Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Знакомство с Надеждой Сергеевной Аллилуевой⇐ ПредыдущаяСтр 18 из 18
На следующий день я встретила Наташу в дорогом, но неуютном номере гостиницы «Националь». Обедали мы одни, Надя позвонила, что придет к чаю. Обед Наташа получила в кремлевской столовой, в меню этого обеда меня поразил компот из консервированной черешни. Я знала черешню во всех ее видах, но никогда не слышала о консервированной черешне. Деликатес, который можно было достать только в правительственном магазине или в торгсине, и который каждый раз Наташа мне вручала, когда я заходила к ней. Наташа стала рассказывать мне, что Костя недавно вернулся с Днепростроя, где только что закончилось колоссальное строительство Днепрогэса. – И как всегда он в своем докладе, – говорила Наташа, – в резкой форме критиковал руководство и настойчиво требовал улучшения условий труда, снабжения и ускорения жилищного строительства для рабочих. – Знаешь, Наташа, я Костю очень хорошо понимаю, – я стала рассказывать ей о нашей практике в Красноуральске. – Вот я Косте и говорю, что новое поколение… – Понимает, за что мы боролись, – раздался сзади меня мужской голос. Я обернулась и увидела за своей спиной Костю, возмужавшего, ставшего еще красивей. Вот его бы я узнала где угодно. Мы крепко расцеловались. – Нет, это просто невероятно, – оглядывая меня со всех сторон, говорил он. – Ведь была вот такая, как Майк, сидела у меня на коленях, засыпала у меня на руках… – Нина уже на третьем курсе института, была на практике в Красноуральске и рассказывает, что там то же самое, что и на Днепрострое. – Все видят, разве слепой только не заметит, – с горечью заметил Костя. Раздался звонок, Наташа поднялась: – Ну, вот и Надя идет. В комнату вошла молодая интересная, скромно одетая женщина. Темные, гладко зачесанные волосы, разделенные прямым пробором, большие, красивые темные глаза на овальном лице со смугловатым оттенком и приятная улыбка делали ее очень привлекательной. – Познакомься – дочь нашего бывшего командира во время гражданской войны. А какой это человек, Надя, настоящий! Ну, а как себя чувствует благоверный? Надя, глядя на Костю, крепко пожала мне руку. – Я, товарищи, к вам на минутку, спешу, зашла только повидаться, особенно с Костей. – Вот и хорошо, пошли скорее чай пить, у меня вкусное кизиловое варенье, с Кавказа прислали. – Мое любимое варенье, напоминает мне лучшие годы моей жизни… – Ну что за настроение? Как будто у тебя все в прошлом. – Пожила бы ты на моем месте, – Надя повернулась к Наташе и начала ей что‑то рассказывать. Мы с Костей начали вспоминать прошлое. Надя повернулась к нам: – Расскажи, Костя, пожалуйста, что на Днепрострое? У меня, кстати, вчера был крупный разговор по этому поводу. – Что тебе рассказывать, считаю, в таких случаях самим полезно туда съездить и посмотреть, тем более что Промакадемия как раз и готовит руководящие кадры для промышленности, – уклончиво ответил Костя. – Ты совершенно прав. Действительно, хорошо самим съездить посмотреть. Я вот получаю сотни писем с жалобами, все пишут, как трудно. Пишут малограмотные Мани, Тани, Пети, разве можно им не верить, ведь им письмо написать труднее, чем котлован вырыть. Я показала несколько этих писем Орджоникидзе и Кагановичу. И знаешь, что мне Каганович ответил? «Стоит тебе обращать внимание на всякие контрреволюционные кулацкие вылазки. Я ведь тоже получаю сотни писем от кулаков. Никакие крупные государственные мероприятия не могут проводиться без жертв». – Ну, знаете, – вскипел Костя, – такого цинизма трудно придумать. Он считает себя большевиком, а знает ли он, что из тех, кого мы раскулачиваем, 90 % были до революции бедняками или середняками. Новая экономическая политика дала им возможность окрепнуть, мы пошли им навстречу, поощряли – выдавали им субсидии, премировали образцовые хозяйства, чтобы за ними тянулись другие. Мы многое сделали для того, чтобы заинтересовать крестьянство к работе. Мы достигли того, что в деревнях не стало той части крестьянства, которое не хотело бы работать. Следовательно, мы дали возможность значительной части крестьян, да – значительной, подчеркиваю, стать зажиточными. А теперь… – Пусть подыхают, как классово‑чуждый элемент, так получается? – Зачем горячиться, разве нельзя потише, – вмешалась Наташа. Надя нервно зашагала по комнате: – Я понимаю Костю, спокойно об этом не скажешь, кричать нужно об этом. Беда наша в том, что мы окружены вражескими странами, подстерегающими каждое наше слово и со злорадством ожидающими наших ошибок и промахов. Это заставляет нас молчать в печати о наших недостатках, но между собой мы обязаны говорить откровенно, иначе притупится все наше партийное чутье и мы, привыкнув считать, что у нас все хорошо, перестанем стремиться к лучшему (мне эта ее реплика очень понравилась). Костя, ты докладывал о положении на Днепрогэсе?! – Представь, доложил, что народ живет там в невыразимо тяжелых условиях: жилищные условия ужасные, снабжение отвратительное, оборудование до‑по‑топное, – протянул он. – Лопате надо дать орден, она все вывозит. Ты знаешь, я предложил некоторые практические меры для улучшения жизни и условий труда рабочих, а некоторые умники, такие, как Каганович, знаешь, что ответили? «Мы строим там не курорт, а промышленный гигант, когда достроим, тогда выдадим путевки на курорт тем, кто этого заслужил». – Вернее тем, кто жив останется, – присушиваясь к их разговору, не выдержала даже я. – Если бы ты видела, как на меня набросились, от «твоего» досталось больше всех: «Ты еще партизан, на работе не нужна партизанщина, у нас все идет по плану». – Да, Костя, тебе нелегкая борьба предстоит, держись крепче, пусть кричат «партизанщина», в этом ничего нет оскорбительного. Не уступай, ты хозяин производства. – Я‑то не уступлю, да меня могут «уступить», – засмеялся он. – Ты бы видела, какая радость была у этих людей, когда им выдали по буханке белого хлеба по случаю такого торжества. Надя заторопилась. – Ну, куда ты торопишься, посиди еще немного, – просила Наташа. – Не могу, в другой раз, я и так засиделась. Проводив Надю, Наташа вернулась и сообщила: – Это жена Сталина, у нее разные домашние неприятности, а вообще она очень веселая и остроумная. На меня не произвело никакого впечатления это сообщение, она мне просто сама понравилась. Кто бы из присутствующих мог в эту минуту подумать, что эта молодая, цветущая женщина за два месяца до окончания Промакадемии покончит жизнь самоубийством. И что у этой, с виду такой хрупкой, женщины хватит мужества дважды нажать курок, когда она почувствует, что первый выстрел не смертельный.
Завидный жених
Вскоре после встречи с Надей, Наташа познакомила меня с Николаем Васильевичем Гриневым. Он преподавал в Военно‑воздушной академии и в Промакадемии. Выглядел он очень солидно, мне казалось, старше моего папы. С первого дня нашего знакомства он начал усиленно за мной ухаживать. У него была жена где‑то в Свердловске, с которой он не то разводился, не то уже развелся. Ходил он чаще всего в военной форме, иногда переодевался в гражданскую форму – желтое кожаное пальто, голубой шарф – и старался выглядеть моложе. У него была большая трехкомнатная квартира на Большой Пироговке. Продукты получал в правительственных магазинах, питался в правительственных столовых, от женщин у него не было отбоя.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 145; Нарушение авторского права страницы