Как Фрейя получила ожерелье и как она потеряла любимого

 

Да, бессловесный Локи бродил по Асгарду, понурив голову, и обитатели Асгарда говорили друг другу:

– Это отучит Локи строить козни.

Не знали они, что прежние проделки Локи посеяли семена зла и что семена эти должны взойти и принести горе прекрасной дочери ванов Фрейе, той, которую великан хотел забрать вместе с солнцем и луною в награду за возведение стены вокруг Асгарда.

Фрейя тоже видела диковины, которые Локи принес в Асгард, – золотые нити, что стали волосами Сив, и Фрейрова вепря, излучавшего в полете свет каждой щетинкой. Ослепленная блеском золота, она возмечтала о том, чтобы самой обладать подобными сокровищами. И частенько думалось ей: «Какие дивные драгоценности могли бы дать мне три великанши, если б я решилась пойти на вершину той горы, где они живут».

Задолго до этого, – когда стена вокруг города еще не была построена, когда боги воздвигли только свои двенадцать престолов, чертог для Одина и чертог для богинь, – в Асгард явились три великанши.

Явились они после того, как боги поставили кузницу и начали обрабатывать металл для отделки своих жилищ. А металлом этим было чистое золото. Из золота выстроили они Глядсхейм, чертог Одина, из золота изготовляли всю домашнюю утварь. В тот золотой век боги раскидывали золото куда попало. И ничто не омрачало их счастья – ни тень, ни дурное предзнаменование.

Но у трех великанш боги научились ценить и прятать золото. Они больше не играли в него. И блаженная невинность первых дней покинула их.

В конце концов три великанши были изгнаны из Асгарда. Боги перестали бредить золотом, и выстроили свой город, и укрепили его.

А теперь Фрейя, прекрасная юная дочь ванов, только и думала что о великаншах и дивных золотых вещицах, которые они непрерывно пересыпали с ладони на ладонь. Но Оду, своему супругу, она не поверяла этих дум, потому что Од более всех других обитателей Асгарда сожалел о днях блаженной невинности, когда золото не прятали и не ценили. Од не позволил бы Фрейе приблизиться к вершине горы, где стоял высокий трон трех великанш.

Но Фрейю преследовала мысль о золотых вещицах, которыми они владели. «Как Од узнает, что я ходила к ним? – твердила она себе. – Никто ему не скажет. И что в этом страшного, если я схожу к ним и получу в подарок какое‑нибудь украшение? Я ведь не буду любить Ода меньше из‑за того, что один раз поступлю по‑своему».

И вот однажды, когда Од, ее муж, возился с их маленькой дочуркой Хнос, она выскользнула из своего чертога, покинула Асгард и спустилась на землю. Там она некоторое время ухаживала за цветами, что было ее обязанностью, и наконец решилась спросить альвов, где находится гора, на которой сидят три великанши.

Альвы побоялись дать ей ответ, хоть она и была их владычицей. Она оставила их и крадучись спустилась в пещеры карликов‑цвергов. И карлики показали ей дорогу к трону великанш, но сначала обидели ее и унизили.

– Мы покажем тебе дорогу, если ты побудешь здесь, с нами, – сказал один из карликов.

– Сколько времени вы хотите продержать меня здесь? – спросила Фрейя.

– До тех пор, пока в Свартхейме не прокричат петухи, – загалдели карлики, окружив ее плотным кольцом. – Нам хочется насладиться обществом одной из небожительниц.

– Хорошо, я побуду с вами, – уступила Фрейя.

Тогда один из карликов приблизился, обхватил ее за шею и чмокнул своими погаными губами. Фрейя попыталась вырваться, но карлики не отпускали ее.

– Теперь ты не можешь уйти от нас, пока в Свартхейме не прокричат петухи, – заявили они.

Один за другим карлики обнимали Фрейю и целовали, усаживаясь рядом с ней на груду шкур. Когда она заплакала, они прикрикнули на нее и побили. А самый чудовищный карла, придя в бешенство оттого, что она отвратила уста от его мерзких губищ, искусал ей руки. Вот какие ужасы терпела Фрейя в Свартхейме, пока не прокричали петухи.

На рассвете цверги указали ей гору, на вершине которой восседали, обозревая мир людей, три изгнанные из Асгарда великанши.

– Что ты желаешь получить от нас, жена Ода? – спросила великанша по имени Гулльвейг.

– Увы! Теперь, когда я нашла вас, я понимаю, что не должна просить ни о чем, – отвечала Фрейя.

– Говори, дочь ванов, – сказала вторая великанша.

Третья не промолвила ничего, но открыла ладонь, на которой лежало золотое ожерелье самой причудливой выделки.

– Какое оно сверкающее! – воскликнула Фрейя. – Вы сидите в тени, о женщины, но это ожерелье озаряет своим светом все вокруг. О, как бы я была счастлива носить его!

– Это Брисингамен, ожерелье Брисингов, – сказала та, что звалась Гулльвейг.

– Оно твое, носи его, жена Ода, – сказала та, которая держала ожерелье в руках.

Фрейя взяла сверкающее ожерелье и надела его на шею. Она была не в силах поблагодарить великанш, потому что заметила в их глазах зловещий огонь, но она поклонилась им и спустилась с горы, на которой они восседали, обозревая мир людей.

Вскоре она наклонила голову, рассмотрела Брисингамен, ожерелье Брисингов, и ее печаль как рукой сняло. Ведь ожерелья краше этого не существовало на свете! Ни у одной асини, ни у одной из дочерей ванов не было столь восхитительного украшения. Оно очень шло ей, и Од, подумала она, простит ее, увидев, какой прекрасной и какой счастливой сделало ее ожерелье Брисингов.

Фрейя поднялась с цветочного ложа, рассталась с легкими альвами и устремилась в Асгард. Все, кто приветствовал ее, долго и с изумлением взирали на дивное ее сокровище. А в глазах богинь вспыхивал завистливый огонек при виде ожерелья Брисингов.

Но Фрейя ни с кем словом не перекинулась: она спешила к своему чертогу. Сейчас она покажется Оду и завоюет его прощение. Фрейя вбежала в свои сверкающие палаты и позвала мужа. Ответа не последовало. Ее дочка, малютка Хнос, играла одна на полу. Фрейя взяла ее на руки, но девочка заплакала и отвернулась от ожерелья Брисингов.

Богиня опустила Хнос на пол и опять принялась искать Ода. Его не было ни в одном из покоев. Она обошла чертоги всех обитателей Асгарда, расспрашивая о нем. Но никто не знал, куда он исчез. В конце концов Фрейя вернулась домой и стала ждать возвращения Ода. Но Од не приходил.

Вместо него пришла супруга Одина, царственная Фригг.

– Ты ждешь Ода, своего мужа, – сказала Фригг. – Увы, позволь открыть тебе, что Од сюда не вернется. Он исчез, когда ради блестящей побрякушки ты совершила то, что сделало его несчастным. Он ушел из Асгарда, и никто не знает, где его искать.

– Я буду искать его за пределами Асгарда! – вскричала Фрейя.

Она больше не плакала, только взяла малютку Хнос и передала ее Фригг, а затем взошла на свою повозку, запряженную парой кошек, и покатила из Асгарда на землю, в Мидгард, на поиски своего любимого.

 

Год за годом странствовала Фрейя по земле, разыскивая пропавшего Ода. Она добралась до самых пределов мира людей, откуда виднелся Ётунхейм, где жил великан, который хотел забрать ее вместе с солнцем и луной в награду за возведение стены вокруг Асгарда. Но нигде, от конца радужного моста Биврёста, соединявшего Асгард с землей, до границ Ётунхейма, не нашла она следа своего мужа Ода.

Наконец она повернула повозку к Биврёсту, радужному мосту, что протянулся от Мидгарда, земли, до Асгарда, селения богов. Хеймдалль, страж богов, охранял радужный мост. К нему и направилась Фрейя с трепетной надеждой в груди.

– О Хеймдалль, – крикнула она, – о Хеймдалль, страж богов, отзовись и скажи, если знаешь, где скрывается Од!

– Од в тех уголках, куда не заглянул ищущий. Од в тех уголках, откуда ушел ищущий. Тот, кто ищет Ода, никогда его не найдет, – сказал Хеймдалль, страж богов.

Фрейя стояла на Биврёсте и плакала. Фригг, царственная богиня, услышала всхлипывания и вышла из Асгарда утешить ее.

– Ах, чем ты можешь утешить меня, Фригг? – рыдала Фрейя. – Чем ты можешь утешить меня, если тот, кто ищет Ода, никогда его не найдет?

– Посмотри, как выросла твоя дочурка Хнос, – молвила Фригг.

Фрейя подняла глаза и увидела на радужном мосту Биврёсте прекрасную девушку. Она была юнее любой из дочерей асов и ванов, а лицо ее и фигура отличались таким совершенством, что все сердца таяли при виде ее.

И Фрейя утешилась в своей утрате. Она последовала за Фригг по Биврёсту, радужному мосту, и опять вступила в город богов. Вместе с дочерью Хнос стала жить Фрейя в собственном чертоге в Асгарде.

Она по‑прежнему носила на шее Брисингамен, ожерелье Брисингов, отнявшее у нее Ода. Но теперь она носила его не для красы, а в напоминание о содеянном зле. Проливаемые ею слезы падали на землю золотым дождем. И поэты, знавшие ее историю, прозвали ее Плачущей Красавицей.

 

 

Как Фрейр завоевал Герд, девушку‑великаншу, и как он потерял свой волшебный меч

 

Фрейр, господин ванов, очень соскучился по своей сестре, которая надолго исчезла из Асгарда, и ему захотелось хоть мельком взглянуть на нее. (Надобно вам знать, что случилось это как раз тогда, когда Фрейя странствовала по свету в поисках мужа, пропавшего Ода.) А в Асгарде существовало место, откуда можно было обозревать мир и видеть всех, кто скитался по его дорогам. Это была башня Одина – Хлидскьяльв.

Высоко в небесную лазурь возносилась эта башня. Фрейр отправился туда, точно зная, что Одина Всеотца на Хлидскьяльве нет. Только Гери и Фреки, два волка, которые во время пиршеств лежали у ног Одина, заступили Фрейру дорогу в башню. Но Фрейр заговорил с Гери и Фреки на языке богов, и волкам Одина пришлось его пропустить.

Но, поднимаясь по ступенькам внутри башни, Фрейр, господин ванов, понимал, что искушает судьбу. Ибо никто из высших богов – ни Тор, защитник Асгарда, ни Бальдр, любимец асов, – никогда не взбирался на вершину этой башни и не садился на престол Всеотца. «Но мне достаточно хоть одним глазком взглянуть на сестру, – говорил себе Фрейр. – И со мной не случится ничего дурного, если я посмотрю на мир».

Он взошел на Хлидскьяльв, уселся на высокий трон Одина и окинул взором мир. Он увидел Мидгард, мир человеческий, с его домами и городами, фермами и людьми. А за Мидгардом он увидел Ётунхейм, страшную страну великанов, с ее черными горами и нагромождениями снега и льда. Увидел он и Фрейю, странствующую по свету. Ее лицо было обращено к Асгарду и путь лежал к городу богов. «Мое желание исполнилось, – сказал себе Фрейр, – и ничего дурного со мной не стряслось».

Но, произнося это, он не отрывал глаз от жилища, стоявшего среди льдов и снегов Ётунхейма. Долго созерцал он его, сам не зная зачем. Тут дверь дома распахнулась и на пороге показалась девушка‑великанша. Фрейр смотрел на нее как зачарованный. Так велика была красота ее лица, что оно озаряло мрачную великанью страну, подобно звезде. Девушка постояла на пороге, а затем повернулась и шагнула внутрь, захлопнув за собой дверь.

Долго сидел Фрейр на престоле Одина. Затем он спустился по лестнице и прошел мимо волков, Гери и Фреки, которые угрожающе на него оскалились. Он обошел весь Асгард, но не встретил в городе богов никого, кто был бы ему приятен. Сон бежал от него в эту ночь, потому что не давала ему покоя краса девушки‑великанши. А когда настало утро, Фрейра охватило чувство одиночества – ведь она была так далеко. Он опять отправился к Хлидскьяльву, но на сей раз волки Гери и Фреки зарычали и не пропустили его, хотя он опять заговорил с ними на языке богов.

Тогда он отправился за советом к мудрому Ньёрду, своему отцу.

– Ты видел Герд, сын мой, – сказал Ньёрд, – дочь великана Гюмира. Ты должен забыть ее. Твоя любовь к ней обернется для тебя бедой.

– Почему она обернется для меня бедой? – спросил Фрейр.

– Потому что за нее тебе придется отдать то, что ты ценишь превыше всего.

– Превыше всего я ценю свой волшебный меч.

– Тебе придется отдать свой волшебный меч, – сказал его отец, мудрый Ньёрд.

– Я отдам его, – заявил Фрейр, срывая с пояса чудесный булат.

– Одумайся, сын мой! – воскликнул Ньёрд. – Если отдашь свой меч, чем ты будешь сражаться в день Рагнарёка, когда великаны пойдут войной на богов?

Фрейр промолчал, но подумал, что день Рагнарёка еще далеко, а уходя, бросил:

– В Герд мое счастье.

 

Жил в Асгарде один отчаянный малый, дерзкий в словах и поступках, по имени Скирнир. Ни с кем, кроме Скирнира, не мог Фрейр поделиться своей кручиной – кручиной, ниспосланной ему за то, что он посмел сесть на престол Всеотца.

Скирнир рассмеялся, услышав историю Фрейра.

– Ты, ван, влюблен в девушку из Ётунхейма! Вот так потеха! И что же, ты собираешься жениться?

– Мне бы хоть поговорить с ней или послать ей любовную весточку, – молвил Фрейр. – Но я не могу оставить альвов без присмотра.

– А если я передам весточку Герд, – сказал Скирнир Удалый, – что станет мне наградой?

– Мой корабль Скидбладнир или вепрь Золотая Щетина, – ответил Фрейр.

– Нет, нет, – возразил Скирнир, – я хочу всегда носить это на моем поясе. Хочу, чтобы это можно было сжимать в ладони. Отдай мне свой волшебный меч.

Фрейр вспомнил предостережение отца, что ему нечем будет сражаться в день Рагнарёка, когда великаны пойдут войной на богов и на Асгард. Вспомнил и, отпрянув от Скирнира, некоторое время размышлял. А коротышка Скирнир меж тем смеялся над ним во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись. В конце концов Фрейр сказал себе: «День Рагнарёка еще далек, а в Герд мое счастье».

Он снял с пояса меч, вложил его в руку Скирнира и произнес:

– Я дарю тебе мой меч, Скирнир. Передай мое послание Герд, дочери Гюмира. Покажи ей это золото и драгоценные каменья и скажи, что я люблю ее и добиваюсь ее любви.

– Я завоюю для тебя девушку, – молвил Скирнир Удалый.

– Но как ты попадешь в Ётунхейм? – спросил Фрейр, вдруг вспомнив, как мрачна страна великанов и как ужасны подступы к ней.

– О, с добрым конем и с добрым мечом можно попасть куда угодно, – ответил Скирнир. – Конь у меня богатырский, и ты дал мне свой волшебный меч. Завтра же я отправляюсь в путь.

 

Скирнир ехал по Биврёсту, радужному мосту, и смеялся в лицо Хеймдаллю, стражу Асгарда, во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись. Богатырский конь Скирнира перемахнул земли Мидгарда и переплыл реку, отделяющую Мидгард, мир людей, от Ётунхейма, страны великанов. Бесшабашный и беспечный во всех своих делах, Скирнир лихо мчался вперед. Тут из железных лесов вышли кровожадные волки Ётунхейма, чтобы разорвать и проглотить всадника и его богатырского коня. Счастье Скирнира, что у него на поясе висел волшебный меч Фрейра. Острие меча разило, а блеск пугал лютых зверей. Все дальше и дальше уносил Скирнира его могучий конь. Наконец они оказались перед огненной стеной. Никакой конь, кроме богатырского коня Скирнира, не смог бы проскакать сквозь нее. Конь взвился, пронес всадника сквозь огонь и приземлился прямо в долине, где стояло жилище Гюмира.

И вот Скирнир очутился перед домом, в который, как видел Фрейр, вошла Герд в тот день, когда он поднялся на Хлидскьяльв, башню Одина. Исполинские псы, охранявшие жилище Гюмира, с лаем окружили его, но блеск волшебного меча отпугивал их. Скирнир повернул коня крупом к двери и заставил его бить в нее копытами.

Гюмир находился в пиршественной зале, где пил со своими друзьями великанами, и не слышал ни лая собак, ни громового стука в дверь. Но Герд пряла со служанками в общих палатах.

– Кто там у порога Гюмира? – спросила она.

– Воин на могучем коне, – сказала одна из служанок.

– Даже если он наш враг, убивший моего брата, мы впустим его и поднесем ему кубок хмельного Гюмирова меда, – решила Герд.

Одна из служанок отворила дверь, и Скирнир вступил в жилище Гюмира. Он узнал Герд среди ее служанок, подошел к ней и показал золото и драгоценные каменья, которые принес от Фрейра.

– Это для тебя, прекраснейшая Герд, – сказал он, – если ты отдашь свою любовь Фрейру, господину ванов.

– Завлекай своим золотом и каменьями других девушек, – отвечала Герд. – Мою любовь не купить драгоценными побрякушками.

Тогда Скирнир Удалый, дерзкий в словах, выхватил меч из ножен и занес над ней.

– Отдай свою любовь Фрейру, вручившему мне этот булат, – вскричал он, – или прими смерть от его клинка!

Герд, дочь Гюмира, только рассмеялась над наглостью Скирнира.

– Пугай человеческих дочерей остротою меча Фрейра, – сказала она, – но не пытайся испугать ею дочь великана.

Тогда Скирнир Удалый, дерзкий в словах, замахал у нее перед глазами мечом и возопил диким голосом:

 

Герд заколдую,

Сталью волшебной

К ней прикоснувшись.

Сила заклятья

Высушит тело,

Словно солому,

Ту, что по ветру

Клочьями мчится,

С кровли сорвавшись.

 

Услышав эти ужасные слова и странные присвисты волшебного меча, Герд упала ниц и взмолилась о пощаде. Но Скирнир стоял над нею, и волшебный меч сверкал и свистел. Скирнир завывал:

 

Морщинистей станешь

Столетней старухи,

Тобой великаны

Все будут гнушаться,

Лишь карлик презренный

Возьмет тебя в жены.

Клинок уже близко,

Страшны его чары.

 

Герд поднялась на колени, умоляя Скирнира не заколдовывать ее.

– Только если ты отдашь Фрейру свою любовь, – сказал Скирнир.

– Я отдам ему свою любовь, – вымолвила Герд. – А теперь спрячь свой волшебный меч, выпей кубок меда и уходи из жилища Гюмира.

– Я не стану пить твой мед и не уйду из жилища Гюмира, пока ты не пообещаешь встретиться и поговорить с Фрейром.

– Я встречусь с ним и поговорю, – пообещала Герд.

– Когда ты встретишься с ним? – спросил Скирнир.

– В лесу Барри через девять ночей после этой. Пусть он придет туда.

И Скирнир убрал в ножны свой волшебный меч и выпил кубок меда, который поднесла ему Герд. Всю дорогу от дома Гюмира до радужного моста Биврёста он оглушительно хохотал, потому что завоевал для Фрейра Герд, а для себя – волшебный меч.

 

Скирнир Удалый, дерзкий в словах, проезжая по Биврёсту на своем могучем коне, увидел, что Фрейр поджидает его, стоя рядом с Хеймдаллем, стражем моста, ведущего в Асгард.

– Какие вести ты мне везешь? – закричал Фрейр. – Отвечай сейчас же, Скирнир, не сходя с коня.

– Через девять ночей после этой ты встретишь Герд в лесу Барри. – Скирнир засмеялся во всю свою широкую глотку, и его голубые глаза тоже смеялись.

Но Фрейр отвернулся и прошептал:

 

Длинен, длинен день,

Вдвое длиннее – два;

Как же мне пережить

Бесконечные девять дней?

 

Мучительно тянулись эти дни для Фрейра. Но вот наступил девятый день, и вечером Фрейр отправился в лес Барри. И там он нашел Герд, девушку‑великаншу, и не был разочарован. Герд, увидав Фрейра, такого высокого и благородного, возрадовалась, что Скирнир Удалый вырвал у нее обещание встретиться с ним в лесу Барри. Они обменялись золотыми кольцами, и было решено, что девушка‑великанша вступит в Асгард невестой Фрейра.

И Герд пришла в Асгард, но с ней пришла и другая девушка‑великанша. Вот как это случилось.

Все обитатели Асгарда собрались у огромных ворот, готовясь приветствовать невесту Фрейра. И тут появилась девушка‑великанша, но не Герд. И была она с ног до головы закована в броню.

– Я Скади, – сказала она, – дочь Тьяцци. Мой отец принял смерть от обитателей Асгарда. Я требую возмещения.

– Какого возмещения ты хочешь, дева? – спросил Один, улыбаясь при виде девушки‑великанши, так смело явившейся в Асгард.

– Мужа из вашего племени, как у Герд. И по моему выбору.

Все расхохотались над словами Скади. Потом Один проговорил, смеясь:

– Мы позволим тебе выбрать у нас мужа, но ты должна выбрать его по ступням.

– Я согласна, – сказала Скади, не сводя очей с Бальдра, самого прекрасного из всех обитателей Асгарда.

Великанше завязали глаза, и асы и ваны уселись вокруг нее. Переходя от одного к другому, она каждому клала руки на ступни и наконец добралась до того, у кого ступни были настолько красивые, что у нее не возникло сомнений, что это Бальдр. Она встала и сказала:

– Вот тот, кого Скади выбирает себе в мужья.

Тут асы и ваны расхохотались еще громче, сняли у нее с глаз повязку, и Скади узрела… нет, не Бальдра Прекрасного, а Ньёрда, отца Фрейра. Но чем дольше Скади всматривалась в Ньёрда, тем больше она радовалась своему выбору, ибо Ньёрд был силен и благороден обликом.

Эта пара, Ньёрд и Скади, сперва отправилась жить в прибрежный чертог Ньёрда, но крики морских чаек слишком рано будили Скади по утрам, и она увлекла мужа на вершину горы, где чувствовала себя гораздо лучше. Ньёрд же тосковал по шуму прибоя. Так с горы к морю и обратно путешествовали Скади и Ньёрд. А Герд оставалась в Асгарде с Фрейром, своим супругом, и асы и ваны очень полюбили Герд, девушку‑великаншу.

 

 

Хеймдалль и малютка Хнос

Как зародился мир

 

Хнос, дочка Фрейи и пропавшего Ода, была в Асгарде самой юной. А поскольку было предсказано, что девочка соединит своих родителей, маленькую Хнос часто выводили за городские ворота к Биврёсту, радужному мосту, чтобы она могла приветствовать Ода, если он обратит свои стопы к селению богов.

Во всех чертогах Асгарда малютку Хнос принимали с радостью – в Фенсалире, туманных палатах, где Фригг, супруга Одина Всеотца, пряла золотые нити; в Брейдаблике, где Бальдр Драгоценный жил со своей красавицей женой, юной Нанной; в Бильскирнире, доме Тора и Сив; и в собственном чертоге Одина, Вальяскьяльве, крытом серебряными щитами.

Самым величественным из чертогов был Глядсхейм, построенный у златолистной рощи Глясир. Здесь пировали боги. Малютка Хнос часто заглядывала сюда и видела Одина Всеотца, восседающего за пиршественным столом, в синем плаще и сверкающем шлеме, увенчанном головой орла. Всеотец не вкушал никаких яств, только пил вино богов и бросал куски мяса со стола Гери и Фреки, двум волкам, лежавшим у его ног.

Хнос любила выходить за огромные ворота и коротать время с Хеймдаллем, стражем радужного моста. Когда по мосту никто не шел и не на кого было смотреть, она сидела рядом с Хеймдаллем и слушала его чудесные рассказы.

У Хеймдалля в руках был рог, называвшийся Гьяллархорн. Когда кто‑то появлялся на мосту, он трубил в него, предупреждая обитателей Асгарда. И Хеймдалль рассказывал малютке Хнос, что научился слышать, как растут травы, и видеть все на сотню миль вокруг. Ночью он различал предметы так же хорошо, как днем, и никогда не спал. У него было девять матерей, поведал он Хнос, и питался он силою земли и студеного моря.

Сидя изо дня в день рядом с Хеймдаллем, малютка Хнос постепенно узнавала о происхождении всего сущего. Хеймдалль жил от начала времен, и ему было ведомо все.

 

– Задолго до возведения Асгарда, – говорил он, – и до рождения Одина не существовало ни земли, ни моря, ни неба – одна мировая бездна. На севере находился Нифльхейм, царство мертвящего холода, а на юге – Муспелльсхейм, страна огня. В Нифльхейме был поток Хвергельмир, из которого вытекало двенадцать рек, вливавшихся в мировую бездну.

Гинунгагап, мировая бездна, наполнялась льдом, потому что воды рек, вливаясь в нее, замерзали. Из Муспелльсхейма шел жар, превращавший лед в густые туманы. Туманы же оседали изморозью, и из этой изморози произошел Имир, древнейший великан.

Имир, древнейший великан, пустился в странствие по двенадцати рекам и наконец различил в туманах очертания еще одного существа. То была громадная корова по имени Аудумла. Имир лег рядом с нею и попил ее молока. С тех пор он стал питаться молоком, которое давала ему Аудумла. Из изморози, упавшей на землю, возникли и другие существа – дочери инея. Имир, древнейший великан, женился на одной из них и дал начало роду великанов.

Однажды Имир заметил, что Аудумла дышит на глыбу льда и лижет языком то место, на которое подышала. И чем дольше она лизала, тем отчетливей под ее языком вырисовывалась фигура, не похожая на великанью – несравненно более стройная и красивая. Вот из глыбы появилась голова, и золотые волосы упали на лед. Разглядев нарождающееся существо, Имир возненавидел его за красоту.

Аудумла, гигантская корова, продолжала лизать глыбу, и наконец на свет вышел совершенно законченный человек. Имир, древнейший великан, испытывал к нему такую ненависть, что готов был убить тут же, на месте. Но он знал, что за это Аудумла перестанет кормить его своим молоком.

Бури звался человек, появившийся из ледяной глыбы. Бури, первый из героев. Он тоже был вскормлен молоком Аудумлы. Бури женился на дочери древнейшего великана и имел с нею сына. Но Имир и сыновья Имира ненавидели Бури и в конце концов убили его.

Тогда разгорелась война между Имиром и его сыновьями и сыном Бури и его сыновьями. Среди сыновей сына Бури был Один. Он созвал своих братьев, и они сумели уничтожить Имира и всех его потомков – всех, кроме одного. Огромен был Имир, и кровь из его раны хлынула таким мощным потоком, что в нем утонули все его чада, все, кроме Бергельмира, который вместе с женой сидел в это время в лодке. Поток унес их в то место, что теперь зовется Ётунхеймом, страной великанов.

И вот Один и его сыновья взяли тело великана Имира – громаднейшее из когда‑либо существовавших на свете – и сбросили в мировую бездну, заполнив им пустоту. Они выковырнули из него кости и, нагромоздив их друг на друга, соорудили горы. Выдрали зубы и, понатыкав их там и сям, сотворили скалы. Волосы Имира они превратили в леса. Его ресницами огородили Мидгард, где теперь обитают люди. А из полого черепа Имира создали небо.

Но Один, сыновья его и братья сделали не только это. Искры огня, сыпавшиеся из Муспелльсхейма, они превратили в солнце, луну и звезды. Сам Один отыскал сумрачную великаншу по имени Ночь, имевшую сына по имени День, и дал обоим по коню, чтобы они ездили по небосводу. Ночь ездит на коне, зовущемся Хримфакси, Инеистая Грива, а День ездит на коне, зовущемся Скинфакси, Сияющая Грива. С мундштука Хримфакси летят брызги, оседающие на землю росой.

Затем Один и его сыновья создали племя мужчин и женщин и поселили их в Мидгарде. Уродливые карлики народились и расползлись по всей земле. Их Один прогнал в подземелья. Альвам он дозволил остаться на земле, но повелел им ухаживать за реками, травами и цветами. А с ванами он заключил мир после недолгой войны, взяв у них в заложники Ньёрда.

Бергельмир, не утонувший в крови Имира, наплодил в Ётунхейме сыновей и дочерей, которые ненавидели Одина и его сыновей и боролись против них. Когда Один осветил мир, они разъярились еще пуще и послали в погоню за солнцем и луной двух свирепейших волков Ётунхейма. До сих пор за солнцем и луной, за Соль и Мани, гонятся те исполинские волки…

 

Вот такие диковинные истории златозубый Хеймдалль рассказывал Хнос, самой юной из обитателей Асгарда. Часто девочка, сидя рядом с ним у радужного моста, видела, как боги направляются в Мидгард или возвращаются оттуда: вот шагает Тор в своей звездной короне, с огромным молотом Мьёлльниром в руках и в железных перчатках, без которых ему не поднять Мьёлльнир; вот он уже в поясе, удваивающем силу, катит на своей колеснице, запряженной двумя козлами; вот быстро, как птица, мчится Фригг в соколином оперенье; вот сам Один Всеотец в золотых латах, золотом шлеме, увенчанном головой орла, и с копьем Гунгнир в руке скачет верхом на Слейпнире, своем восьминогом коне.

Хеймдалль обычно вешал свой рог на ветвь огромного дерева. Это дерево зовется Иггдрасиль, говорил он маленькой Хнос, и на него дивятся и боги, и люди.

 

– Никому не ведомо о временах, когда Иггдрасиля не было, и все боятся думать о временах, когда его не станет.

У Иггдрасиля три корня. Один уходит глубоко под Мидгард, другой – под Ётунхейм, а третий тянется над Асгардом. Над чертогом Одина простирается ветвь Иггдрасиля, и она зовется Ветвь Мира.

Ты видишь Иггдрасиль, Хнос, но тебе неизвестно, какие чудеса таит в себе это дерево. Высоко в его ветвях пасутся четыре оленя. Они стряхивают со своих рогов влагу, которая падает на землю каплями дождя. На самой верхушке Иггдрасиля, такой высокой, что сами боги едва способны ее разглядеть, сидит орел, которому ведомо все, а между глазами орла – ястреб, видящий то, чего не видит орел.

Корень Иггдрасиля, уходящий под Мидгард, достигает самого царства мертвых, где злобный дракон Нидхёгг постоянно гложет его, пытаясь погубить Иггдрасиль, мировое древо. И Рататоск, вероломная белка, – вот она! – снует вверх‑вниз по Иггдрасилю, разжигая вражду между орлом и драконом. Она бежит сказать дракону, что орел хочет разорвать его на куски, и мчится назад к орлу сообщить, что дракон намеревается проглотить его. Брань, которую Рататоск передает Нидхёггу, побуждает свирепого дракона еще яростнее грызть Иггдрасиль, мировое древо, дабы скорее добраться до орла и пожрать его.

Рядом с корнями Иггдрасиля есть два источника – один внизу, другой наверху. Первый находится у корня, который растет в Ётунхейме. Это источник познания, и охраняет его старец Мимир Премудрый. Всякому, кто пьет из этого источника, открывается будущее. Второй источник – у корня, простирающегося над Асгардом. Из этого источника пить никому не дозволено. Три сестры, священные норны, охраняют его. Они обрызгивают Иггдрасиль кристальной влагой, чтобы древо жизни оставалось зеленым и сильным. Этот источник, малютка Хнос, называется источником Урд.

 

И малютка Хнос узнала, что у источника Урд живет пара прекрасных белых лебедей. Они поют дивные песни, которые часто слышат обитатели Асгарда. Но Хнос была еще слишком мала, чтобы слышать пение лебедей над водами источника Урд.

 

 

Предчувствия Всеотца

Как он покидает Асгард

 

У Одина Всеотца было два ворона, Хугин и Мунин. Они летали над всеми мирами и каждый день возвращались в Асгард, чтобы рассказать Одину обо всем, что видели и слышали. Однажды день миновал, а вороны не вернулись. Тогда Один, стоя на башне Хлидскьяльв, сказал себе:

 

Мне за Хугина страшно,

За Мунина и подавно, –

Где мои вещие птицы?

 

Миновал еще день, и вороны прилетели и сели на плечи Одину. Тогда Всеотец пошел в Зал Совета у златолистной рощи Глясир и стал внимать откровениям Хугина и Мунина.

Говорили они ему только о дурных предвестиях и предзнаменованиях. Всеотец не открыл обитателям Асгарда, о чем поведали ему вороны. Но Фригг, его владычица, прозрела в очах супруга предвестия и предзнаменования грядущих бед. И когда он завел речь об этих бедах, Фригг сказала:

– Не пытайся отвратить то, что должно случиться. Пойдем к священным норнам, сидящим у источника Урд, и посмотрим, не исчезнут ли дурные предвестия и предзнаменования, когда ты заглянешь им в глаза.

И вот Один и боги покинули Асгард и отправились к источнику Урд, где под огромным корнем Иггдрасиля, оберегая пару дивных лебедей, сидели три норны. В путь двинулись Один, и Тюр, великий воитель, и Бальдр, прекраснейший и драгоценнейший из всех богов, и Тор со своим молотом.

Радужный мост вел из Асгарда, города богов, в Мидгард, мир людей. Но другой радужный мост, еще более чудесный и трепетный, вел от Асгарда к тому корню Иггдрасиля, под которым плескались воды источника Урд. Этот радужный мост редко бывал виден людям. И там, где соединялись концы двух радуг, стоял златозубый Хеймдалль, страж богов, хранитель пути к источнику Урд.

– Открой ворота, Хеймдалль, – обратился к нему Всеотец, – открой ворота, ибо сегодня боги посетят священных норн.

Без единого слова Хеймдалль широко распахнул ворота, за которыми начинался мост более яркий и более зыбкий, чем любая радуга, видимая с земли. Тогда Один, и Тюр, и Бальдр ступили на него. Тор последовал за ними, но прежде чем его нога опустилась на мост, Хеймдалль положил руку ему на плечо.

– Ты не можешь идти этой дорогой, Тор, – сказал Хеймдалль.

– Что? Ты, Хеймдалль, остановишь меня? – вскричал Тор.

– Да, потому что я хранитель пути к норнам, – отвечал Хеймдалль. – Ты со своим молотом слишком тяжел. Мост, который я охраняю, обломится под тобой, Тор Молотоносец.

– И все же я пойду к норнам вместе с Одином и моими собратьями, – сказал Тор.

– Но не этой дорогой, Тор, – повторил Хеймдалль. – Я не допущу, чтобы под твоей тяжестью и тяжестью твоего молота рухнул мост. Оставь мне свой молот, если собираешься идти здесь.

– Нет, нет! – отшатнулся Тор. – Я никому не доверю молот, защищающий Асгард. И ничто не помешает мне пойти с Одином и моими собратьями.

– Есть другой путь к источнику Урд, – сказал Хеймдалль. – Видишь эти две широкие клубящиеся реки – Кермт и Эрмт? Можешь ли ты перейти их вброд? Они холодны, и испарения их удушливы, но они приведут тебя к источнику Урд, где сидят три священные норны.

Тор посмотрел на две широкие кипучие реки. Воды их были холодны, а испарения удушливы. И все же, переходя их, он сможет нести на плече молот, который никому не решается доверить. Он шагнул в дымящуюся реку, омывавшую основание радужного моста, и с молотом на плече стал пробираться к другой реке.

Один, Тюр и Бальдр были уже у источника Урд, когда Тор выбрался из бурлящей реки, мокрый и запыхавшийся, но по‑прежнему с молотом на плече. Тюр, прямой и красивый, опирался на свой меч, сплошь испещренный магическими рунами. Бальдр стоял с опущенной головой и с улыбкой на устах, очарованный тихой песней двух чудесных лебедей, а подле него стоял Один Всеотец, в своем синем плаще, окаймленном золотыми звездами, без шлема‑орла на голове и без копья в руках.

Три норны – Урд, Верданди и Скульд – сидели у источника, вытекавшего из дупла огромного корня Иггдрасиля. Урд была седовласой старухой, Верданди – юной красавицей, а Скульд почти невозможно было разглядеть, потому что она сидела позади сестер и волосы падали ей на лицо. Урд, Верданди и Скульд прозревали все прошлое, все настоящее и все будущее. Всеотец заглянул им в глаза, даже в глаза Скульд. Долго, долго взирал он на норн божественными зеницами, пока другие слушали песнь лебедей и шорох листьев Иггдрасиля, падающих в источник Урд.

И в глазах норн воочию увидал Всеотец предвестия и предзнаменования, о которых поведали ему Хугин и Мунин. И тут через радужный мост перешли Фригг, Сив и Нанна, жены Одина, Тора и Бальдра. Фригг посмотрела на норн, потом обратила взор, полный любви и печали, на Бальдра, своего сына, и, отступив, положила руку на голову Нанны.

Всеотец оторвал взгляд от норн и перевел его на Фригг, свою царственную супругу.

– Я должен на время покинуть Асгард, супруга Одина, – молвил он.

– Да, – отозвалась Фригг. – Многое нужно сделать в Мидгарде, мире людей.

– Я обращу свое знание в мудрость, – продолжал Один, – дабы то, что неминуемо случится, по возможности обернулось к лучшему.

– Тебе нужно идти к источнику Мимира, – сказала Фригг.

– Я пойду к источнику Мимира, – сказал Один.

– Иди, супруг мой, – сказала Фригг.

Они опять прошли по радужному мосту, более чудесному и более зыбкому, чем тот, который люди видят с земли. Все вернулись по радужному мосту, асы и асини, Один и Фригг, Бальдр и Нанна, Тюр со своим мечом и Сив рядом с Тюром. Что до Тора, то он с молотом Мьёлльниром на плече опять побрел через кипящие реки Кермт и Эрмт.

Малютка Хнос, самая юная из обитателей Асгарда, стояла рядом с Хеймдаллем, стражем богов и хранителем моста, ведущего к источнику Урд, когда Один Всеотец и его царственная супруга Фригг с поникшими головами вышли из огромных ворот. И она слышала, как Один произнес:

– Завтра я стану Вегтамом Странником, бредущим по дорогам Мидгарда и Ётунхейма.

 

 

 

Часть 2

Вегтам Странник

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: