Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


О мёртвых плохо не говорят или Гневаться на тех, кто вас разозлил



Когда я училась, в моём учебнике по психологии была серия картинок, иллюстрирующая то, как мы переносим на других наши чувства, особенно гнев. На первой картинке был изображён мужчина, на которого кричит его начальник. Несомненно, наорать в ответ рискованно для работника, и на следующей картинке мы видим мужчину, орущего на жену по возвращении домой. На третьей картинке женщина кричала на детей, а те пинали собаку, которая кусала кошку. Меня впечатлило, как точно, несмотря на непритязательность, отражали эти картинки способ, с помощью которого мы переносим конфликтогенные чувства с человека, который их вызвал, на более доступную мишень. Мнение Луиз о «всех мужчинах» может служить примером переноса гнева: «Все они просто кретины... Все! »

 

Со смертью токсичных родителей их идеализация не прекращается, а только усиливается. Как бы не трудно было признать при живых родителях, что они причинили нам вред, после их смерти предъявить им обвинение становится невозможным. Мощное табу не позволяет нам осуждать мёртвых, как если бы, делая это, мы топтались на них. Как результат, смерть превращает в неприкосновенного самого жестокого палача. Обожествление умерших родителей совершается практически автоматически.

 

К сожалению, пока «те самые» умершие родители защищены «святостью могилы», те, кто остался жить, продолжают нести негативный эмоциональный груз. «О мёртвых плохо не говорят» может быть общим местом, а может стать непреодолимым препятствием для того, чтобы найти приемлемую форму разрешения конфликта с умершими родителями.

«Ты всегда будешь моей маленькой бездарностью»

Валерия, высокая красивая женщина под сорок, увлечена музыкой. Её прислал ко мне общий приятель, обеспокоенный тем, что Валерия была неспособной использовать свои способности к музыке в профессиональной карьере. Уже после первых 15 минут первой сессии моя клиентка признала, что её карьера никуда на годилась: «Уже год как я не могу устроиться певицей, даже в пиано-баре. Я работала в офисе, чтобы заплатить за квартиру. Не знаю, может это несбыточная мечта. Недавно я ужинала с родителями, и когда я рассказывала о моих неудачах, отец сказал мне: «Не беспокойся, ты всегда будешь моей маленькой бездарностью». Я уверена, что он не заметил, как мне было больно, но, честно говоря, его слова буквально разбили меня».

 

Когда я сказала, что на её месте любая почувствовала бы себя разбитой, и что её отец грубо оскорбил её, Валерия ответила: «Да как всегда; это история моей жизни. Я всегда была семейной помойкой, куда все сваливали вину за всё. Когда у отца были проблемы с матерью, я была виновата. Это как заигранная пластинка. Однако, когда я делала что-то, что ему нравилось, он весь важно надувался и хвастался мною перед своими друзьями. Господи, как же это было здорово! Но иногда я чувствовала себя как эмоциональное йо-йо».

 

Мы с Валерией усердно работали в течение нескольких последующих недель. Когда она уже начинала контактировать с огромным массивом подавленного гнева и грусти, которые её заставлял чувствовать отец.., у того случился удар и он умер.

 

Эта смерть была неожиданной, внезапной, шокирующей, тот тип смерти, к которому никто не может быть готов. Валерия чувствовала себя задавленной виной оттого, что на терапии выражала гнев на своего отца: «Я сидела в церкви и слушала, как произносили прощальную речь о том, каким прекрасным человеком он был всю свою жизнь. Внезапно я почувствовала себя монстром, который пытается переложить на него ответственность за свои проблемы. Единственным моим желанием в тот момент стало желание искупить мою вину перед ним. Я думала о том, как сильно любила его и какие неприятности причиняла ему постоянно. Я не хочу больше говорить о плохом.., сейчас уже ничто не имеет значения».

 

Некоторое время впечатления от смерти отца дезориентировали Валерию, но в конце концов она поняла, что его смерть не могла изменить того факта, что он плохо обращался с ней в детстве, а затем и во взрослом возраст е. Валерия уже шесть месяцев проходит терапию. Я очень довольна тем, как растёт её уверенность в себе. Сейчас она всё ещё пытается устроиться на работу по профессии певицы, и если у неё это в конце концов не получится, это будет не от того, что она не старалась.

Свергнуть их с пьедесталов

Родительские боги приносят в мир правила, осуждение и боль. Когда мы обожествляем наших родителей, живых или мёртвых, мы принимаем их версию реальности, соглашаясь на то, что болезненные чувства – это часть нашей жизни, часто рационализируя их и говоря себе, что они идут нам на пользу. Настал момент покончить с подобными идеями. Когда вам удастся согнать ваших родителей с Олимпа на землю, когда вы наберётесь смелости посмотреть на них реалистично, вы сможете начать приводить в равновесие распределение власти в ваших с ними отношениях.

Даже если ты это сделал ненарочно, мне всё равно больно». Неадекватные родители

Каждый ребёнок имеет неотъемлемые права: право на то, чтобы его кормили, одевали, обеспечивали жильём и защищали. Но кроме права на физическую заботу, дети имеют право на заботу эмоциональную: на уважение их чувств, на адекватное обращение, при котором они могли бы развивать и культивировать чувство собственного достоинства.

Также дети имеют право на адекватные границы, установленные взрослыми для их поведения, имеют право на ошибки и на то, чтобы дисциплина, которую от них требуют взрослые, не перерастала в физический и эмоциональный абьюз.

 

И наконец, ребёнок имеет право быть ребёнком. Он имеет право в первые годы жизни играть, вести себя спонтанно и безответственно. Разумеется, по мере взросления родители должны обеспечить ребёнку средства взросления, назначая его ответственным за выполнение некоторых обязанностей и определённую работу по дому, но никогда за счёт отчуждения его статуса ребёнка.

Как мы учимся быть в мире

Дети впитывают вербальные и невербальные посылы, как губка жидкость, без различения. Они слушают, что говорят родители, наблюдают за ними и имитируют их поведение. Так как у детей нет возможности сравнивать, то, чему они учатся в родительской семье, как в отношении самих себя, так и в отношении других, становится непоколебимой истиной, накрепко впаянной в психику. Ролевые модели в родительской семье являются решающими в развитии идентичности ребёнка, и, что особенно важно, в развитии его гендерной идентичности, будь то мальчик или девочка. Несмотря на огромные изменения, которые произошли в последние 20 лет в том, что касается традиционных родительских ролей, для сегодняшних родителей продолжают действовать установки их собственных родителей: часто они ожидают и считают нормальным, что дети возьмут на себя ответственность за удовлетворение потребностей родителей. Когда отец или мать обязывают ребёнка брать на себя обязанности родителя, функции семьи становятся расплывчатыми, выворачиваются наизнанку и деформируются. Ребёнок, вынужденный быть собственным родителем или даже играть эту роль в отношении одного или обоих родителей, не имеет примера для подражания, у которого он мог бы учиться. В отсутствии родительской модели на критическом этапе эмоционального развития человека личная идентичность ребёнка оказывается выброшенной в бушующее море противоречий.

 

Лес, хозяин магазина спортивных принадлежностей, 34-летний мужчина, пришёл ко мне на приём, потому что работа была для него наркотиком (он был «трудоголиком»), и это причиняло ему страдание: «Мой брак полетел к чертям, потому что я только и делал, что работал. Я или был на работе, или работал дома. Моей жене надоело жить с роботом, и она ушла от меня. Сейчас у меня всё началось сначала с моей новой подругой. Меня это очень раздражает, потому что я реально не знаю, как это остановить». Лес рассказал мне, что у него были огромные трудности в выражении любых чувств, но особенно – чувств любви или нежности. Развлечение, как сказал он мне с заметной горечью, было словом, отсутствующим в его словаре: «Мне бы хотелось, чтобы моя подруга была счастлива, но каждый раз, когда мы начинаем разговаривать, я не знаю, как я это делаю, но я постоянно перевожу разговор на темы работы. Она обижается. Возможно это оттого, что работать – это единственное, что у меня хорошо получается».

 

В течении почти получаса он продолжал расписывать мне, как он умудряется разрушить все свои отношения: «Все женщины, с которыми я вступаю в отношения, жалуются, что я не уделяю им времени и не выражаю добрых чувств. И это правда. Я никуда не гожусь, ни как жених, ни как муж».

 

«И самого себя ты видишь никуда не годным», - прервала его я, – «Кажется, что единственная ситуация, в которой ты чувствуешь себя хорошо, это на работе. Как бы ты это объяснил? »

 

«Потому что я умею это делать и делаю это хорошо. Я работаю около 75 часов в неделю, я всю душу вкладываю в работу... с детства. Знаешь, я был старшим из трёх братьев. Я думаю, что моя мать заболела чем-то, что-то вроде депрессии, когда мне было восемь лет, и с тех пор наш дом всегда был затемнённым, со спущенными жалюзями. Моя мать постоянно ходила в домашнем халате и практически не разговаривала. В моих самых ранних воспоминаниях я вижу её с чашкой кофе в одной руке и с сигаретой в другой, постоянно как приклеенная к радио, к этим чёртовым радио-сериалам. Она никогда не вставала раньше, чем мы уйдём в школу. Я должен был готовить завтрак своим братьям, класть им бутерброды в портфель и вести на остановку школьного автобуса. Когда мы возвращались домой, она или смотрела телевизор, или спала. Пока мои друзья играли в футбол, я должен был убираться дома и готовить ужин. Мне было неприятно, но кто-то должен был это делать».

 

Тогда я спросила его о его отце. «Папа часто ездил в командировке, а на мою мать он давно махнул рукой. Большую часть времени он ночевал в комнате для гостей... Это был довольно ужасный брак. Сперва он послал её пару раз к докторам, но так как те никак не могли нажать на нужную кнопку, он это дело бросил».

 

Когда я сказала ему, что я сочувствую тому одинокому мальчику, Лес отверг мои выражения симпатии со словами: «У меня было слишком много дел, чтобы сидеть и жалеть себя».

Те, кто крадут наше детство

В детстве Лес часто чувствовал, что наложенные на него обязанности превосходили его силы. Между тем, это были обязанности его родителей. Лес был вынужден повзрослеть очень быстро и это отняло у него детство. Пока его друзья гоняли мяч, он находился дома, занимаясь тем, чем должны были заниматься его родители. Чтобы «сохранить семью» он был вынужден стать взрослым в миниатюре, у него не было возможно играть или ни о чём не беспокоиться. Так как его потребности не принимались в расчёт, он научилася противостоять одиночеству и эмоциональной депривации, отрицая сам факт наличия у него потребностей. Он был предназначен для заботы о других, сам он был не важен.

 

Ситуация была вдвойне печальной, так как кроме заботы о братьях, Лес должен был быть отцом для своей матери: «Когда папа не был в командировках, он уходил на работу в семь утра и очень часто возвращался заполночь. С порога он всегда говорил мне: «Не забудь сделать домашние задания и позаботься о твоей матери. Присмотри, чтобы у неё было достаточно еды. Позаботься, чтобы твои братья не шумели... Подумай-ка, что можно сделать, чтобы развеселить маму». Я часами ломал голову над тем, как сделать мою мать счастливой. Я был уверен, что я мог что-то сделать, и тогда она выздоровела бы.., всё вновь стало бы хорошо. Но что бы я ни делал, ничто не менялось, и не изменилось до сих пор. Это очень огорчает меня».

 

Кроме ведения домохозяйства и воспитания младших братьев, задачи, являющиеся непосильными для любого ребёнка, от Леса ожидали, что он будет эмоционально заботиться и поддерживать мать. Не лучшего рецепта для провала. Дети, пойманные в ловушку ролевой инверсии никогда не соответствуют тому, чего от них ожидают. Невозможно, чтобы дети функционировали как взрослые, потому что они не взрослые. Но дети не понимают, почему у них ничего не получается, они только чувствуют себя неумелыми и виноватыми за то, что проваливают поставленные задачи.

 

В случае Леса, его неконтролируемая потребность работать гораздо больше времени, чем это необходимо, служила двойной цели: чтобы не сталкиваться с одиночеством и депривацией в личной жизни и чтобы подкреплять усвоенную мысль о том, что он никогда не делает достаточно. Фантазия Леса заключалась в том, что если он будет работать достаточное количество часов, он, наконец, сможет доказать, что он – ценный и адекватный человек, способный справиться со своей работой. На самом деле, Лес всё ещё старался сделать так, чтобы его мать была счастлива.

Когда это закончится?

Лес не замечал, что и в его взрослой жизни его родители продолжали своё токсическое воздействие. Однако, несколько недель спустя, ему стала понятной связь между историей его детства и его усилиями во взрослой жизни: «Надо же! Тот, кто сказал: «Чем больше всё меняется, тем меньше разницы», знал наверняка, о чём говорил. Уже шесть лет, как я живу в Лос-Анджелесе, но мои старики не признают, что у меня собственная жизнь. Они звонят мне несколько раз в неделю, дело дошло до того, что мне страшно поднимать трубку. Сперва начинает мой отец, у мамы сильная депрессия, я должен бы выделить время и поехать навестить её... «Ты же знаешь, как это важно для неё! » Потом продолжает мама, говорит, что я – самое главное в её жизни и что она не знает, сколько времени ей ещё осталось в этом мире. И что мне на это отвечать? В половине случаев я в конце концов сажусь в самолёт.., так, по крайней мере я смогу избежать чувство вины за то, что не поехал. Но ничего не достаточно. Не надо было мне и переезжать в Лос-Анджелес, по крайней мере, сэкономил бы на перелётах».

 

Я сказала ему, что испытывать ужасное чувство вины и гиперответственность было типичным для тех взрослых, которые в детстве были вынуждены поменяться эмоциональными ролями с родителями. Очень часто такие взрослые находятся в порочном круге принятия на себя ответственности за всё, чувства собственного – неизбежного – несоответствия уровню этой ответственности, чувства собственной виновности и никчёмности, и как следствие – работают с удвоенным усердием. Этот изматывающий цикл вызывает в них чувство личного провала.

 

Зажатый в детстве в тиски родительских ожиданий, Лес очень рано усвоил, что главным мерилом его заслуг является то, сколько он делает на благо других членов семьи. Когда он стал взрослым, требования его родителей превратились в его внутренних демонов, которые преследовали его и в профессиональной сфере, на той единственной территории, где он мог почувствовать, что чего-то стоит.

 

У него никогда не было ни времени, ни адекватного примера для того, чтобы научиться давать и принимать любовь. Так как он вырос без эмоциональной поддержки, он научился отключать свои эмоции. К сожалению, впоследствии оказалось, что он уже не может «включить» их вновь, даже если хочет.

 

Я уверила Леса, что понимаю, насколько запутавшимся и фрустрированным он себя чувствует в своей неспособности к эмоциональной открытости, но попросила его не требовать от себя слишком многого. Никто не научил его этому в детстве, а самому выучиться очень трудно: «Это было всё равно, что требовать, чтобы ты сыграл концерт на пианино, когда ты не знаешь ни что такое «до». Ты можешь научиться, но необходимо дать себе время, чтобы начать с самых основ, чтобы тренироваться и даже чтобы проваливаться время от времени на пути к цели».

“Если я не буду заботиться о нём, кто будет это делать? ” Отчаяние

«Дорогая Абби. Я живу с сумасшедшими. Ты можешь вытащить меня отсюда? », - написала моя клиентка Мелани, когда ей было 13 лет. Сегодня Мелани 42 года, она разведена и работает бухгалтером. Она пришла ко мне на приём по поводу тяжёлой депрессии. Хотя она была чрезвычайно худой, она выглядела бы очень красивой, если бы несколько месяцев бессонницы не обезображивали её. У неё был открытый характер и она свободно рассказывала о себе: «Я постоянно чувствую полное отчаяние, как если бы я совсем не контролировала мою жизнь. Я не могу превозмочь события. У меня впечатление, что день за днём я всё больше погружаюсь в глубокий колодец».

 

Когда я попросила её объяснить поподробнее, Мелани стала смотреть мимо меня и кусать губы: «Дело в том, что я чувствую огромную пустоту внутри... Я ни с кем не чувствовала близости за всю свою жизнь. Я была два раза замужем и у меня ещё было несколько мужчин, но я не могу найти того, кто мне нужен. Я или связываюсь с неработающим тунеядцем, или с конченным подлецом. Связавшись с ними, я, разумеется, должна взяться за их исправление. Я всегда верю, что могу спасти их. Я даю им деньги, привожу их к себе в дом, нескольких из них я устроила на работу. Ничего хорошего из этого никогда не выходит, но я не могу усвоить урок. Бесполезно, что бы я для них не делала, они не любят меня. Один из этих типов побил меня при моих детях, другой забрал у меня машину. Мой первый муж был тунеядцем и не работал, мой второй муж был пьяницей. Рекорд, правда? »

 

Не отдавая себе отчёта, Мелани описывала поведение созависимого человека. Вначале термин «созависимый» применялся к тем людям, которые пытались «спасти» наркомана от наркозависимости ценой собственного благополучия. Затем определение созависимости распространилось на всех людей, которые становятся жертвами в процессе «вызволения» из зависимости компульсивных и зависимых людей, которые совершают абьюз над своими «спасителями» и/или которые полностью переходят на их иждивение.

 

Мелани очень привлекали мужчины-«социальные отбросы». Она верила, что если она будет достаточно хорошей: будет их любить, заботиться, помогать и покрывать их в их лжи, но при этом сумеет убедить их в том, что их поведение неправильное, они исправятся, а заодно - полюбят её... Но они её не любили. Те мужчины, которых она выбирала, были вечно нуждающимися эгоистами, не способными любить, так что вместо любви, которую так отчаянно искала Мелани, она находила пустоту. Она чувствовала себя использованной.

 

Термин «созависимость» был не новым для Мелани. Она знала его со времён посещения собраний Анонимных Алкоголиков, куда сопровождала своего второго мужа. Мелани была уверенной в том, что она не была созависимой, просто ей не везло на мужчин. Она делала всё, чтобы Джим перестал пить, но в конце концов ей пришлось его оставить, когда она узнала, что он в очередной раз переспал со случайной знакомой из бара.

 

И она опять принялась за поиски подходящего мужчины.

 

Мелани винила себя в своих проблемах с мужчинами, с которыми сходилась, но каждый случай она рассматривала по отдельности. Она не замечала общего сценария, согласно которому она выбирала их: она была уверена, что искала мужчину, способного оценить и полюбить щедрую, внимательную, любящую и предупредительную женщину. «В мире наверняка найдётся мужчина, готовый полюбить такую женщину», - думала она и воспринимала созависимость как собственное благородство.

 

Мелани даже не приходило в голову, что то, что она называла «давать и помогать», было на самом деле самоисключением. Она давала всем всё, кроме самой себя, именно ей самой не доставалось ничего. Она не видела, что на самом деле способствовала тому, чтобы бессовестные люди продолжали безответственно себя вести, потому что она «подтирала за ними». Когда она рассказала мне о своём детстве, стало понятно, что её увлечение социальными отбросами было компульсией, в которую переросли её отношения с отцом: «У меня была ненормальная семья. Мой отец был талантливым архитектором, но он использовал свои депрессии для того, чтобы всех контролировать. От любой мелочи он мог дезинтегрироваться.., кто-то припарковался на его месте, мы с братом подрались. В таких случаях он закрывался в своей комнате, падал на кровать и рыдал... как ребёнок! Затем дезинтегрировалась и залезала мокнуть в ванную моя мать, и тогда я была обязана идти в комнату к отцу, чтобы узнать, чем я могу помочь. Я садилась рядом с ним, а он продолжал всхлипывать, и я думала, как сделать так, чтобы он почувствовал себя лучше. Но что бы я ни придумала, всё было напрасным, надо было терпеливо ждать, пока у отца «это пройдёт».

 

Я вручила Мелани приготовленный мной список и попросила отметить те пункты, которые наиболее полно описывали бы её чувства и поведение. Это был список симптомов созависимости, которые в течение многих лет помогал мне определить, был ли клиент созависимым человеком или нет. Если кто-то из читательниц думает, что этот термин приложим и к ней, пожалуйста, сверьтесь с этим списком.

 


Поделиться:



Популярное:

  1. B. 1. В США говорят по-английски. 2. Эта сумка сделана из кожи. 3. Окно разбито. 4. Владимир был построен в 10 веке. 5. Масло и сыр делают из молока. 6.Этот дом был построен моим дедом.
  2. Cosa Nostra история сицилийской мафии
  3. F73.04 Умственная отсталость глубокая с указанием на отсутствие или слабую выраженность нарушения поведения, связанная с хромосомными нарушениями
  4. F78.81 Другие формы умственной отсталости с другими нарушениями поведения, обусловленные предшествующей инфекцией или интоксикацией
  5. F95.1 Хронические моторные тики или вокализмы.
  6. Homo ergaster, или Мальчик из Турканы.
  7. I Происхождение человека и цивилизации
  8. II. Тип цикличного цивилизационного развития (восточный тип).
  9. II.3. Интериоризация субъектом внешних социальных групповых регуляторов в процессе социализации.
  10. IV. Приёмы приготовления киселей, киселеобразных фруктовых гущ и кисельных компотов (приёмы крахмализации)
  11. IV. СООТНОШЕНИЕ СИМВОЛИЧЕСКИХ И ЕСТЕСТВЕННО-ЯЗЫКОВщХ СИСТЕМ КАК ФАКТОР, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЙ ХАРАКТЕР КУЛЬТУРЫ
  12. Mои прабабушка и прадедушка прожили долгую и дружную жизнь


Последнее изменение этой страницы: 2016-03-17; Просмотров: 941; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.031 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь