Отношения ревизионистов с итальянскими фашистами

 

В начале 30‑х гг. Жаботинский решил создать партийную школу в Италии, и местные ревизионисты, которые открыто отождествляли себя с фашистами, «обрабатывали» Рим. Он достаточно хорошо знал, что выбор Италии как места для партийной школы только подтвердил бы, что они фашисты, но он настолько подвинулся вправо, что утратил всякий интерес к тому, что могли бы подумать его «враги», и даже подчеркнул одному из своих итальянских сторонников, что они могли бы создать свою предполагаемую школу, в другой стране, но «мы… предпочитаем организовать ее в Италии»¹⁵.

К 1934 г. итальянцы решили, что, несмотря на все дружественное отношение к ним, Соколов и Вейцман, а также руководство ВСО и не помышляли о разрыве с Лондоном. Кроме того, итальянцы не были довольны ростом влияния внутри ВСО социал‑демократических лейбористских сионистов, которые были связаны, хотя и не непосредственно, с их собственным подпольным социалистическим противником. Поэтому им очень хотелось продемонстрировать поддержку ими ревизионистов, которые явно были фашистами Сиона. В ноябре 1934 г. Муссолини разрешил «Бетару» зачислить свое подразделение в морскую академию в Чивитавеккья, которой ведали чернорубашечники.

Даже после убийства Арлосорова в 1933 г. и кампании срыва забастовок, организованной Ахимеиром против Гистадрута, Бен‑Гурион все‑таки подготовил в октябре 1934 г. мирное соглашение с Жаботинским, но рядовые члены Гистадрута отвергли его, и ревизионисты в конце концов создали собственную Новую сионистскую организацию (НСО).

Жаботинский просил своих итальянских сторонников провести первый всемирный конгресс НСО в Триесте в 1935 г., афишируя тот факт, что ему, Жаботинскому, было безразлично, что люди станут думать о том, что его движение созывает свой учредительный съезд в фашистской Италии ¹⁶.

В итоге конгресс состоялся в Вене, но после него Жаботинский посетил академию в Чивитавеккья. Как ни странно, он никогда не встречался с Муссолини – может быть, хотел доказать, что не был просто еще одним «вожаком‑буйволом».

Хотя нет ни одного заявления Жаботинского, в котором он называл бы себя фашистом, и несмотря на бесчисленные упоминания о его гладстоновских (то есть либеральных – Ред.). убеждениях, представители других крупных политических течений считали ревизионистов сионистскими фашистами. Вейцман в узком кругу говорил, что в убийстве Арлосорова чувствуется рука фашистов; Бен‑Гурион называл обычно Жаботинского Владимиром Гитлером и даже позволил себе именовать нацистов «германскими ревизионистами»¹⁷. Фон Мильденштайн рассказывал читателям о своей встрече на борту парохода с «еврейским фашистом»‑бетарцем; он характеризовал молодежь как «фашистскую группу среди евреев. Будучи радикал‑националистами, они враждебно относились к любого рода компромиссу по вопросу о еврейском национализме. Их политической партией являются ревизионисты»¹⁸.

Подлинное посвящение сионистских ревизионистов в фашисты было осуществлено самим Муссолини, сказавшим в 1935 г. Давиду Прато – позже он стал главным раввином Рима, – что, «для того чтобы сионизм преуспел, вам надо иметь еврейское государство с еврейским флагом и еврейским языком. Единственно, кто хорошо это понимает, – это ваш фашист Жаботинский»¹⁹.

Большинство участников движения считали себя противниками демократии и фашистами или близко им сочувствующими. Джейкоб де Хаас, близкий к Герцлю человек, перешел к ревизионистам в середине 30‑х гг., и, чтобы показать, что они не «просто жаботинские», он председательствовал на конгрессе НСО в Вене. По возвращении в Америку он опубликовал свои впечатления о конгрессе в своей колонке в чикагской газете «Джуиш кроникл». После того как он поспешно успокоил – читателей, что действительно не защищает фашизм, де Хаас сказал, что они должны «осознать, что демократия – мертвое дело в большей части Европы. Обычному человеку она представляется как шум, круговерть приемов и вечеринок… Делегаты не были фашистами, но, потеряв всякую веру в демократию, они не были антифашистами. Однако они были настроены резко антикоммунистически»²⁰.

Если де Хаас в Америке посчитал необходимым облегчить читателям‑скептикам понимание того, что большинство участников его движения относились с нескрываемым презрением к демократии, то у Вольфганга фон Вейсля, финансового директора ревизионистов, не было таких колебаний, когда он решил сказать одной дипломатической газете в Бухаресте, что, «хотя мнения среди ревизионистов были разными, в общем они симпатизировали фашизму». Он очень хотел дать знать всему миру, что «лично является сторонником фашизма и радуется победе фашистской Италии в Абиссинии как триумфу белых рас над черными»²¹. В 1980 г. Шмуель Мерлин охарактеризовал свои чувства в отношении Муссолини в 30‑х гг., когда он был молодым генеральным секретарем Новой сионистской организации:

 

«Я восхищался им, но я не был фашистом. Он идеализировал войну. Я считал, что война необходима, но для меня она всегда была трагедией… Я сожалел, что Ахимеир озаглавил свою рубрику «Дневник фашиста», такое название просто давало повод нашим врагам нападать на нас, но это никоим образом не отразилось на нашей дружбе»²².

 

Что бы ни думал Жаботинский о том, кем он руководит, не может быть сомнения, что эти три видных участника ревизионистского движения говорили о фашистской группировке. Оценка фон Вейсля представляется вполне обоснованной: фашистский компонент в руководстве был серьезным, и именно они, а не Жаботинский, руководили движением, по крайней мере в Палестине, Польше, Италии, Германии, Австрии, Латвии и Маньчжурии. В самом лучшем случае Жаботияского следует считать либерально‑империалистической главой фашистской организации. Нынешние ревизионисты не отрицают присутствия отъявленных фашистов в их движении в 30‑х гг.; зато они преувеличивают различия между Жаботинским и фашистами. Академия в Чивитавеккья, утверждают они, была чистым мадзинизмом. Националистам разрешается, говорят они, искать помощи у империалистического соперника их собственного угнетателя; разумеется, они настаивают на том, что это не означает одобрения внутреннего режима их патрона. Затем они указывают на предостережение Жаботинского подразделению «Бетара» в Чивитавеккья:

 

«Не вмешивайтесь ни в какие партийные дискуссии относительно Италии. Не высказывайте никаких мнений об итальянской политике. Не критикуйте ни нынешнего режима в Италии, ни прежнего. Если вас спросят о ваших политических и социальных убеждениях, отвечайте: я сионист. Я больше всего желаю создания еврейского государства, и в нашей стране я выступаю противником классовой борьбы. Вот все мое кредо»²³.

 

Эта в высшей степени дипломатическая формула была рассчитана на то, чтобы угадить фашистам, не вызывая вражды у любых консервативных сторонников старого режима, с которыми случайно мог бы встретиться бетарец. Заявление о противодействии классовой борьбе должно было стать лакмусовой бумагой для Муссолини, которого никогда особенно не беспокоил вопрос о том, считали ли себя его зарубежные поклонники чистыми фашистами. Однако письмо Жаботинского «Бетару» не было концом истории. Его апологеты не обращают внимание на действительное положение в школе, где игнорировалась его строгая суровая критика. В «ЛИдеа сионистика», журнале итальянского филиала ревизионистов, вышедшем в марте 1936 г., описывались церемонии, сопровождавшие открытие новой штаб‑квартиры для подразделения бетарцев:

 

«Приказ: «Смирно!» Троекратное повторение нараспев по приказу командира взвода: «Да здравствует Италия, да здравствует король, да здравствует дуче!», затем следовала молитва о благословении, произнесенная раввином Альдо Латтесом по‑итальянски и подревнееврейски. Богу, королю и дуче… «Джовинецца» (гимн фашистской партии) исполнялся с большим энтузиазмом бетарцами»²⁴.

 

Мы можем быть уверены, что те же саэдые декламации звучали, когда Муссолини лично принимал парад бетарцев в 1936 г.²⁵ Жаботинский энал, что его итальянские сторонники были поклонниками Муссолини, но, когда ему прислали книгу Муссолини «Доктрина фашизма», все, что он мог сказать с укором, была мягкая фраза: «Мне позволено надеяться, что у нас есть достаточно способностей, чтобы создать нашу собственную доктрину, не копируя других»²⁶. Невзирая на все личные оговорки касательно фашизма, он определенно хотел, чтобы Муссолини стал мандатарием Палестины. Он писал в 1936 г. одному своему другу, что предлагаемые им варианты были следующие:

 

«Италия, или кондоминиум менее антисемитских государств, заинтересованных в еврейской иммиграции, или прямой мандат Женевы (Лиги Наций)… До 30 июня– 15 июля я прощупывал альтернативу № 1; результат еще не созрел, далеко не созрел»²⁷.

 

Жаботинский стал защитником Муссолини в еврейском мире. Во время его поездки по Америке в 1935 г. с лекционным турне, он написал ряд статей для нью‑йоркской «Джуиш дэйли буллетин», недолго просуществовавшей сионистской газеты на английском языке, посвященной исключительно еврейским делам. В 30‑х гг. большинство евреев последовали общему обычаю и называли борьбу против Гитлера частью «антифашистской борьбы», Жаботинский был исполнен решимости положить этому конец, поскольку он слишком хорошо понимал, что, пока евреи считают Гитлера еще одним фашистом, они никогда не одобрят ориентацию ревизионистов на Муссолини. Его рассуждения в пользу итальянского фашистского режима точно показывают, как он ставил свои личные возражения против политики «стада буйволов» далеко позади его возрастающего стремления, направленного на назначение Италии мандатарием.

 

«Что бы ни думали некоторые люди о других чертах фашизма, нет сомнения, что итальянская разновидность фашистской идеологии является по крайней мере идеологией расового равенства. Не будем утверждать, что расовое равенство может компенсировать отсутствие гражданских свобод. Ибо это неправильно.

Я журналист, который задохнулся бы, не будь свободы печати, но я утверждаю, что просто богохульство говорить, что на шкале гражданских прав даже свобода печати стоит впереди равенства людей. Равенство занимает первое, всегда первое и сверхпервое место; и евреи должны помнить это и считать, что режим, придерживающийся этого принципа в мире, ставшем каннибальским, частично, но значительно искупает свои другие недостатки: его можно критиковать, по нельзя активно протестовать против него. Имеется достаточно других слов, служащих ругательствами, – нацизм, гитлеризм, полицейское государство и пр., но изобретение слова «фашизм» принадлежит Италии, и поэтому оно должно резервироваться только для корректной дискуссии, а не для упражнений в перебранке, каковые случаются на рыбном рынке Биллингсгейт в Лондоне. Особенно потому, что оно может причинить большой вред. Государство, где изобретено это слово, обладает мощным потенциалом; оно может еще отразить не один удар, например, в органах Лиги Наций. Между прочим, председателем Постоянной мандатной комиссии, наблюдающей за палестинскими делами, является итальянец. Короче говоря, хотя я не ожидаю, что уличные мальчишки (независимо от возраста) будут следовать совету соблюдать осторожность, ответственные лидеры должны быть осмотрительными»²⁸.

 

 

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться: