Апреля. Поражение Риббентропа

 

Утреннее заседание.

 

Обвинитель от Франции М. Фор подверг Риббентропа перекрестному допросу, доказав ему факт высказываний и действий, носивших явно антисемитский характер.

Вскрылась весьма активная роль Риббентропа в одобрении депортации евреев из оккупированных стран и стран‑сателлитов Германии в концентрационные лагеря. Риббентроп пытался отрицать предъявленные ему обвинения, как и свою принадлежность к антисемитам, – он всего‑навсего выполнял распоряжения фюрера.

 

В перерыве утреннего заседания Гесс на удивление весьма эмоционально реагировал на высказывания, прозвучавшие в зале заседаний.

– Недостойно и бесчестно так обходиться с человеком, стоящим у свидетельской стойки! Я бы никогда не позволил им такого по отношению к себе!

Гесс явно помнил, что не давал показаний, вот только запамятовал, почему он их не давал. Доктор Зейдль с Герингом объяснили ему, что ему нет нужды, стоя у свидетельской стойки, давать показания – амнезия избавила его от подобной необходимости. Гесс забеспокоился, стал сосредоточенно тереть лоб, беспомощно размахивать руками.

– Так вот оно что! Я забыл, что…

Доктор Зейдль заверил его в том, что представил суду надлежащее объяснение, а именно, что Гесс отказывается давать показания вследствие своей оценки этого суда.

– Да? А что же это за оценка?

Доктор Зейдль пояснил, что Гесс заявил о том, что не признает компетенцию данного суда. Гесс потер лоб.

– Так, значит, я так и сказал?

– Да, да, – нетерпеливо подтвердил Геринг. – Сначала об этом заявил я. А вы потом повторили.

Гесс лишь пожал плечами. Геринг за спиной Гесса раздраженно махнул рукой Дёницу.

 

Послеобеденное заседание.

 

Полковник Эймен подверг Риббентропа краткому перекрестному допросу и на основе ранее заданных обвиняемому вопросов сумел подтолкнуть Риббентропа дать противоречивые утверждения. На перекрестном допросе генерала Руденко Риббентроп утверждал, что нападения на Чехословакию, Польшу, Югославию, Грецию и Россию при более пристальном рассмотрении агрессиями считаться не могут.

 

Среди обвиняемых крепла уверенность в том, что участь Риббентропа решена. Наклонившись к Редеру, Геринг сказал: «Риббентропу конец». Не изменяя своей повседневной лживости, он же после утреннего заседания попытался убедить бывшего министра иностранных дел, что тот, мол, вел себя во время допросов как подобало.

 

Тюрьма. Вечер

 

Камера Риббентропа. Когда я вечером заглянул в камеру Риббентропа, он выглядел даже хуже обычного. Застегнутая кое‑как рубашка выехала из брюк, в камере царил беспорядок, да и сам он выглядел неряшливо, сидя у стола и дожевывая кусок хлеба. Риббентроп задавал мне вопрос за вопросом, большей частью они были чисто риторического характера.

– С какой стати французскому обвинителю понадобилось выставить меня антисемитом? Антисемитизм всегда противоречил моей натуре, и им это известно. Будь я и правда антисемит, то я не постеснялся бы прямо об этом заявить. Я спросил у Гесса, что превратило в такого ярого антисемита Гитлера, но он этого не знал… Вы можете понять мою преданность Гитлеру? Мне кажется, не все это способны понять. Скажите мне прямо, как вы расцениваете мои шансы?

– Я расцениваю его так, что вы своей слепой верностью Гитлеру поставили себя в безвыходное положение. И в первую очередь мне непонятно, отчего вы сейчас продолжаете за него цепляться, хотя всему миру ясно, что он – убийца.

– Вам это непонятно? Нет, по‑видимому, есть вещи, которые недоступны пониманию американцев. Мы, немцы, народ особый, нас отличает верность. Кое‑кто это понять не в состоянии.

– Да это никому не понять.

– Ну, не знаю, не знаю. Что бы я сделал, знай я обо всех этих бесчеловечных убийствах евреев…

– Вы о них не знали, когда весь мир знал о лагере смерти Майданек?

– Да, да! Но тогда уже все равно было слишком поздно. Я спрашиваю себя, как бы я поступил, если бы с самого начала знал обо веем, я это имею в виду. Нет, воспротивиться ему каким бы то ни было образом я не мог. Мне следовало уйти из жизни добровольно. Это был единственный способ. Это вы понимаете?

– Нет, я бы во всеуслышание заявил о том, что Гитлер – убийца, а если такое было бы невозможно, тогда бы я счел своим святым долгом убить его – таков был последний выход.

– Нет, нет! Об этом я и подумать не мог. На такое я бы никогда не смог решиться.

– Почему же? Что же, для вас это было так, как если бы вы подняли руку на отца родного?

– Ну да, примерно так. Он стал для меня символом Германии. Говорю вам, после того как мы посмотрели фильм о нацистских временах, если бы он вот сейчас пришел бы сюда ко мне, я не смог бы просто так откреститься от него. Я бы, скорее всего, не пошел за ним, но откреститься от него – нет, этого я бы не смог. И не знаю, почему.

 

⇐ Предыдущая39404142434445464748Следующая ⇒

Поделиться: