Конфликтология универсальных прав

Конфликтология универсальных прав

С. Королёв, (г. Москва, Институт государства и права РАН)

Поднимаются актуальные вопросы генетики универсальных прав человека, в том числе соотношение либеральных свобод и социальных прав, соотношение свободы и правоспособности, соотношение публичных и частных прав индивидов.

Генетика универсальных прав человека. Соотношение либеральных свобод и социальных прав.

Универсальные права человека, по образному выражению И.-В. Гёте, это такие права, которые «рождаются вместе с нами». Продолжая эту метафору, можно сказать: универсальные права - это такие права, которые не умирают вместе с нами. Наконец, если додумать эту мысль до завершения, то мы придем к платонизму, а именно: фундаментальные права действуют императивно (буквально, посредством отдельных индивидов), от которых эти права не зависят ни по форме, ни по содержанию.

Данная статья представляет собой попытку рассмотреть проблематику прав человека в платоническом, и поэтому конфликтологическом аспектах. При таком подходе становится дискуссионной господствующая либерально-демократическая парадигма прав человека и гражданина. Прежде всего, следует развести характеристики онтологического человека, с одной стороны, и буржуазного гражданина (реального или потенциального собственника), с другой. Итак, гражданин, начиная с эпохи Нового времени и до сих пор, является буржуазным носителем свобод, т.е. незапретов действовать (или бездействовать) в той или иной ситуации, как правило, связанной с защитой или приумножением частной собственности. Этот же гражданин по необходимости, но как бы вторично является и носителем универсальных прав человека. Другими словами, объем буржуазной правоспособности зависит всегда от того, насколько данный носитель прав одновременно является носителем собственности. Если он не обладает собственностью, представляющий какой-либо интерес для кого бы то ни было, то данный субъект обладает по преимуществу номинальной, т.е. плохо реализуемой правоспособностью (не случайно английское слово «interest» одновременно имеет значение «процент»).

В рамках либерально-демократической идеологии произошла двусмысленная метаморфоза, которую в логике называют «pars pro toto», а именно родовое понятие человека представлено здесь лишь одним своим аспектом (понятием собственника). Целостное представление о человеке в рамках рассматриваемой идеологии втиснуто в более узкое понятие «гражданина»: человек, как таковой, мыслится лишь как реальный или потенциальный собственник. Тем не менее, человек иной цивилизации и/или другой эпохи вовсе не обязан быть - и часто не ощущает себя «гражданином» в европейском значении этого слова, но при этом он всегда остается носителем определенных фундаментальных прав и обязанностей.

Отсюда, становится необходимым и другое важное разграничение между системой прав человека, с одной стороны, и системой свобод гражданина, с другой. Свобода индивидуалистична по своей природе, она не требует какого-либо положительного действия со стороны кого бы то ни было, она требует лишь воздержания от посягательств. Свобода индивида реализуется всегда посредством невмешательства чужого или даже враждебного субъекта в запретную зону личной свободы. Таким образом, в контексте социальных отношений свобода одного всегда основана на несвободе другого. Идеология свободы для своего возникновения неизбежно предполагает наличие развитой этики воздержания, т.е. в конечном счете этики Свободы в отношении всевозможных «дозволений». Другими словами, уважать свободу иного субъекта, может лишь тот, кто имеет власть над самим собой.

Либеральное государство должно обеспечить для свободы индивида соответствующий режим, но не имеет каких-либо положительных обязательств в отношении этих индивидов. Напротив, действительное право в отличие от свободы всегда предполагает «симметричное» сосуществование иного субъекта, который обязан это право выполнить. Если индивидуальная свобода требует замыкания индивида в рамках своей одинокой индивидуальности, то субъективное право всегда социально ориентированно, оно не может реализоваться без положительных действий носителей конкретных обязанностей.

Систематика универсальных прав человека.

Соотношение публичных и частных прав индивидов

В рамках первого разграничения между правами индивида публично-правового характера и правами индивида частноправового характера, по мнению Еллинека, следует различать три момента: 1) притязание субъекта права, 2) (временное) отчуждение этого притязания и 3) погашение(утрата) или передача указанного притязания [29, с. 55]. Все указанные моменты присущи субъективным правам в собственном смысле, т.е. правам частноправового содержания, но не являются столь же бесспорными характеристиками субъективных прав публично-правового типа.

Более того, как полагает Георг Еллинек, притязания всегда носят конкретно-актуальный характер, и являются, так сказать, тос1ш operandi частноправовой способности индивида. Напротив, права носят абстрактно-потенциальный характер и, соответственно, отличаются некоторой неопределенностью и безадресностью. Именно права, а не притязания, являются modus operandi публичной правоспособности граждан. В любом случае, публичное субъективное право всегда трансформируется в частноправовое притязание, прежде чем такое право приобретает юридический смысл.

«Хотя запрет, нарушать мое право собственности, обращен ко всем, притязание на устранение или отмену такого нарушения возникает у меня лишь в отношении того, (конкретного - С.К.) индивида, который уже каким-то образом начал осуществлять такое нарушение» [29, с. 55].

Как бы то ни было, частное субъективное право «принципиально отделимо от своего носителя посредством волеизъявления самого этого носителя» [29, с. 55]. Однако вопрос о том, в какой степени данное обстоятельство характеризует природу публичного субъективного права, до сих пор остается открытым. В самом деле, может ли индивид произвольно и в одностороннем порядке отказаться от гарантированных конституцией демократических ценностей, например, отказаться от субъективного избирательного права? Или, заостряя проблему, может ли индивид отказаться даже от права на жизнь?

«Ползучая легализация» суицида вроде бы свидетельствует об абсолютной свободе индивида даже в отношении «отказа» от права на жизнь. Полуязыческие раздумья Гамлета уже не терзают современных неопага-нистов, очутившихся на пороге рокового решения. Их «трусами не делает раздумье». Ведь им уже неведом

«... страх чего-то после смерти -Безвестный край, откуда нет возврата Земным скитальцам...» [14.2 т. с.194-195].

Однако публичное субъективное право тем и отличается от частного субъективного права, что защищает не только — и даже не столько — интересы единичного субъекта, сколько определенную характеристику Человеческого, или, другими словами, конкретную антропологическую ценность. В этом смысле объективное право на жизнь защищает в субъективном праве на жизнь конкретного «Иванова, Джонса или Крюгера» ценность человеческой жизни как таковой. Следовательно, суицид в принципе ничем не отличается от любого иного «человекоубийства». Отсюда можно сделать предварительный вывод, что среди основных прав человека некоторые из них образуют принципиально неотчуждаемое ядро. От таких прав их носители отказаться не могут, не отрицая в себе некоторые фундаментальные характеристики homo juris («человека права», «человека внутри правопорядка»).

Идея рефлексного права

Рассмотрим второе разграничение между публичным субъективным правом и так называемым рефлексным правом. Здесь возможны три «чистые теории».

Первая восходит к известному немецкому государствоведу XIX века фон Герберу (v.Gerber). Согласно его монистической теории существует только объективный правопорядок. Его целью является исключительно вполне в духе Аристотеля общее благо. Однако при осуществлении этой цели государство косвенно реализует частные интересы отдельных индивидов. В этом случае соответствующие нормы законодательства - но только в данной ситуации и в отношении данных частных лиц, как бы трансформируются в рефлексное право, т.е. субъективное право, буквально отраженное или производное от объективного правопорядка. Например, в рамках этой теории снижение экспортных пошлин преследует лишь определенную макроэкономическую цель. При этом некоторые экспортеры могут получить определенную выгоду, однако они не приобретают право на эту выгоду. Иначе говоря, государство не берет на себя обязательства отныне впредь и навсегда связывать судьбу «общего блага» с интересами данной группы хозяйствующих субъектов.

Вторая также монистическая теория является противоположностью первой. В рамках этой ультрасовременной теории система публичных субъективных прав фактически представляет собой principes generaux du droit, les principes ou garanties fondamentales, составляющих остов, или каркас объективного права. Другими словами, государство должно раствориться в обществе. Общее благо представляет собой лишь сумму индивидуальных интересов. Роль «рефлексного» права здесь играет сам объективный правопорядок, который выступает как сумма личных и корпоративных притязаний. Правопорядок призван отражать псевдоюридические притязания общественного мнения. Объективное право при таком подходе должно лишь выполнять роль относительно неподвижной инфраструктуры, которая позволяет обеспечить временную интеграцию быстро меняющихся конъюнктурных частных и корпоративных интересов. Соответственно, наиболее устойчивые частные и корпоративные интересы фактически отождествляются с системой публичных субъективных прав.

Третья смешанная теория в принципе наиболее верна. Согласно этой теории, с одной стороны, существует объективный правопорядок как самостоятельная ценность (следовательно, возможным является и рефлексное право в смысле теории фон Гербера). С другой стороны, как самостоятельная ценность действует и система публичных субъективных прав (и в этом смысле некоторые аспекты объективного правопорядка также могут рассматриваться как рефлексы основных принципов права).

Однако смешанная теория невозможна как строго дуалистическая. Так или иначе смешанная теория синтезирует два уже рассмотренных концептуальных подхода: в одном случае объективный правопорядок будет первичен по отношению к системе фундаментальных принципов права или системы публичных прав. Во втором случае, напротив, объективный правопорядок будет производным от системы публичных прав, или principes generaux du droit. В первом случае государство получает возможность более четко формулировать цели «общего блага». Во втором случае, становится возможным в большей степени учитывать либеральные (индивидуалистические) ценности.

Субъекты услугоспособности

Как уже отмечалось, в относительно дифференцированном сообществе услугоспособность всегда носит специализированный и, соответственно, ограниченный характер. Это означает, что особым (и относительно привилегированным) статусом должны пользоваться, во-первых, потенциальные услугоносители (подрастающее поколение). Для них правопорядок должен обеспечить предпосылки для овладения социально необходимыми специализациями. Во-вторых, иным (иначе привилегированным) статусом должны обладать услугоносители, уже исчерпавшие свой ресурс и/или утратившие свой статус по объективным причинам (пенсионеры, инвалиды, военнослужащие, уволенные в запас и т.п.).

В-третьих, специальным статусом должны обладать услугоносители, утратившие социально-полезные качества по субъективным причинам (все люмпенизированные бывшие специалисты). Такой статус должен с одной стороны поощрять стремление тех носителей статуса, которые стремятся повысить ресурс своей услугоспособности и, напротив, репрессивно воздействовать на тех, кто стремится жить за счёт всего сообщества (free-riders). В-четвертых, в целях самосохранения правопорядок должен удерживать в сфере минимальных обязанностей маргинальные слои населения. Речь идет о пассивных или низших маргиналах, которые изначально, ввиду какой-то неотвратимой силы, не обладают качеством услугоспособности, т.е. не способны долговременно, надежно и на достаточном уровне качества оказывать специализированные услуги.

Наконец, в-пятых, в целях самосохранения правопорядок должен создавать социальный вакуум в окружении активных или высших маргиналов, и тем самым не столько искоренять, сколько по возможности переводить их асоциальную гиперактивность в менее одиозные формы. Речь идет о негативных услугоносителях (специалистах по социально вредным и особенно деструктивным «услугам»). Среди таких субъектов нередко встречаются высоко одаренные люди, которые ввиду опять-таки необъяснимых социологических законов - сознательно выбирают зло. Однако многие негативные услугоносители часто способны оказывать и позитивные услуги. Более того, некоторые из них предпочли бы это делать при более благоприятных условиях. Таким образом, и для высших маргиналов всегда должен быть открыт «узкий путь» в сообщество нормальных услугоносителей.

Как ни парадоксально, внутри сообщества негативных услугоносителей действует жестко отлаженная структура взаимных прав и обязанностей. От нормального правопорядка (для умеренных, усредненных людей) негативный или теневой «правопорядок» отличается дифференцированной и частично иррационально кастовой организацией, слабой дифференцированностью и жестокостью наказаний за нарушение внутреннего кодекса правил, отсутствием некоторых фундаментальных принципов права, например, принципа формального равенства (что, впрочем, является следствием кастовой природы негативного правопорядка).

Указанные различия агентов (по объему и характеру услугоспособности) делают необходимым различать и правоспособность соответствующих индивидов. Прежде всего, следует различать услугоспособность частноправового характера и услугоспособность публично-правового характера. Первый вид услугоспособности отличается характеристиками:

а) симметричности (формального равенства контрагентов),

б) преобладанием свободного и совместного волеизъявления сторон,

в) преобладанием диспозитивного метода регулирования отношений. Второй вид, напротив, отличается характеристиками:

а) асимметричности (неравенства статусов соответствующих контрагентов),

б) преобладанием односторонних волеизъявлений со стороны носителя более высокого статуса (например, со стороны государственного органа),

в) преобладанием императивного метода регулирования отношений.

В свою очередь, публично-правовая услугоспособность может быть реализована в двух видах:

1) в виде восходящей услуги, например, от рядового гражданина в адрес государства,

2) в виде нисходящей услуги, например, от муниципального органа в адрес конкретного жителя. Специфика этих услуг заключается в том, что они не являются трансакциями, т.е. одновременным и адресным взаимообменом. Данное обстоятельство логически следует из таких указанных характеристик, как асимметричность и односторонность этих услуг. Однако в условиях господства либеральной идеологии государство стремиться минимизировать как объем, так и характер нисходящих услуг. Соответственно, в условиях социального государство правительство вынуждено увеличивать объем и характер указанных услуг.

Напротив, рядовые граждане в подавляющем большинстве заинтересованы лишь в минимизации восходящих услуг, субъектами которых они являются, но личную выгоду от которых они либо не ощущают вовсе либо считают весьма недостаточной. Впрочем, степень минимизации восходящих услуг тем меньше, чем приближеннее к рядовому гражданину адресат данной услуги. Например, услуга индивида в адрес компактного муниципального сообщества будет более результативной, чем услуга для государства вообще, особенно крупного государства.

Следует отметить, что небольшое муниципальное образование в отличие от государства вообще в принципе не нуждается в позитивированном праве. Правда, для этого должны быть обеспечены, по крайней мере, следующие условия:

1) в данном сообществе социальные отношения должны находиться под контролем структурно взаимосвязанного и компактного микро-сообщества услугоносителей,

2) политическая жизнь в муниципалитете должна лишь отображать, но не разрушать сложившуюся структуру отношений между услугоносителями,

3) все услугоносители должны отличаться корпоративным сознанием и мгновенно реагировать на любые попытки деструктуризации сложившейся системы услуг. Таким образом, компактное и обозримое сообщество услугоносителей в состоянии автоматически генерировать и поддерживать правопорядок в режиме обычного права, т.е. в пограничной ситуации даже вопреки позитивированному (государственному) праву.

Вместо заключения

Критерием человечности является правоспособность, которая, в свою очередь, по Иерингу, означает обязанность перед самим собой. «Юридические инвалиды» и «юридически усопшие» не ощущают такой обязанности. Отсюда они не испытывают потребность в реализации социальных обязанностей, ибо социально ориентированное поведение всегда триалистично и предполагает

1) необходимость выполнения адресных обязанностей в отношении некоторых других,

2) необходимость выполнения безадресных обязанностей или долга перед обществом вообще:

3) необходимость выполнения обязательств перед самим собой.

Кстати, конфликтогенностъ универсальных прав является нормальным способом их реализации. Таким образом, плох ни конфликт сам по себе, а характер конфликта. Другими словами, следует различать конструктивные и деструктивные конфликты ценностей. Например, нормальный услугоноситель может отдать предпочтение третьей ценности социально-ориентированного поведения и, следовательно, избрать стратегию «врастания в Человеческое в себе самом» («путь монаха»). Неизбежно при этом две другие ценности социально-ориентированного поведения будут подчинены избранной стратегии. Во внешнем проявлении обязанность перед самим собой часто требует минимизации диффузных (случайных) социальных контактов и соответствующих адресных обязательств, а также порой радикального сокращения объективных возможностей реализации долга перед обществом («путь юродивого»).

Услугоноситель, какую бы из трех основных стратегий социального поведения он ни избрал, готов и умеет жить в условиях постоянного конфликта. Что же касается «юридических инвалидов» и тем более «юридически усопших», то они страдают как раз хронической конфликтофобией. Они не способны удержать и направлять неизбежный конфликт ценностей как внутри, так и вовне себя, поэтому этот конфликт подавляет и, в конечном итоге, уничтожает их человеческие характеристики.

Система прав человека представляет собой принципиальное единство прав и обязанностей не только в том общеюридическом смысле, что каждый человека является носителем прав лишь поскольку в других отношениях он является носителем юридических обязанностей. Принципиальное единство прав человека означает (в духе Иеринга), что каждый человек обязан бороться за свои права и управомочен удерживать свои обязанности.

Услугоноситель (как субъект права par excellence) преодолевает дуалистическую природу буржуазного субъекта правоотношений. Если последний попеременно выступает, то как носитель прав, то как носитель обязанностей, то первый всегда реализует свое право как обязанность, а обязанность — как право.

Парадокс основных прав заключается в том, что их универсализм не следует понимать номинально. С одной стороны, универсализм требует, чтобы основные права являлись правами «всех» и, причем, любых «всех». С другой стороны, основные права — это всегда права, реализованные при непосредственном усилии конкретного индивида. Отсюда, как уже отмечалось, возможность конфликтов внутри основных прав, во-первых, между универсальным международно-правовым каталогом, в котором все права являются равноценными, с одной стороны, и национальными, конституционно-правовыми каталогами, в которых могут отдаваться предпочтения лишь некоторым универсальным правам в зависимости от характера цивилизации и/или национальной доктрины, с другой. Во-вторых, конфликты возможны и внутри национальных каталогов, например, между каталогом прав титульной нации и каталогами меньшинств, входящими в данное государство. В-третьих, возможны, так сказать, и латентные локальные конфликты между системами ценностей отдельных меньшинств, которые актуализируются, как правило, лишь в более грубой форме этнических конфликтов.

В условиях такой многоступенчатой конфликтологии наименее значимыми являются все опосредованные и/или промежуточные каталоги основных прав, поскольку именно на этом уровне основные права человека выступают в наиболее идеологизированной форме. Тут уместно выдвинуть следующую гипотезу: чем компактнее и, следовательно, однороднее, сообщество, тем легче система его социальных ценностей укладывается в масштаб универсального каталога, декларированного на уровне международного права.

Напротив, государственно-правовые каталоги наименее уживчивы как друг с другом, т.е. по горизонтали, так и в отношении каталогов высшего и низших уровней, т.е. по вертикали. Именно государственно-правовой вид каталогов является, на наш взгляд, главным источником деструктивной конфликтологии универсальных прав, во-первых, в отношении слишком абстрактных ценностей, декларированных на уровне международного права и, во-вторых, в отношении каталогов меньшинств, т.е. каталогов реально действующих на уровне компактных относительно однородных сообществ.

Итак, основные права человека

1) могут быть лишь декларированы, но не могут действовать в качестве прав большинства,

2) различные меньшинства, напротив, при защите своих интересов часто успешно апеллируют к юридической фикции, т.е. глобальному человечеству как носителю универсальных прав человека и

3) действительная реализация этих прав всегда происходит на уровне отдельных индивидов, которые, однако, выступают не в качестве «самодостаточных робинзонов», а в качестве персоналистических агентов, наиболее адекватно представляющих ценности определенного микросообщества.

Список литературы

1. Бердяев Н.А. Философия неравенства. М.: ИМА-пресс, 1990.

2. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990.

3. Гофф Ж.. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

4. Камю А. Бунтующий человек. М., 1990.

5. Камю А. Миф о Сизифе: эссе об абсурде // Сумерки богов. М., 1989. С. 222.

6. Лосев А.Ф. Философия, мифология, культура. М., 1991.

7. Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993

8. Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.: Наука, 1969.

9. Самосознание европейской культуры XX века / Сост.Гальцева Р.А.М., 1991. Ю.Соловьёв Вл.С. Сочинения. В 2 т. М.: Мысль, 1988.

11.Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

12.Флоренский П.А. Имена // Опыты /Сост.Гулыга А.В. М., 1990. С. 351.

13.Homo juridicusMaTepnanbi конференции по юридической антропологии / Отв. ред. Н.И. Новикова, А.Г.Осипов. М., 1997.

14.Шекспир В. Комедии, хроники, трагедии. М.: Худ.лит., 1988.

15.Шпенглер О. Закат Европы. М.: Искусство, 1993.

16.Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 1997.

17.Агоп R. Essai sur les libertes. Paris, 1965.

18.Baechler J. La solution indienne: Essai sur les origines du regime des castes. Paris, 1988.

19.Bruckner P. Le sanglot de 1'homme blanc: Tiers-monde, culpabilite, haine de soi. Paris, 1983.

20.Burckhardt W. Die Organisation der Rechtsgemeinschaft. Basel, 1927.

21.ChanteboutB. Droit constitutionntl et science politique. Paris, 1978.

22.Defois G.L. Occident en mal d'espoir. Paris, 1982.

23.Ehrlich S. Pluralism on and off course. UK, 1982.

24.Ferrarotti. R. The myth of inevitable progress- London etc., 1985.

25.Forsthoff E. Rechtsstaat im Wandel. Stuttgart, 1964.

26.Giovenale F. П tempo delle vacche magre. Firenze, 1981.

27Jellinek G. Allgemeine Staatslehre. Berlin, 1914.

28Jellinek G. Die Erklaerung der Menschen-und Buergerrechte. Muenchen etc., 1927.

29Jellinek G. System der subjektiven oeffentlichen Rechte. Tuebingen, 1919.

30.Jhering R. Der Kampf urns Recht. Wien, 1906.

31Johnson W. The future is not what it is used to be: Returning to traditional values in an age of scarcity. US, 1985.

32.Lahbabi M.A.Le monde de demain: Le Tiers-monde accuse. Casablanca, 1980.

33.Matteucci N. П liberalismo in un mondo in trasformazione. Bologna, 1972.

34.Parenti M. Power and powerless. N.Y., 1978.

35.Petrone G. II diritto nel mondo dello spirito. Milano, 1920.

36.Sorel G. Les illusions duprogres. Paris, 1908.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http: //nostalgia.ncstu.ru

Конфликтология универсальных прав

С. Королёв, (г. Москва, Институт государства и права РАН)

Поднимаются актуальные вопросы генетики универсальных прав человека, в том числе соотношение либеральных свобод и социальных прав, соотношение свободы и правоспособности, соотношение публичных и частных прав индивидов.

Генетика универсальных прав человека. Соотношение либеральных свобод и социальных прав.

Универсальные права человека, по образному выражению И.-В. Гёте, это такие права, которые «рождаются вместе с нами». Продолжая эту метафору, можно сказать: универсальные права - это такие права, которые не умирают вместе с нами. Наконец, если додумать эту мысль до завершения, то мы придем к платонизму, а именно: фундаментальные права действуют императивно (буквально, посредством отдельных индивидов), от которых эти права не зависят ни по форме, ни по содержанию.

Данная статья представляет собой попытку рассмотреть проблематику прав человека в платоническом, и поэтому конфликтологическом аспектах. При таком подходе становится дискуссионной господствующая либерально-демократическая парадигма прав человека и гражданина. Прежде всего, следует развести характеристики онтологического человека, с одной стороны, и буржуазного гражданина (реального или потенциального собственника), с другой. Итак, гражданин, начиная с эпохи Нового времени и до сих пор, является буржуазным носителем свобод, т.е. незапретов действовать (или бездействовать) в той или иной ситуации, как правило, связанной с защитой или приумножением частной собственности. Этот же гражданин по необходимости, но как бы вторично является и носителем универсальных прав человека. Другими словами, объем буржуазной правоспособности зависит всегда от того, насколько данный носитель прав одновременно является носителем собственности. Если он не обладает собственностью, представляющий какой-либо интерес для кого бы то ни было, то данный субъект обладает по преимуществу номинальной, т.е. плохо реализуемой правоспособностью (не случайно английское слово «interest» одновременно имеет значение «процент»).

В рамках либерально-демократической идеологии произошла двусмысленная метаморфоза, которую в логике называют «pars pro toto», а именно родовое понятие человека представлено здесь лишь одним своим аспектом (понятием собственника). Целостное представление о человеке в рамках рассматриваемой идеологии втиснуто в более узкое понятие «гражданина»: человек, как таковой, мыслится лишь как реальный или потенциальный собственник. Тем не менее, человек иной цивилизации и/или другой эпохи вовсе не обязан быть - и часто не ощущает себя «гражданином» в европейском значении этого слова, но при этом он всегда остается носителем определенных фундаментальных прав и обязанностей.

Отсюда, становится необходимым и другое важное разграничение между системой прав человека, с одной стороны, и системой свобод гражданина, с другой. Свобода индивидуалистична по своей природе, она не требует какого-либо положительного действия со стороны кого бы то ни было, она требует лишь воздержания от посягательств. Свобода индивида реализуется всегда посредством невмешательства чужого или даже враждебного субъекта в запретную зону личной свободы. Таким образом, в контексте социальных отношений свобода одного всегда основана на несвободе другого. Идеология свободы для своего возникновения неизбежно предполагает наличие развитой этики воздержания, т.е. в конечном счете этики Свободы в отношении всевозможных «дозволений». Другими словами, уважать свободу иного субъекта, может лишь тот, кто имеет власть над самим собой.

Либеральное государство должно обеспечить для свободы индивида соответствующий режим, но не имеет каких-либо положительных обязательств в отношении этих индивидов. Напротив, действительное право в отличие от свободы всегда предполагает «симметричное» сосуществование иного субъекта, который обязан это право выполнить. Если индивидуальная свобода требует замыкания индивида в рамках своей одинокой индивидуальности, то субъективное право всегда социально ориентированно, оно не может реализоваться без положительных действий носителей конкретных обязанностей.

12345Следующая ⇒

Поделиться: