V. Характеристика экзистенциональных тревог

В четвертой теме раскрывается содержание понятие экзистенциональная тревога, дает систематика базисных тревог.

Психотерапевтическая теория тревоги сегодня находится в трудном положении. Одна из причин такого положения – отсутствие четкого различения между экзистенциальной и патологической тревогой, а также между главными формами экзистенциальной тревоги. Жизнь человека, - утверждает философия экзистенциализма, ‑ можно рассматривать как движение отбытия к небытию. Такой путь, заведомо в некуда, требует от человека мужества. “Мужеством обычно называли способность души преодолевать страх”, страх перед событиями жизненного пути. Человеческую жизнь нельзя отделить от тревоги за эту жизнь. “Тревога, - пишет П. Тиллих, - это состояние, в котором бытие осознает возможность своего небытия”. Роль катализатора небытия выполняют травматические события жизненного пути. Первый постулат: “события” жизненного пути, которые не вписываются в опыт переживания, напоминают человеку о не-бытие. Так переживания смерти близкого человека воздействует на латентное осознание неизбежности собственной смерти. Смерть как сигнал небытия подкрепляет базовую тревогу.

Тревога - это субъективное восприятие чрезвычайных обстоятельств (К. Гольштейн). По утверждению К. Гольштейна индивид в чрезвычайных обстоятельствах не может справиться с требованиями окружающей среды и поэтому ощущает угрозу своему существованию (или своим ценностям, которые важны для его существования). Тревогу человек воспринимает как разрушение самого себя, прекращение существования собственной личности. Поэтому если быть до конца последовательным, то следует говорить «не у человека имеется тревога, а человек и есть тревога». Тревога персонифицирована, первична, а страх развивается позже.

Психоаналитик Кьюби (Kubie) считает, что реакция испуга - это стадия онтогенеза тревоги. Он утверждает, что реакция испуга, прежде всего, указывает на существование разрыва между индивидом и окружающим миром. Плод в утробе матери, считает Кьюби, не может быть испуган. Но ребенок и реакция испуга рождаются одновременно. С этого момента существует «дистанция» между индивидом и средой. Ребенок испытывает такие состояния, как ожидание, отсроченное реагирование, фрустрация. Как тревога, так и мышление возникает вследствие этой ситуации разрыва между индивидом и окружающим миром, причем появление тревоги предшествует развитию мышления. «Тревога в жизни индивида связывает реакцию испуга с зачатками всех разновидностей мыслительного процесса»

Экзистенциальный философ и теолог П. Тиллих систематизировал эти типы тревог в соответствии с областями угроз человеческому самоутверждению. Ученый считает, что в различные периоды, связанные с закатами различных цивилизаций определенная область человеческого самоутверждения подвергалась характерными для данного времени угрозе.

Так, закату античности соответствует угроза онтическому самоутверждению, [онтическое (от греческого “on” ‑ сущий), в данном случае обозначает основополагающее самоутверждение бытия в его простом существовании], закату средневековья ‑ угроза нравственному самоутверждению, закату нового нашего времени - угроза духовному самоутверждению.

Итак, перед нами виды экзистенциальных тревог, которые угрожают человеческому самоутверждению в трех областях: простом существовании, нравственном и духовном становлении.

Рассмотрим последовательно эти три пары экзистенциальных тревог.

Тревога судьбы и смерти

Эта пара экзистенциальных тревог наиболее основополагающая, наиболее универсальная и наиболее неотвратимая. Любые попытки доказать ее несостоятельность бесперспективны. Даже представления о бессмертии души не состоятельны, так как каждый понимает, что с угасанием биологического тела происходит осознание потери самого себя.

Тревога смерти абсолютная константа жизни, существенная постоянная угроза человеческому самоутверждению. Тревога смерти возрастает по мере развития индивидуализации, поэтому представители коллективистических культур менее подвержены этому типу тревоги. Однако это не означает, что в коллективистических культурах отсутствует базисная тревога смерти. В коллективистических культурах существует особый вид мужества, который свойственен устойчивому коллективизму.

Разнообразные группы людей, от уличных банд до целых народов могут пользоваться принадлежностью к группе, чтобы выразить свой страх перед уничтожением особым способом: нападая на другие группы и уничтожая их. Быть может война — просто проявление потребности встретиться с лицом смерти, покорить ее, выйти из этого поединка живым, то есть причудливая форма отрицания собственной смерти? Э. Кюблер-Росс.

Это мужество создается, формируется посредством множества внутренних и внешних (психологических и ритуальных) действий и символов, что свидетельствует, что даже коллективизм вынужден преодолевать эту базисную тревогу. Тревога смерти (страх смерти) основа формирования коллективистических сообществ. Действительно, одному страшно принимать смерть. “На миру и смерть красна” очень точно подмечает русская пословица, подтверждая предыдущий тезис. Смерть как неизбежную реальность небытия трудно переживать и ожидать одному. Требуется изрядное мужество встретить конец собственного “Я”. Так герой повести В. Быкова “Сотников” судорожно ищет перед смертью в толпе человеческие глаза, которые смогли бы ему помочь встретить смерть и передать, оставить часть своего бытия в этой жизни.

Онтическому самоутверждению угрожает и тревога судьбы. Этот тип тревоги характеризуется: а) случайностью, б) непредсказуемостью, в) невозможность выявить смысл и цель. Все это характеризует наше бытие, которое по сути своей случайно. Случайно наше пребывание в определенном месте, случаен характер этого места. Случайность всего, что нас окружает не может не вызывать тревогу по поводу нашего пространственного существования. Судьба существует по случайным законам сама есть закон случайного. «Случайный» – не значит причинно неопределенный, но значит, что определяющие силы нашего существования не обладают предельной необходимостью. Они заданы, но их нельзя вывести логически. Тревогу смерти и тревогу судьбы порождают не объекты, с которыми мы сосуществуем, которые преодолеваем, с которыми боремся, а человеческая ситуация как таковая. Отсюда гамлетовский вопрос возможен в несколько ином прочтении: “Есть ли у нас мужество быть и не меньшее мужество не быть? ”

Тревога вины и осуждения

В экзистенциальной психологии «вина» имеет иной смысл, чем в традиционном психологии, где она обозначается как эмоциональное состояние, связанное с переживанием неправильного действия, ощущения своей плохости. Экзистенциальная психология (перспектива, И. Ялом) добавляет важное измерение к концепции вины. Полное принятие ответственности за свои действия расширяет границы вины, уменьшает возможности бегства. Человек несет вину не только за преступления против других людей, моральных или социальных правил. Он несет вину за преступления против себя.

Бытие человека не просто дано ему, оно предъявлено ему как требование. Человек несет ответственность за себя, за свое бытие. Человек обязан дать ответ на вопрос о том, что он из себя сделал. Судит человека он сам. Человек выступает в двух ролях: он и судья он и ответчик. Такая ситуация порождает тревогу, которая в относительном смысле есть тревога вины, а абсолютном смысле - тревога самоотвержения и осуждения. Человек в сущности своей есть «конечная свобода», как способность человека определять себя через принятия решения в рамках случайностей, заданных его конечностью. В этих рамках человек предназначен сделать из себя то, чем он должен стать, т.е. исполнить свое предназначение. Но как узнать свой потенциал, свое предназначение? Как узнать свой потенциал, встретившись с его проявлением? Как мы узнаем, что потеряли свой путь? С помощью вины. Экзистенциальная вина - это позитивная конструктивная сила, советчик, возвращающий нас к себе самим.

Однако человек способен действовать и вопреки своему предназначению, противоречить своему сущностному бытию.

Никто не изобразил предательство по отношению к самому себе боле точно, чем Ф. Кафка. Этому посвящен роман «Процесс», о чем более подробно описываем в приложении. Анализируя этот роман, И. Ялом делает очень точный вывод: «Поселянин в романе Кафки был виновен - не только в том, что вел неживую жизнь, ожидал позволения от другого, овладевал своей жизнью, не проходил через врата, предназначенные для него одного; он был виновен и в том, что не принимал свою вину, не использовал ее как проводника вовнутрь, не сознавался «безусловно» - акт, в результате которого врата бы «распахнулись».

Эрих Фромм так охарактеризовал состояние героя Ф. Кафки: «В человеческом смысле он был почти мертв, но он мог продолжать вести жизнь банковского служащего точно так же как прежде, ибо эта деятельность не имела никакого отношения к его человеческому существованию».

«Человек есть не что иное, как-то, чем он делает себя сам”, - писал Ж.-П. Сартр. Наша жизнь есть не что иное, как-то, что мы из нее делаем.

Человеку жизнь дана как возможность реализации.

Чувство вины.

Существует несколько точек зрения на проблему чувства вины. Понимание чувство вины восходит, как и многое в современной практической психологии ориентированной на психологическую помощь, к З. Фрейду. Согласно классической теории, невротическое чувство вины возникает в результате конфликта между Супер-эго и инфантильными сексуальными и агрессивными желаниями. В экзистенциальной психологии вину определяют как эмоциональное состояние, связанное с переживанием неправильных действий, дискомфортное состояние, характеризуемое тревогой в соединении с ощущением своей “плохости” (И. Ялом). Наша культура воспитывает в нас чувство вины, когда мы оказываемся в зависимом положении. Выделяют три рода вины. Первые две подходят под вышеприведенное определение и отличаются только степенью “преступности” по отношению к другому человеку или животному. Это вина невротическая и подлинная. Невротическая вина происходит от воображаемых нарушений правил, нанесения ущерба, мелких проступков против другого человека, родительских и социальных запретов. Подлинная (реальная) вина обусловлена реальным нанесением физического или морального ущерба другому человеку, действительное нарушение социальных, родительских норм и правил. Некоторые авторы выделяют возрастную вину, котораяформируется в детстве в том случае, когда ребенок чувствует себя несоответственным требованиям взрослых, родителей. Ребенок и не может в принципе соответствовать, у него другой мир, не менее ценный, чем мир взрослых, но взрослые об этом часто забывают, как будто никогда не были детьми. Вина безнадежно больных, которая является следствием нескольких причин: 1) они часто выражают подозрение, что их болезнь и их участь заслуженное наказание и является следствием собственного поступка; 2) они, в большей или меньшей степени, принимают на себя роль чрезвычайно зависимого ребенка; 3) умирающий человек чувствует, что заставляет живущих столкнуться лицом к лицу с неизбежностью смерти, за что они должны его ненавидеть; 4) больной человек иногда осознает, что он завидует тем, кто остается жить, и что он желает (это желание редко осознается), чтобы супруг, родитель, ребенок или друг умерли бы вместо него.

Экзистенциональная (онтологическая) вина вносит иное прочтение данного феномена. Человек несет ответственность не столько за нарушения социальных запретов и не столько за реальные или воображаемые преступления против других людей, но, прежде всего за «преступления» против самого себя. Что это за преступление, за которое Ф. Кафка отправил своего героя на плаху? И кто этот судья, который вынес такой страшный приговор?

Хайдегер писал: “быть виновным также подразумевает “быть ответственным за”, то есть являться источником, или автором или, по крайней мере, случайной причиной чего-либо”

Антропология в ее экзистенциальном прочтении утверждает, что человек в рамках той свободы, которая, по сути, случайна, призван сделать из себя то, чем он должен стать, должен исполнить свое предназначение, реализовать свою судьбу. Однако, человек обладает способностью действовать вопреки нравственному императиву, призванному актуализировать то, что в нем заложено потенциально. Тогда человек вступает в противоречие со своим изначальным бытием, так как он не исполняет свое предназначение.

Экзистенциальная вина — это позитивная конструктивная сила, советчик, возвращающий нас к себе самим.

Способность относиться к себе критически является важнейшим преимуществом человека перед всеми земными существами - выделил русский экзистенциальный философ В.С. Соловьев. Он писал: «Из всех земных существ один человек может относиться к себе самому критически - не в смысле простого недовольства тем или другим своим положением или действием (это возможно и для прочих животных), а также не в смысле смутного неопределенного чувства тоски, свойственной всей “стенающей твари”, а в смысле сознательной отрицательной оценки самого способа своего бытия и основных путей своей жизни, как не соответствующих тому, что должно быть».

Вот тут-то наше разделенное Я выносит приговор и переживает чувство вины, если приговор не оправдательный. Человек себя судит по законам совместной вести, по законам со-вести. Выходит, что человек без совести это не тот, который мне сделал что-то плохого, а тот, который себе сделал что-то плохого, но не понимает этого, у него не развито рефлексия своего поведение, выражения свих чувств, своих мыслей, он и не мыслит критически. Он всегда прав и прежде по отношению к самому себе, к своим поступкам. Бессовестный человек – это человек без реальной возможности совершенствоваться, развиваться и, в конечном счете, идти по пути реализации самого себя.

Живая, ясная и точная совесть - единственное, что дает человеку возможность сопротивляться эффектам экзистенциального вакуума - конформизму и тоталитаризму. В. Франкл

Тревога вины может привести нас к полному самоотвержению, к переживанию того, что мы осуждены и приговорены. Приговор выступает перед нами в виде отчаяния по поводу утраты собственного предназначения. Эта утрату собственного «Я», некоторые авторы определяют как “психическую смерть”, считая, что она нередко наступает уже в детстве.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒