Глава восьмая. Переговоры

 

«Мирная» делегация ромеев выглядела помпезно. Роскошные плащи с великолепным шитьем, шелк и бархат, художественно исполненные «знаки государственного достоинства». По мраморной лестнице навстречу диким скифам поднимался целый друнгарий имперского флота со свитой. С офицерами, чиновниками и прочей пристяжью. Византийцы не поднимались – восходили. Варварам сразу давали понять: перед ними высшие существа.

Но вся похвальба – втуне. Величие империи было продемонстрировано всего лишь кучке молодых россов. Возглавляемых, впрочем, вполне зрелым воином. В «фирменном» прикиде варанга-этериота, соблюденном до тонкостей. Имелась даже солидных размеров секира, заткнутая за пояс.

– Я – Гёдбьёрн, «верный» василевса россов, – на приличном ромейском сообщил варанг. – Василевс велел вам следовать за мной.

– Василевс? – Загорелая физиономия друнгария перекосилась от ненависти. – Архонт россов!

Варанг спорить не стал.

– Вы идете или возвращаетесь на корабль? – поинтересовался он.

За воротами открывалась узкая улочка, еще более стесненная торговыми лавками. Дальше – площадь с фонтаном и медными вздыбившимися конями. И ни намека на воинов архонта. Обычная провинциальная толпа, занимающаяся своими делами.

Жалкая кучка молодых скифов без стеснения разглядывала богатые одежды друнгария. Переговаривались по-своему. Цокали языками. Стоящие за спинами друнгария и свиты щитоносцы в блестящих латах их, похоже, не интересовали. А ведь стоит друнгарию скомандовать – и воины прикончат наглых мальчишек в считаные мгновения…

Друнгарию очень захотелось отдать такой приказ. То, что он пришел с миром, не имело значения. Победителей не судят, а Господь простит этот маленький обман. Ворваться в город, занять ворота – пятидесяти сопровождающих его щитоносцев должно хватить для выполнения такой задачи. Затем высадка основных сил, и Херсон – в его руках! Но друнгарий заподозрил ловушку. Не могут же варвары быть настолько беспечными!

И точно! Стоило друнгарию задрать голову (что было не так просто с его головным убором) и поглядеть на стены, как причина кажущейся беспечности разъяснилась. На стене, как оказалось, полно скифов! Снаружи их почти не разглядеть, но изнутри лучники-россы превосходно видны. Можно не сомневаться, что воины друнгария будут перебиты раньше, чем корабли его флота поднимут якоря.

Друнгарий лично не участвовал в битве, уничтожившей Варду Фоку. Он «всего лишь» пожег корабли мятежников, но от других друнгарий Ираклий много слышал о скифских стрелках.

– Веди! – велел он фальшивому этериоту.

И мирная делегация, позвякивая доспехами, двинулась через имперский город к дворцу имперского стратига… Занятого архонтом варваров.

 

* * *

 

…Стратиг Михаил Херсонит тоже был здесь. В полном облачении и даже с церемониальным мечом у пояса.

Но глаза доверенного представителя императора в Херсоне глядели в пол. В отличие от восседавшего на маленьком троне архонта россов. Бывший союзник, а ныне – опасный враг надменно взирал на друнгария флота блестящими синими глазами. Обремененные широкими браслетами (красное золото и огромные, размером с голубиные яйца, драгоценные камни) ручищи покоились на львиных головах подлокотников. Ноги в пурпурных, позволенных лишь Автократору, сапогах попирали ковер… Нет, не ковер – имперское знамя с точно таким же орлом, что украшал плащ друнгария, символизируя данные ему Автократором полномочия.

Увиденное настолько поразило друнгария, что он утратил душевное равновесие и вместо поклона и учтивых слов, подобающих дипломату, выплюнул злую фразу:

– Архонт варваров, поправший союзный долг и клятву верности, как объяснишь ты содеянное тобой и твоими людьми злодеяние?

Владимир уже более-менее изъяснялся по-ромейски, но друнгарий выпалил поносные слова так быстро, что великий князь не успел уловить их смысл.

– Что он сказал? – спросил Владимир, обернувшись к Богуславу.

– Ругается, – пояснил тот. – И злобно. Я бы, пожалуй, содрал с него имперские тряпки и вразумил доброй плеткой.

– Нехорошо, – покачал головой Владимир. – Он пришел говорить. Так пусть говорит. Переведи мне в точности, что он сказал.

– Как угодно, княже, – ответил Богуслав. И перевел. Громко.

На какое-то время в зале повисло напряженное молчание. Руки присутствовших здесь воевод легли на мечи. Вели князь – порубят наглеца.

Но – не велел.

Поглядел на сердитого друнгария, фыркнул:

– Ну и кочет! – И рассмеялся.

Тут комизм ситуации дошел и до остальных русов. Так вот кого напоминает разряженный ромей! Петуха. Пестрого, храброго, глупого петуха.

Веселились все. Гоготали, ржали, хлопали себя по ляжкам… Даже скоморошье представление редко вызывает такой хохот…

 

Не смеялись двое. Улицкий князь Артём, очень внимательно наблюдавший за друнгарием, в коем сразу признал опытного воина… И Габдулла Шемаханский, замерший в состоянии напряженной готовности, потому что видел, как краснеет от гнева смуглое лицо ромея и медленно ползут к мечу унизанные перстнями пальцы…

 

Раскаты хохота еще сотрясали душный воздух зала, когда Габдулла, точно уловив момент, метнулся вперед, уже в прыжке выхватывая саблю… И вовремя оказался между друнгарием и князем.

 

Смех стихал постепенно. Многие так развеселились, что не сразу разглядели происходящее…

 

– Если ты хочешь умереть, кяфир, ты только попроси, – произнес Габдулла по-арабски. – Или сделай еще один шаг. Один шаг – этого довольно.

Друнгарий застыл с мечом в руке. Он достаточно долго воевал на востоке империи, чтобы понять сказанное. И он, действительно, был опытным воином…

И он уже опомнился. Гнев сменила холодная ярость. Оскорбленный патрикий империи не должен искать смерти. Он не должен думать о своей чести. Он не дикарь. Он служит василевсу. Смех дикарей значит для него не более, чем хрюканье свиней.

– Оставь его, Габдулла! – велел Владимир. – А ты, ромей, оставь в покое оружие и не забывай, кто ты! В отличие от своего брата Василия, я не требую от людей, чтобы они ползали передо мной на карачках и лизали мои сапоги, но красивая одежда и дорогие украшения не меняют твоей сути, холоп! И если ты еще раз посмеешь мне дерзить, я обойдусь с тобой как с неразумным и дерзким холопом, которого следует вразумлять не словом, а кнутом! Конечно, за дурное поведение холопа отвечает его господин, но моего брата императора Василия сейчас нет рядом, а потому по праву духовного родства я возьму этот труд на себя.

Друнгарий Ираклий молчал. Он, представитель великой империи, должен думать не о глупой обиде, а о государственной пользе.

Друнгарий поймал взгляд стратига Михаила… Вот еще один довод в пользу хладнокровия.

Просравшему Херсон стратигу очень хочется, чтобы столичный флотоводец повел себя неправильно. Тогда можно будет сделать его козлом отпущения и свалить с себя хотя бы часть вины за позорное поражение.

Можно не сомневаться, кого стратиг и оставшийся на флагмане имперский магистр сделают ответственным за поражение, которое нанесли империи россы. Они – политики. Они – умеют.

Друнгарий Ираклий – воин. Но он – тоже политик. И умеет согнуться, когда обстоятельства того требуют. И еще он умеет думать.

Если бы архонт русов хотел ссоры, то не ограничился бы одними словами. Друнгарий был бы уже мертв или отдан палачам. Нет, Михаилу Херсониту не удастся свалить на Ираклия собственную оплошность.

– Прошу меня извинить за резкость, – Ираклий низко поклонился. – Меня искренне огорчило то, что дружба между великим вождем славных россов и богопочитаемым Автократором Василием Вторым нарушена. Клянусь, у меня сейчас только одно желание и только одна цель: восстановить разрушенное и исправить возникшее между нашими державами мелкое недоразумение.

Когда Богуслав перевел слова ромея, Владимир удивился.

Слишком резкой была перемена. Но виду не подал. Милостиво кивнул и заявил:

– Мое уважение к брату и родичу василевсу Василию по-прежнему неизменно. И я готов исправить то мелкое недоразумение, которое возникло между нами.

Теперь изумился друнгарий:

– Верно ли я тебя понял, великий? Ты готов вернуть этот город?

– Готов, – подтвердил Владимир. – Но, говоря о недоразумении, я имел в виду другое… – И, видя удивление ромея, пояснил: – Моя невеста, сестра императора Анна. Надеюсь, ты привез ее?

О! Друнгарий успел забыть нелепую историю о том, как василевс пообещал варвару Порфирогениту.

Многие в Константинополе сочли правильным забыть об этом.

Но скиф – помнит. И желает получить обещанное.

– Жаль огорчать тебя, великий, но Порфирогенита Анна ныне пребывает в Константинополе, – честно ответил друнгарий.

– Вот как? А я надеялся, что одно лишь желание выполнить договор привело к здешним берегам столько кораблей. Но если не желание уберечь Анну от морских разбойников привело сюда твой флот, то что же тогда?

Друнгарий не нашелся что ответить. Впрочем, ответа и не требовалось.

– Я уверен, – заявил Владимир, – что не злой умысел привел к прискорбной забывчивости твоего господина. Я слыхал, он был занят в битвах с врагами. Но теперь, насколько мне известно, враги разбиты, и сейчас самое время исправить возникшее между нами… недоразумение. Не то может статься так, что новые враги… – Владимир сделал многозначительную паузу, – вновь отвлекут императора Василия. И мне бы очень не хотелось, чтобы грех по забывчивости нарушенной клятвы, данной перед Богом, отягчил душу императора. Передай ему, что я сделаю всё, чтобы спасти моего родича и воспреемника от клятвопреступления. Возвращайся в Константинополь, друнгарий! И привези мне мою невесту. Надеюсь, это не займет много времени, потому что этому городу будет непросто прокормить мое войско, если ты задержишься.

– Но ты сказал, великий, что готов оставить Херсон? – сделал слабую попытку сопротивления Ираклий.

– Так и будет, – подтвердил Владимир. – Мое войско покинет город. Как только я обвенчаюсь с кесаревной Анной.

 

⇐ Предыдущая38394041424344454647Следующая ⇒

Поделиться: