Александрия Сузианская и александрийские порты

 

Хотя мы и обходим молчанием поселение измученных солдат и сопровождавших армию гражданских лиц в Сальмунте (современный Хану, в Средние века Кано-Сальми) в Кармании, основанное в 75 километрах к северу от Ормузского пролива (Иран) в декабре 325 года в крепостце, называвшейся Александрией в римскую эпоху (Плиний Старший , VI, 107), его мы примем за построенный Александром город, который тот же Плиний (VI, 100; 138–139) называет Александрией при Тигре, или в Сузиане. Должно быть, в апреле-мае 324 года он занял место разрушенного персидского города Дурина между устьями рек Тигр и Эвлай (современный Карун), около современного славного Абадана. Повторилось то же, что и в предыдущих случаях: местное население, отпущенные из войска македонские солдаты и союзники, гражданские лица и деловые люди должны были создать на берегу Персидского залива весьма важный торговый центр, родного брата Александрии Оритской, расположенной в устье Пурали, в 2100 километрах западнее. Известно также, что Александр, планировавший завоевать Аравию и достигнуть Египта по Красному морю, уже построил, заселил и укрепил в 324–323 годах порт севернее Кувейта и к юго-востоку от озера Эль-Хаммар, очевидно там, где находится в наши дни Умм-Каср, передовая гавань Басры. Арриан (VII, 21, 7), сообщая, что этот маленький город был построен и укреплен наемниками, уволенными из армии воинами и различными добровольцами, не указывает его названия. Правда, запланированная экспедиция так и не состоялась. Царь между тем умер. Неизвестно, в каком конкретно месте в устье Евфрата находились «Остров Александра» и остров Икара, наряду с Тилом или Тиром (= Бахрейн), являвшиеся перевалочным пунктом для будущей торговли с Индией. Но реально настоящими политическими, торговыми и военными городами, основанными греко-македонским войском в 334–323 годах, следует считать лишь следующие семь Александрий:

Александрию «близ реки Айгюптос», построенную между Фаросом и Ракотидой в январе 331 года;

Александрию при горе Паропанисада (или на индийском Кавказе), у Баграма (Афганистан) в декабре 330 года;

Александрию на Оксе (Амударье), у Термеза (Узбекистан) в июне — июле 329 года;

Александрию на Яксарте, или Александрию Эсхату, у Ходжента (Таджикистан) в октябре 329 года;

Александрию Согдийскую, или на Инде, близ Раджан-пура (Центральный Пакистан) в начале 325 года;

Александрию Оритскую в устье реки Пурали и к югу от Белы (Западный Пакистан) летом 325 года;

Александрию Сузианскую около Абадана (иранский Хузистан в глубине Персидского залива) в апреле — мае 324 года.

 

Организация

 

Пять других городов, названия которых сохранили географы, нельзя с достаточной степенью уверенности отнести к данной эпохе, а возможно, их имена были лишь дополнительными названиями, присвоенными азиатским городам, в которых греки когда-то имели фактории. Все прочие населенные пункты, строительство которых приписывается Великой армии, были всего лишь более-менее укрепленными военными опорными пунктами или временными торговыми поселениями. Древние четко разделяли собственно город (полис ) и военный гарнизон (phrourion ): под первым понималось укрепленное поселение с прилегающей сельскохозяйственной территорией; второе являлось цитаделью с живущим вокруг невооруженным населением. Во всех этих городах лишь греческая или македонская прослойка, в принципе равная по численности группе местных жителей, но часто и меньшая, осуществляла охрану при помощи собственных отрядов и единственная имела политическую власть. В семи Александриях, за основанием которых мы проследили, лишь греки, к которым, как считалось, имеют непосредственное отношение свободные македоняне, располагавшие правом устраивать полис на греческий лад, имели народное собрание и совет, рассматривавшие местные дела и располагавшие тем, что они считали самым ценным — свободой слова. В какой мере их городское самоуправление было ограничено военной властью местного командования и полководцем, назначенным в дополнение к сатрапу, приказами и финансовым контролем последнего и, наконец, приказами царя и его канцелярии — вопросы, при обсуждении которых у нас явно недостает данных. Мы уже неоднократно видели, как некое доверенное лицо, гражданское или военное, назначалось царем для наблюдения не только за строительными работами, но и за финансами и администрацией нового города. Из чего следует, что в качестве царского наместника этот наблюдатель, эпимелет , вмешивался в ход событий в случае волнений или неподчинения. Ведь, зная историю египетской Александрии, легко представить, что находилось немало поводов для ссор между греческими и разными африканскими и азиатскими сообществами, каждое из которых имело свои обычаи и не подчинялось закону большинства. Естественно, местные жители обладали в греческих городах гражданскими правами, отличавшимися от прав подчиненного населения, но не обладали правами политическими. Каждая община имела свой суд, вероисповедание, праздники, матримониальные и наследственные порядки. Добавим сюда налоговое неравенство: священные земли, где хозяевами были жрецы, освобождались от налогов; царская земля, которая могла дароваться местным жителям только в аренду; участки, принадлежавшие колонистам и облагавшиеся лишь оброком и необходимостью защиты. А кто платил налоги по сделкам, если не клиент греческого торговца?

 

Греки и не-греки

 

Сколько было их в войске, этих привилегированных, расселенных по Александриям или возобновленным городам бывшего Персидского царства? При освобождении от службы в 324 году десяти тысяч солдат «Александр, отпустив на родину наиболее пожилых, велел отобрать 13 тысяч пехоты и две тысячи конницы, чтобы оставить их в Азии; он полагал, что сможет удержать за собой Азию со столь немногочисленными силами, потому что ранее расположил во многих местах гарнизоны, кроме того, он надеялся, что новые города, заселенные колонистами, окажут сопротивление всем попыткам переворота»[56] (Квинт Курций , X, 2, 8). Сравнив то, что нам известно о населении четырех Александрии — египетской, при Паропанисаде, на Оксе и Яксарте — с населением Антиохии в 300 году — 5300 свободных человек, македонян, критян, киприотов, афинян… мы можем исходить из того, что в семи Александриях в 332–324 годах насчитывалось около 40 тысяч греков, военных или гражданских, выходцев из постоянно обновляемой Великой армии, и из присутствия в самих городах или гарнизонах такого же числа наемников, состоявших на жалованье. Мы уже писали, как в 326 году в одной только Бактриане взбунтовались три тысячи греков, охваченных тоской по родине. После смерти завоевателя 23 тысячи этих людей будут истреблены в верхних сатрапиях. Как они жили, эти лишившиеся своих корней люди, эти мужчины и женщины, вырванные с Балкан для строительства идеального города Платона или Аристотеля, конкретного и практичного города Царя царей? Подтвердились ли их первоначальные впечатления: что они заброшены на самый край мира на самую неплодородную землю: те, что были в Египте, на самом деле видели вокруг пустыню, те, что попали на Гиндукуш, полагали, что находятся на Кавказе или, как писали эллинистические географы, «под Медведями»[57], то есть близ Северного полюса, убежденные, что памирский Яксарт — это иранский Араке или Танаис, то есть Дон, впадавший в Черное море, а Ганг — это и есть великий внешний Океан?

Но вот дом возведен — из местных материалов и в местных традициях, и что ему теперь делать, этому поселенцу, по крайней мере когда позволяет время года? Если он еще не был женат, то прежде всего искал себе супругу, сожительницу или служанку, и поскольку не мог, кроме как в Египте, рассчитывать на прибытие невесты из Греции, то обращался к туземной общине. Когда царь, законный супруг четырех персидских женщин: Барсины, Роксаны, Статиры и Парисатиды, в марте 324 года праздновал в Сузах бракосочетание десяти тысяч греко-македонян с таким же количеством азиатских женщин, он лишь узаконивал положение вещей, а также обычай, получивший распространение во всех Александриях, основанных армией от его имени. И когда я говорю, что они обращались к туземцам, не думайте, что женщин похищали или насиловали. Известно множество примеров, когда за насилия и вымогательства командиров по приказу царя лишали звания и даже казнили. Нет, все было гораздо проще: греческие колонисты вступали в переговоры. Такой персонаж, как посредник, порой сводник, порой сутенер, занявший столь важное место в новой комедии в египетской Александрии, а затем в Риме, вел, так сказать, род от своего колониального прототипа. Торговцы рабами, то есть пленными женщинами, посредники, драгоманы или толмачи, врачи и другие целители, следовавшие за армией, играли также роль сводников, не забывая при этом получать огромную прибыль. В этом заключалось одно из преимуществ свободы слова, столь дорогой для греков. Никакого насилия, никаких историй с туземками, а вместо этого удачные дела с бесконечными переговорами и комбинациями, достойными критянина Одиссея[58], домогавшегося руки Пенелопы из Спарты.

Также «выходили из затруднения», обеспечивая себя слугами, собакой и, если имели землю за пределами городских укреплений, работниками, одной-двумя упряжками волов, сельскохозяйственными инструментами, инвентарем. Также и в этом случае грекам, не имевшим пленников и рабов, приходилось обсуждать, вести переговоры, меняться или нанимать. Или, став ремесленниками, они продавали предметы повседневного обихода, изготовленные своими силами. Постепенно греки, которые не были ни солдатами, ни простыми земледельцами, превратились в торговцев. Даже художники и ученые, которых, как мы видели, было немало в колоннах на марше, продавали свою интеллектуальную продукцию тем, кто в ней нуждался. Новые города с широкими проспектами, площадями, прекрасными скверами желали украсить себя гражданскими и религиозными памятниками, театрами, гимнасиями, статуями, фонтанами. Здесь всегда была работа для каменщиков, строителей, плотников, кровельщиков, гончаров, стекольщиков и ювелиров. Истощив запас товара, торговцы безделушками возвращались в Египет или ближайшие греческие фактории за всяким недорогим барахлом, которое они потом по безумным ценам сбывали местным жителям или меняли за серебряные браслеты или подвески из ляпис-лазури. Самые ловкие открывали с помощью рабов или освобожденных пленников гончарную, скобяную, столярную, красильную мастерские или, как в египетской Александрии, где было в избытке песка и натрия, стекольную. Другие покупали у местных жителей, чтобы перепродавать в городе или переправлять в Грецию, ароматические шарики, пряности, наркотики, использовавшиеся на Востоке. Те, кто не умел ни производить, ни торговать, нанимались к другим в качестве педагогов, певцов или музыкантов, рассыльных, общественных писарей, парикмахеров, поваров или просто нахлебников. Уже около 320 года появляется парасит , которого Теренций, перенесший евнуха Менандра на римскую сцену, вывел здесь под весьма красноречивым греческим именем Гнафон, «Ненасытная глотка»:

 

Пока мы так беседуем, доходим мы до рынка.

Бегут ко мне приветливо торговцы тонкой снедью:

Колбасники, пирожники, и рыбник, и кондитер,

Мясник бежит и повар с ним. Не мало им дохода

Давал я и теперь даю, хотя и разорился.

 

Пер. А. В. Артюшкова

Менандр, которому на момент смерти Александра было двадцать лет, являлся самым исполняемым автором в театрах египетской Александрии.

В этих новых городах на смену политической сатире и комедии характеров приходит комедия положений. Дело в том, что изменились человеческие отношения. Старые социальные структуры Греции разрушаются. Люди изменили среду, отношения, союзы, состояния. Внезапное открытие небывалого климата и условий, появление золота заставляют поверить в новую богиню: Тюхе , Удачу, особую покровительницу Александра и деловых людей. Именно они на самом деле управляют городом. Насколько мы можем об этом судить, греки азиатских колоний интересовались не столько политикой, усладой старых афинян, сколько ценами на зерно и драгоценные металлы, передвижением кораблей и караванов, экономической конкуренцией чужеземных городов, опасностями, грозящими торговле со стороны критских и аравийских пиратов, словом, делами. Для занятий политикой существовали царские чиновники. День поселенца, бывшего прежде воином или кем-то в том же роде, проходил, после сытного завтрака, в работе, в попытках получить большую прибыль, в эксплуатации местных рабочих, в перемещениях по городу, в интригах, а когда наступал вечер, в подсчете барышей, ужине, выпивке, танцах, пении под новые ритмы, узнанные от восточных жен. Во время остановки в Сальмунте (Кхану к северу от Ормузского пролива) в декабре 325 года одной из первых забот оставшихся здесь воинов было соорудить театр и сыграть в нем комедию. Второй заботой была организация вакхического шествия. Позднее Сальмунт стал Александрией Карманийской. Вероятно, единственное, что сохранили от старой Греции александрийцы, — это любовь к помпезности и зрелищам.

 

Предшествовавшие учреждения

 

Возможно, колонистам так нравились театр и пение, потому что жизнь в Александриях оказалась не такой легкой, как им мечталось. Прежде всего имелась конкуренция со стороны местных торговцев, и ее следовало подавить или нейтрализовать полюбовно или силой. Мы уже писали, что, прежде чем вновь отстроить Тир и Газу, потребовалось затопить целый флот грузовых судов, взять приступом старые стены, перерезать защитников города, продать жителей в рабство и завоевать симпатии местного сельского населения. Финикийцы были очень опасными соперниками в торговле. Но в Персидском царстве проживали и другие конкуренты, ничуть не хуже торговцев Тира. Это были сами греки. Все, как правило, забывают о том, что, оказавшись в Центральной Азии, греко-македонское войско было вначале удивлено, а затем — поражено и возмущено, обнаружив там столько греческих художников, ученых и поселенцев, состоявших на службе у Ахеменидов. Вот семь моментов, повествующих о их деятельности и о том, что случилось после, пусть даже это частью миф, частью реальность в изложении Геродота и Клитарха.

Как повествует Геродот (VI, 119), в 490 году Дарий I получил от своих военачальников целый транспорт пленных эретрийцев: «По прибытии с флотом в Азию Датис и Артафрен привели пленных эретрийцев в Сузы. Царь Дарий распалился на эретрийцев страшным гневом (еще до их пленения) за то, что они первыми начали борьбу с персами. Увидев теперь приведенных к нему эретрийцев в своей власти, царь не причинил им никакого зла, но приказал поселить их в области Киссия (современный Хузистан) в своем поместье по имени Ардерикка. Ардерикка находится в 210 стадиях (37 километрах) от Суз и в 40 стадиях (около 7 километров) от известного колодца, откуда добывают три разнородных вещества: именно из этого колодца вычерпывают асфальт, соль и масло». Филострат в «Жизнеописании Аполлония Тианского», написанном в начале III века нашей эры, утверждает, что эти бывшие жители Эвбеи были депортированы в количестве 780 человек и, живя в Мидии, сохранили свой язык и обычаи, включая привычку к работе в карьерах (гл. 23 и 24). А ведь известно, что Айн-Сарай находится в центре современных больших нефтяных месторождений от Нали до Радж-э-Сафида на берегу Каруна. Когда завоеватели Персидской державы основали в апреле — мае 324 года около Абадана Александрию Сузианскую, это делалось для того, чтобы выкачать весь асфальт и всю нефть, которую с толком использовали морские инженеры и строители, не говоря о ведущих осаду войсках. Можно было бы написать огромные книги об использовании углеводородов в Античности, но мы были бы не правы, считая себя в этом вопросе более дальновидными, чем древние. Тот же Геродот (VI, 20) пишет, что жители Милета, взятые в плен в 494 году, были отправлены в Сузы и «что царь Дарий, не делая им никакого зла, поселил их на море, называвшемся Эритрейским (Персидский залив) в городе Ампе, около которого течет Тигр, когда он впадает в море». Эта «колония милетцев» (Плиний , VI, 28) на месте будущей Бассоры или Басры, главного порта Ирака, должно быть, внушала завоевателям достаточные опасения для того, чтобы в 324–323 годах они начали строить около Умм-Касра последнюю Александрию, о которой мы упоминали, ссылаясь на Арриана (VII, 21, 7).

Тот же Квинт Курций (IV, 12, 11), который рассказал нам об эвбейцах, переселенных в Гортиену около Джезирата и нефтяных колодцев Курдистана, в 150 километрах к северо-востоку от Мосула, рассказывает о невероятной судьбе тех милетцев, жрецов Аполлона и Бранха, которые, чтобы понравиться Ксерксу, в 480 году осквернили свое собственное святилище и построили поселение в Бактриане, на берегу Окса (Амударьи) и как бы случайно рядом с нефтяными скважинами Термеза, если не в самом Термезе, античном Тармите. «Они еще не забыли обычаев предков, но говорили на двух языках, постепенно отвыкая от родного. Они приняли царя с радостью и сдались ему всем городом» (Квинт Курций , VII, 5, 27–29)… а Александр приказал уничтожить их всех, как предателей Греции. Неважно, что потомки милетских жрецов занимали переправу на границе современного Афганистана и Узбекистана, около Келифа, Чучка-Гузара или Термеза, в 70 километрах к северу от Бактры: странность заключается в том, что завоеватель приказал поселить на их место, в прекрасной колонии Александрии на Оксе других греков, прямо посреди нефтеносного района и там, где они могли собирать самые большие пошлины.

Около 450 года Геродот обнаружил в Вавилоне колонию греческих торговцев, художников и интеллектуалов, внесших свой вклад в историю и повседневную жизнь города в виде висячих садов, одного из семи чудес света. Сто двадцать лет спустя великая греко-македонская армия встретила там такой прием, что царь, ее полководец, после возвращения из Индии решил сделать Вавилон своей столицей. Он обнаружил здесь множество греческих техников, архитекторов, скульпторов, граверов, ювелиров и врачей, некогда служивших при дворе царя Персии в Сузах и Персеполе. Самыми верными и надежными наемниками Дария III были греки. Можно вспомнить, какими почестями и материальными благами владыки династии Ахеменидов встречали Гиппия, тирана Афин, Демарата, царя Спарты, Фемистокла, победителя в битве при Саламине, и Павсания, победителя при Платеях. Остается лишь посмотреть на руины Персеполя и Суз, чтобы удостовериться в том, что мы читаем на золотой табличке Дария I (522–486 годы) в Национальном музее Тегерана: «Из Вавилона ионийцы (греки) и карийцы (из Галикарнаса, с родины Геродота) везли дерево кедра до области Суз… Орнаменты, украшающие крепостные стены, происходят из Ионии (то есть из греческого мира)… Камнерезы, работавшие здесь, были ионийцами (греками) или из района Сард». Когда «Вульгата», наследница Клитарха, хрониста армии Александра, упоминает, что на подступах к Персеполю в апреле 330 года «навстречу царю шли около 800 эллинов с ветвями в знак просьбы о милости. Прежние цари, предшественники Дария, переселили их с родины. Большинство из них были старыми, и все они были искалечены» (Диодор , XVII, 69, 3), она пытается лишь оправдать пожар и разграбление Персеполя. Похоже, как сообщают те же источники, это были известные люди науки, владевшие важными ремеслами, и что новый царь подтвердил их привилегии. Но случилось ли это в городе, опустошенном и лежащем в руинах? Или, что скорее, в ближайшей Александрии? Их было восемьсот, подтверждает Юстин (XI, 14); четыре тысячи, пишет Квинт Курций (V, 5, 5).

Не стоит путать греков из Персиды с греками из Халонитиды, поселенными Ксерксом при входе в Мидию, на полпути между Багдадом и царским парком или «парадисом», по соседству со знаменитыми Бехистунскими надписями. Там «и посейчас живут беотийцы, которые во время похода Ксеркса были согнаны со своих мест, но еще помнили родные законы. Говорили они на двух языках… сохранили они и некоторые обычаи» (Диодор , XVII, 110, 5). Этот хорошо мне известный (потому что я не спеша прошел через него пешком) район в Луристане, на западных склонах Загроса, как нарочно — один из самых богатых медными рудами, скрытыми под железной шляпой[59], и через него проходит нефтепровод в Керманшах. Эти греки были определены служить там благодаря своим знаниям в области горного дела и металлургии и чувствовали себя превосходно. Любопытно, что из семи греческих колоний или предприятий, существовавших в Центральной Азии до появления Александра, как минимум пять были напрямую связаны с производством асфальта и нефти, и три или четыре из них после похода Александра были уничтожены. Основное новшество, имевшее место в 330–324 годах, заключалось не в переселении греков в Персию, а скорее в установлении новых отношений между колонистами и колонизированными народами.

 

Ссоры

 

«В Александрии, — как пишет Полибий (XXXIV, 14), сам побывавший здесь два века спустя после ее основания, — можно различить три класса населения. Первый — это туземцы-египтяне, деятельные и общительные; другой состоит из наемников, народа тупого, многолюдного и грубого: в Египте издавна существовало обыкновение содержать иноземных солдат, которые благодаря ничтожеству царей приучились больше командовать, чем повиноваться. Третий класс составляли александрийцы, которые точно так же и по тем же самым причинам не отличались большой любовью к гражданскому порядку, но все-таки были лучше наемных солдат. Александрийцы — греки, хотя и смешанные, но не забывшие окончательно греческих учреждений… Этот народ был уничтожен по большей части Эвергетом Фисконом («Пузатым Благодетелем», то есть Птолемеем VII, 145 год и сл.), при правлении которого я посетил Александрию. Многократно смущаемый восстаниями, Фискон передал народ в руки солдат и истребил его». Не впадая в анахронизмы или обобщения, следует отметить, что все Александрии, основанные войском между 330 и 324 годами, были обречены на ту же участь. И хотя шесть рассмотренных колоний были поглощены так называемыми варварами, но все они испытывали и одинаковые внутренние трудности: гражданские и военные конфликты, классовую и сословную борьбу, численное меньшинство колонизаторов, необузданный индивидуализм греков, отсутствие общих традиций или, проще, гражданского духа.

 

Попытки объединения

 

Напрасно молодой царь надеялся хотя бы сблизить умы и сердца, если не осуществить объединение, слияние греческого гения, македонской силы и жизнеспособности местных жителей — трех знаменитых качеств индо-иранских каст, — ибо творческий гений греков заставлял сиять все остальные категории. Греческий гений проявлял себя более пригодным к четвертому и пятому свойствам, способностям к торговле и исследованию или поиску, чем к религиозному рассуждению. Чтобы активизировать сближение между жителями Запада и Востока, Александр дважды, в 329 и 324 годах, рекомендовал своим воинам жениться на женщинах Персидского царства и брал на себя заботу о воспитании их детей, при помощи дополнительных выплат призывал их пополнять кадрами будущую армию и администрацию. Вероятно, эти официальные, более-менее вынужденные бракосочетания девяти или десяти тысяч македонян и стольких же персидских женщин в Сузах в марте 324 года были великолепным праздником. У Хареса, царского придворного, несомненно бывшего очевидцем этого праздника, Плутарх (Об удаче и доблести Александра, I, 329 EF; «Жизнь», 70, 3), Арриан (VII, 4, 4–8) и Афиней (538b—539a) черпают весьма недвусмысленные сведения: пир на десять тысяч лож и десять тысяч приборов под тентами, пятидневная попойка мужчин, торжественный вход накрытых вуалями десяти тысяч персидских женщин, их распределение между ложами, поднесение каждой паре золотой чаши для священного возлияния, официальная раздача приданого от царя, всеобщее братание, возвращение домой — и в каком состоянии! Затраты на празднество: 8870 талантов, при эквиваленте одного таланта 6 тысячам золотых франков. И всё это для установления вечной гармонии между народами. На самом деле самым главным результатом союза сорока тысяч греко-македонских колонистов с местными женщинами в мире, население которого было в сто раз больше, стало то, что с помощью любви завоеватели научились управлять и уважать своих соседей в многочисленных Александриях и их окрестностях. Уважение упомянутого нами Полибия к египтянам, его презрение к наемникам и жалость к грекам, деловым людям и администрации, в какой-то мере соответствуют реальности, о чем сообщают все историки этого похода. Пример основанных Александром городов показывает нам, что покоренная Азия покорила своего жестокого завоевателя[60]. Покорила во всех смыслах этого слова: телесно, интеллектуально и нравственно.

 

Взаимные связи

 

Хорошо известно, что македоняне и греки многое могли дать покоренным народам Египта и Азии: например, технику обработки камня, усвоенную в скульптуре Гандхары под влиянием Александрии Кавказской, или резьбы — в Согдиане под влиянием Александрии на Оксе, или умение чеканить монету, повсюду распространяющую царский лик. Они же принесли на Восток торговые навыки, заменившие бартер, дарение или отдаривание; некоторые понятия о гигиене и жизни в общежитии в разбитых на квадраты городах с одной или двумя рыночными площадями, судами и административными зданиями; новые виды продуктов питания, такие как оливковое масло и ароматические травы Эгейского моря — тмин, майоран, чабер. Меньше известно, какую сочувственную любознательность, какой интеллектуальный интерес проявили греки к нравам и представлениям туземцев, к их жизненным навыкам и образу жизни, — до того, что они незамедлительно полностью с ними ассимилировались. В греческой религии, основанной прежде всего на ритуалах и пояснительных мифах, нет никакого прозелитизма. Но какое уважение к маздаистской религии и к Заратустре проявляли они в той самой стране, в долине Окса, где была написана священная книга «Авеста»! Какое восторженное удивление суровой чистотой брахманов и самоубийством на костре Калана из секты Джайна! (Плутарх «Жизнь», 65 и 69). Сопровождавшие войско философы школы киника Диогена были поражены мудростью местных философов. После возвращения в Грецию они расхваливали достоинства того, кого называли Зороастром, и рассказывали легенду о коварных вопросах, заданных Александром десяти нагим индийским мудрецам, спасшимся с помощью ловких и лаконичных ответов. «Александр сказал: На каком основании ты посоветовал царю Самбху объявить мне войну? — Индус отвечал: Чтобы жить с честью или умереть с ней» (Метцкая эпитома, 80). Что касается тысячелетних религий Египта, александрийцы восторгались ими и даже стали поклонниками Исиды, Сераписа и Амона-Ра.

Греки также уважали обычаи и одежду других народов. Македонские всадники, носившие на голове kausia , широкополую красную шляпу, находили общий язык и с теми, кого иранские тексты называли yaunas , «явнами» — греками, носившими petase , разновидность сомбреро, и с саками Tigrachauda — кочевниками в остроконечных шапочках, и с бактрийцами, носившими плоские шлемы. Иранские греки сменили свои туники на платье и широкие штаны. Индийские греки начали заворачиваться в сари своих жен. Все они с удивлением узнали, что детей, родившихся от азиаток, отличает при рождении голубовато-фиолетовое пятно на крестце, с возрастом становящееся бледно-голубым, хотя и все еще хорошо видным кружком. Они открыли для себя татуировку, огромные браслеты с кабошонами. Они с наслаждением пробовали новую пищу: оксианский рис, парфиенские абрикосы, персидские персики, бобы и розовую чечевицу Индии, курдючных степных баранов, памирских муфлонов, тибетских яков. Используя в качестве переводчиков кочевников-тохарцев из оазисов Турфан и Куша, говоривших на индоевропейском языке, александрийцы Согдианы и Бактрианы находились в постоянных сношениях с китайским Туркестаном. Едва ли смогли прижиться в Александрии Оритской бараны, привезенные греками из Гедрозии: мясо этих несчастных животных, подобно мясу морских птиц, имело вкус рыбы, потому что ихтиофаги, за неимением травы, кормили их рыбной мукой (Арриан. Индика, 26, 7; Плутарх «Жизнь», 66, 7). В Оритиде (Белуджистан) греки с любопытством этнографов рассматривали невероятно архаичные обычаи местных жителей: погребальное шествие обнаженных воинов, оставление трупов в зарослях на съедение диким зверям, скотскую жизнь ихтиофагов, одетых в звериные шкуры и живущих в хижинах, сделанных из китовых ребер.

Конечно, они не собирались им подражать до той степени, чтобы не стричь ногти и оставлять волосы в беспорядке. Войско пострадало от тифа в Вавилоне, от инфекционной дизентерии в Согдиане, от чесотки в Индии; одной из вероятных причин, заставивших три тысячи воинов покинуть гарнизоны в Бактриане в 326–325 годах, была бубонная чума, переносимая сусликами и дошедшая до состоянии эпидемии на севере современного Афганистана. В урожайные годы случались нашествия крыс, а также чумных блох. Людей валила с ног лихорадка. Их тела слабели и чернели. Опыты докторов Бальтазара и Моларе из института Пастера не оставили никаких сомнений в истоках и периодичности эпидемий. Греки, рассматривавшие баню после занятий спортом как необходимость, а чистую воду — как священную жидкость, тщетно пытались приучить жителей Востока к большей чистоплотности. Все, что им здесь показали, — это ледяные источники и минеральные воды. Но в Кармании, десятками умирая от перепоя, они в конце концов стали остерегаться воды. Необъятные реки Азии, быстрины Чинаба и Инда, дельты Шатт-эль-Араба[61] и Синда приводили их в ужас, и уже не вставал вопрос о том, чтобы отводить их в каналы, как это сделали с Нилом. Таковы были лишь некоторые страхи, которыми поделились с ними жители Востока.

 

Ненадежность колонизации

 

Именно в обширных, на 95 процентов диких степях той земли, которую потом назвали Туркестаном, на восток от Каспийского и к югу от Аральского моря, греки обучались больше всего, потому что сильнее всего страдали от контакта с живыми существами и с неживой природой. Пустыни Каракумы, или Черный песок, и Кызылкум, или Красный песок, вдвоем заключают в себе четверть пустынных пространств мира. На востоке находятся плодородные отроги бескрайних горных массивов Памира и Тянь-Шаня. Их ледники питают два речных бассейна, которые теряются в песках или же впадают в Аральское море. В Туркестане насчитывается сорок пять видов змей. Гюрза, гадюка Додена, эфы столь же ядовиты, как громадные, черные, похожие на тарантулов пауки, маленькие, коричневые, с красным пятном на животе каракурты и бесчисленные скорпионы. Репетек, между Мары-Мервом (Александрия Маргианская) и Бухарой (Согдиана), наряду с Термезом (Александрия на Оксе) считается самой жаркой областью во всей Центральной Азии. Согдиану постоянно сотрясают землетрясения. Узбекские сейсмографы круглый год регистрируют более трех толчков в день. В 1948 году землетрясение уничтожило Ашхабад, античную Нессу-Нису Гирканийскую. Другое, в апреле 1966 года, разрушило Ташкент в 92 километрах от Александрии Эсхаты. «Это земля, которая дает не фрукты, а воду», — гласит туркменская пословица. Для жителей пустыни река Оке (Амударья) является матерью, полноводной два раза в год, в марте — апреле и в июне. Ее воды шоколадного цвета несут в два раза больше ила, чем Нил. Войску Александра потребовалось пять дней и пять ночей на то, чтобы форсировать Оке на сшитых и надутых шкурах. Этот водный поток, согласно Страбону самый мощный в Азии, обрамлен по берегам настоящим лесом из тростника, кустарника и оплетенных лианами деревьев. Там водятся великолепные фазаны, лани, кабаны. В разреженном воздухе вершин Памира и Тянь-Шаня, откуда течет Яксарт (Сырдарья), снежный барс бегает так быстро, — со скоростью более 80 километров в час, — что догоняет муфлонов и яков.

Такова была невероятная природа, с которой столкнулись на протяжении двух полных лет, в 329 и 328 годах, подвижные отряды небольшой армии, брошенной на преследование Бесса и Спитамена. Такова была природа, в конце концов поглотившая греческих колонистов во всех оазисах, во всех крепостях, перестроенных Птолемеем, Клитом или Александром. Но кроме кобр, затаившихся среди маковых полей, куланов, мчавшихся по степи, вытянувшись в струну, лягавшихся, словно ослы, и галопировавших, как лошади, были и другие чудеса — всадники дахи и абиойи Красных песков, массагеты Черных песков, различные саки или скифы с обоих берегов Яксарта. Они появлялись внезапно, эти чудовищные порождения пустыни, в смерче из песка, с высоты своих породистых коней осыпали противника дождем из стрел, поджигали плохо защищенные посты, грабили идущие в города караваны, а затем исчезали. Как эти кочевники могли понять оседлых жителей? С ними ничего нельзя было сделать, разве что договориться, обменяться подарками, стадами и женщинами, притаиться, попытаться им подражать. Но ни в коем случае не терять лицо. Это были гордые, рассудительные люди, а некоторые из них опьяняли себя, подобно древним персам, галлюциногенным напитком хаома. Греки объединяли их, хотя они отличались друг от друга, под общим названием скифов, так же как называли амазонками все племена кочевников от Армении до китайского Туркестана, в которых женщины присваивали себе чудовищное в глазах греков право ездить верхом. Одним из великих подвигов Александра, одним из основных слагаемых его легенды было покорение амазонок практически повсюду от берегов Каспийского моря до Александрии Эсхаты. Говорят, он даже уложил к себе в постель царицу амазонок Фалестриду. Мужчины и женщины на этих границах мира принадлежали к сказочному народу, делавшему повседневную жизнь греков сказочной. «Роман об Александре» был рожден в памяти жителей, греков и не-греков, во всех Александриях, основанных именем Александра по границам бывшей Персидской державы. В нем упоминается столько поездок, переходов, охот, боев и тягот, что колонисты искренне верили во все преувеличения, чувствуя свою к ним сопричастность.

Жорж Сен-Жорж в 1974 году в своем труде о пустынях и горах России «Великие дикие пространства» («Les Grandes Étendues sauvages») приводит рассказ одного чиновника, встреченного им около Ашхабада, на краю пустыни Каракумы, о том, как жил его отец, бывший царский солдат: «(Наш отец) рассказывал нам о гигантских песчаных бурях, полностью закрывавших солнце, совершенно бесплодных пустынях, в которых русские солдаты умирали от жажды или получая смертельный укус ядовитого паука, прятавшегося в барханах, о диких воинах на своих быстрых лошадях, откуда ни возьмись появлявшихся, чтобы убивать неверных. Он рассказывал нам о снежных вершинах гор, реках, поглощенных песками пустыни, об экзотических растениях и животных, о сказочных городах, где мусульманские правители держали гаремы в чудесных дворцах…» Заменим слова «русские» и «мусульманские» на «греческие» и «скифские» и, возможно, мы сможем ощутить, каково было строителям городов за 330 лет до нашей эры на границах Персидского царства.

 

 

Глава VII

МОРСКОЙ ФЛОТ

 

Необходимость флота

 

До наших дней флот остается самой большой загадкой и тайной Азиатского похода. Без конца говорят о войске Александра, но ни слова не упоминают о действиях флота. Что несправедливо и удивительно, поскольку известно, что Греческий архипелаг был населен в основном моряками, что Азиатский поход начался со сбора кораблей, продолжился осадой четырех крупных портов и созданием пятого, а завершился приготовлениями к самому крупному морскому походу, который когда-либо задумывали. Чтобы оценить значение морского вооружения в период 334–323 годов, следует привести несколько цифр. Греческий флот, hellenikon nautikon (таково было его официальное название), собравший в Амфиполе все суда союзников весной 334 года, насчитывал 160 военных кораблей, а возможно, если верить Юстину (XI, 6, 2), даже 182, то есть только для того, чтобы обеспечить все корабли командой, ему требовалось от тридцати двух до тридцати семи тысяч моряков, гребцов и солдат или почти столько же свободных людей, сколько человек насчитывалось в пехотных частях сухопутной армии. В 332 году перед Тиром флот союзников числом в двести военных кораблей, главным образом кипрских и финикийских, насчитывал сорок тысяч человек, гребцов и солдат, по большей части греков. В 326 и 325 годах большая часть греко-македонского войска в Индии спускалась по рекам Джеламу и Инду с помощью флота, состоявшего из 1800–2000 кораблей, 200 из которых были построены плотниками греческого военного флота; у Неарха было как минимум 120 самых крупных кораблей и чуть менее десяти тысяч человек команды, чтобы бросить вызов Индийскому океану и пройти вглубь Персидского залива. Накануне смерти Александр приказал построить в Вавилоне и в своей последней Александрии пристани и причалы для одной тысячи кораблей, а Неарх готовился с огромным флотом обогнуть Аравийский полуостров. Мы уже не говорим о тысячах транспортных, грузовых, пиратских кораблей, о беспалубных галерах, шлюпках и лодках на службе войска, также имевших свои экипажи и рулевых. Личный состав этой морской армады можно как минимум приравнять к составу сухопутной армии. И если о флоте практически никогда не говорят, то лишь потому, что античные историки были заняты лишь Александром, а также потому, что флот принимал участие в военных операциях с перерывами в 334–332 годах и в 325–323 годах, то есть всего половину времени, но какую половину!

 

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: