Двенадцать часов над сушей и океаном

 

Точнее говоря, полет протекал несколько больше — 12 часов 21 минуту. Сильные встречные ветры — скорость их достигала временами двухсот километров в час — замедляли полет гигантского лайнера, на борту которого шла своя жизнь.

Никита Сергеевич осмотрел просторные салоны самолета, тепло поздоровался с каждым из своих спутников по поездке в США, с каждым членом экипажа корабля.

— Хорошая, удобная и вместительная машина, — заметил он. — В ней и поработать можно, и посидеть есть где, и, наверное, покушать можно будет неплохо. На многих машинах летал, а вот теперь довелось и на этой лететь…

Улеглось волнение, вызванное незабываемым прощанием с Москвой, на штурманских картах проложены первые линии пройденного пути, все уже привыкли к мерному гудению двигателей, к яркому солнечному свету, неудержимыми потоками врывающемуся в просторные салоны через окна-иллюминаторы.

Никита Сергеевич беседует с А. А. Громыко, М. А. Шолоховым, В. П. Елютиным, интересуется у Н. А. Тихонова, как идет в Днепропетровске выполнение одного из важных заказов, в судьбе которого принимает самое горячее участие.

— А как Ваше здоровье, доктор? — обращается он к профессору А. М. Маркову.

Вспомнив высказывание одного зарубежного ученого о мирном использовании атомной энергии, Никита Сергеевич спрашивает мнение у В. С. Емельянова по этому во просу. Возникает непринужденная беседа с другими товарищами о предстоящих встречах, о том, что ждет на, американской земле.

После завтрака в просторном, пронизанном солнцем салоне-столовой Никита Сергеевич предлагает:

— Теперь пора и за работу, товарищи. Иначе нас не будут обедом кормить: не за что…

Он надолго погружается в чтение свежих газет и журналов, информационных сообщений, деловых бумаг изредка отрываясь на минутку — другую, чтобы с десяти километровой высоты полюбоваться землей.

С борта самолета по волнам эфира полетели приветственные телеграммы от Н. С. Хрущева премьер-министру Швеции Таге Эрландеру и премьер-министру Норвегии Эйнару Герхардсену. С огромной высоты, в это ясное утро обе скандинавские страны хорошо видны они кажутся добротно сделанными рельефными картами с коричневатыми или фиолетовыми горами, желтыми от жнивья полосками полей, с причудливыми фиордами и прибрежными островами.

— Под нами океан, — докладывают Никите Сергеевичу.

Внимательно смотрит он на неоглядную ширь водного простора. Видимо, внизу не очень спокойно: даже с такой высоты различимы белые шапки на волнах.

И опять работа, как в обычный день, только без приема посетителей, без совещаний. Стараясь не помешать неосторожным движением, мимо рабочего стола Н. С. Хрущева неслышно проходят люди, выполняющие свое дело. А дело, оказывается, находится для всех. Придирчиво обсуждаются скупые строки сообщения пресс-группы при Председателе Совета Министров СССР, чтобы каждое слово в них было самым нужным и точным. Стучит где-то пишущая машинка. Михаил Александрович Шолохов достает рукопись новых глав своей книги и словно переносится на тихий Дон, к своим героям…

Под крыльями самолета проплывает Исландия, едва заметная в разрывах облаков, похожих на огромные комья пушистой ваты. С борта самолета передают приветственную телеграмму премьер-министру этой страны Э. Ионссону, а вскоре бортрадист корабля приносит Председателю Совета Министров Советского Союза теплое ответное послание исландского премьера.

Быстро летит самолет, но еще быстрее летит время. Наступает час обеда. И опять в большой уютный салон собираются люди из разных концов воздушного корабля, который величаво плывет над Атлантикой. Самолет идет так спокойно, что даже суп не плещется в тарелках.

Краткий послеобеденный отдых, и Никита Сергеевич опять занимает свое рабочее место за столом, читая многочисленные отклики мировой печати на успешный полет советской космической ракеты на Луну.

— Приближаемся к берегам американского континента, — докладывает штурман.

Сквозь широкие разрывы в облаках вдали вырисовывается берег Америки. Граница Канады. Н. С. Хрущев направляет премьер-министру Джону Дифенбейкеру приветственное послание, затем идет к кабине пилотов и тепло, сердечно приветствует находящегося на борту самолета рослого канадского штурмана Расса-Бегнела как представителя канадского народа. Он крепко пожимает штурману руку, выражая искренние пожелания мира и процветания всему канадскому народу.

— Благодарю Вас, господин Председатель, — взволнованно отвечает Расс-Бегнел. — Я расскажу об этом своим землякам.

Все ближе граница Соединенных Штатов, все ближе конечный пункт полета—Вашингтон. Н. С. Хрущев еще раз отмечает высокие летные качества самолета «ТУ-114», большие удобства для пассажиров.

— Думаю, что нашему уважаемому Андрею Николаевичу и его товарищам по работе будет приятно, если мы поблагодарим их за такую прекрасную машину, — говорит Никита Сергеевич. — Надо послать им телеграмму.

И он тут же начинает диктовать теплую телеграмму академику генеральному конструктору А. Н. Туполеву:

«Лететь на самолете «ТУ-114» очень хорошо. В самолете есть все удобства, необходимые для длительных перелетов. Мы позавтракали в самолете, поработали и даже поспали, а вскоре после обеда мы уже подлетали к столице Соединенных Штатов, к Вашингтону…»

Однако дальше продиктовать ему не удалось: кто-то из летчиков сообщил Никите Сергеевичу — только что миновали государственную границу Соединенных Штатов Америки…

— Хорошо. О телеграмме товарищу Туполеву прошу мне напомнить несколько позже, а сейчас мне хочется поздравить и поприветствовать американского штурмана: ведь мы вступили в пределы его родной страны.

И он идет в головную часть самолета. Чтобы не возвращаться к теме о телеграмме А. Н. Туполеву, заметим, что Никита Сергеевич додиктовал ее уже в Вашингтоне, и она пошла в Москву не с борта детища туполевского коллектива, а из столицы Соединенных Штатов.

Штурман Гарольд Ренегар откровенно доволен тем, что ему первому из американских граждан посчастливилось пожать руку и приветствовать с прибытием в Соединенные Штаты такого высокого гостя, он доволен Тем, что в его лице глава Советского правительства приветствует американский народ.

— Это хорошо, что Вы побеседуете с нашим Президентом. Мирная беседа — очень хорошо! — говорит штурман.

— Да, мир — это действительно хорошо! — отвечает Н. С. Хрущев. — Мы за мир, а как вы?

— Мы тоже за мир. Американский народ за мир…

Беседа коснулась, конечно, и второй космической ракеты, которая точно доставила свой груз на Луну.

— А Вам хочется посмотреть, что это за штука — наши вымпелы, которые сейчас находятся на Луне? — спрашивает Никита Сергеевич Гарольда Ренегара.

— Конечно. Это очень интересно!

По просьбе Никиты Сергеевича приносят футляр с вымпелом.

— И вот эту штуку вы забросили на Луну? — спрашивает штурман.

— Не эту, а другую. Это лишь точная копия того, что находится сейчас на Луне. И я везу эту копию в подарок вашему Президенту. Наши ученые попросили меня преподнести копию одного из трех вымпелов, доставленных на Луну, господину Эйзенхауэру, — объясняет Никита Сергеевич.

— Здорово придумали! — хитро прищурившись, говорит штурман. — Одну такую штуку запустили на Луну, а вторую запускаете теперь к нам, в Америку…

Бережно укладывает он вымпел на бархат футляра, крепко пожимает руку Председателю Совета Министров СССР и идет к своим штурманским картам следить за тем, чтобы самолет точно по курсу пришел на специально подготовленный для его приема аэродром.

Когда до посадки самолета оставались считанные минуты, в Москву было направлено следующее сообщение пресс-группы при Председателе Совета Министров СССР:

«Последние минуты полета. Беспосадочный полет Москва — Вашингтон подходит к концу. Н. С. Хрущев благодарит экипаж за блестящее мастерство. Самолет идет на снижение. Приближается момент исторической встречи глав двух великих держав, к которой приковано внимание народов всего мира. Н. С. Хрущев просит передать сердечный привет советским людям».

И когда радиостанция «ТУ-114» заканчивала передачу в родную Москву этого сообщения, под крылом самолета уже проплывали последние десятки километров до военно-воздушной базы США Эндрюс, расположенной в 24 километрах от Вашингтона.

 

«Вы — желанный гость»

 

15 сентября 1959 года в 12 часов 21 минуту по вашингтонскому времени, совершив беспосадочный бросок через Скандинавию, Исландию, Атлантический океан, Канаду, воздушный корабль, на борту которого находился Председатель Совета Министров СССР, приземлился на американской территории. На гражданский аэропорт Вашингтона самолет не был принят: не нашлось достаточно большой посадочной площадки.

Приятно и радостно было в тот час нам, советским журналистам, на американском военном аэродроме. Вместе с американцами многие из нас встречали здесь главу Советского правительства. Доставил его сюда мощный, стрелокрылый воздушный исполин, не имеющий себе равных. В этом самолете, как в капле воды, отразилось необъятное море советской индустрии, бурное победное развитие ее, гибкая экономическая структура, гуманистическое направление. Одним махом перенесся крылатый гигант через океан под окрашенным темной синевой небом стратосферы, где сквозь слой разреженного воздуха начинает проглядывать черное лицо космоса.

И казалось, что не только подъемная сила стреловидного крыла, могучая тяга двигателей, превосходящих по мощности турбины иных гидростанций, подняла в воздух самолет Н. С. Хрущева, перенесла его за океан, но и заботливая, бережная сила миллионов советских тружеников, всех прогрессивных людей земли, их неукротимая, страстная тяга к миру.

Если мысленно восстановить астрономически строгую траекторию полета Москва — Вашингтон, то получится как бы гигантский одноарочный мост, соединяющий континенты, две далеко отстоящие великие страны. Да, мир стал тесен, и приходится крепко думать о том, как в нем жить, чтобы быть хоть и в тесноте, да не в обиде.

Вот как описывает самолет «ТУ-114» привыкший к сенсациям, избалованный чудесами американской науки и техники корреспондент крупнейшей газеты «Крисчен сайенс монитор»:

«Огромный серебряно-белый турбовинтовой самолет Хрущева прибыл на американскую посадочную площадку 15 сентября. Появилось облачко белого дыма, когда колеса обожгли взлетную дорожку, и визит, который никто не мог бы представить себе полгода назад, начался.

Даже сам самолет был свидетельством мощи. Это самый крупный воздушный лайнер в мире, настолько широкий, что не может поместиться на обычной рулежной дорожке, настолько высокий, что требует специального алюминиевого трапа, настолько большой, что его нельзя развернуть на главной взлетной дорожке аэродрома Эндрюс, вследствие чего фотографам пришлось ждать, пока г-н Хрущев совершал свое памятное вступление на землю Соединенных Штатов вне их поля зрения, по другую сторону от корреспондентской площадки».

…Не меньше пятисот корреспондентов, представлявших десятки стран, с записными книжками, фотоаппаратами, киноаппаратами и телевизионными камерами, взобравшись на специально выстроенные металлические подмостки в несколько ярусов, ловят взглядами детали обстановки и штрихи событий, быстро занося впечатления в блокноты. Колышутся на легком ветру полотнища государственных флагов Советского Союза и Соединенных Штатов Америки; сияет над ними голубой небосклон без единого облачка; сверкают на солнце трубы военного оркестра, белоснежны перчатки солдат и моряков почетного караула, и, как цветник, обрамляет поле пестро одетая толпа, собравшаяся за полицейским ограждением. Обо всем этом и многом, многом другом всего через несколько часов экстренные выпуски газет расскажут жадным читателям. Радио и телевидение ведут репортаж прямо с аэродрома.

Представители американского правительства направляются к самолету, с борта которого спускаются Н. С. Хрущев и сопровождающие его лица.

У подножия специально сделанного для «ТУ-114», почти вдвое надстроенного по высоте, трапа Никиту Сергеевича Хрущева встречает Президент США Дуайт Д. Эйзенхауэр. Они здороваются.

— Очень рад Вас приветствовать на американской земле! — произносит Эйзенхауэр.

— И я рад Вас видеть, — отвечает Н. С. Хрущев.

Президент тепло приветствует спускающуюся по трапу супругу Н. С. Хрущева Нину Петровну и других членов семьи, сопровождающих лиц.

— Хрущев и Эйзенхауэр не нуждаются в том, чтобы их представляли друг другу, они виделись в прошлом дважды: в 1945 году, когда Эйзенхауэр был в Советском Союзе, и в 1955 году на совещании в Женеве. Но кто бы мог подумать, что им суждено будет так скоро встретиться в третий раз, на американском континенте, — приподнятым голосом сообщает в микрофон радиокомментатор.

Президент США сопровождает Н. С. Хрущева по разостланному на земле длинному красному ковру-дорожке к специальной площадке для официального церемониала встречи. Начальник протокольного отдела государственного департамента У. Бьюкенен представляет Н. С. Хрущеву и его супруге государственного секретаря США К. Гертера, постоянного представителя США в Организации Объединенных Наций Г. Лоджа, председателя объединенной группы начальников штабов генерала Н.Туай-нинга, а также других официальных лиц. Г-жа Гертер преподносит супруге Н. С. Хрущева Нине Петровне букет цветов. Букеты ярких цветов вручают Н. С. Хрущеву и сопровождающим его лицам дети сотрудников советского посольства в Вашингтоне, хотя по американскому протоколу делать этого не полагалось: чиновники госдепартамента, как они сами выразились, «пошли на первую уступку русским».

Д. Эйзенхауэр знакомится с членами семьи Н. С. Хрущева, прибывшими вместе с ним: дочерями Радой Никитичной и Юлией Никитичной, сыном Сергеем Никитичем — и с другими советскими гостями.

Журналисты обратили внимание на то, что в числе лиц, встречавших главу Советского правительства, почти не было военных. Не было их и в составе советской делегации, прибывшей вместе с Н. С. Хрущевым в США. На аэродроме в числе высокопоставленных представителей США находился лишь один военный — генерал Туайнинг. Его присутствия требовал этикет, поскольку в честь Н. С. Хрущева в Вашингтоне готовился военный парад.

Д. Эйзенхауэр и Н. С. Хрущев идут к почетному караулу. Командующий караулом генерал-лейтенант Кенуорти и вытянувшиеся в струнку четыреста солдат армии, флота, военно-воздушных сил и морской пехоты США салютуют Председателю Совета Министров СССР традиционным американским приемом «раффлз» (карабины выбрасываются четыре раза вперед и на плечи). Исполняются государственные гимны Советского Союза и Соединенных Штатов. Гремит артиллерийский салют из двадцати одного залпа в честь Н. С. Хрущева. Синие дымки вырываются из стволов гаубиц и, подхваченные ветром, тают в воздухе.

Командующий караулом докладывает Председателю Совета Министров СССР: «Сэр, почетный караул выстроен». Д. Эйзенхауэр и Н. С. Хрущев обходят ряды караула и шеренгу знаменосцев с флагами всех пятидесяти штатов США.

Глава Советского правительства и Президент США поднимаются на трибуну. Войска отдают еще один приветственный салют высокому гостю. К микрофону подходит Президент США. От имени правительства и народа Америки он тепло приветствует Никиту Сергеевича

Хрущева, его семью и сопровождающих лиц, выражая надежду, что их пребывание среди американцев будет интересным и полезным.

На трибуне у микрофона Н. С. Хрущев. Простым, непринужденным движением он вешает шляпу на столбик трибуны, и по лицам заметно, что этот простой жест пришелся по душе американцам.

— Мы приехали к вам с открытой душой и добрыми намерениями, — звучат над аэродромом, разносясь далеко-далеко за его пределами, слова главы Советского правительства. — Советский народ хочет жить в мире и дружбе с американским народом. Нет никаких препятствий к тому, чтобы отношения между нашими странами строились как отношения добрых соседей.

Никита Сергеевич передает сердечный привет и самые наилучшие пожелания американскому народу от народов Советского Союза, от Советского правительства и от себя лично.

Вспыхивают аплодисменты. Аплодирует, мягко улыбаясь, Президент, хлопают в ладоши тысячи встречающих. Президент крепко пожимает руку главе Советского правительства, и они спускаются к поджидающей их головной автомашине торжественной процессии. Это открытый черный лимузин «Кадиллак», используемый Д. Эйзенхауэром для парадных и торжественных поездок. На левом крыле автомобиля развевается большой флаг Советского Союза, а на правом — флаг США, такого же размера. Машина побывала за океаном. В 1955 году Д. Эйзенхауэр брал ее с собой в Женеву, когда там происходило совещание глав правительств четырех держав.

— Возможно, этой машине придется отправиться в новое путешествие, на новый «саммит» (встречу в верхах), — сказал нам шофер Президента, когда мы разговорились с ним на аэродроме, ожидая прилета «ТУ-114».

Д. Эйзенхауэр садится в машину между Н. С. Хрущевым и Н. П. Хрущевой. Оркестр играет бравурный марш «Белый дом».

Церемониал на аэродроме закончился. Советские гости и встречавшие их лица заняли места в автомашинах, которые, растянувшись на добрый километр, выехали на шоссе и направились к американской столице. Так началась первая поездка Н. С. Хрущева по американской земле.

Широкая автомобильная трасса проходит через штат Мэриленд. Оглушительно воют сирены. Открытую головную машину сопровождает многочисленный эскорт полицейских на мотоциклах.

Невысокие холмы, луга, рощи, молочные фермы — таков идиллический мэрилендский пейзаж. Однако идиллия нарушается многочисленными вооруженными полицейскими, охраняющими трассу. Как объявили газеты, по маршруту следования с базы Эндрюс в Вашингтон расставлено более тысячи полицейских в форме, двести полицейских в штатском, отряд агентов тайной полиции и службы безопасности госдепартамента. Оказывается, только в одном Вашингтоне было сосредоточено 15 тысяч человек «войск, полиции, детективов, национальной гвардии, агентов безопасности».

«Советский Премьер, — писала газета «Вашингтон пост», — прибыл в президентский дом для гостей под железным занавесом мероприятий по охране безопасности».

В этих условиях просто удивительно было наблюдать, как, прорвавшись через все полицейские кордоны, навстречу Н. С. Хрущеву выходило все больше и больше людей, собираясь на склонах холмов, концентрируясь у дорожных перекрестков. Число их постепенно увеличивалось, и, когда автомашины пересекли границу округа Колумбия, на территории которого расположен Вашингтон, вдоль шоссе уже стояли густые толпы американцев.

Машины въезжали в столицу через ее юго-восточную часть, где расположены негритянские кварталы. Здесь лишь изредка встречаются белые. Негры были первыми жителями американской столицы, которых увидел гость из Советского Союза. Прелестны были радостные, сверкавшие белозубыми улыбками негритянские дети, собравшиеся во дворах своих школ, где в тот день были прекращены занятия. Они прыгали, махали руками, кричали слова привета.

Первой достопримечательностью Вашингтона, которую можно было видеть из машин, был памятник Джорджу Вашингтону — огромный серый обелиск. Через несколько минут в поле зрения появился купол Капитолия— здания американского конгресса.

Едва вереница автомашин приблизилась к центру города, как их ход резко замедлился. Теперь они двигались со скоростью не сто километров, а не более десяти километров в час. Здесь, начиная с Индепенденс-авеню — проспекта Независимости, скопления людей стали очень большими, в особенности у здания министерства здравоохранения, образования и социального обеспечения, у Смитсоновского института и у здания министерства сельского хозяйства. А когда процессия достигла центрального района американской столицы, людской поток захлестнул все вокруг.

Нередко попадались плакаты, в том числе написанные по-русски. На одном выделялась такая надпись: «Сердечное приветствие Премьеру Н. С. Хрущеву — добро пожаловать в Вашингтон». Его держал Роберт Коннер, служащий продуктового магазина.

— Почему Вы принесли этот плакат? — спросили его местные репортеры.

— А почему бы и нет? Почему бы мне не обратиться к гостю с приятными словами!

«Вы — желанный гость, г-н Хрущев», — было выведено по-русски и по-английски на другом плакате. Его держали студенты — двадцатилетний Роджер Кнелбер и Альтон Хэлм.

Высоко в небе самолет, оставляя за собой дымный след, провел две перекрещивающиеся черты. Горожане, задрав головы, по-разному толковали значение этой эмблемы.

— Это крест! — говорил пессимистически настроенный вашингтонец. — Знак протеста против визита советского Премьера.

Другой, весело настроенный американец поддразнивал его:

— Это буква «X», его инициал! Это небо Америки приветствует Хрущева!

На перекрестке двух центральных магистралей — Индепенденс-авеню и 14-й улицы — начинается военный парад в честь советского гостя. Церемониальным маршем, с развернутыми знаменами проходят подразделения пехоты, военно-морского флота, ВВС, моторизованной и конной полиции. Восемь оркестров военных академий исполняют марши «Звезды и полосы», «Люди из Огайо», «Песня военно-воздушных сил» и другие.

На 14-й улице процессию возглавили воинские части всех родов войск и военный оркестр американских военно-воздушных сил. Начиная с этого момента процессия сомкнулась с военным парадом. Автомашины медленно двигались вдоль Нью-Йорк-авеню по живому людскому коридору. На площади Лафайета люди были везде: в окнах, на заборах, на крышах.

«Эта масса людей была самой большой, которую когда-либо видела столица США, когда в нее прибывал иностранный лидер», — отмечала на следующий день влиятельная газета «Балтимор сан».

Триста тысяч американцев, позабыв знаменитое изречение Франклина о том, что время — деньги, толпились на улицах.

Водитель нашей машины пожилой, приятно улыбающийся человек сказал нам:

— Я помню, когда сюда приезжала английская королева. Тогда, пожалуй, и половины такого скопления людей не было. А ведь это считалось у нас рекордом. Много видных гостей приезжало. Многих из них довелось возить и мне. Но такого интереса к приезжающим, как к советскому Председателю, я, право же, не припомню.

— А сколько вам лет? — интересуемся мы у него.

— Да уже за шестьдесят, теперь на пенсии. Но в связи с этим событием решил сегодня поработать. Меня приглашает в таких случаях госдепартамент. Вот мне тоже удалось посмотреть вашего Премьера. Он совсем не такой, как о нем писали у нас…

Какими словами можно охарактеризовать настроение тех сотен тысяч американцев, которые заполнили вашингтонские улицы в день приезда главы Советского правительства?

«Интерес» — вот одно из слов. Выступая несколько дней спустя на обеде, устроенном Экономическим клубом Нью-Йорка, Н. С. Хрущев шутил:

— Господин Вудман сказал, что в истории вашего клуба никогда еще не было такого наплыва желающих принять участие во встрече с гостем, как сегодня. Перед началом нашей встречи я сказал в шутку господину Вудману, что у нас в некоторых районах, жители которых никогда не видели, например, верблюда, возникает большое скопление народа, если верблюд появляется. Всем хочется его посмотреть, а кое-кто желает и за хвост его подергать.

Дружным смехом и аплодисментами были встречены эти слова. А Никита Сергеевич продолжал:

— Вы простите меня за шутку, но я хотел бы провести некоторую аналогию. Здесь собрался цвет капиталистического мира Нью-Йорка, да и не только Нью-Йорка. И вдруг среди столь избранной публики, привычной вам, появляется коммунист. Понятно, что возникает желание посмотреть на него, а если у него окажется хвост, то и подергать за него.

И вновь взрыв смеха раздался в зале.

Увидеть главу Советского правительства Никиту Сергеевича Хрущева, имя которого широко известно в Америке, посмотреть, как выглядит этот убежденнейший коммунист, — этого хотели многие люди. И подобными же чувствами были движимы не только деловые люди Нью-Йорка, но и тысячи жителей Вашингтона.

«Осторожность» — вот другое слово, характеризующее настроение чиновничьей толпы, встречавшей Н. С. Хрущева. Мы уверены, что не обидим вашингтонцев, называя толпу чиновничьей. Ведь в Вашингтоне 252 тысячи чиновников и только 17 тысяч промышленных рабочих. Служащие толпились на центральных улицах Вашингтона. Они временно вышли из дверей своих министерств, и каждый беспокоился о том, чтобы суметь возвратиться через эти двери обратно.

«Выжидание» и «надежда» — нам не хотелось бы отделять друг от друга эти слова. Это было выжидание, окрашенное надеждой, а не враждебностью. Люди ждали и надеялись, надеялись и ждали, что визит поможет развеять кошмар возможной ядерной войны, страх перед которой немыслимо заглушить даже столь распространенной в Америке сельтерской водой с бромом. Многолетняя бешеная пропаганда «холодной войны» не могла не оставить отпечатка в сознании какой-то части американского народа. В первые часы и дни многие еще не были уверены, следует ли приветствовать визит главы Советского правительства.

С чем можно было бы сравнить торжественную колонну автомобилей, двигавшуюся в этот солнечный день по улицам Вашингтона? Пожалуй, ее можно было уподобить атомному ледоколу. Словно атомный ледокол, крошащий арктические льды, она дробила лед «холодной войны», и было видно, как теплели лица людей, как оттаивали в приветственном жесте замороженные стужей маккартизма руки жителей Вашингтона.

Рассказывая о встрече в Вашингтоне, Никита Сергеевич говорил:

— В Соединенных Штатах я в первый день наблюдал такую картину: едем мы с Президентом; огромное количество людей стоит, кое-кто руку поднимает, машет, но я вижу — быстро отдергивает руку, словно прикоснется к электрическому току.

Вначале мне было трудно понять, в чем дело. Тогда я решил внимательнее всмотреться в лица людей, стоящих по обе стороны пути нашего следования. Я стал делать знак привета легким кивком головы, и многие начали отвечать мне тем же. В чем же было дело?

Никита Сергеевич объяснил, в чем было дело. Оказывается, по маршруту советских гостей, что называется перед самым носом колонны, проехала специальная автомашина. Газета «Нью-Йорк геральд трибюн» от 16 сентября свидетельствует, что эта «автомашина проехала вдоль маршрута с плакатом, на котором было написано: «Никаких приветствий, никаких аплодисментов — будьте вежливы и молчаливы»».

Государственный департамент позже опубликовал заявление, признавая, что такой инцидент действительно имел место, но машина, мол, шла не вдоль пути следования Н. С. Хрущева, а поперек. Но какая цена таким заявлениям, если за день до прибытия главы Советского правительства в столицу США та же самая злополучная автомашина исколесила вдоль и поперек город Вашингтон…

В редакцию газеты «Правда» в те дни поступило письмо из США за подписью «Друг». Вот как объясняет некоторые обстоятельства встречи Н. С. Хрущева американец, пожелавший остаться неизвестным.

«…Мотоциклы двигались такой плотной стеной, что нам было невозможно рассмотреть автомашину, в которой находился Хрущев.

«Где он был?», «В какой машине?», «Столько мотоциклов, что ничего не видно!» — слышались реплики вокруг меня.

А на тротуарах стояли люди, среди которых были такие, которые хотели бы приветствовать советского лидера, но ведь надо видеть того, кого хочешь приветствовать! И, во-вторых, кругом было столько полиции в штатском и тайных агентов, что в любом случае в условиях кампании, проводившейся радио и телевидением день за днем под лозунгом оказать Хрущеву холодный и молчаливый прием, поступать иначе — значило бы вести себя по меньшей мере «нездорово»».

…Но вот и конец пути. Миновав Белый дом, головная машина подрулила к светлому зданию в три этажа, с мансардой.

— Блэйр-хауз. Здесь будет жить господин Хрущев, — поясняет наш водитель.

Президент Д. Эйзенхауэр и Н. С. Хрущев поднимаются по ступенькам Блэйр-хауза и несколько минут стоят у входа в дом, пока их снимают фоторепортеры и кинооператоры. Радиокомментаторы с портативными передатчиками УКВ ведут репортаж…

— Перед нами сияющий Хрущев, слева от него улыбающийся Президент, еще левее — супруга Хрущева. Никогда Вашингтон не видел ничего подобного, — слышится поблизости от нас голос одного из комментаторов.

На пороге Блэйр-хауза Президент прощается с Н. С. Хрущевым. Вскоре он возвращается в Белый дом.

Перед Блэйр-хаузом многолюдно. Сотни глаз устремлены на это знаменитое здание. Горожане словно в первый раз видят этот особняк со свежевыкрашенным фасадом, вглядываются в окна, подъезд. Все в этом доме исполнено теперь особого смысла и значения.

Нам припоминается, что сказано о Блэйр-хаузе в справке госдепартамента: «В течение всего периода со времени его постройки Дом Блэйра играл видную роль в официальной и общественной жизни города Вашингтона и Соединенных Штатов. Четыре президента США — Джексон, Ван Бьюрен, Линкольн и Тафт — были близкими друзьями и частыми гостями выдающихся семей, которым принадлежал дом до 1942 года, когда он перешел в постоянное владение правительства США».

Блэйр, видный политический деятель и журналист середины прошлого столетия, принимал здесь Авраама Линкольна. Под крышей Блэйр-хауза в 1862 году Линкольн писал проект прокламации об освобождении негров от рабства.

Стариной веет внутри здания. В подсвечники ввернуты электрические лампы, но обстановка особняка сохранилась в значительной степени такой, какой она была сто лет назад. На стенах висят потемневшие литографии, много портретов. В буфетах и шкафах стекло и серебро ранней американской выделки, старинный английский фарфор из Лоустофта, коллекции предметов, связанных с эпохой Линкольна.

Советским гостям постарались создать в доме максимум удобств и даже пригласили повара, заявившего американским репортерам, что Блэйр-хауз будет обеспечен славянскими блюдами. В меню первого лэнча, поданного в доме советским гостям, действительно был украинский борщ.

Краткий отдых, и в Блэйр-хауз заезжает Генри Кэбот Лодж, чтобы сопровождать Н. С. Хрущева на первую беседу с Президентом Д. Эйзенхауэром.

В американской прессе сообщалось, что Лодж обстоятельно готовился к поездке по Соединенным Штатам с Н. С. Хрущевым. Он изучал все выступления и высказывания Н. С. Хрущева. С, какой целью? Мы увидим это позже.

В Белом доме все было подготовлено к первой встрече Президента США с Председателем Совета Министров СССР.

Как нам рассказывали американские репортеры, утром в воскресенье, 13 сентября, Президент присутствовал на проповеди в своей церкви, где шла служба «в пользу мира». На следующий день он до позднего вечера, нарушая предписания врачей, проводил совещания со своими ближайшими советниками, уточняя последние детали «генеральной стратегии» предстоящих бесед с главой Советского правительства. Еще утром 15 сентября недреманное око американских репортеров замечало необычное оживление в Белом доме. Туда подъезжали лимузины с ответственными сотрудниками госдепартамента и других правительственных ведомств, входили и выходили дипломаты стран — партнеров США, сновали курьеры.

Колеса огромной правительственной машины безостановочно вращались. Их бег за последние недели заметно ускорился…

Облеченный согласно американской конституции всей полнотой исполнительной власти, осуществляя одновременно функции главы государства и правительства, являясь главнокомандующим вооруженными силами и лидером выдвинувшей его на этот пост партии, президент США в своей работе опирается на разветвленный и сложный аппарат своих министров, советников, помощников и т. д.

Общая численность сотрудников канцелярии Белого дома и всего исполнительного аппарата правительственной администрации США составляет 2730 человек. При президенте имеется главный помощник, три его заместителя, два секретаря, три специальных советника, три помощника по административным вопросам, девять специальных личных помощников, четыре специальных помощника в канцелярии Белого дома, несколько специальных консультантов и довольно значительное число людей, носящих звание помощника заместителя помощника президента. Каждый специальный помощник располагает собственным штатом, состоящим нередко из десятка человек.

Невидимо для внешнего мира, но постоянно ближайшее окружение президента взаимодействует с политическими, финансовыми, промышленными кругами США, Механика этого взаимодействия в немалой степени зависит от личности президента. Но мы не будем вдаваться в тонкости американской государственной деятельности, достаточно отметить, что история США знала президентов, являвшихся покорным орудием в руках могущественных тузов биржи, банков, промышленности, и знала президентов, заставлявших внушать к себе уважение, прислушиваться к своему слову и считаться с ним даже тех, кто привык оставлять последнее слово за долларом.

Не может быть сомнения в том, что нынешний Президент США пользуется в стране большой популярностью. Произнося имя Д. Эйзенхауэра, многие американцы в первую очередь имеют в виду его роль во второй мировой войне как главнокомандующего союзными войсками, сначала на средиземноморском, а затем на западноевропейском театре военных действий.

Помнят об этой роли Эйзенхауэра и советские люди.

Беседуя с группой губернаторов американских штатов в Москве 7 июля 1959 года, Н. С. Хрущев сказал:

— Мы очень ценим дружбу, которая сложилась между советскими людьми и американскими в тот период, когда мы воевали против Гитлера. Я с большим уважением отношусь к вашему нынешнему Президенту, памятуя о той роли, которую он сыграл в этой войне. Когда он командовал союзническими вооруженными силами на Западном фронте, у нас не было никаких трений. Мы об этом помним, и мы это очень ценим. С тех пор советско-американские отношения ухудшились. Но мы хотели бы вернуться к тому дружественному сотрудничеству, которое имело место между нами в военное время.

Вскоре после окончания войны Д. Эйзенхауэр посетил Советский Союз и провел несколько дней в Москве и Ленинграде. С трибуны Мавзолея на Красной площади он вместе с руководителями Советского правительства наблюдал физкультурный парад 1945 года. После своей поездки в СССР Д. Эйзенхауэр писал в книге «Крестовый поход в Европу», что «при наличии взаимного доверия между Америкой и Советским Союзом никакие другие разногласия между государствами не могут представлять угрозу всеобщему единению и миру».

Много лет прошло, прежде чем правительство США предприняло первые конкретные шаги, чтобы на практике применить этот важнейший принцип.

Американские наблюдатели отмечали, что за последнее время Д. Эйзенхауэр проявляет большую, чем прежде, активность в международных делах. Как подчеркивалось в американской печати, если раньше Президент передоверял решение почти всех внешнеполитических вопросов Даллесу, то теперь он сам держит в руках руль внешней политики, что нашло свое яркое выражение в решении пригласить в США главу Советского правительства.

Н. С. Хрущев высоко оценил этот шаг американского Президента. Выступая на митинге в Москве 28 сентября 1959 года, он заявил:

— С этой высокой трибуны перед москвичами, перед всем своим народом, правительством и партией я должен сказать, что Президент Соединенных Штатов Америки Дуайт Эйзенхауэр проявил государственную мудрость в оценке современной международной обстановки, проявил мужество и волю. Несмотря на сложность обстановки, которая существует в Соединенных Штатах, он, человек, который пользуется абсолютным доверием своего народа, выступил с предложением об обмене визитами между главами правительств наших стран. Мы воздаем должное этой важной инициативе, направленной на укрепление дела мира. Предпринимая этот шаг, он был уверен, что мы примем протянутую им руку, поскольку мы неоднократно по этому вопросу обращались как к Президенту Эйзенхауэру, так и к другим главам правительств. И Президент США не ошибся в своих расчетах.

Президент тонко чувствовал пульс американской общественности, когда направлял в Москву свое приглашение. Недаром американский журналист Маркиc Чайлдс писал, что Д. Эйзенхауэр «обладает, образно выражаясь, высокой антенной, вибрирующей в ответ на раздающиеся вокруг него сигналы. В этом его сила и его слабость».

Решение Президента обменяться визитами с главой Советского правительства вызвало в США противоречивые отклики. Одни политики расценили акцию Президента как «признак силы», другие — «слабости». В кулуарах уолл-стритовской биржи, Капитолия, в салонах Вашингтона зашептали об «опасном Президенте» и его «рискованных прожектах». Нелишне напомнить, что подобная же возня и даже озлобление сопровождали любые шаги покойного президента Ф. Рузвельта, когда он в тридцатых годах показал себя сторонником нормализации советско-американских отношений.

Но Д. Эйзенхауэр знал, что делал. Первые же часы пребывания Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева на американской земле показали даже наиболее скептически настроенным людям в США, что Президента в его смелом начинании единодушно поддерживают миллионы его соотечественников.

Одна из ведущих американских газет — «Вашингтон пост» подметила связь между ростом популярности

Д. Эйзенхауэра в стране и проявленной им инициативой. «По мере того как реализуется первая фаза исторического обмена визитами между Эйзенхауэром и Хрущевым, личная популярность Айка (так сокращенно называют американцы своего Президента. — Авторы) в глазах американских избирателей достигает высшей точки», — писала газета.

Теплая встреча в Вашингтоне 15 сентября была в этом смысле показательной. Газета «Балтимор сан» свидетельствовала, что встреча явилась «пробным испытанием — первым конкретным образцом реакции американской публики на визит Хрущева. Важно указать, что данная проба совершилась в городе, где привыкли к именитым иностранным гостям и парадам в их честь, в городе, где население менее подвержено глубоким эмоциям, чем во многих других городах страны».

…В сквере перед Белым домом появления Н. С. Хрущева ждали тысячи людей. Они громкими аплодисментами приветствовали советского гостя, когда его машина подъезжала к правому, западному крылу Белого дома. У дверей Н. С. Хрущева встретил адъютант Президента, проводивший его через приемную в кабинет Президента. В приемной на стене висела картина «Весна идет» работы С. П. Подляского, экспонировавшаяся на советской выставке в Нью-Йорке. Д. Эйзенхауэр очень лестно отозвался об этом произведении советского искусства, и после закрытия выставки картина была преподнесена в дар Президенту.

Д. Эйзенхауэр любезно встретил Н. С. Хрущева у дверей своего кабинета, заботливо предложил ему кресло. Это была так называемая Овальная комната — сравнительно небольшое помещение, вот уже пятьдесят лет используемое президентами как их личный кабинет. Письменный стол, кресла вокруг него, картины и литографии на стенах — все это выдержано в строгом стиле. Из широких французских окон видны розарий и лужайки парка.

Библиотека президентского кабинета подобрана по вкусу его хозяина. Д. Эйзенхауэра «окружают» двадцать четыре тома Британской энциклопедии, пятьдесят четыре тома собрания «Великих произведений западного мира», включая книги Дарвина, Гегеля, Канта, Адама Смита, Маркса, Толстого и других авторов. Однако на рабочем столе Президента можно видеть больше «карманных» изданий, чем полных. Он предпочитает их, ибо они удобнее для чтения в поездках.

Прохожие, которым случается проходить поздно вечером мимо Белого дома, нередко видят свет на верхнем этаже западной стороны здания. Свет горит в комнате, примыкающей к спальне Д. Эйзенхауэра. Здесь Президент занимается живописью. Живопись, говорит он, — лучший отдых.

Снаружи резиденция Президента — это белый двухэтажный особняк, выдержанный в строгом классическом стиле. Здание было построено в 1792–1799 годах. Белый дом получил свое нынешнее название после 1814 года. Английские войска захватили Вашингтон во время войны с Соединенными Штатами и почти полностью сожгли центральную часть города. От резиденции Президента остались тогда одни стены. Впоследствии они были покрашены в белый цвет, чтобы скрыть следы пожара.

Сколько знатных сиятельных гостей принимал Белый дом за свою историю! Короли, президенты, шейхи, премьеры, лорды, маститые дипломаты ступали по коврам Белого дома. Теперь двери резиденции Президента распахнулись перед главой правительства первого в мире социалистического государства.

Многое, очень многое должно было свершиться за пределами Америки и внутри нее, прежде чем был сделан этот исторический шаг на пути развития советско-американских отношений.

С востока и запада, за тысячи километров на американский континент дули бодрящие ветры, и постепенно в Америке рассеивался туман, годами, десятилетиями висевший над страной, над ее образом мышления, психологией, поступками. Многое стало вырисовываться в своем истинном свете, в подлинных пропорциях.

Большие мысли, рождающиеся в народе, нередко отливаются в форме крылатых выражений, и появление крылатого слова всегда отражает народную мысль. Нам хотелось бы упомянуть об одном из наиболее ярких крылатых выражений, родившихся в Америке в дни визита, и пояснить его происхождение. Как известно, американцы часто приговаривают: «О'кей», — что означает «отлично», «хорошо», «все в порядке». Но сейчас в Вашингтоне говорят: «Кей о'кей». Что это значит?

Напомним, что в английском написании фамилия Н. С. Хрущева начинается с «К». По традиции американских газет фамилии выдающихся, известных всему миру политических деятелей обозначаются в статьях одной начальной буквой. Буква «К» по-английски произносится как «кей». Таким образом, выражение «Кей о'кей», звучавшее в те дни, означало «Хрущев, хорошо!», «Хрущев, все в порядке». Таковы, очевидно, суждения американскою народа.

«Вы — желанный гость!»—сказал Н. С. Хрущеву американский народ.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: