Августа. Деревня Борисова. Августа. Камышлов

 

Закончилась моя жизнь в Борисовой. А кажется, только-только приехал. Очень мало пришлось пробыть дома, посидеть со своими, поговорить с отцом.

Сегодня отбываю. Вчера целый день разговоры, встречи, собрания, в том числе одно партийное. Перед отъездом все надо успеть.

Здешняя партийная ячейка уже действует. Председателем снова избран отец. Общественных дел у него столько, что пришлось забросить фельдшерский пункт.

Зашевелился волостной исполком. В председатели его намечают Федора Степановича Лобанова. Сам он зырянский. Недавно вырвался из колчаковского застенка. Человек серьезный, положительный.

Вчера вечером ходил с товарищами хоронить одного красноармейца. Белые, когда отступали, пытались задержаться в нашей деревне. В бою этот красноармеец был ранен. Рана оказалась настолько тяжелой, что бойца нельзя было отправить в лазарет. Остался в деревне, крестьяне старались выходить его. Но все тщетно. Красноармеец умер.

Часа через два — в дорогу. Вначале — в Камышлов, оттуда — в политотдел.

Не хочется так скоро уезжать. Утешение одно: время здесь не прошло зря. Не только повидал своих, но и успел поработать. А от одного дня работы в деревне больше толку, чем от месячного секретарства в политотделе.

Жаль, что не мог побывать в деревнях Даньковой и Марай. Там тоже многих арестовали и мучили беляки. Забрали коммуниста Германа Кирпищикова и его сыновей Якова и Анисима. Якова расстреляли у села Никольского.

 

Августа. Камышлов

 

Распрощался с отцом, матерью, бабушкой, братишками, друзьями-приятелями и вот снова в Камышлове у Прасковьи Ионовны.

Когда уезжал, у дома собралась толпа. Мама плачет. Убивается бабушка Анна. Отец насупился, молчит. Я тоже с трудом крепился: когда-то теперь их увижу?

Ехал той же дорогой, через знакомые села и деревни.

Сегодня с утра в Камышлове. Хожу по городу. Побывал в гимназии, в помещении двухклассного училища, в котором записывался красноармейцем, у Шадринского моста, где впервые стоял в карауле. Наведался, конечно, в бывший кинематограф «Чудо», потому что там меня вместе с отцом принимали в партию.

Места все знакомые, привычные, а глядишь на них с волнением. Все так, да не так. Что-то изменилось и в городе, и во мне самом. Люди, которым столько пришлось перенести, тоже, наверное, иначе смотрят на жизнь.

Хочется каждого остановить, расспросить, понять, что у него на душе, чего ждет он от будущего, на что надеется, о чем мечтает?

Прошел не спеша по главной улице города — Торговой. Лавки и магазины открыты. На витринах товары. Но немного. В один магазин, не выдержал, заглянув. Это магазин Фельдмана. Здесь отец купил мне первую гимназическую фуражку и сразу же надел на голову. Давно это было, очень давно, кажется, много, много лет назад.

На Шиповаловской улице навестил мою бывшую квартирную хозяйку Анну Гавриловну Заостровскую. Анна Гавриловна и ее младшая дочь Вера мне очень обрадовались. Не так, конечно, как Прасковья Ионовна, но все же от души. Невесело рассказывали о своем житье-бытье при белых.

От них отправился на Заводскую улицу, надеялся; повидать моего хорошего товарища по гимназии Мишу Карповича. Но не застал у них никого. Карповичи всей семьей эвакуировались в Сибирь.

Уехали не только Карповичи. Многие, так и не разобравшись в идеалах Советской власти и партии коммунистов, удрали вместе с белыми. Обиднее всего, что среди эвакуировавшихся немало скромных, небогатых людей, за интересы которых бьется Красная Армия. Отсталость, мещанские взгляды до сих пор мешают некоторым понять, кто их настоящий друг, а кто — злобный враг. Что же поделаешь, словам не поверили — жизнь научит.

Большой урон понесла молодежь, гимназисты. Письмоводитель Иванов и классный надзиратель Василий Васильевич Крупин (за большие торчащие рыжие усы мы его называли «Тараканом») порассказали мне такое, что вовек не забудешь. Беляки, оказывается, вымели под метелку всех из старших классов. Гимназисты-старшеклассники почти поголовно принесены в жертву угнетателям. О многих уже известно, что погибли или тяжело ранены в боях с Красной Армией.

Очень огорчило меня известие о том, что наша ЧК еще летом 1918 года расстреляла как заложника Ивана Петухова. Ничем не оправданная жертва! Я знал Ивана, он не был буржуем, никогда не говорил против власти Советов. Такие трагические случаи только восстанавливают против нас тех, кто колеблется, не может быстро прийти к определенным выводам…

Володе Брагину белогвардейская свора не простила его умных революционных статей. Володю держали в тюрьме, долго истязали, потом расстреляли… Еще один из моих друзей отдал жизнь за Красный Октябрь.

Услышал, что Шурка Чуваков, который в трудные дни на Салке каркал: «все погибло, все разбито», действительно дезертировал из Красной Армии, вернулся в Камышлов. Где сейчас, никому неведомо.

Говорят, что Трошев, Аркашка Казанцев и сестры Грибуськи Донова в городе. Постараюсь их завтра разыскать.

Выспрашивал относительно редактора наших «Известий» Степана Васильевича Егоршина. По слухам, он вместе с бывшим учителем закона божия отцом Тихоном Андриевским был арестован белыми за большевизм. Вроде бы оба уцелели и должны со дня на день появиться в Камышлове. Интересно будет повидать их.

Когда был у Заостровских, не удержался, задал вопрос о Лиде. Она со всей семьей уехала в Сибирь в числе первых, как только началась эвакуация. Ее брат Костя стал заядлым белогвардейцем. Все это понятно, но вместе с тем как-то неприятно.

Встретил домовладельца Баранова (ему принадлежит и домик, в котором проживает Прасковья Ионовна). Всегда был надутый, важный — не подступись, а сейчас прост, разговорчив, душа-человек, да и только.

 

Августа. Камышлов

 

Жизнь в Камышлове постепенно налаживается. Одна беда — не хватает работников, совсем мало осталось местных коммунистов. Одни ушли в Красную Армию, другие погибли в белогвардейских застенках.

На первом собрании в конце прошлого месяца участвовало лишь три члена партии с партбилетами: Лайковская, Романов и Худеева. Пять человек, утративших свои партийные билеты, присутствовали как сочувствующие. Это собрание избрало временный партийный комитет и попросило находившийся тогда в городе железнодорожный батальон выделить 10 коммунистов для работы в Ревкоме.

Через пару дней на втором собрании присутствовало уже 13 коммунистов. Речь шла об уездном Ревкоме, его составе.

Снова возник вопрос, как быть с теми, кто раньше состоял в партии, но утерял или уничтожил партийный билет во время белогвардейского владычества? Решено впредь до выяснения считать товарищей сочувствующими.

Во временный партийный комитет единогласно доизбран известный камышловцам по 1918 году товарищ Куткин Григорий Ефимович, возвращенный с фронта, из 1-й бригады 29-й дивизии.

Уездным военным комиссаром работает товарищ Васильевский Леонид Владимирович, который весной -1918 года был в Камышлове командиром отряда Красной Армии. Он прислан в Камышлов из нашей Особой бригады временно для организации Советской власти.

Со дня на день на должность военного комиссара должен приехать товарищ Басаргин Иван Иванович, которого я знаю как хорошего коммуниста по полку «Красных орлов» и партколлективу 29-й дивизии. Он сменит товарища Васильевского, а тот вернется в бригаду на свою должность командира части.

Узнал кое-что о моем боевом товарище первых дней красноармейской службы, задушевном друге С. Д. Гоголеве. Он вернулся с фронта, но, к сожалению, по каким-то делам уехал на несколько дней из города.

Снова наслышался о злодействах белогвардейских палачей.

Жену комбата-3 полка «Красных орлов» товарища Жукова — Наталью Алексеевну бросали в тюрьму. Даже то обстоятельство, что она беременна, не остановило извергов: ее жестоко избивали, четыре раза с детьми выводили на расстрел и сослали в Тобольск.

Недавно на Каменском заводе рабочие хоронили Таисию Полухину, растерзанную белогвардейскими бандитами. Товарищ Полухина не была коммунисткой. Вся ее вина в том, что она в 1918 году, зарабатывая на жизнь, шила белье для красноармейцев. Такого «преступления» колчаковцы не могли простить. За несколько дней до своего бегства они схватили Таисию Полухину, глумились над ней, терзали, обрубили пальцы, а потом убили.

Чего только ни делали белые, но все равно не могли запугать трудовой народ.

Перед отступлением из Каменска они решили частично уничтожить, а частично увезти с собой в Сибирь заводское оборудование. Все уже было подготовлено. Однако в последнюю минуту кассир товарной станции товарищ Ларионов, воспользовавшись суматохой, подменил накладные. Поезд ушел, а станки остались. Незаметный герой товарищ Ларионов спас народное достояние.

…Из ума не идут рассказы о пытках, расстрелах, злодеяниях белой гвардии. Беляки чувствовали, что им приходит конец, а потому и неистовствовали, как дикие звери.

В Камышловскую тюрьму прибыла однажды этапная партия в 180 человек. Здесь ее принял какой-то казачий отряд. Уже на первой перекличке одному старику за то, что он не расслышал свою фамилию, дали 25 ударов саблей плашмя. Остальных били прикладами, сбрасывали с лестницы, стегали плетками. По дороге на Тюмень отставшим отрубали головы. Пока дошли до села Никольское (оно от Камышлова в девяти верстах), от партии арестованных осталась половина.

За Никольским — опять расстрелы. Стреляли прямо по сбившимся в кучу людям. Раненых добивали штыками, прикладами, саблями. В конечном счете от этой большой партии уцелело лишь десять человек.

Сейчас в Камышлове создана следственная комиссия. Она занимается расследованием преступлений белогвардейцев, вскрывает могилы расстрелянных.

Мне многое рассказывали товарищи, которые присутствовали при раскопке могил. В каждой могиле — пять, десять, а то и больше человек. У трупов разбиты черепа, отсечены руки, отрублены саблями головы, у женщин штыками проколоты груди. Даже не верится, что люди способны на такое.

Нет, это не люди, это звери, которые питаются человеческой кровью, кровью рабочих и крестьян! Народ никогда не забудет безвестных страдальцев и мучеников за Советскую власть, за победу мировой социалистической революции.

Вечная память и вечная слава дорогим товарищам, отдавшим свои жизни за счастье грядущие поколений!

 

Августа. Камышлов

 

Поезд мой отходит через два часа. С ним намереваюсь добраться до Талицы, где находится политический отдел 51-й дивизии.

Вещи собраны. Могу спокойно писать.

Вчера вечером был небольшой любительский спектакль. После него долго танцевали. Встретился со многими старыми знакомыми.

Прежде всего видел Трошева. Услышал от него новость, которая мне не давала долго уснуть. Арька Рабенау не погиб в Кривском! Он попал в лапы белых, но сумел избежать смерти. Трошев видел Арьку своими глазами, но где он сейчас, не имеет представления.

Может быть, мне еще посчастливится и я встречусь с Арькой. Каких только встреч не было за последний год!

Вместе с Мишей Сизиковым Трошев таскался по занятым белыми губерниям и увидел там столько ужасов, что из правого эсера превратился в коммуниста.

Да, жизнь трет и учит, крепко учит. Трошев сейчас совсем иначе смотрит на окружающее и на будущее, чем год назад. Сейчас он во всем соглашается со мной, а раньше спорил, да еще как спорил… Не хочу вспоминать о его прежних ошибках. Человек наконец выбрал правильную дорогу и теперь пойдет по ней.

Был на вечере и Аркашка Казанцев. Этот ни в чем не изменился. Как и раньше, работает на железной дороге, играет в духовом оркестре, ведет свой обычный трудовой образ жизни.

А про гимназистку Мусю Комарову, которую тоже встретил на вечере, даже не знаю, что написать. Хорошенькая барышня-хохотушка. И только. Ее отец и старший брат в лагере наших врагов.

Судя по вчерашнему спектаклю и вечеру, культурно-просветительная работа в городе начинает помаленьку налаживаться. Это, конечно, лишь первые шаги. Уже идут разговоры об организации уездного бюро по внешкольному образованию, в волостях создаются культпросветкружки. Скоро в дачном поселке Бамбуковке откроется Народный дом. Собирают средства (а главным образом хлеб) на приобретение кинематографических аппаратов. На заборах и тумбах появились объявления о лекциях. Приводятся в порядок школы, детские сады, приюты, ясли, родильные покои. Все эти безобидные учреждения сильно пострадали при владычестве белых.

Ростки новой жизни упрямо пробиваются из почвы. Сейчас самая большая беда — нехватка опытных работников. Чувствуется это и в народном образовании. Иные учителя, забыв про совесть и гражданский долг, бежали в Сибирь. Удрал и директор нашей гимназии Максимов. Он раньше любил себя называть народником, и многие этому верили. Никакой он не народник, а самый обычный прислужник старого режима. Не случайно в 1917 году Максимов объявил себя кадетом.

До сих пор камышловцы не могут опомниться после террора и разгула колчаковских офицеров. Офицерье измывалось не только над мирным населением, но и над своими солдатами. Дело дошло до того, что какой-то контр-адмирал Старк, командир бригады морских стрелков, отдал специальный приказ, запрещающий «господам офицерам» на улицах употреблять по отношению к солдатам «площадную брань» и называть их «мордами». В приказе делалось предупреждение: «Мы дойдем до того, что публика будет убегать с улиц, дабы не слышать командных прибавлений господ офицеров».

Кончаю. Надо идти на вокзал.

…Дописываю на вокзале. Сейчас подойдет поезд. Часа через два — три буду на месте, в Талице.

Прасковья Ионовна плачет, крестит «своего Феликса». И мне тяжело с ней расставаться. Старая она, дряхлая, здоровье плохое. Да и жить-то не на что…

 

Августа. Талицкий завод

 

Вчера приехал из Камышлова в Талицкий завод. Здесь его попросту называют Талицей.

Нашел политотдел, в котором не был целых две недели. Это уже политотдел не Особой бригады, а только что созданной 51-й стрелковой дивизии. В нем много старых сотрудников, агитаторов и инструкторов. Но заведующий новый. Товарища Черноусова уже нет. На его месте товарищ Вольфович. Новый секретарь, новые заведующие некоторыми отделениями. Товарищ Чазов по-прежнему ведает общим делопроизводством. С ним его неизменная подружка машинистка Гликерия Головина. Товарищ Басманов — заведующий крестьянской секцией. Нахожусь в его распоряжении как инструктор-организатор по работе в деревне.

Да, теперь у меня дело по душе. Говорить с мужиками, рассказывать им про власть Советов и революцию, помогать, чем сумею, — это по мне.

Сегодня выступал в Талицком Народном доме, держал речь о текущем моменте и о том, как труженики Талицы могут пособить Красной Армии. Народу было, наверное, с полтысячи. Молодежь и старики, мужчины и женщины.

Говорил от всего сердца, и слушали меня хорошо. Когда кончил, сильно хлопали, громко кричали «ура».

От местных граждан выступали рабочий, крестьянин и молодой парень из заводских. Все об одном: скорее покончить с Колчаком и по-революционному строить новую жизнь.

Вышел после митинга из Народного дома, вижу — Миля Гребешкова. Она родом талицкая, училась в камышловской женской гимназии. Мы с ней иногда встречались на вечерах.

Миля радостно поздоровалась со мной. Мне тоже было приятно встретить знакомого человека.

Пошли гулять. Вечер теплый, ласковый. Она мне показывала улицы, провела к большому пивоваренному заводу братьев Поклевских-Козелл, потом к зданию лесного училища.

Сначала мы были на «вы», но уже около лесного училища перешли на «ты».

Миля спросила:

— Когда война кончится, кем будешь?

Я ответил, что еще не решил окончательно. Мне нравится медицина. Но, возможно, поступлю учиться на техника-лесовода. Только бы Колчака доконать, там видно будет.

Очень хорошо погуляли.

 

Августа. Талицкий завод

 

Колчаковцы отступают все дальше и дальше на восток.

В нашу дивизию пришел мой старый знакомец — 10-й Московский стрелковый полк. Он уже теперь не 10-й, а 457-й. После переформировки полк пополнился, закалился. Сейчас в нем все девять рот, пулеметная и прочие команды. Во главе все тот же товарищ Савельев.

Хотелось бы побывать в полку, да пока не удается. Не сегодня — завтра товарищ Басманов пошлет меня в деревню.

За эти дни составил отчет о поездке в Камышлов и Зырянскую волость. Старался ничего не пропустить. Отчет в крестьянской секции взяли, но еще не прочитали, сейчас все заняты.

Басманов по-товарищески поговорил со мной, расспросил об отце, о семье, о моих встречах в Камышлове. Вопросы задавал не из вежливости и не по служебной обязанности. Видно, все его интересует.

Вчерашний вечер с Милей танцевали в Народном доме. Во время танцев, не переставая, разговаривали. Продолжали тему, которую задели при первой встрече — что станем делать, когда закончится война? Мне ясно одно — буду учиться. Миля тоже хотела бы вернуться в гимназию, закончить ее. Однако у родителей нет средств. Придется поступать на работу. Но вот вопрос: куда?

Пока танцевали, я присмотрелся к Миле. Она беленькая, голубоглазая, личико веселое. Держится бойко, однако не развязно. Ростом небольшая, фигурка аккуратная. Приглянулась она мне. Я с ней чувствую себя легко. И даже танцую легко. Тут уж ее заслуга. Она танцевать умеет. Обо мне этого не скажешь.

Характер у Мили самостоятельный, но довольно колючий. За словом в карман не лезет.

Сегодня после обеда вместе с Яшей Горбуновым бродили по саду заводчиков Поклевских-Козелл. Это всем богачам богачи. Оба брата были приняты при дворе, лично знакомы с Николаем Вторым. Один служил послом за границей.

Сад у них — дай бог. У нас в Камышлове у городского головы Скачкова куда меньше. А скачковский сад я изучил неплохо. Осенью не раз лазили туда с дружками за китайскими яблоками.

Здесь же не только яблоки, но и малина, смородина, крыжовник. Ягоды уже сходят. Но на нашу долю еще осталось. Сторожа недружелюбно косились на нас, однако прогнать не решались.

 

Августа. Талицкий завод

 

Нам объявили приказ товарища Блюхера в связи с его вступлением в командование. 51-й дивизией. Приказ интересный, не совсем похожий на обычные. Вот его содержание:

 

«…Приказом Реввоенсоварма я назначен начдивом 51-й стрелковой дивизии в момент победоносного продвижения Красной Армии в Сибирь с великой целью освобождения трудящихся из-под ига мировых хищников империалистов. Учитывая горький опыт партизанщины на юге и считая лучшим учителем для правильного формирования новой дивизии весь полуторагодовой опыт строительства рабоче-крестьянской армии, мы призываем всех товарищей, участвующих в формировании и боевой работе в рядах нашей дивизии, приложить все усилия к тому, чтобы она в ближайший срок оказалась на должной высоте как по своей боеспособности, так и полному осознанию великих задач, возлагаемых на нас трудящимися. Мы призываем 3-ю бригаду брать достойный пример со своих старших боевых товарищей — Особой бригады и Северного экспедиционного отряда, влитых теперь в нашу дивизию.

Все товарищи командиры и комиссары обязаны строго проводить линию центра, точно выполнять все распоряжения, зная заранее, что никакие ссылки и отговоры не могут быть приняты во внимание. Полная централизация в работе, строгая организованность и твердая революционная дисциплина в рядах, а также дружное сотрудничество всех работников дивизии есть залог успеха и боевой мощи последней. Все разгильдяи, плохо учитывающие серьезность момента для Советской власти, легкомысленно играющие интересами рабочего класса, не могут встречать пощады, получая должную кару по всем строгостям революционного времени.

По отношению к крестьянству освобожденных местностей и прифронтовой полосы должна строго проводиться политика, принятая на VIII съезде РКП и ставшая основой для Советской России в целом.

Мародерству, грубостям и самовластью по отношению к трудовому населению не должно быть места с первого же дня существования нашей дивизии. На вас, товарищи комиссары и коммунисты дивизии, лежит особая ответственность за всякое отступление от общепринятой в данный момент линии Советской власти.

На ваше содействие к поднятию дивизии на должную высоту мы рассчитываем и надеемся в каждом из вас встретить достойного сотрудника.

Товарищи красноармейцы! Очередной задачей нашей дивизии является продолжение славного дела июньских дней, когда было заложено прочное начало уничтожения банд Колчака. Славные дивизии и бригады нашей армии не уступали по храбрости, стойкости и легендарному геройству другим частям могучей Красной Армии. Наша молодая дивизия получает участок уже за пределами Урала на прямой дороге в Сибирь. Мы должны довести до конца славно начатое дело и быть во главе тех, кому выпадает на долю великое счастье ликвидировать, т. е. разбить наголову банду Колчака. В вашем сознании, дисциплинированности, готовности к последнему решительному бою с врагами — залог освобождения рабочих и крестьян от мировых паразитов. Сплоченными рядами вперед, славные полки 51-й дивизии!..»

 

Готовлюсь в поездку. Перечитал «Красный набат» и «Правду» за те дни, что был в Зырянке и Борисовой. Ознакомился с донесениями комиссаров полков. Больше всего меня интересует теперь, что пишут о настроении крестьянства. Комиссары докладывают о радости, с какой трудовые крестьяне принимают Красную Армию.

Сегодня встретил нашего старого политотдельца Мишу Кесарева, брата военкома 10-го полка. У меня с Мишей, так же как и с его братом, хорошие отношения.

С Милей постояли вечером у Народного дома и разошлись. Каждый торопился по своим делам. А все-таки хорошо, что встретились.

 

Августа. Станция Тюмень

 

Не первый раз пишу на вокзале. Рядом сидит Яша Горбунов. Мы с ним составляем агитационный отряд, будем работать в двух волостях.

Яше любопытно, что это за тетрадь у меня в руках, какие записи делаю. Но я не люблю рассказывать о дневнике.

Наконец, Яша не выдержал:

— О чем строчишь?

Я сказал, что записываю кое-что по работе. Да я и не соврал. Ведь в своем дневнике я больше всего пишу о сражениях, красных героях и политической работе…

Бригады и полки ушли далеко вперед, Политотдел переехал в Тюмень. На его место в Талицкий завод прибыли тыловые учреждения. Вся дорога до Тюмени забита тылами, командами этапных частей и разными отрядами.

Выехали мы из завода в спешке. Я едва успел известить Милю и повидаться с ней. Она пришла к политотделу. Мы посидели полчасика на скамейке. Разговор не ладился. Было невесело. Никаких особенных слов не сказали друг другу. Да и о чем?

— Значит уезжаешь? — спросила Миля.

— Уезжаю.

— Жаль.

— И мне жаль.

Миля встала, крепко сжала мою руку (не предполагал, что девушки так умеют) и пошла. Я ждал, пока она дойдет до угла. На углу Миля повернулась и помахала мне рукой.

Вот и все…

Последние дни у меня прошли в суете, в разработке инструкций и планов. Но определенного дела не было. Возможно из-за переездов.

Больше всего суеты создают товарищи, которые составляют сводки, справки, отчеты. Они дергают всех и каждого.

Для меня самое трудное — писать инструкцию для агитаторов крестьянской секции. Ведь опыт-то совсем куцый. Всю войну мы провели в ротах, батальонах и полках. Наш руководитель товарищ Басманов — человек умный и добросовестный. Но у него опыта меньше нашего.

Одна надежда — жизнь научит.

Получил удостоверение в том, что являюсь инструктором крестьянской секции политотдела и командируюсь «в прифронтовую полосу для инструктирования волревкомов, исполкомов, партийных организаций и др.». Мне разрешается за плату пользоваться советскими и обывательскими лошадьми.

Успел немного познакомиться с Тюменью. Походил по улицам, заглянул в магазины. Город большой, заселен густо. Грязь неописуемая. Поэтому, вероятно, больше всего мне понравилась баня. Провел в ней часа два. Напарился досыта.

Я не впервые в Тюмени. Дважды был в детстве. Хорошо запомнились обе поездки.

Первый раз меня, семилетнего, мама возила из Борисовой в Тобольск, где отец служил фельдшером в гарнизонном лазарете. От Камышлова до Тюмени ехали поездом, а дальше пароходом. Помню, как пароход — звали его «Ласточка» — нагнал выводок маленьких утят. Утка не успела вовремя отвести их и стала сильно крякать. Утята мечутся, ныряют. Только когда пароход прошел, собрались вместе и всем выводком спокойно поплыли в прибрежные кусты.

Второй раз был в Тюмени десять лет назад. Тогда мы всей семьей из Покровского, где служил отец сельским фельдшером, перебирались в Зырянскую волость. Мне запомнился вокзал, привокзальная площадь, небольшой садик…

Спешно кончаю. Подошел поезд на Тугулым. Это наш.

 

Августа. Село Тугулым

 

По берегам гнилой, заросшей тиной речушки широко расползлось богатое сибирское село Тугулым. Важно, словно бы в насмешку над окраинными лачугами бедноты, высятся дома деревенских богатеев.

Крыши сверкают зеленой краской, наличники привлекают глаз затейливой резьбой.

В подвале большого каменного дома лавка общества потребителей «Крестьянин». В распахнутую дверь сельской сборни видны низкие своды, темные, грязные стены. Возле сборни на бревнах сидят мужики. Уставились в землю и не спеша о чем-то толкуют.

Подошел, поздоровался. Разговор знакомый: война, трудная жизнь, разорение. Я принялся рассказывать, как Советская власть помогает трудовому крестьянству. Слушают не перебивая. Одни — с надеждой, другие — с сомнением. Но всем хочется верить, что я прав, верить в лучшее будущее.

Душу вкладываю в свои слова, объясняю про гражданскую войну, про колчаковщину. Мужики согласно кивают головами. Что такое Колчак, они знают, испытали на собственном горбу. Но и к Советам еще относятся с опаской, помнят ошибки, допускавшиеся на местах в восемнадцатом году.

Я доказываю, что теперь у Советской власти больше опыта, да и мужики за этот год лучше поняли, кто им враг, кто друг.

— Дай-то бог, — сказал один из стариков.

«Мужики хотят во всем разобраться, доискаться до причин. Поэтому прислушиваются к каждому слову. Уже то, что им так подробно стараются объяснить положение, действует хорошо. Они понимают, что без трудностей, без жертв не обойтись.

От нас, от нашего поведения зависит, пойдет ли за Советами крестьянская сермяжная Сибирь.

 

Августа. Село Тугулым

 

Сегодня страдный день. С девяти утра до шести вечера — в сборне. До двенадцати проходило организационное собрание, на котором создали партийную ячейку из двадцати одного товарища. С половины первого началось большое общеволостное собрание. Его тема — „Что такое Советская власть и как она строится“.

С четырех до шести читал лекцию „Программа РКП (б)“.

На всех собраниях полно народу. Интерес небывалый. Просят газет, журналов, книг. Много неграмотных. Приходится читать вслух. В работе нам крепко помогает здешняя молоденькая учительница Елизавета Петровна Ковригина.

Устал и охрип за сегодняшний день. Но чувствую, что он прошел не зря.

Вечером на улице играл вместе с молодежью.

 

Августа. Село Тугулым

 

Думаю о работе здешней ячейки.

Рабочие и крестьяне привлекают меня своей преданностью революции и желанием проникнуть в тайны сложных политических вопросов. Но знания и силы их часто невелики. От этого им тяжело. Им нужна помощь и помощь. Они ждут ее от нас, членов РКП (б). Их надо учить и воспитывать, говорить о терниях, которые будут еще на пути.

Всей душой хочу пособить здешнему крестьянству. В этом мой высший долг.

Как ценят мужики прочувственное слово! Как прислушиваются к нему! Как отзываются на доброе к ним отношение!

Моя душа устремлена к ним. Помочь, чем могу, научить, — вот моя цель.

Целый вечер мы беседовали об отношении Советской власти к крестьянству. Брали тему и так и эдак. Мужики не стеснялись с вопросами. Но мы говорили на одном языке, хорошо понимали друг друга и пришли к одному решению — работать, напряженно работать на благо народа и Республики Советов.

 

Августа. Село Тугулым

 

Мне ясно: культурно-просветительная деятельность не может быть внепартийной. В этих мыслях убедила работа в Тугулыме. Вечером хочу написать на эту тему статью в „Красный набат“,

Сегодня долго беседовал с председателем волостного ревкома, рассказал ему все, что знаю о задачах ревкома. Кое-какие подробности, по его просьбе, записал на листке бумаги. Речь у нас зашла также об устройстве 31 августа концерта-митинга для делегатов созываемого волостного съезда Советов. Внес сорок рублей добровольного пожертвования на библиотеку. У некоторых крестьян чувствуется неприязнь к ячейке. Причина простая — не понимают ее цели и значения. Выходит, надо больше и глубже разъяснять. Два крестьянина спросили меня, что такое сельскохозяйственная коммуна. Вот ведь чем интересуются! Постарался ответить на их вопрос.

Хочется написать о Елизавете Петровне Ковригиной.

Она старше меня на два года. Но дело не только в возрасте. По-моему, она взрослее меня по взглядам. Видно, многому научила ее трудная, скудная жизнь.

Отец умер рано. Мать — просвирня, зарабатывает гроши тем, что печет просфоры для церкви.

Проучилась Лиза восемь лет, включая, видимо, и сельскую школу. Сейчас на селе — одна из самых грамотных, работает учительницей. Не откажешь Лизе и в уме, и в наблюдательности. Понимает борьбу классов. Насмотрелась на порядки, которые установили белые.

Сама рассказывала мне о расстрелах красноармейцев, которых белые захватили в июле восемнадцатого года на станции Тугулым, об огромных налогах на крестьянство, о том, как пьянствовали и развратничали офицеры. А полы в церквах прославляли Колчака и молились о ниспослании ему победы.

Едва прогнали белых, Лиза стала добровольно помогать во всем волостному ревкому. Она редко когда смеется. Едва улыбнется и снова сдержанная, даже суровая. Однажды я прямо спросил ее:

— Почему вы не замужем?

— Не до того, — коротко ответила Лиза. И больше ни слова.

Эта ее строгость, серьезное выражение лица и серо-зеленых глаз удерживают собеседника на определенном расстоянии.

Лицо не из красивых, но чистое, черты правильные. Волосы пострижены коротко, почти как у парня. Фигура тонкая, гибкая.

С одной стороны, Лиза вроде бы привлекает к себе, а с другой — как бы отдаляет. Не пойму: нравится она мне или нет.

И все-таки, должно быть, нравится.

 

Августа. Село Тугулым

 

Прошел еще один день.

Было собрание членов волостной избирательной комиссии. Утвердили списки, наметили районы. Старались все предусмотреть, чтобы добиться успеха в работе.

Завтра в девять часов утра по всей волости выборы членов районных Советов. Великий день, великая работа! Как хорошо находиться в самом ее водовороте.

Завтра же, кроме того, партийное собрание, потом — лекция, потом — собрание культурников. Буду проводить мысль о том, что культпросветработа должна быть глубоко партийной. Без этого она не даст тех результатов, на которые мы рассчитываем. Партийность — основа всей и всякой нашей работы.

Яша Горбунов, вернувшись из поездок по деревням Тугулымской волости, с удовольствием рассказывает о революционно-сознательном настроении крестьянства. На собраниях, которые он проводил, высказывались многие.

Проверили списки избирателей по всем 19 селениям волости. Кулаков немного — несколько десятков человек. Но есть бежавшие от Советской власти. Ревкомы лишили их права участия в выборах. Правильно поступили.

 

Сентября. Село Тугулым

 

Четыре часа дня. Быстро собираемся и едем с Яшей в Успенскую волость. Потом допишу.

 

Сентября. Село Успенское

 

11 часов вечера. Наверстываю то, о чем не писал в последние дни.

Пятницу провел в Тюмени. Ездил в политотдел за деньгами. Вместе с Яшей Горбуновым выкупили у тугулымского портного новые кожаные „комиссарские“ тужурки и не осталось ни копейки. Впрочем, нас с Яковом это не особенно беспокоило.

После деревни как-то тесно в политотделе. В тот же вечер сел в поезд и в час ночи был в Тугулыме.

Каждый день встречаемся с Елизаветой Петровной. Я ее сейчас называю Лизой. Но остались на „вы“, отношения прежние.

Гуляли вдоль железной дороги. О многом переговорили. Лиза придерживается серьезных взглядов на жизнь.

Вчера завершил работу в волости. Главный итог — волостной съезд Советов и концерт-митинг для его делегатов.

Делегаты проявляют серьезное и сознательное отношение к делу. Члены исполкома надежны. На них можно положиться.

Концерт был довольно удачен. Публике нравились номера. На митинге я выступил с речью о пролетарской культуре. Вечер провел с Лизой…

Сейчас нахожусь в Успенском. О многом хочется подумать.

Последнее время я часто выступаю с докладами и речами. Чтобы не стать пустым говорилыциком, надо крепко верить в то, за что агитируешь. Я верю, стараюсь сердце вложить в каждое слово. Только такое слово дойдет до людей, поможет им.

По прибытии в Успенское сразу же провел разведку: зашел в маленькую избушку, поговорил с хозяином и немало узнал о здешних богатеях, кулаках и прочих „сильных мира сего“. Эти сведения пригодятся.

 

Сентября. Село Успенское

 

Интересна, но тяжела наша работа. Сегодня очень устал от собрания, которое продолжалось ни много, ни мало — шесть часов. Народ слушал, спрашивал, одобрял и воскресал духом. Нет, не напрасно проводим мы собрания. Только порой хочется отдохнуть. Однако об отдыхе рано думать. Борьба продолжается.

С фронтов — радостные известия. Наши войска взяли Ишим, а красные повстанцы — Томск и Омск. При этом на сторону повстанцев перешли две дивизии белых. Отрадно!

В восемь вечера пойду на первое организационное собрание сочувствующих. Буду рассказывать о программе РКП (б)…

Прерывал записи. Разговаривал с крестьянами. Они только что узнали о нашем с Яшей приезде. Идут со своими думами и нуждами. Завязалась беседа о лошадях, которых подобрали бедняки при бегстве белых. Теперь кулачье оттягало этих лошадей себе. Бедняки опять остались у разбитого корыта.

Но не будет так! Мы заставим богатеев вернуть всех лошадей до последней.

Задыхаюсь от ненависти, когда узнаю о кулацких подлостях. Сколько наслушался я за свою жизнь рассказов о несправедливости кулаков, сколько видел горя и слез в деревне!

О паразиты, гнусное порождение старого гнилого строя! Из-за вашей жадности страдает народ, мучается молодежь.

Час кулацкого владычества пробил. Кончилось ваше раздолье, гады проклятые. И не надейтесь — никогда оно не вернется.

 

Сентября. Село Успенское

 

В два часа ночи пришел с выборов сельского Совета. Завтра еду на выборы в деревни.

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: