Из письма к Деборе Уэбстер 25 октября 1958

 

Не люблю сообщать о себе никаких «фактов», за исключением «сухих» (каковые, в любом случае, имеют столько же отношения к моим книгам, как и любые другие более смачные подробности). И не только в силу личных причин; но еще и потому, что возражаю против современной тенденции в критике, с ее повышенным интересом к подробностям жизни авторов и художников. Эти подробности лишь отвлекают внимание от трудов автора (если труды на самом деле достойны внимания) и в конце концов, как наблюдаешь то и дело, становятся главным объектом интереса. Но лишь ангел-хранитель или воистину Сам Господь в силах выявить истинные взаимосвязи между фактами личной жизни и сочинениями автора. Но никоим образом не сам автор (хотя он-то знает больше любого исследователя) и уж конечно не так называемые «психологи».

Но, разумеется, для «фактов» такого рода существует шкала значимости. Есть факты несущественные (те, что особенно дороги психоаналитикам и писателям о писателях): скажем, пьянство, избиение жены и тому подобные безобразия. Так уж вышло, что в данных конкретных грехах я не повинен. Но, даже будь это не так, я бы предположил, что художественное произведение берет начало не в слабостях, эти грехи породивших, но в других, еще не затронутых порчей областях моего существа. Современные «исследователи» сообщают мне, что Бетховен обманывал своих издателей и возмутительно обходился с племянником, но я не верю, что это имеет какое-то отношение к его музыке. Затем есть факты более значимые — те, что в самом деле имеют отношение к произведениям автора; хотя знание этих фактов на самом деле произведений не объясняет, даже если исследовать их во всех подробностях. Так, например, я не люблю французский, а испанский предпочитаю итальянскому, но на объяснение того, какое отношение имеют эти факты к моим языковым пристрастиям (а таковые, со всей очевидностью, являются важной составляющей «Властелина Колец»), потребуется много времени, а в итоге имена и языковые вкрапления в моих книгах будут вам милы (или не милы) в той же степени, что и прежде. И есть несколько основополагающих фактов, пусть и сухо изложенных, которые в самом деле важны. Например, я родился в 1892 г. и первые годы своей жизни прожил в «Шире» в домехани-ческую эпоху. Или, что еще более важно, я — христианин (что можно вывести из моих историй) и, собственно говоря, принадлежу к римско-католической церкви. Последний «факт», пожалуй, вычислить не так-то просто; хотя один критик (в письме) утверждал, что обращения к Эльбе-рет и образ Галадриэли, описанный напрямую (или через слова Гимли и Сэма) отчетливо соотносятся с католическим культом Богородицы. А еще один усмотрел в дорожных хлебцах (лембас)=viaticum{Запас еды в дорогу (лат. ); то же латинское слово в церковной латыни означает Причастие, даваемое тому, кто находится при смерти или под угрозой смерти.} и в ссылке на то, что они питают волю (т. III, стр. 213) и оказываются более действенны при воздержании от еды, производную от Евхаристии. (То есть: явления куда более великие могут воздействовать на сознание, когда речь идет о меньшем, то есть о волшебной сказке).

Вообще-то я — хоббит (во всем, кроме роста). Я люблю сады, деревья, земли, обработанные вручную, без помощи машин; я курю трубку, люблю вкусную, простую пищу (незамороженную), терпеть не могу французскую кухню; я люблю (и даже смею носить в наши бесцветные дни) вышитые жилеты. Люблю грибы (прямо с поля); чувство юмора у меня незамысловатое (даже мои благосклонные критики находят его утомительным); ложусь я поздно, встаю тоже поздно (по возможности). Путешествую мало. Люблю Уэльс (то, что от него осталось теперь, когда рудники и еще более гнусные приморские курорты совершили все, на что способны) и особенно валлийский язык. Но, на самом деле, я в Уэльсе очень давно не бывал (разве что проездом, по пути в Ирландию). Вот в Ирландию я езжу часто (Эйре: Южную Ирландию), поскольку очень люблю и ее саму, и ее жителей (по большей части); однако ирландский язык я нахожу абсолютно непривлекательным. Надеюсь, этого для затравки достаточно.

 

К А. К. Нанну (черновик)

 

 

Ответ читателю, указавшему на кажущееся противоречие во «Властелине Колец»: в главе «Долгожданные гости» утверждается, что «у хоббитов на свой собственный день рождения принято дарить подарки другим»; однако ж Голлум называет Кольцо своим «подарочком на день рождения», и рассказ о том, как он приобрел Кольцо, в главе «Тень прошлого», свидетельствует, что его соплеменники в день рождения получали подарки. Далее в письме мистера Нанна говорится: «Следовательно, справедлива одна из следующих версий: (1) Народ Смеагола не был «сродни хоббитам», вопреки предположению Гандальва (I стр. 62); (2) хоббитская традиция дарения подарков возникла не так давно; (3) традиции Стуров [народ Смеагола-Голлума] отличались от обычаев прочих хоббитов; или (5) [sic] в текст вкралась ошибка. Я буду глубоко признателен, если вы сумеете выкроить время для рассмотрения этого важного вопроса».]

[Не датировано; возможно, конец 1958 — начало 1959 г.

 

Уважаемый мистер Нанн!

Я — отнюдь не образец учености[345]; но в том, что касается Третьей эпохи, воспринимаю себя исключительно как «протоколиста». Огрехи, что, возможно, обнаруживаются в моих записях, являются следствием никоим образом не ошибок, то есть утверждений заведомо ложных, но пропусков и неполноты информации, причиной чему была, главным образом, необходимость сокращать и попытки вводить информацию по ходу развития сюжета, так что в результате, естественно, приходилось вырезать многие факты, не имеющие непосредственного отношения к истории как таковой.

Касательно деньрожденческих обычаев и отмеченных вами кажущихся несоответствий, мы, думается мне, вправе отмести ваши альтернативы (1) и (5). Кстати, вы пропустили (4).

Что до (1), Гандальв, безусловно, поначалу говорит: «Я предполагаю», стр. 62; но это вполне соответствует его характеру и мудрости. В более современном языке ему пришлось бы сказать: «Я делаю вывод», имея в виду предметы, которые объектом его непосредственного наблюдения не стали, но о которых он на основе изучения сформировал некие выводы. (В Приложении В{Здесь и далее буквенное обозначение Приложений дается латиницей, а не Кириллицей (в соответствии с английским оригиналом).} вы прочтете, что маги появились незадолго до первых упоминаний о хоббитах в летописях, а к тому времени хоббиты уже разделились на три различные ветви.) Однако в выводах своих Гандальв на самом деле не сомневается. «И тем не менее это правда и т. д.», стр. 63.

Вариант (2) был бы возможен; но, поскольку на стр. 35 хронист говорит «хоббиты» (и слово это, откуда бы уж оно ни вело свое происхождение, употребляет для обозначения народа в целом), а не «хоббиты Шира» и не «широкие жители» , приходится предположить, что обычай дарить подарки в той или иной форме существовал повсеместно у всех разновидностей, включая стуров. Но, поскольку ваше (3) справедливо, разумно ожидать, что столь глубоко укоренившийся обычай в разных ветвях проявлялся несколько по-разному. Когда в 1356 Т.Э. стуры ремигрировали обратно в Дикие земли, все сношения между этой возвратившейся группой и предками обитателей Шира были прерваны. До происшествия с Деаголом и Смеаголом прошло более 1100 лет (ок. 2463). До Празднества в 3001 г. Т.Э., где вскользь описываются ширские обычаи, в той мере, насколько это важно для повествования, оставалось еще почти 1650 лет.

Все хоббиты менялись медленно, но ремигранты-стуры возвращались к более дикой и примитивной жизни в мелких, убывающих{Между 2463 г. и тем моментом, когда Гандальв стал прицельно разузнавать о Кольце (примерно 500 лет спустя), они, по всей видимости, вообще вымерли (разумеется, за исключением Смеагола) или бежали прочь, подальше от тени Дол Гулдура. — Прим. авт. }2 сообществах; в то время как ширский народ за 1400 лет владения тамошней землей перешел к более устроенной и развитой общественной жизни, в которой значимость родства для их восприятия и обычаев поддерживалась обстоятельно продуманными традициями, как письменными, так и устными.

И хотя рассуждения об этом любопытном, но характерном факте хоббитского поведения я опустил, факты, имеющие отношение к Ширу, можно изложить довольно подробно. Что до приречных стуров, здесь, естественно, остается лишь строить гипотезы.

«Дни рождения» обладали немалой общественной значимостью. Тот, кто праздновал свой день рождения (он или она), назывался рибадьян (что, согласно описанной[346] и принятой системе, можно перевести как «рожденец» [347]). Обычаи, связанные с днями рождения, хотя и глубоко укорененные, со временем стали регулироваться довольно строгим этикетом и вследствие этого зачастую сводились к формальностям: как, на самом деле, можно заключить из слов «как правило, не слишком дорогие», стр. 35; и особенно по стр. 46, строки 20–26{«Разумеется, подарки не всегда бывают новыми; один-два старых матома давно позабытого предназначения уже обошли всю округу» (ВК, Кн. I, гл. 1)}. Касательно подарков : на свой день рождения «рожденец» как дарил , так и получал подарки; хотя эти процедуры различались по происхождению, функции и этикету. Получение даров рассказчик опустил (поскольку к Празднеству оно отношения не имеет); но на самом деле этот обычай более древний и потому крайне формализованный. (К инциденту между Смеаголом и Деаголом он и впрямь имеет отношение, но рассказчик, вынужденный сократить этот эпизод до самых важных элементов и доверить его изложение Гандальву, беседующему с хоббитом, естественно, никак не откомментировал обычай, который хоббит (как и мы), конечно же, воспринимал по отношению к дням рождения как нечто абсолютно естественное.)

Получение подарков : этот древний ритуал имел отношение к родству . Изначально он символизировал признание принадлежности рожденца к семье или клану и знаменовал его формальное «включение» в таковой{В древности, по всей видимости, этот ритуал имел место вскорости после рождения: имя ребенка объявлялось собравшейся тут же семье или, в более крупных и развитых сообще ствах, номинальному «главе» клана или семьи. См. примечание в конце. — Прим. авт. }. Ни мать, ни отец не дарили детям подарков в их (детей) дни рождения (за исключением редких случаев усыновления или удочерения ); однако от общепризнанного главы семьи какое-нибудь подношение ожидалось, пусть «чисто символическое».

Дарение подарков : считалось делом личным, и родством не ограничивалось. Это было своего рода «благодарение» — знак признательности за оказанные услуги, благодеяния и дружбу, особенно в течение прошедшего года.

Стоит отметить, что хоббитята, доросшие до «фантов»{В оригинале — «faunt», архаизм XIV–XV вв. представляющий собою усеченную форму старофранцузского «enfaunt» (буквально — младенец, не умеющий ходить и говорить); т. е, опять-таки буквально — младенец, уже научившийся ходить и говорить (во французском языке в усеченной форме не встречается). Разумно предположить, что это — специфическое хоббитское слово, во Всеобщем наречии распространения не получившее.} (то есть, научившиеся ходить и говорить: формально объявлялись таковыми в свой третий день рождения), дарили подарки родителям. Дарить полагалось что-нибудь, «произведенное» самим дарителем (т. е. найденное, выращенное или сделанное «рожденцем»); совсем маленькие дети начинали с букетов полевых цветов. Возможно, отсюда пошел обычай «благодарственных» подарков более широкому кругу лиц; вот почему даже в Шире считалось «правильным», чтобы такие подарки были произведены самим дарителем или ему принадлежали. Обычно «даримые подарки» представляли собою продукты садов и полей или мастерских, особенно среди хоббитов победнее.

Согласно ширскому этикету, на момент Празднества «подарочные ожидания» распространялись не далее чем на троюродных родственников или родню еще более близкую, проживающих в пределах 12 миль{Отсюда хоббитское выражение «двенадцатимильный кузен», обозначающее субъекта, который держится буквы закона и не признает никаких обязательств помимо четко огова ренных: такой ни за что не подарит тебе подарка, если расстояние от его порога до твоего в 12 миль не укладывается (согласно его собственным замерам). — Прим. авт. }. Даже от близких друзей (родней не являющихся) подарков не «ожидали», хотя те вполне могли что-нибудь подарить. Ограничение по местожительству в Шире со всей очевидностью возникло сравнительно недавно, как результат постепенного распада родственных сообществ и семей и расселение родственников, в условиях давно устоявшейся оседлости. Поскольку деньрожденческие подарки (вне всякого сомнения, как пережиток обычаев малочисленных семей древности) «рожденцу» следовало вручать лично, по правилам — в канун Дня и самое позднее — до полдника в нужный День. Подарки принимались «рождением» наедине; и считалось крайне дурным тоном демонстрировать их по отдельности или все вместе — именно дабы избежать неловкости, как порою случается на наших свадебных «выставках» (жителей Шира они бы просто ужаснули){На свадьбу или во время свадеб хоббиты подарков не дарили, только цветы (свадьбы обычно играли весной или в начале лета). Помощь в обустройстве дома (если паре предстоя ло жить под собственным кровом или в отдельных комнатах в Смиале) оказывалась родите лями с обеих сторон задолго до события как такового. — Прим. авт. }. Тем самым даритель мог выбрать подарок, исходя из глубины своих чувств и возможностей своего кошелька, не став при этом объектом публичного обсуждения и не обидев (если и было, на что обижаться) никого, кроме получателя. Однако обычай дорогих подарков и не требовал, и хоббит, скорее, восторгался и радовался нежданно «богатому» или желанному подарку, нежели обижался на традиционный сувенир в знак доброго расположения семьи.

Отголосок всего этого явственно прослеживается в рассказе о Смеаголе и Деаголе — с поправкой на индивидуальные особенности характеров этих довольно жалких представителей хоббичьего рода. Деагол, по всей видимости, родственник (вне всякого сомнения, все члены этого маленького сообщества состояли в родстве), уже подарил Смеаголу традиционный подарок, хотя на прогулку они отправились, вероятно, оч. рано поутру. Будучи подлой, скаредной душонкой, он уже жалел о подарке. Смеагол, будучи еще более подлым и жадным, попытался воспользоваться «днем рождения» как оправданием для деспотического поступка. «Потому что я его хочу», — откровенно заявил он в качестве основного своего притязания. Однако ж он также намекал, что подарок Д. оказался сувениром мелким и недостаточным; Д. же парировал, что, напротив, подарок обошелся дороже, нежели он в состоянии себе позволить.

Дарение подарков «рождением» — исключая дары родителям{В сообществах более примитивных, как, скажем, те, что до сих пор жили в клановых смиалах, рожденец также делал подарок «главе семьи». О подарках Смеагола не упоминается ни словом. Я так полагаю, он был сирота; и не верю, чтобы он дарил подарки на свой день рождения, кроме как (с большой неохотой) положенную дань «бабушке». Возможно, рыбу. Скорее всего, в этом и заключалась одна из целей похода. Это было бы вполне в духе Смеагола — подарить рыбу, на самом деле пойманную Деаголом! — Прим. авт. }, упомянутые выше, — будучи делом личным и формой проявления благодарности, варьировалось куда сильнее в зависимости от эпохи и места, и в соответствии с возрастом и положением «рожденца». В Шире хозяин и хозяйка дома или норы дарили подарки всем под своим кровом или у себя в услужении, а обычно и ближайшим соседям тоже. А дальше они могли расширять список сколько угодно, вспоминая любые особые услуги прошедшего года. Считалось, что дарение подарков специальными правилами не регламентируется; хотя обделение традиционным подарком (например, ребенка, слуги или соседа) воспринималось как упрек и знак крайнего неудовольствия. На несовершеннолетних и домочадцев (не обладающих собственным домом) обязательства домовладельцев не распространялись; но и они обычно дарили подарки, исходя из собственных средств или степени привязанности. «Как правило, не очень дорогие» — относилось ко всем подаркам. В этом отношении Бильбо, равно как и во всем прочем, был персоной исключительной; его Празднество явилось просто-таки разгулом непомерной щедрости даже для состоятельного хоббита. Тем не менее одним из самых распространенных деньрожденческих ритуалов было устроить «праздник» вечером соответствующего Дня. Всех приглашенных хозяин оделял подарками, на что те рассчитывали как на часть развлечения (пусть и вторичную по отношению к угощению). Однако с собой они подарков не приносили. Ширские жители сочли бы такое в высшей степени дурным тоном. Если гости до сих пор не вручили свои подарки (те, кому это вменялось в обязанность родством), теперь было уже поздно. А для прочих гостей это было из области «так не принято»: все равно что платить за угощение или пытаться отдарить праздничный подарок, — и считалось крайне неприличным. Иногда, в случае если очень близкий друг никак не мог прибыть на праздник (в силу дальности расстояния или других причин), ему высылалось символическое приглашение вместе с подарком. В этом случае подарок всегда представлял собою что-нибудь из еды или питья; подразумевалось, что это — часть деньрожденческого угощения.

Я думаю, вы увидите, что все подробности, приводимые как «факты», на самом деле вписываются в определенную картину нравов и обычаев, хотя картина эта не набросана даже в далеко не полном варианте этих заметок. Ее, конечно, можно было бы включить в Пролог, напр, на стр. 12. Но, хотя я многое вырезал, Пролог все равно слишком пространен и перегружен, даже в глазах тех критиков, которые допускают, что какая-никакая польза в нем есть, и (в отличие от некоторых) не советуют читателям пропустить его или вообще о нем позабыть.

Хоть заметки эти неполны, возможно, вам они покажутся чрезмерно длинными; и, вероятно, это больше, чем вы просили, хотя, безусловно, напросились вы сами. Но не вижу, как можно ответить на ваши вопросы короче, причем так, чтобы воздать должное комплименту, который вы мне сделали, заинтересовавшись хоббитами в достаточной степени, чтобы заметить лакуну в предоставленной информации.

Однако дополнительная информация всегда открывает горизонты еще более дальние; и вы, вне всякого сомнения, обнаружите, что краткий рассказ о «подарках» ставит новые антропологические вопросы, подразумевающиеся такими терминами, как родство, семья, клан и так далее. Дерзну добавить дальнейшие разъяснения на этот счет, на случай, если, рассмотрев текст в свете моего ответа, вы захотите расспросить подробнее про «бабушку» Смеагола, которую Гандальв описывает как правительницу (высокоуважаемой семьи, более многочисленной и богатой, нежели прочие, стр. 62) и даже называет «матриархом» (стр. 66).

Насколько мне известно, хоббиты повсеместно отличались моногамностью (и вторично вступали в брак крайне редко, даже если жена или муж умирали совсем молодыми); и я бы сказал, что их семейные отношения были скорее «патрилинейны», нежели патриархальны. То есть родовые имена передавались по мужской линии (а женщины принимали имя мужа); кроме того, номинальным главой семьи обычно являлся старший из мужчин. В случае больших и влиятельных семей (таких, как Туки), сплоченных при всей их многочисленности, главой по праву становился старший мужчина по, как считалось, наиболее прямой линии происхождения. Но что до управления «семьей» как реальной единицей: «хозяйством», оно не бывало «монархическим» (разве что в силу случайности). Это была «диархия», в которой хозяин и хозяйка обладали равным статусом, хотя и разными функциями. Каждый считался полноправным представителем другого в случае его отсутствия (включая смерть). Никаких «вдовствующих»{В оригинале dowager — женщина, которая, овдовев, носит титул или владеет собственностью, перешедшими к ней в результате смерти мужа; напр., «вдовствующая герцогиня X.», «вдовствующая королева».} не было. Если хозяин умирал первым, на его место заступала жена, и это включало (если хозяин занимал такое положение) номинальное главенство в большой семье или клане. Таким образом, этот титул не переходил к сыну или иному наследнику, пока была жива хозяйка, разве что она слагала с себя полномочия по доброй воле{Здесь идет речь только о номинальном «главенстве», не о владении собственностью и управлении ею. Это — области отдельные; хотя в случае сохранившихся «обширных хозяйств», таких, как Великие Смиалы или Бранди-Халл , могут и совпадать. В других случаях главенство сводилось просто-напросто к титулу и учтивому обращению; естественно, тот из супругов, что переживал другого, от такого главенства отказывался редко. — Прим. авт. }. Следовательно, при определенных обстоятельствах вполне могло случиться, что женщина-долгожительница с властным характером оставалась «главой семьи» до тех пор, пока не вырастали ее внуки.

Лаура Бэггинс (урожденная Грабб) оставалась «главой» семейства «Хоббитонских Бэггинсов» до 102 лет. Будучи на 7 лет младше своего мужа (который умер в возрасте 93 лет в 1300 г. по Ширскому летосчислению), она занимала это положение на протяжении 16 лет, до 1316 г. Ш.Л.; и ее сын Банго стал «главой» лишь в возрасте 70 лет, за десять лет до того, как ранняя смерть настигла его в возрасте 80 лет. Бильбо унаследовал титул только после смерти своей матери по линии Туков, Белладонны, в 1334 г., когда ему исполнилось 44.

Затем положение с главенством в семье Бэггинсов, в силу странных обстоятельств, стало несколько неопределенным. Наследником титула был Ото Саквилль-Бэггинс — совершенно независимо от вопросов с наследованием собственности, что неминуемо возникли бы, если бы его кузен Бильбо скончался, не оставив завещания; но после юридического фиаско 1342 г. (когда Бильбо вернулся живым-здоровым, будучи уже «объявлен покойным»), никто больше не решался объявлять его покойником. Отоумерв 1412 г., его сын Лото был убит в 1419 г., а его супруга Лобелия скончалась в 1420 г. Когда мастер Сэмуайз сообщил об «отбытии за Море» Бильбо (и Фродо) в 1421 г., признать их покойными по-прежнему возможным не представлялось; когда же мастер Сэмуайз стал мэром в 1427 г., был принят закон: «Если кто-либо из жителей Шира уйдет за Море в присутствии надежного свидетеля, выразив намерение не возвращаться, или при обстоятельствах, со всей очевидностью подразумевающих такое намерение, он либо она почитаются отказавшимися от всех своих титулов, прав и собственности, которыми обладали либо располагали прежде, и наследник (наследники) таковых отныне и впредь вступают во владение помянутыми титулами, правами или собственностью, как предписано установленным обычаем, либо согласно завещанию и распоряжению ушедшего, применительно к конкретному случаю». Предположительно титул «главы» перешел к потомкам Понто Бэггинса — возможно, к Понто (II)[348].

Хорошо известна также история Лалии Великой[349] (или, как именовали ее соплеменники менее учтивые, Толстухи). Фортинбрас II , некогда — глава Туков и тан, женился на Лалии из семейства Клэйхангеров в 1314 г., когда ему было 36, а ей — 31. Он умер в 1380 г. в возрасте 102 лет, она же надолго пережила его и встретила свой трагический конец в 1402 г. в возрасте 119 лет. Так правила она Туками и Великими Смиалами на протяжении 22 лет как великий и достопамятный, пусть и не то чтобы всеми любимый «матриарх». На знаменитом Празднестве (1401 г. Ш. Л.) ее не было; однако помешал ей прийти не столько возраст, сколько огромные габариты и трудности с передвижением. Ее сын, Ферумбрас , так и не женился; ибо (как утверждали) не сумел найти женщину, согласную поселиться под кровом Великих Смиалов, где правила Лалия. В последние и самые тучные годы ее жизни Лалию по заведенному ею обычаю погожим утром вывозили к Великим Вратам подышать воздухом. Весной 1402 г. Ш. Л. ее неловкая прислужница выпустила из рук тяжелое кресло, кресло наткнулось на порог и опрокинулось, а Лалия скатилась по ступеням в сад. Так оборвались правление и жизнь, что в противном случае, того и гляди, сравнились бы с долголетием Великого Тука.

Ходили упорные слухи, что прислужницей этой была Перл (сестра Пиппина), хотя Туки постарались замять дело в пределах семьи. На праздновании в честь вступления Ферумбраса в наследство неудовольствие и сожаления семьи формально нашли выражение в том, что Перл исключили из участия в церемонии и пиршестве. Однако от глаз соседей не укрылось, что позже (спустя подобающий промежуток времени) она щеголяла в роскошном ожерелье из своих «именных» жемчугов, с давних времен хранившемся в сокровищнице танов.

В том случае, если «глава» умирал, не оставив сыновей, традиции разнились. В семействе Туков, поскольку главенство также связывалось с титулом и (изначально военной) должностью тана{Этот титул и должность наследовались сразу же и к вдове не переходили. Однако Ферумбрас, хотя и стал таном Ферумбрасом III в 1380 г., по-прежнему занимал в Великих Смиалах лишь небольшую комнатку, подобающую сыну-холостяку, вплоть до 1402 г. — Прим. авт. }, наследование велось строго по мужской линии. В других крупных семействах главенство могло переходить через дочь покойного к его старшему внуку (независимо от возраста дочери). Этот последний обычай получил распространение в семьях не столь древних, не обладающих многовековой историей или родовой усадьбой. В таких случаях наследник (если он принимал «титул учтивости»{Понятие из английской действительности: «титул учтивости» не дает юридических прав, обычно предоставляемых титулом (например, права заседать в палате лордов); его по обычаю носят дети герцогов, маркизов и графов.}) брал материнскую фамилию — хотя зачастую сохранял и отцовскую тоже (которая ставилась на втором месте). Так было в случае Ото Саквилль-Бэггинсом , поскольку номинальное главенство над семейством Саквиллей перешло к нему через мать, Камелию. Его довольно нелепое заветное желание состояло в том, чтобы отличиться, как мало еще кому удавалось, став «главой» целых двух семейств (тогда он, вероятно, назвался бы Бэггинсом-Саквилль-Бэггинсом ): этим объясняется его досада в связи с приключениями и исчезновениями Бильбо, не говоря уже об утрате собственности в результате усыновления Фродо.

Я полагаю, в хоббитских законах и обычаях вопрос о том, может ли «усыновление» кого-то бездетным «главой» повлиять на наследование главенства, был спорным (в данном конкретном случае властью мэра Сэмуайза он был решен однозначно). Считалось, что усыновление члена другой семьи на передачу главенства не влияет, ведь это — вопрос кровного родства; однако существовало мнение, что усыновление близкого родственника с тем же именем{Потомки общего прадеда с тем же именем. — Прим. авт. } до того, как тот достиг совершеннолетия, наделяет его всеми привилегиями сына. Это мнение (поддерживаемое Бильбо), естественно, оспаривал Ото.

Нет никаких причин полагать, что у стуров Диких земель развилась строго «матриархальная» система, в полном смысле заслуживающая такого определения. Никаких следов такого рода явлений среди стуровской «прослойки» в Восточном фартинге и в Бакленде не обнаруживалось, хотя там и сохранялись те или иные расхождения в обычаях и законах. Слово «матриарх» в устах Гандальва (или, скорее, того, кто записывал его слова, а также и переводчика) использовалось не в «антропологическом» смысле, но просто-напросто означало женщину, которая, по сути дела, правит кланом. Вне всякого сомнения, лишь потому, что она надолго пережила мужа и отличалась властным характером.

Вполне вероятно, что в скудеющей и вырождающейся стуровской области Диких земель женщины (как это часто случается в подобных условиях), как правило, лучше сохраняли физический и духовный облик былых времен, и потому обретали особую значимость. Но (как мне кажется) не стоит полагать, что имела место некая фундаментальная перемена в их брачных обычаях или что там возникло нечто вроде матриархата или полиандрии{Многомужество, пережиток группового брака.} (хотя это как раз могло бы объяснить отсутствие каких бы то ни было упоминаний об отце Смеагола-Голлума). В тот период на западе «моногамия» практиковалась повсеместно, а иные системы воспринимались с отвращением, как нечто, что бывает только «под властью Тени».

По правде сказать, я начал это письмо почти четыре месяца назад; но закончить так и не закончил. Вскоре после того, как я получил ваши вопросы, моя жена, проболевшая большую часть 1958 г., «отпраздновала» выздоровление тем, что упала в саду и ушибла левую руку, да так сильно, что до сих пор обездвижена и в гипсе. Так что 1958 год оказался сплошным разочарованием, а при всех прочих моих неприятностях и в преддверии моего ухода на пенсию, когда многое необходимо привести в порядок, у меня совсем не было времени заняться «Сильмариллионом». Как бы мне того ни хотелось (и, по счастью, «Аллен энд Анвин» вроде бы хочет от меня того же).

 

Здесь черновик заканчивается.

 

 

⇐ Предыдущая54555657585960616263Следующая ⇒

Поделиться: