarity of imaging to perceiving: Individual differences in vividness of imagery. Perceptual and Motor Skills, 23, 1011–1033.

Sheehan, P.W. (1967a). A shortened form of the Betts’ Questionnaire Upon Mental Imagery. Journal of Clinical Psychology, 23386‑389.

Sheehan, P.W. (1967b). Visual imagery and the organizational properties of perceived stimuli. British Journal of Psychology, 58, 247–252.

Sheehan, P.W. (1972). A functional analysis of the role of visual imagery in unexpected recall. In P.W. Sheehan (Ed.), The function and nature of imagery (pp. 149–174). New York: Academic Press.

Sheehan, P.W., & Neisser, U. (1969). Some variables affecting the vividness of imagery in recall. British Journal of Psychology, 60, 71–80.

Sheikh, A.A. (1977). Mental images: Ghosts of sensations? Journal of Mental Imagery, 1, 1–4.

Shepard, R.N. (1966). Learning and recall as organisation and search. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior, 5, 201–204.

Shepard, R.N., & Feng, С (1972). A chronometric study of mental paper folding. Cognitive Psychology, 3, 228–243.

Shepard, R.N., & Metzler, J. (1971). Mental rotation of three‑dimensional objects. Science, 171, 701–703.

Shepard, R.N., & Podgorny, P. (1978). Cognitive processes that resemble perceptual processes. In W.K. Estes (Ed.), Handbook of learning and cognitive processes: Vol. 5. Human information processing (pp. 189–237). Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Shore, D.L. (1979). The effectiveness of verbal and visual imagery mnemonics in the remediation of organically based memory deficits. Dissertation Abstracts International, 40, 1916B.

Sitaram, N., Weingartner, H., Caine, E.D., & Gillin, J.C. (1978). Choline: Selective enhancement of serial learning and encoding of low imagery words in man. Life Sciences, 22, 1555–1560.

Sitaram, N., Weingartner, H., & Gillin, J.C. (1979). Choline chloride and arecoline: Effects on memory and sleep in man. In A. Barbeau, J.H. Growdon, & R.J. Wurtman (Eds), Nutrition and the brain: Vol. 5. Choline and lecithin in brain disorders (pp. 367–375). New York: Raven Press.

Sorabji, R. (1972). Aristotle on memory. London: Duckworth.

Start, K.B., & Richardson, A. (1964). Imagery and mental practice. British Journal of Educational Psychology, 34, 280–284.

Strack, F., & Schwarz, N. (1992). Communicative influences in standardized question situations: The case of implicit collaboration. In G.R. Semin & K. Fiedler (Eds), Language, interaction and social cognition (pp. 173–193). London: Sage.

Sunderland, A. (1990). The bisected image? Visual memory in patients with visual neglect. In P.J. Hampson, D.F. Marks, & J.T.E. Richardson (Eds), Imagery: Current developments (pp. 333–350). London: Routledge.

Tippett, L.J. (1992). The generation of visual images: A review of neuropsychological research and theory. Psychological Bulletin, 112, 415–432.

Toglia, M.P., & Battig, W.F. (1978). Handbook of semantic word norms. Hillsdale, NJ: Erlbaum.

Ungerleider, L.G., & Mishkin, M. (1982). Two cortical visual systems. In D.J. Ingle, M.A. Goodale, & R.J.W. Mansfield (Eds), Analysis of visual behavior (pp. 549–586). Cambridge, MA: MIT Press.

Vallar, G. (1993). The anatomical basis of spatial hemineglect in humans. In I.H. Robertson & J.C. Marshall (Eds), Unilateral neglect: Clinical and experimental studies (pp. 27–59). Hove, UK: Lawrence Erlbaum Associates Ltd.

Vogel, C.C., Markowitsch, H.J., Hempel, U., & Hackenberg, P. (1987). Verbal memory in brain damaged patients under different conditions of retrieval aids: A study of frontal, temporal, and diencephalic damaged subjects. International Journal ofNeuroscience, 33, 237–256.

Voyer, D., Voyer, S., & Bryden, M.P. (1995). Magnitude of sex differences in spatial abilities: A metaanalysis and consideration of critical variables. Psychological Bulletin, 17, 250–270.

Warren, M.W. (1977). The effects of recall‑concurrent visual‑motor distraction on picture and word recall. Memory and Cognition, 5, 362–370.

Watson, J.B. (1914). Behavior: An introduction to comparative psychology. New York: Holt.

Weatherly, D.C., Ball, S.E., & Stacks, J.R. (1997). Reliance on visual imagery and its relation to mental rotation. Perceptual and Motor Skills, 85, 431–434.

Weingartner, H., Caine, E.D., & Ebert, M.H. (1979a). Encoding processes, learning, and recall in Huntington’s disease. In T.N. Chase, N.S. Wexler, & A. Barbeau (Eds), Advances in neurology: Vol. 23. Huntington’s disease (pp. 215–226). New York: Raven Press.

Weingartner, H., Caine, E.D., & Ebert, M. H. (1979b). Imagery, encoding, and retrieval of information from memory: Some specific encoding‑retrieval changes in Huntington’s disease. Journal of Abnormal Psychology, 88, 52–58.

White, K.D., Ashton, R., & Law, H. (1978). The measurement of imagery vividness: Effects of format and order on the Betts’ Questionnaire Upon Mental Imagery. Canadian Journal of Behavioural Science, 10, 68–78.

Williams, J.D., Rippon, G., Stone, B.M., & Annett, J. (1995). Psychophysiological correlates of dynamic imagery. British Journal of Psychology, 86, 283–300.

Wittgenstein, L. (1958). The blue and brown books. Oxford: Blackwell.

Wolkowitz, O.M., Tinklenberg, J.R., & Weingartner, H. (1985a). A psychopharmacological perspective of cognitive functions: I. Theoretical overview and methodological considerations. Neuropsychobiology, 14, 88–96.

Wolkowitz, O.M., Tinklenberg, J.R., & Weingartner, H. (1985b). A psychopharmacological perspective of cognitive functions: II. Specific pharmacologic agents. Neuropsychobiology, 14, 133–156.

Yates, F.A. (1966). The art of memory. London: Routledge & Kegan Paul.

Young, A.W. (1987). Cerebral hemisphere differences and reading. In J.R. Beech & A.M. Colley (Eds), Cognitive approaches to reading (pp. 139–168). Chichester, UK: Wiley.

Yuille, J.C. (1973). A detailed examination of mediation in PA learning. Memory and Cognition, 1, 333–342.

Zaidel, D., & Sperry, R.W. (1974). Memory impairment after commissurotomy in man. Brain, 97, 263–272.

 

[1] Мысленные образы понимаются исследователями по‑разному, но в русле каждого подхода были получены важные результаты, касающиеся роли образов в когнитивной сфере человека.

 

[2] Термин «imagery» имеет определенные трудности перевода на русский язык. Речь идет о репрезентации некоего объекта на уровне образов памяти или воображения. В этой связи можно говорить о классах «внутренних образов» предметов, явлений, ситуаций, переживаемых в отсутствии их прообраза. Этот класс образных явлений основатели ленинградской психологической школы Б.Г. Ананьев и Б.Ф. Ломов назвали «вторичныими образами». (Прим. научн. ред .).

 

[3] Questionnaire upon Mental Imagery.

 

[4] Vividness of Visual Imagery Questionnaire.

 

[5] Vividness of Movement Imagery Questionnaire

 

[6] Test of Visual Imagery Control.

 

[7] Individual Difference Questionnaire

 

[8] Verbaliser‑Visualiser Questioonaire.

 

Джон Т. Э. Ричардсон

Мысленные образы. Когнитивный подход

 

Университетское психологическое образование –

 

«Мысленные образы: Когнитивный подход / Ричардсон Т.Э. Джон»: Когито‑Центр; Москва; 2006

ISBN 5‑89353‑187‑6, 0‑86377‑843‑7

 

Аннотация

 

Учебное пособие написано с позиций когнитивного подхода и посвящено проблеме ментальных, или мысленных образов. Кратко, но систематично и на современном уровне освещаются разные аспекты психологии образов: переживание образов, образная репрезентация, образность той или иной стимуляции, образ как способ организации деятельности. Значительное внимание уделено методам исследования и диагностики образной сферы человека, а также мозговым механизмам, связанным со способностью к генерации образов.

Данное пособие в значительной степени восполняет пробел в доступной отечественному читателю психологической литературе и будет полезна не только психологам – студентам, аспирантам и научным работникам, – но также и всем тем, кого интересуют механизмы и закономерности познавательной деятельности человека.

 

Джон Т. Э. Ричардсон

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: