Декабря. Станция Чайковская

 

Два дня полк совершал марш. Но не в полном составе. 1-й батальон оторвался сразу же от станции Пермь и пошел по железнодорожному мосту через Каму. О нем долго ничего не было известно.

Куда мы идем, тоже никто не знал. Я ломал голову, но не мог понять. Из Нижних Мулл попали в большое село Усть-Качку. Перешли на правый берег Камы, повернули на север к Усть-Сынам, а сегодня оказались на железной дороге Пермь — Вятка у станции Чайковской.

Теперь все понятно: полк будет седлать железную дорогу и защищать направление на Вятку. Для нас такое дело не в новинку. Еще со станции Егоршино мы деремся на железной дороге, вдоль которой неприятель больше всего и норовит наступать.

От Перми проделали верст сто. Дороги заметены снегом, стоят холода, идти трудно. Ночевали в избах. Набивалось столько народу, что и не продохнешь. Но все равно старались останавливаться в небольших избах, у бедняков. Те и нас покормят, и лошадям корма дадут.

Богатый мужик косится, глядит волком. Если и даст еду или подводу, то только под нажимом, из страха.

Ясно видно, кому Красная Армия по душе, а кому она, что кость в горле.

Крепких мужиков здесь немало, и мы часто чувствуем на себе косые взгляды. Но и сюда пришла наша народная власть, и здесь устанавливаются новые порядки.

Скитаясь по деревням Нижне-Муллинской и других волостей, я иногда заходил в школы, разговаривал с ребятишками. Однажды познакомился с мальчиком лет десяти, Васей. У него в тетради заметил несколько фамилий, а сверху заголовок — «Шалуны». Полюбопытствовал, что это за список. Вася рассказал: в классе бывают собрания, выбирают председателя и секретаря. Читают фамилии шалунов, тех, кто нарушал порядок или плохо учил уроки. Сами школьники решают, какое наказание применить: то ли не пускать несколько дней на занятия, то ли запретить бегать на переменах.

Мне понравилась такая самостоятельность малышей. Ребятишки с детства привыкают чувствовать себя хозяевами там, где они учатся. Понравилось мне и то, что школьники работают в библиотеке, сами выдают книги, следят за ними, подклеивают, переплетают.

В селе Нижние Муллы я с товарищами попал на ночевку в богатый двухэтажный дом. Хозяин — торговец, был в отъезде. Оставались одни женщины — жена и две дочери. Усталые красноармейцы легли спать, а я задержался в большой комнате, у книжного шкафа. Хозяйская дочка спрашивает:

— Вы читаете книги?

Я рассказал о любимых писателях. Разговорились. Девушка два года назад кончила в Перми гимназию. Она удивилась, когда узнала, что я — бывший гимназист, и позвала свою старшую сестру. Той лет двадцать пять. Носит пенсне, по виду курсистка или учительница.

Сестры принялись меня жалеть, уговаривать уйти от красных. Я вспомнил старика Кирхгофа и Евгению Францевну.

Который уже раз меня жалеют, советуют бросить Красную Армию. Мне даже смешно стало. Никто не уговорит меня свернуть с моего пути.

А сестры не унимались. Они считали, что я еще молод, не понимаю жизни, что интеллигентные люди должны сочувствовать адмиралу Колчаку и желать Учредительного собрания. Если я с ними согласен, они готовы до прихода белых приютить меня в своем доме.

Пробовал им доказать справедливость борьбы Красной Армии против капитала, но они даже слушать не хотели. Едва не поссорились. Потом поняли, что каждый останется при своем мнении и споры тут ничего не дадут.

Мы мирно пили чай. Но я все время чувствовал на себе скорбный взгляд старшей из сестер.

 

 

Й год

 

Бои продолжаются

 

С Новым годом!!! Его мы встречали на станции Шабуничи. И не за праздничными столами, а в трудных боях.

Сегодня 2-е января, и пишу я уже в деревне Ошапы. В районе Чайковской долго задержаться не пришлось. Сразу двинулись обратно в сторону Перми и заняли оборону у деревни Черная. Здесь к нам присоединился наш 1-й батальон.

За минувшую неделю пройдено около 125 верст. Белые же, захватив 24 декабря Пермь, продвинулись по железной дороге всего лишь верст на двадцать с небольшим, хотя наших сил перед ними было совсем мало. Видно, дорогой ценой досталась им Пермь!

Штаб, командир и комиссар полка «Красных орлов» разместились в поселке у самой станции Шабуничи. Я поселился вместе с комиссаром. Вскоре узнали, что неподалеку от нас, за лесом, в селе Конец-Бор находится другой полк 29-й дивизии. Я слышал, как товарищ Ослоповский по телефону говорил о нем с командиром соседней бригады. Из разговора понял, что белые ведут наступление на Конец-Бор.

Против нашего полка они тоже наступают уже третий день. Поначалу полк дрался как-то вяло. Продолжались разговоры об отдыхе, который так и не состоялся. Однако последние двое суток красноармейцы сражаются упорно.

Весь первый день нового года я провел в деле. Наши роты крепко держались до темноты, но потом положение ухудшилось. Белогвардейцы — человек шестьсот — сделали глубокий обход в 12 верст и прервали сообщение между станцией и ротами. Подвоз боеприпасов прекратился, а патроны были израсходованы. Ротам пришлось отойти. Отступали без паники, в строгом порядке. Вел их комбат товарищ Полуяхтов.

Я все видел своими глазами. И, несмотря на отход, пришел к убеждению, что боевой дух «красных орлов» не сломлен. Есть еще порох в пороховницах!

В Шабуничи вернулся голодный. Сижу, обедаю, рассказываю товарищам последние боевые новости. Вдруг у самого дома стрельба из винтовок и пулеметов. Не пришлось мне доесть и договорить. Все кинулись наружу. Пока я одевался, хватал винтовку, никого в горнице уже не стало.

Выбежал на улицу, а лошади там, где я ее привязал, нет. Наверно, думаю, кто-нибудь угнал. Суматоха несусветная, понять ничего нельзя. Пули свистят со всех сторон. Рядом чья-то лошадь необузданная. Когда влез на нее, понял — лошадь-то командира полка. Не привыкла она к такому легкому седоку — как взовьется. Я еле удержался.

Заметил двух красноармейцев, которые быстро ползли по снегу в низину. И тут же загудел знакомый спокойный бас:

Эй, вы, вояки, куда ползете?

Это командир полка, словно из-под земли, встал над «пластунами». Видно, один он не растерялся.

Не в первой убеждаюсь я в том, что товарищ Ослоповский не знает страха, не поддается панике. В трудную минуту он только крепче ругается. Склонился над перепуганными, зарывшимися в снег бойцами и кроет их на чем свет стоит.

Слез я с командирского коня, нашел свою лошадь, взнуздал, вскочил в седло. Потом вспомнил, вернулся в дом, взял свой башлык да заодно прихватил брошенные товарищами табак, мыло, аптечку.

Когда выходил на улицу, огонь белых усилился. Но теперь я держал себя в руках и не суетился.

Белые, очевидно, рассчитывали захватить нас врасплох и вызвать панику. Однако их план не удался. Товарищ Ослоповский успел выслать разведку, которая отбила первый натиск.

Через некоторое время беляки снова полезли вперед и снова получили по зубам.

Потом до нас донеслись какие-то крики, резкие команды. В лесу гремело «ура». Все ближе, ближе… И снова тишина. Минут через пять совершенно отчетливо с разных сторон:

Первый взвод второй роты — в цепь!

Второй взвод третьей роты — вперед!

Первая рота — за мной!

Стало ясно — мы в окружении. А нас горстка: команда пеших разведчиков да человек десять из штаба и нестроевых команд. Но на счастье с нами был командир полка. Спокойствие товарища Ослоповского действовало на всех.

Мы держались часа четыре, ожидая свои роты. Они так и не появились. Зато подошел бронепоезд. Правда, стрелял он мало, но одним своим видом сдерживал врага.

В темноте захватили одного пленного. Вернее, не захватили, а он сам к нам пришел. Сбился с пути, думал, что здесь белые. Пленный — сибиряк, солдат 6-го Мариинского полка.

Товарищ Ослоповский, взяв с собой Осипа Полуяхтова и меня, отправился разведать приутихшего противника: где укрепился, чем занимается? Едет как ни в чем не бывало, а ведь в случае чего с дороги и на шаг в сторону не свернешь — кругом глубокий снег. Мне даже не по себе стало: зачем командир так рискует жизнью?

Разведка прошла благополучно. Мы выбрались из вражеского кольца. Полк занял новую позицию возле деревни Ошапы.

 

Января. Деревня Ошапы

 

Вчера и сегодня вместе с командиром и военкомом ездил по всему участку обороны полка. Особенно напряженным был вчерашний день. То сами стреляли, то попадали под вражеский огонь. Несколько раз выходили за нашу цепь, смотрели, как «грелись» белые. Они с утра начали наступать по снегу, вылезли на открытое место, на бугор и там вынуждены были залечь. Только поднимут головы, наши пулеметы та-та-та-та-та… Приходится опять носом снег рыть. И так десятки раз за день. А назад, в деревню, офицеры не пускают. Уверен, что не меньше половины белогвардейских солдат и унтер-офицеров обморозилось.

Вечером подошел наш бронепоезд «погреть» беляков. Он выпустил снарядов семьдесят. После этого почерневший бугор опустел. Сегодня беляки не показываются.

Вообще враг стал менее уверенным и настойчивым. Видимо, потому, что потерял Уфу. Туда были брошены большие силы белых. Однако все равно врагу не удалось удержать город. 31 декабря Уфа взята красными войсками. В тот же день советским стал и Стерлитамак. Поговаривают о взятии Оренбурга. Точно не известно, последние дни не получаем газет. Но телеграммы о победах у Стерлитамака и Уфы достоверны. Это большой успех!

Деревня Ошапы, где мы сейчас стоим, маленькая. Расположилась она очень выгодно в военном смысле — на вершине горы. Видно отсюда во все стороны, особенно в направлении Перми. Внизу леса, густые, темные, нет им конца-края. Где-то за лесом — Кама, а там и Пермь.

Около деревни проходит линия железной дороги. У разъезда стоит бронепоезд — наш боевой надежный друг. Он хорошо вооружен: одно 48-линейное орудие, две маленькие пушечки «макленки», ну и, конечно, «максимы».

Штаб полка — в большой избе из двух половин. Днем и ночью здесь полно народу.

Вчера вечером товарищи Ослоповский и Юдин остались с четырьмя приезжими, похожими на купцов. Здоровые. Видные. Богато одеты: в дорогих меховых шубах, бобровых шапках, поверх шуб дохи из собачьих шкур. Приехали они, когда уже стемнело, на двух больших, полных поклажи кошевах, запряженных «гусем» тройками крепких лошадей. Ни с кем не стали разговаривать. Прошли прямо к командиру и комиссару.

Меня заинтересовало — кто такие? К нам в штаб купцы никогда не приезжали, да и что им у нас делать?

Сначала товарищи Ослоповский и Юдин отнеслись к приезжим с подозрением. Долго проверяли документы, грозились арестовать, а то и расстрелять. Но купцы держались уверенно, даже весело. Скоро между ними, командиром и комиссаром полка пошла дружеская беседа.

Я сидел в стороне, прислушивался и никак не мог взять в толк, что же это за люди, которые сразу с товарищами Юдиным и Ослоповским стали на «ты», как давние знакомые. Но потом, особенно когда услышал рассказ приезжих о жизни в Москве и Питере, понял: это же никакие не купцы, а коммунисты. Партия послала их в тыл к белым, к Колчаку, вот они под видом богачей и пробираются в Сибирь.

Во все глаза смотрел я на бесстрашных разведчиков и думал: вот с кого брать пример!

Я представлял себе, как они ходят по городу, захваченному белыми, собирают разные сведения, потом обо всем сообщают в Москву.

Часа в три ночи приезжие товарищи попрощались со всеми за руку. В том числе со мной. И ушли.

Я взял дневник и сразу же принялся писать.

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: