Иудейская экзегеза времен Иисуса

 

Достаточно общепринято, что раннехристианское использование Ветхого Завета развивалось в контексте иудейской экзегезы того времени. С нее и начнем. В целях нашей дискуссии можно выделить пять основных категорий иудейской экзегезы: таргум, мидраш, пешер, типология и аллегореза. О последних трех категориях идет немало споров. Поэтому сразу отметим, что эти категории — никоим образом не жесткие: часто бывает трудно провести грань между одной и другой или с уверенностью классифицировать способ экзегезы. Однако с их помощью легче описывать спектр иудейской экзегезы и интерпретации. Поэтому надеюсь, что в ходе дискуссии такая классификация себя оправдает.

 

21.1. Таргум. Таргум — это прежде всего перевод (на арамейский язык). Между возвращением из плена и II в. н. э. еврейский язык постепенно вытеснялся арамейским как разговорным языком евреев. В течение длительного времени иврит оставался прежде всего языком ученых, языком сакральным, — поэтому он использовался в письменных текстах данного периода. Однако к I в. н. э. многие (большинство?) палестинские иудеи говорили, видимо, только на арамейском[204]. Это означало, что синагогальные чтения из Закона и Пророков следовало переводить (иначе люди не понимали смысла). Долго хватало устных переводов, однако постепенно появились и письменные. До нас дошел целый ряд различных таргумов[205].

Отметим, что таргум не буквальный перевод. Часто он больше похож на пересказ или объяснение текста. Он расширяет текст, а нередко и изменяет его. Удивляться этому не приходится: так ведет себя и LXX (особенно в 3 Цар). Однако таргумы в данном отношении менее сдержанны, чем LXX: в нескольких случаях перевод просто превращается в толкование, и текст сильно не соответствует оригиналу. Самый яркий пример — таргум Исайи 53: перевод сознательно построен так, чтобы исключить христианское толкование. Он тенденциозен:

 

Кто поверил слышанному от нас? И кому так открылась сила могучей руки Господа? И праведник взойдет перед Ним как росток, — и как дерево, пускающее корни у потока воды, так возрастет в Земле святое поколение, нуждающееся в нем: его вид будет не как у обычного человека, и страх перед ним — не как страх перед обычным человеком; но святость будет на лице его, так что все видящие его будут искренне почитать его. Тогда будет презренна и подойдет к концу слава всех царств; они станут нетвердыми и больными как муж скорбей и предназначенный для болезни, — и, как когда присутствие Шехины удалилось от нас, они будут (или: мы будем) презренны и незначительны. Тогда помолится он за прегрешения наши, и беззакония наши будут прощены ради него, хотя мы считались пораженными, отверженными перед Господом. Но он построит святилище, которое было осквернено из‑за прегрешений наших и оставлено из‑за беззаконий наших; и его учением мир умножится на нас, и через нашу верность его словам наши прегрешения будут прощены нам. Все мы были рассеяны как овцы, совратились каждый на свой путь; но Господу было благоугодно простить нам всем прегрешения ради него[206].

 

21.2. Мидраш. Мидраш — это толкование отрывка/текста, ставящее своей задачей вскрыть актуальность этого текста для настоящего. Для мидраша важен не столько буквальный и прямой смысл текста, сколько его внутренние и скрытые смыслы. Типичный мидраш состоит в извлечении таких сокрытых в каком‑то конкретном тексте смыслов.

 

 

Мидраш отталкивается от (священного) текста или даже какого‑то одного слова, но не просто разъясняет его: мидраш также расширяет смысл и, с помощью всевозможных ассоциаций, выводит скрытые смыслы[207].

 

 

Ко временам Иисуса существовал широкий консенсус относительно правил интерпретации. Это семь правил ("миддот") Гиллеля:

 

1. Умозаключение от менее важного к более важному (и наоборот).

2. Умозаключение на основании аналогии: проводится аналогия между двумя отрывками, использующими общие выражения.

3. Построение семьи (группы отрывков, связанных по контексту), где особенность, присущая одному члену, применяется к остальным.

4. Аналогично (3), но семья состоит только из двух отрывков.

5. Общее и частное, частное и общее: детальное установление общего применения из частного случая (и наоборот).

6. Разъяснение с помощью аналогичного отрывка в другом месте.

7. Умозаключение на основании контекста.

 

Впоследствии число этих правил было увеличено до 32[208]. О двух типах мидраша (галахе и агаде) мы уже говорили выше (§ 16.1).

 

21.3. Пешер. Пешер можно определить как частный случай мидраша, хотя многие ученые отказываются рассматривать его как отдельную категорию[209]. Само слово "пешер" означает просто "интерпретация". Смысл этого термина обязан Книге Даниила, в арамейской части которой (2:4–7:28) оно встречается 30 раз, где обозначает истолкование Даниилом снов Навуходоносора и Валтасара, а также истолкование Даниилом письмен, появившихся на стене во время Валтасарова пира. Обычно пешер дает гораздо более строгую интерпретацию, чем мидраш. Сильно упрощая, можно сказать: мидраш раскрывает актуальность текста, а пешер объясняет смысл текста на основе соотношений один к одному. Например, каждый элемент сна, каждое слово на стене имеет точное значение, причем значение, связанное с настоящим.

 

 

Мене, текел, и парсин. Вот интерпретация (pesher) этих слов: мене — исчислил Бог дни царства твоего и положил конец ему; текел — ты взвешен на весах и найден легковесным; перес — разделено царство твое и отдано мидянам и персам

(Дан 5:25–28).

 

 

В последние годы о пешерах много говорят в связи с использованием их в кумранских комментариях. Общинники Мертвого моря считали себя верными Нового Завета, живущими в последние дни перед эсхатоном. Они верили, что некоторые ветхозаветные пророчества относятся к ним и только к ним, — пророчества, остававшиеся непроясненной загадкой до тех пор, пока Учитель Праведности не сообщил верное толкование[210].

Несколько таких комментариев дошли до наших дней лишь во фрагментах (например, комментарии на Книги Исайи, Осии и Наума). В наиболее полном виде сохранился комментарий на Книгу Аввакума. Метод разъяснения: сначала цитируется текст, затем следует его толкование. Пример:

 

 

"Вот, Я подниму халдеев, народ жестокий и необузданный" (1:6а). Толкование (pesher) этого: имеются в виду киттии (то есть римляне. — Дж. Д.)…

 

 

Отметим смелость толкования: слово "халдеи" относится к римлянам!

 

 

"Почему вы, изменники, глядите и безмолвствуете, когда нечестивец поглощает того, кто праведнее его" (1:136). Имеются в виду дом Авессалома и члены их совета, которые молчали, когда наказывали Учителя Праведности…

"А праведный своею верою жив будет" (2:46). Толкование этого: это относится ко всем исполняющим Закон в доме Иуды, которых Бог спасет от Дома Суда за их страдания и веру в Учителя Праведности.

 

 

Из кумранской техники пешера было выведено 13 правил интерпретации. Они в удобном виде изложены в книге Кристера Стендала "Школа святого Матфея"[211].

 

21.4. Типология. Этой формой интерпретации христиане в прошлом сильно злоупотребляли (особенно в постреформационном протестантстве и до сих пор в некоторых сектах): скажем, детали рассказов о патриархах или об устройстве скинии в пустыне рассматривались как прообразы Христа и христианского спасения. Отчасти по этой причине многие ученые сомневаются, что типология — подходящая категория для таких анализов, как наш. Однако если придерживаться верной дефиниции, типологическую экзегезу действительно можно найти как в дохристианском иудаизме, так и в Новом Завете.

Типология усматривает связь между людьми и событиями прошлого и будущего (или настоящего). Соответствие с прошлым отыскивается не в письменном тексте, а в историческом событии. Стало быть, типологию следует отличать как от предсказательного пророчества (где текст функционирует только как предсказание будущего), так и от аллегории (где соответствие кроется в скрытом значении текста, а не в повествуемой им истории). Типология не игнорирует исторический смысл текста, но скорее берет его за отправную точку. Таким образом, типологическая экзегеза основана на убеждении, что некоторые события в прошлой истории Израиля (как они изложены в более ранних писаниях) с помощью прообраза раскрывают Божий промысел о людях. В частности, некоторые высокие моменты откровения в истории спасения, особенно события начала, — будь то начала мира (сотворение, рай), или Израиля (исход, пустыня), — а также события из высокого периода израильской национальной жизни (царство Давида), являют образец деяний Божьих и тем самым прообразуют будущее время, когда Божий промысел раскроется в полноте. В этом смысле типологию уместно определить как "эсхатологическую аналогию".

В самом Ветхом Завете есть несколько ярких примеров типологии. Рай, очевидно, понимался как прообраз эсхатологического блаженства (Ис 11:6–8; Ам 9:13). Исход и пустыня стали прообразом эсхатологического избавления (напр., Ис 43:16–21; 52:11сл.; Ос 2:14–20). Давид — прообраз грядущего избавителя (Ис 11:1; Иер 23:5; Иез 34:23; 37:24). Впоследствии Моисей рассматривался как прообраз эсхатологического пророка (на основе Втор 18:15). В апокалиптических текстах межзаветного периода рай соперничает с Иерусалимом как прообраз осуществления Божьего замысла в новую эпоху (которая ожидалась вскоре)[212].

 

21.5. Аллегореза. Самый видный сторонник аллегорезы в дохристианском иудаизме — Филон Александрийский. Отличительная черта аллегорического метода состоит в его отношении к тексту как к своего рода коду или шифру. Соответственно интерпретация получается сродни дешифровке. Аллегорию можно рассматривать и как более крайнюю форму мидраша, в чем‑то напоминающую пешер. Для аллегориста текст имеет как минимум два уровня смысла: буквальный/поверхностный и более глубокий. Буквальный смысл не стоит совсем презирать и отвергать, но в сравнении с более глубоким смыслом он относительно незначителен — как тень по отношению к предмету. Читатели, которые остаются на уровне одного буквального смысла, "некритичны" (О том, что Бог неизменяем, 21; О том, кто наследует Божественное, 91). У Филона мы находим такие утверждения: "Буквальный рассказ символизирует скрытый смысл, требующий объяснения" (О наградах и наказаниях, 61); "когда мы истолковываем слова в соответствии со смыслами, которые лежат под поверхностью, все мифическое устраняется с дороги, и подлинный смысл становится ясен" (О земледелии, 97 — аллегореза была древнейшей формой демифологизации); "да не будем мы введены в заблуждение словами как таковыми, но воззрим на аллегорический смысл, лежащий под ними" (О собрании необходимых знаний, 172)[213].

Как отмечает Р. Уильямсон, ценность аллегорической экзегезы для Филона состояла в следующем:

 

1. Она помогала уйти от буквального понимания антропоморфных описаний Бога.

2. Она помогала избежать тривиальных, неудобовразумительных, бессмысленных и неправдоподобных значений, которые имеют некоторые ветхозаветные отрывки при буквальном понимании.

3. Она помогала решать исторические проблемы Ветхого Завета (например, где Каин нашел себе жену?).

4. Она помогала делать из Ветхого Завета выводы, сообразные с эллинистическими философиями, тем самым оправдывая Ветхий Завет перед собратьями–философами[214].

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: