Глава 2 Психологизм в лирике Пушкина

В одном из рассказов, написанных в конце XIX в., есть такой диалог:

– Вы скажите мне, какой же Пушкин психолог?

– А то разве не психолог? Извольте, я приведу вам примеры.
И Никитин продекламировал несколько мест из «Онегина», потом из «Бориса Годунова».

– Никакой тут нет психологии, – вздохнула Варя. – Психологом называется тот, кто описывает изгибы человеческой души, а это прекрасные стихи и больше ничего.

– Я знаю, какой вам нужно психологии! – обиделся Никитин. – Вам нужно, чтобы кто-нибудь пилил мне тупой пилою палец и чтобы я орал во все горло, – это, по-вашему, психология...<...>

За него вступились офицеры. Штабс-капитан Полянский стал уверять Варю, что Пушкин, в самом деле, психолог, и в доказательство привел два стиха из Лермонтова; поручик Гернет сказал, что если бы Пушкин не был психологом, то ему не поставили бы в Москве памятника.

Психологизм – это попытка автора описать внутренний мир героя художественными средствами. «Психологизм» – литературоведческий термин, который традиционно относят к нескольким авторам, в первую очередь к Толстому и Достоевскому, затем к Тургеневу с его «тайным психологизмом».

Психологом можно назвать писателя, который в произведении вскрывает внешнюю и внутреннюю правду факта. Внутренняя достоверность изображения человеческого чувства присуща Пушкину. Самый яркий пример -  «Онегин». Сцена дуэли. Онегин стреляет в Ленского. Зарецкий: «Ну что ж, убит». «Убит! Сим страшным восклицаньем сражен Онегин...» Констатация факта внутренне слышится Онегиным как восклицание. Подобных примеров множество.

Для меня лично Пушкин – великий психолог, потому что великий поэт и великий художник, а художественная правда должна быть и психологически достоверна. Конечно, у Пушкина нет «исповедей», огромных внутренних монологов, выверенных читаемых жестов, но тем не менее он психолог.

Разумеется, Пушкина едва ли можно назвать вершиной русского психологизма в русской литературе. Писатели второй половины XIX в. иначе взглянули на человека. Тургенев, Толстой, Достоевский достигли непревзойденных вершин в области создания психологического портрета.

Поскольку произведений Пушкина много и они очень разнообразны, разнохарактерны и разножанровы, можно сказать, что, помимо многих других аспектов, Пушкина занимает еще и этот – психология.

В стихах Пушкина для читателей всегда был важен, прежде всего, сам Пушкин как поэт и человек.

На мой взгляд наибольший психологизм проявляется в стихотворениях посвященным двум важным тема в творчестве поэта – тема о назначении поэта и поэзии и в любовной лирике.

«Его лирические стихи – это фазы его жизни, биография его души, - пишет А.И.Герцен, - в них находишь следы всего, что волновало эту пламенную душу: истину и заблуждение, мимолётное увлечение и глубокие неизменные симпатии…»[1].

Духовный опыт Пушкина был огромным не только потому, что он был необычайно «отзывчив» и «откликнулся» на многие выдающиеся события своей эпохи.

Стихотворения Пушкина о предназначении поэта и поэзии

В жизни каждого человека наступает момент, когда он вдруг начинает задумываться о цели и смысле жизни, о проблемах соотношения личности и бытия, о своем месте в мире людей, и каждый, наверное, испытал мучительную боль, не находя ясных ответов на поставленные вопросы.

Во все времена проблемы бытия особенно волновали передовых представителей человеческого общества, в том числе и художников слова — поэтов и писателей.

Но ни в одной литературе мира «проклятые вопросы», как назвал их Достоевский, не стояли так остро, как в русской. По словам Евтушенко, во все времена «поэт в России больше, чем поэт».

И, конечно же, эти вопросы не могли не волновать гениального поэта Пушкина, явившегося «началом всех начал» в русской классической литературе. И психологизм этих стихотворений тоже был особый. Возьмем для анализа стихотворения Пушкина «Пророк».

Пророк»

«Пророк» — стихотворение о поэте и поэзии, о назначении поэзии. Все слова стихотворения в «Пророке» имеют существенный момент: это библейская символика и славянизмы.

Почему? Да потому, что слишком высоко было представление А. С. Пушкина о творческом даре и миссии поэта. И эта высота требовала сравнений с образами самыми возвышенными:

Бог, пророк, серафим.

Эти слова торжественны и величавы. Прочитывая их, человек настраивается на определенный лад, на определенную атмосферу. И атмосфера эта «самого высокого напряжения».

Нужно упомянуть, что стихотворение было написано в 1826 году, когда уже свершилась казнь над друзьями поэта — декабристами и когда передовые люди России оказались в пустыне отчаяния, на перепутье веры в возможность демократических перемен. Тяжелую безысходность положения ощущает лирический герой стихотворения.

С появлением шестикрылого серафима начинается духовное перерождение человека:

...Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон...

Люди отвергают сверхзоркость и суперслух. Им открывается весь мир во всем его многообразии форм и звуков. Человек получает качества древнего и величественного мира природы:

...Зоркость орлицы и мудрость змеи.

Более того, серафим избавляет заблудившегося в пустыне неверия человека от его греховной сути:

...И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый...

Очень важно, что очищение, освобождение от греха сопряжено с адскими муками, со страданиями. Ибо только страдание может привести человека к духовному воскрешению:

И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал...

Чтобы стать пророком, чтобы познать истину, нужно отрешиться, отстраниться от мук сердечного трепета, от страха, от всего того, что так присуще слабому духом человеку.

Наконец, лирический герой получает все необходимые качества пророка, но остается в бездействии, «как труп». В чем же причина? Разгадка проста. Ему не хватает главного — цели, которую знает только Всевышний.

Тема стихотворения — поэт и поэзия — подразумевает проблему: в чем заключается предназначение поэта и поэзии? Расшифровав поэтическую аллегорию, психологически тонко зашифрованную поэтом, можно прийти к выводу, что истинный поэт — это человек, наделенный возможностью проникать в загадочные глубины окружающего мира. Глазам его открыта тайна бытия, слух его необычайно чуток, язык его лишен лжи, а цель его определена самим Богом:

...Глаголом жги сердца людей.

Поэт призван своим вещим, пророческим словом будить сердца людей к добру и благородным порывам. Таково высокое гуманистическое призвание поэта и такова главная идея стихотворения «Пророк».

А. С. Пушкин мастерски воплощает свою идею в лаконичных и выразительных строках. Стихотворение написано ямбом, что придает ему чеканное и мужественное звучание.

Большую роль здесь играет употребление старославянизмов (перстами, зеницы, уста, виждь, внемли). Архаичная лексика придает стихотворению особую торжественность и силу.

Не случайны и частые повторы (половина строк стихотворения начинается с союза «и»). Повторение нагнетает напряжение, связанное с муками перерождения человека и пророка.

И наконец, особую яркость и психологичность происходящему придают неповторимые эпитеты: (перстами) легкими, вещие (зеницы), (язык) празднословный и лукавый, (жало) мудрыя, (уста) замерзшие, (сердце) трепетное.

Каждый из этих эпитетов несет определенную эмоциональную нагрузку: легкими — легкое прикосновение, мягкое, осторожное; вещий — предвидящий будущее, пророческий; празднословный и лукавый — коварный, хитрый; мудрыя (мудрый) — обладающий большим умом, основанный на знании, опыте; трепетное — взволнованное.

Единство своеобразной идеи с оригинальным языковым средством, выражающим эту идею, и создает то потрясающее впечатление, которое производит на читателя стихотворение «Пророк».

«Глаголом жги сердца людей» — это как завет, исполненный поэтом. Наверное, поэтому поэзия А. С. Пушкина точно озарена светом вечности и мотивом жертвенности. Но принесенная жертва не напрасна. Энергия находит выход в повелительном «жги» последней строки. И пушкинские стихи жгут.

Поэт выделяется из общей массы. Он выше ее. Поэт — избранник, но это избранничество покупается муками творчества, благодаря которым поэт становится пророком. Эта мысль развивается в стихотворении «Пророк», посвященном теме поэта и поэзии. Особенно сильно звучит мотив избранничества.

В стихотворении говорится о свойствах, которыми должен обладать поэт в отличие от обыкновенного человека, чтобы достойно выполнить свою миссию.

В этом стихотворении Пушкин обращается к библейской мифологии: вместо поэта — пророк, вместо Аполлона — еврейский бог, вместо Музы — серафим. Будущий поэт томится «духовной жаждою» «в пустыне мрачной» — в косном, бездуховном человеческом обществе. Посланник Бога — серафим преобразует всю природу человека, чтобы сделать из него поэта-пророка. У человека открываются глаза:

Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.

Теперь он видит то, что не может видеть обыкновенный человек, слышит полет ангелов и рост травы. Серафим дает человеку вместо языка «жало мудрыя змеи», вместо трепетного сердца «угль, пылающий огнем, во грудь отверстую водвинул». Но этого преобразования недостаточно, чтобы стать настоящим поэтом («Как труп в пустыне я лежал»), нужна еще высокая цель, высокая идея, во имя которой творит поэт и которая оживляет, дает смысл, содержание всему тому, что он так чутко видит и слышит. Эта цель образно обозначена как «Бога глас, взывающий к пророку, как воля Бога, наполняющая его душу и повелевающая ему жечь сердца людей своим поэтическим словом — глаголом, показывая подлинную правду жизни:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли...»

Пушкин утверждает, чтобы стать настоящим поэтом, нужна высокая цель и идея, во имя которых поэт и творит, которые оживляют и придают смысл тому, что он так чутко и глубоко видит и слышит:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

 

Тема назначения поэта и его поэзии главенствует в творчестве Пушкина. Мотив высокого предназначения поэзии, её особой роли в обществе слышен в стихотворениях «Пророк» (1826), «Поэт» (1827), «Поэту», «Поэт и толпа», «Осень» (1833), «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» (1836), «Странник» (1835) как лирическая медитация на тему бессмертия поэта в мире смерти и тления, соотношение духовной миссии Христа, соединяющего в себе пророка, священнослужителя и царя. В этих стихотворениях Пушкин высказал свои взгляды на проблему поэта и поэзии в обществе. Наиболее ярко эти мысли отразились в стихотворении «Странник».

Философская лирика Пушкина также проникнута психологизмом и отражает осмысление поэтом важных тем человеческого существования: размышления о жизни и смерти, о взаимоотношении добра и зла. К философской лирике можно отнести стихотворения Пушкина о природе, в которых отражается вечное течение жизни, неподвластное человеку. В стихотворениях о природе Пушкин воплощал свое представление о мировом устройстве. Человек мыслится у Пушкина как составная часть природы. Рождение, детство, юность, зрелость, старость и смерть воспринимаются поэтом как естественные вещи и не вызывают в нем протеста или недоумения. В его отношении к природе нет романтического надрыва, природа у Пушкина мудра и справедлива. Пушкин преклоняется перед самим чудом жизни, и она в его лирике прекрасна в любых своих проявлениях.

К философской лирике можно отнести стихотворения, где Пушкин излагает свои воззрения на устройство человеческого общества. Например, стихотворение «Анчар» (1828). Образ анчара, возникающий в первых строках стихотворения, безусловно, метафоричен. Анчар – воплощение мирового зла, его символ.

Но человека человек

Послал к анчару властным взглядом,

И торт послушно в путь потек

И к утру возвратился с ядом.

 

Пушкин в этих строках намеренно воздерживается от введения противопоставления властелин/ раб. Здесь оба действующих лица сознательно уравнены – «человека человек». При этом вина за то, что он послал другого к анчару «властным взглядом», а на другом – за то, что он «послушно в путь потек». Вина раба усиливается строками:

Принес – и ослабел, и лег

Под сводом шалаша на лыки,

И умер бедный раб у ног

Непобедимого владыки.

А царь тем ядом напитал

Свои послушливые стрелы

И с ними гибель разослал

К соседям, в чуждые пределы.

 

Таким образом, стихотворение превращается в своего рода в философскую аллегорию об ответственности всех и каждого за то зло, которое творится на свете. И вина раба здесь ни чуть не меньше, чем вина властелина. Рабство – лишь оборотная сторона тирании, и существовать они могут только вместе. До тех пор, пока есть рабы, будут и властелины, и именно рабство души, внутренняя несвобода в первую очередь порождают зло.

Миру людей противопоставлен разумный, мудрый мир природы:

К нему и птица не летит,

И тигр нейдет…

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: