История Олава, сына Трюггви, будущего конунга и крестителя Норвегии

 

– Не говори мне о Христе, – сердито бросил Олав. – Бог, который отнял у меня Гейру – не мой бог!

– Но ты видел чудеса, творимые Его Именем! – воскликнул Эмон, ирландец, принятый в хирд еще в те времена, когда Гейра была жива, а Олав Трюггвисон дрался в войске Отто-кейсара. – А чудо, сотворенное епископом Поппо[25]?

– Да, я знаю о чудесах, творимых именем Христа, – согласился Трюггвисон. – Но я видел и чудеса, творимые богами моих предков. Уж не знаю, чем твой отшельник лучше финской вельвы. По мне так заговоренная воронья кость (Олав потрогал свой любимый оберег) куда надежней, чем ваш крест.

– Конунг! – перебил Олава ирландец. – Не веришь, так проверь! Не зря же ветра принесли нас именно сюда! Ты же сам рассказывал, как много лет назад человек из Гардарики, обычный воин, но тоже из христиан, предсказал тебе великую славу! Так послушай, что скажет тебе одаренный Богом!

Олав был не против поговорить с отшельником. Но не знал, как к этому отнесутся его хирдманы.

В последнее время многие из них вслух говорили, будто конунг больше не люб Одину и Тору. А конунг, лишенный удачи, перестает быть конунгом… Из двух сотен хирдманов Трюггвисон мог быть уверен только в половине, не больше. Многие воины даже не знали, кто он на самом деле, ведь, покинув землю вендов, конунг оставил там и свое родовое имя, повелев отныне называть себя не Олавом, сыном Трюггви, а Оле-конунгом из Гардарики.

– Хочешь, я сам схожу к отшельнику? – предложил Эмон. – Скажу, что я – это ты. И пусть…

Олав расхохотался.

– Не нужно быть провидцем и колдуном, чтобы отличить твою рожу от моего лица!

Ирландец смутился. Славный воин, внешностью он не удался. А вот Олава многие считали очень красивым. Особенно женщины.

Но после смерти Гейры ни одной из них не удалось привлечь его внимание более чем на одну ночь. Потомок Харальда Прекрасноволосого говорил об этом так: как может жалкая медь удовлетворить того, кто держал в руках благородное золото?

– Но предложение твое недурно, – отсмеявшись, заявил Олав. – Проверим твоего предсказателя. Торстейн Бычья Нога – вот кто пойдет к твоему отшельнику и узнает, так ли он всеведущ.

Вернувшись в лагерь, Олав сообщил о том, что намерен сделать.

Хирдманам идея понравилась. Многие слышали о сюллингском отшельнике прежде, и мысль обмануть христианского колдуна показалась им забавной.

Торстейна Бычью Ногу обрядили в лучшие одежды, повесили на пояс меч Олава с красным камнем на оголовье и серебряными накладками на ножнах. На руки ему Трюггвисон надел собственные золотые браслеты, а на плечи – бархатный плащ.

Люди Олава, поглядев на Торстейна, в один голос заявили, что Бычья Нога теперь почти так же хорош собой, как сам конунг.

– Сам хитроумный Локи не сделал бы лучше! – похвалился Олав. – Теперь даже я готов назвать тебя конунгом, Бычья Нога!

И громко захохотал.

А вот Торстейн, напротив, смутился и покраснел. Дело в том, что хирдманы, недовольные Олавом, прочили Торстейна в вожди и не скрывали этого. От Торстейна, конечно, а не от Олава, который, узнай он о подобных замыслах, мог бы обойтись жестоко и с Торстейном, и с заговорщиками.

 

Отшельник жил не в пещере, как друиды, а в маленьком домике на берегу озера. Около домика сушилась рыба и выстиранные портки.

– Ищешь кого, воин Севера?

Торстейн оглянулся.

Сказано было на языке саксов, но на сакса человек походил мало. Больше – на йотуна. Большой, ростом почти с Торстейна, голый, если не считать изодранных коротких штанов, заросший черным волосом, с такой спутанной гривой, что Торстейн подумал: уж не взял ли дикий человек, подобно конунгу Харальду, гейс – не причесывать и не стричь волос, пока не свершит задуманное?[26]

В отличие от тех жрецов, к которым привык Торстейн, на человеке-йотуне не было никаких оберегов. Только большой черный деревянный крест. И потемнел крест скорее всего просто от времени, потому что вряд ли отшельник кормил его жертвенной кровью.

– Я – Оле-конунг из Гардарики! – гордо произнес Торстейн. – Слышал, ты умеешь провидеть будущее?

– Настоящее – тоже, – сообщил отшельник. – А потому не стоит тебе называть себя конунгом, но стоит помнить о том, что ты клялся конунгу в верности. Оставайся верным ему и в будущем и не прогадаешь. А теперь ступай к своему вождю и скажи: я его жду.

 

На сей раз Олав отправился сам.

 

– Скажи мне, святой человек, получу ли я желаемое? – поинтересовался Олав, не уточняя, что именно желает.

И тут же убедился, что имеет дело с настоящим прорицателем.

– Ты получишь свое королевство, – не раздумывая, заявил отшельник.

Это был правильный ответ, хотя Олав имел в виду всего лишь свою удачу.

– Бог даст тебе его, – продолжал между тем отшельник, – если ты примешь Истинную Веру.

«Хочет, чтобы я крестился», – подумал Олав.

Но сын Трюггви не принял крещения даже ради любимой Гейры. Стоит ли это делать сейчас? Ведь землями его отца правит Хакон-ярл, который сначала, по требованию конунга данов, принял Крест, а затем вновь вернулся к вере отцов, выгнал монахов-христиан, изрядно пограбил земли данов, потом сам подвергся нападению Харальда-конунга и спасся, как говорили, тем, что северные боги наслали на конунга всяких чудовищ, вынудив уйти. И Бог христиан ничем не помог конунгу.

Так говорили люди, и Олав не видел причин, почему бы ему не верить их словам.

И вот теперь отшельник обещает Олаву землю, которой сейчас правит Хакон-ярл, оказавшийся сильнее христианина Харальда, повелителя Дании.

Возможно, Христос решил руками Олава свершить не сделанное конунгом данов? Но что будет, если боги Севера окажутся сильнее и на этот раз?

– А если я не сделаю этого и останусь верен богам моих предков? – спросил Олав. – Что будет со мной далее?

– Смерть придет к тебе, – сказал отшельник.

– Что ж, все мы когда-нибудь умрем, – заметил Олав. – Меня этим не испугаешь.

– Смерть придет к тебе сегодня, – уточнил отшельник. – Подступит внезапно, откуда не ждешь. Однако Бог позаботится о тебе. Тебя сочтут мертвым, но пройдет семь дней – и ты восстанешь, чтобы оплакать погибших друзей и обратиться к Истинному Богу Иисусу Христу.

– А с чего бы твоему Богу заботиться обо мне, если я не из его поклонников? – осведомился Олав.

– А с того, Олав, сын Трюггви, – сказал отшельник, очень удивив Олава, представившегося как обычно «Оле из Гардарики», – что тебя ждет славное будущее. Ты станешь великим королем. Многих ты обратишь в христианство и тем спасешь их души. А теперь ступай и возвращайся, когда уверуешь в могущество Истинного Бога, сотворившего небо и землю и всё, что им сопутствует, в том числе и тебя, упрямый сын Трюггви, хотя ты и не желаешь этого признать. Вскоре ты получишь доказательство Его могущества, вновь получив от Него свою доселе бесполезную жизнь.

 

И Олав ушел. Слова отшельника не убедили его (для того чтобы убедить такого, как Олав, одних слов маловато), но заставили задуматься.

 

Вот так, глубоко задумавшись, Олав, сын Трюггви, спускался по тропинке вдоль склона, когда на него напали заговорщики.

 

Олав считал, что удача покинула его, однако был не совсем прав. Кое-что осталось.

Это «кое-что» и надоумило его сначала отправить вместо себя Харальда Бычью Ногу.

Харальд же был человеком не только красивым, но и великой силы. Прозвище свое получил за то, что еще в молодые годы, желая показать удаль, вырвал из сустава ногу бычка-двухлетки. С тех пор сила Торстейна увеличилась, а воинское умение закалилось в множестве битв. Будь он сейчас с заговорщиками, Олаву пришлось бы совсем плохо, потому что не было в хирде Олава никого, включая и самого конунга, сильнее Бычьей Ноги.

Но слова святого отшельника проникли в сердце Торстейна, и он отказался предать своего конунга.

Однако заговорщиков было четверо, а Олав – один.

Он знал всех четверых: то были его собственные люди. Из тех, кто громче всех кричал о том, что удача покинула Олава. И еще он знал, что они – хорошие воины, умелые во владении железом.

Олав родился сыном конунга и страха не ведал.

Но он был глубоко оскорблен тем, что собственные хирдманы предали его.

– Вы клялись мне в верности! – воскликнул Олав, обнажая меч. – А теперь ищете моей смерти! Ледяной ад Хель – подходящее место для таких, как вы!

– Если бы мы искали твоей смерти, Олав Трюггвисон, то ты был бы уже мертв! – заявил конунгу Снорри Черный из Вестфольда, могучий викинг, присоединившийся к хирду Олава после битвы у Датского Вала, потому что не пожелал креститься. – Но мы лишь хотим, чтобы ты уступил место вождя более достойному, потому что удача твоя иссохла, как вода в летней луже. Осталась только грязь, не способная утолить жажду даже лягушки.

– Это у тебя, Снорри, в жилах не кровь течет, а грязь! – гневно зарычал Олав и, прыгнув вперед, отсек Снорри правую руку повыше локтя.

Трое других от неожиданности подались назад: не предполагали, что Олав рискнет напасть первым.

– Ха! – воскликнул Трюггвисон, вновь вздымая меч. – А я ошибся! Всё-таки кровь, а не грязь! Да так много, будто я свинью зарезал!

С этими словами Олав ударил мечом по шее Снорри, и удар этот был смертельным, однако трое других предателей уже опомнились и сами напали на конунга.

Олаву пришлось туго. Удары сыпались со всех сторон, а у сына Трюггви даже щита с собой не было, так что пришлось отбиваться мечом и секирой.

Но Олав был так хорош в пляске острого железа, что сумел ранить еще двоих предателей, прежде чем третий нанес ему страшный удар топором по голове.

От этого удара шлем конунга разошелся, лезвие топора прошло сквозь подшлемник и увязло в голове Олава.

Однако поразив, предатель раскрылся, и Трюггвисон с яростным криком воткнул меч ему в грудь. Клинок конунга пробил доспех, сломал ребро и вошел в легкое.

Отмстив, конунг упал бездыханный, с топором, торчащим из головы, но его обидчик тоже прожил недолго: захлебнулся кровью. Двое же уцелевших вырвали меч Олава из груди убитого – в доказательство, что конунг мертв, – и поспешили с этой вестью вниз, к кораблям.

 

Они хотели представить дело так, будто сами непричастны к смерти Олава, однако их свежие раны говорили об обратном, а у Олава в хирде было довольно людей, ему преданных. В их числе были ирландец Эмон и Халльфред по прозвищу Трудный Скальд, этот последний и изобличил предателей.

Но у заговорщиков в хирде тоже было немало друзей, и среди них – шестеро кровных родичей. Так что хирдманы разделились и встали друг против друга.

И была битва, в которой бесполезно, но не бессмысленно (ведь речь шла о чести) пролилось много крови, и победили те, кто был верен конунгу Олаву.

И главная заслуга в этой победе принадлежала Торстейну Бычьей Ноге, который, помня слова отшельника, встал на правильную сторону и тем смутил бунтовщиков, надеявшихся увидеть его своим хёвдингом. Торстейн же принес на берег того, кого мятежники сочли мертвым. Не удивительно, что они ошиблись, ведь добрый боевой топор застрял в голове конунга. Вернее, им так показалось, потому они и не добили Олава. Зачем добивать мертвеца?

Однако правы оказались не они, а отшельник. Семь дней пролежал без памяти Олав Трюггвисон, потому что хорош был удар Снорри Черного. Другого он непременно отправил бы в Валхаллу, но, как сказано выше, Олаву была назначена другая судьба, и его черепная кость оказалась покрепче железного шлема.

Семь дней поил его, беспамятного, ключевой водой Халльфред Трудный Скальд, а на восьмой конунг очнулся и потребовал пива.

Многое увидела душа Олава, блуждавшая в иных мирах, пока тело пребывало в неподвижности, но говорить об этом конунг не стал. Оплакал погибших верных, простил тех мятежников, что остались в живых, а едва смог встать на ноги, немедленно отправился к отшельнику и принял Крещение. По примеру конунга крестились и его хирдманы, а мудрый отшельник сказал, что Олав Трюггвисон станет знаменитым конунгом и совершит немало славных дел, многих людей обратив в христианскую веру.

Об одном лишь печалился Олав: в недавней битве погиб ирландец Эмон.

 

На той земле провели викинги зиму – в доме одного из местных ярлов, который счел это честью, потому что лучше с честью принять будущего конунга Норвегии, чем сделать то же самое под угрозой его меча.

Впрочем, ни Олав, ни его викинги не делали худого, ведь они теперь были христианами, а христианам не подобает обижать единоверцев.

Немало времени провел Олав со святым человеком, и тот поведал, что мудрость его – от Бога проистекает. От Бога же и предвидение будущего и иные чудесные дела. Всю зиму учились Олав и его люди правильной вере, не забывая, впрочем, и о плотских надобностях. А весной, взявши с собой двух священников из местных, покинули Сюллинги и направились к берегам Англии.

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: