Гобелены по эскизам Рафаэля (1515)

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 5Следующая ⇒

Одной из самых значительных работ Рафаэля стал папский заказ на десять гобеленов, иллюстрирующих евангельские сцены из жизни апостолов Петра и Павла и предназначенных для Сикстинской Капеллы. Они стали непревзойденными образцами монументального повествования в изобразительном искусстве как станцы Ватикана.

Желая завершить Сикстинскую капеллу, где Микеланджело расписал потолок эпизодами из " Книги Бытия", " Сивиллами", " Пророками" и " Праотцами", Лев Х в 1514 году заказал Санцио картоны для гобеленов на тему " Деяния апостолов". Они должны были располагаться под росписями XV века, изображающими сцены из жизни Моисея и Христа, и стать их сюжетно-историческим продолжением. В важные дни, в церковные праздники, на стенах, в первом уровне Сикстинской капеллы, вывешивались гобелены, изображающие сцены из жизни апостолов, с гербами Дела Роверов(пап Сикста IV и Юлия II), и, согласно одной легенде, они прибыли первоначально из Иерусалима.

По мнению папы Льва X, они стали слишком изношенными и неприглядными и должны были быть заменены. Идея была превосходная, поскольку эта замена дала Льву X возможность показать свой герб в наиболее важной капелле христианского мира. Герб Льва X, исполненный по рисунку Рафаэля, украшает края новых гобеленов.

Первоначально художнику, возможно, заказали цикл гобеленов, и оговорили, выбор сцены, которые согласуются с ключевыми особенностями духовной политики нового римского папы, при сохранении стиля уже имевшегося интерьера. Лев X ожидал, что Рафаэль интерпретирует эти темы мастерски. Возможно, это было в конце 1514 или в начале 1515. Рисунки были закончены в конце 1516 г, так как имеется документальное свидетельство, что конечная оплата была сделана 20 декабря 1516г.

Рафаэль сделал рисунки для этих гобеленов в их полную величину (так называемые картоны). Затем они были отосланы в Брюссель, в ткацкую мастерскую известного мастера Питера Ян Алеста (ван Элста), самой лучшей в то время. Один гобелен был закончен 1517 г., и семь гобеленов были готовы к Рождественским праздникам 1519 г. Три другие, должно быть, прибыли вскоре, перед смертью Льва Х, в 1521. Очевидно, Рафаэль мог их видеть до своей смерти выставленными в Сикстинской Капелле. Папа Лев X видел эти гобелены наверняка, поскольку умер годом позже Рафаэля. В списке, сделанном после смерти Льва Х, числится 10 рисунков гобеленов. В 1527, эти работы были украдены, и не были возвращены до 1550-ых. В настоящее время гобелены находятся в Ватиканском музее. Уцелело семь оригинальных картонов Рафаэля, и все они хранятся в коллекции Музея Виктории и Альберта в Лондоне, куда поступили из Британского королевского собрания (картоны были куплены в 1623 году принцем Уэльским, будущим королем Карлом I).

При исполнении этой работы Рафаэль столкнулся с двойным вызовом своему самолюбию человека и художника. С одной стороны, он знал, как важен этот проект для Льва Х и как он надеется на него. С другой стороны, он чувстовал что из-за потолка Микеланжело он, известный художник, отодвинут в тень, пусть знаменитым, но скульптором, и их работы будут сравниваться, не по объёму, а по качеству исполнения. Он справился с этой трудной задачей, и гобелены имели огромный успех, когда были показаны в Сикстинской капелле в 1519г.

Как пишет Вельфлин, " эти картоны были сокровищницей, из которой художники черпали формы для выражения движений человеческой души. Удивление, испуг, страдание, величие и достоинство воплощены здесь с таким совершенством, что иных форм для них Запад не мог и представить себе" .

Самые известные Ватиканские гобелены:
" Чудесный лов рыбы",
" Cв. Павел проповедует в Афинах",
" Паси овцы мои", или " Призвание Св. Петра к апостольству",
" Смерть Анании".

Гобелен " Чудесный лов рыбы" изображает сюжет Библейского повествования, который описывает одно из чудес Иисуса. Когда рыбаки, среди которых было и несколько Его последователей, не удалось выловить стоящего улова, трудясь всю ночь, следуя повелению Господа, еще раз заплыли на глубину и забросили сети, улов превзошел их самые смелые ожидания. Под весом рыбы начали рваться сети, утлые лодки начали тонуть. И тогда прозрели рыбаки, а Симон, которого Иисус назвал Петром (Камнем), осознал случившееся как Божье чудо, вместе с чем пришло также и осознание собственной греховности.

Чудесный изобильный лов рыбы был прообразом Божьего призвания для Апостолов. Отныне они перестали заниматься рыбной ловлей, но стали на путь служения Господу - " ловцами человеков" для Царства Божьего.

Гобелен " Паси овцы мои" изображает момент призвания Святого Петра к апостольскому служению. Распятый, воскресший Спаситель призвал Петра быть пастырем. Когда распинали Христа, три раза отрекся от Него Петр. Три раза подтвердил Петр согласие следовать Божьему призванию - отныне и до самой мученической смерти. На гобелене ученики Христа, многие из которых, в том числе и Петр, были прежде рыбаками, повернулись к Иисусу с стадом кротких овечек, отвернувшись от своих прежних занятий, прежней жизни, от озера и лодок.

Фрески виллы Фарнезина
" Триумф Галатеи" (1511-1514)

Роспись Ватиканских фесок принесла Рафаэлю большой успех. В 1511 г Рафаэль начинает работу на вилле Фарнезина для для римского банкира и мецената Агостино Киджи, одного из богатейших людей своего времени (сейчас эта постройка называется виллой Фарнезина в честь семьи Фарнезе, купившей ее в 1579 году.) К украшению виллы были привлечены различные художники, в том числе Балдассаре Перуцци (который был также архитектором) и Себастьяно дель Пьомбо. Многие работы по проектам Рафаэля выполнялись его учениками, однако " Галатею" он написал собственноручно. Эта фреска была частью серии мифологических сцен, которые Рафаэль предполагал использовать для украшения лоджии и которые так никогда и не были написаны. От этих фресок отказались, по всей видимости, после катастрофического паводка, случившегося на реке Тибр в 1514 году. В результате наводнения все стены виллы отсырели, и стало ясно, что расписывать их фресками лишено смысла, поскольку влага непременно разрушит краски.

Фреска " Триумф Галатеи" проникнута духом античной классики с ее культом чувственной красоты. Художник использовал обработку флорентийским поэтом Анджело Полициано античного мифа о прекрасной нимфе, отвергнувшей любовь великана Полифема.

Согласно мифу Галатея была прекрасной морской нимфой. Она полюбила прекрасного юношу по имени Ацис, но в это время к Галатее воспылал страстью одноглазый гигант Полифем. Когда он увидел влюбленных наедине, то метнул огромную скалу и убил ею Ациса. В своей фреске Рафаэль отходит от точного изложения сюжета и рисует сцену, известную как " похищение Галатеи".

Окруженная тритонами, нереидами и парящими в воздухе амурами, Галатея мчится по волнам, стоя на раковине, увлекаемой двумя дельфинами. Художнику удалось передать стремительность движения и вместе с тем создать впечатление безупречного равновесия и гармония, вызвавшее всеобщее восхищение.

Колесница Галатеи состоит из гигантских раковин. Они похожи на те раковины, из которых рождается Венера на знаменитом полотне Боттичелли. Правда, свою повозку Рафаэль снабдил еще миниатюрными колесами с лопастями. Слева изображен мощный Тритон (получеловек-полурыба), который бесцеремонно хватает морскую нимфу. Позади него, верхом на лошади, сидит еще один Тритон, трубящий, как в рог, в морскую раковину. Справа расположены три фигуры, в которых сочетаются черты людей, лошадей и рыб. Рафаэль создавал свою фреску по поэме, написанной в XV веке поэтом Полициано, однако позволял себе вольности в некоторых деталях. Два дельфина, везущих колесницу Галатеи, выглядят очень свирепыми созданиями. Вероятнее всего, Рафаэль никогда не видел живого дельфина.

Известный писатель-гуманист, друг Рафаэля Бальдассаре Кастильоне прислал ему восторженное письмо, восхваляя красоту созданного им образа Галатеи. В ответ Рафаэль писал: " Что до Галатеи, то я почел бы себя великим мастером, если бы в ней была хоть половина тех великих вещей, о которых Ваша милость мне пишет. Но в словах Ваших я узнаю любовь, которую Вы ко мне питаете. И я скажу Вам, что для того, чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц; при условии, что Ваша милость будет находиться со мной, чтобы сделать выбор наилучшей. Но ввиду недостатка как в хороших судьях, так и в красивых женщинах, я пользуюсь некоторой идеей, которая приходит мне на мысль. Имеет ли она в себе какое-либо совершенство искусства, я не знаю, но очень стараюсь его достигнуть".

Такой творческий метод художника был характерен для всего искусства Высокого Возрождения. Исходя из реальности, Рафаэль вместе с тем стремится поднять образ над обыденностью и приблизить его к идеалу.

В последние годы недолгой жизни Рафаэль был так перегружен заказами, что привлекал к росписи некоторых фресок лоджии Психеи виллы Фарнезины (1517-1518) и лоджий Ватикана своим помощникам и ученикам (Джулио Романо, Дж. Ф. Пенни, Перино дель Вага и др.), обычно ограничиваясь общим наблюдением над работами; в этих произведениях отчетливо проявляется тяготение к маньеризму.

Фреска, по-видимому, привела Киджи в восхищение, ибо он снова обратился к Рафаэлю с просьбой расписать дарованные ему другом Юлием II капеллы в двух римских церквах, построенных при его дяде, Сиксте IV, - Санта Мария дель Пополо и Санта Мария делла Паче.

Пророк Исайя (1512)

В Риме, работая по заказу папы Юлия над Ватиканскими станцами, Рафаэлю одновременно приходилось также выполнять множество других заказов, среди них была фреска церкви Сант-Агостино.

Фреска " Пророк Исайя", вероятно, послужила причной ссоры великих мастеров, столь сильно напоминает она манеру Микеланджело, что тот заподозрил Рафаэля в изучении фресок Сикстинской капеллы, в которую до официального открытия даже папу Юлия художник неохотно пускал.

Вазари пишет: " Итак, Рафаэль за эти годы приобрел в Риме большую славу. Однако хотя он владел той благородной манерой, которую все считали особенно красивой, и хотя он в этом городе и видел столько древностей и непрестанно их изучал, тем не менее он, несмотря на все это, еще не сообщал своим фигурам той мощи и того величия, как это делал впоследствии.
И вот случилось, что как раз в это время Микеланджело набросился на папу в его капелле с той бранью и с теми угрозами, о которых мы расскажем в его жизнеописании и из-за которых пришлось ему бежать во Флоренцию. А так как после этого ключ от капеллы находился у Браманте, он и показал ее Рафаэлю как своему другу, с тем чтобы Рафаэль имел возможность усвоить себе приемы Микельанджело.
Это и послужило причиной тому, что Рафаэль, увидев росписи Микеланджело, тотчас же заново переписал уже законченную им фигуру пророка Исаии, которую мы видим в Риме в церкви Сант Агостино над святой Анной работы Андреа Сансовино. В этом произведении Рафаэль под влиянием увиденных им творений Микеланджело безмерно укрупнил свою манеру, придав ей большее величие.
Недаром, когда впоследствии Микеланджело увидел эту работу Рафаэля, он сразу же догадался о том, что случилось на самом деле и что Браманте сделал это ему назло, ради пользы и славы Рафаэля".

Пророк, исполненный могуществом и спокойствием, и окружающие его путти, действительно напоминают образы Микеланджело в Сикстинской капелле. Путти Рафаэля – озорные и непосредственные, привлекают внимание зрителя к доске с надписью-посвящением, на греческом языке, в котором упоминается Св. Анна.

" Сикстинская мадонна" (1512-1514)

" Сикстинская Мадонна" (1512-1514, Картинная галерея, Дрезден) была заказана Рафаэлю в 1512 году как алтарный образ для капеллы монастыря Святого Сикста в Пьяченце. Папа Юлий II, в ту пору еще кардинал, собирал средства для строительства часовни, где хранились мощи Святого Сикста и Святой Варвары.

Все важные и неотложные дела в Риме Рафаэль бросил, чтобы написать мадонну для церкви в глухой провинции. Словно чувствовал: станет она вершиной его творчества. Утверждают иногда - создание картины связано с памятью о папе Юлии II. Возможно и другое: Рафаэль хотел навсегда, навечно оставить образ любимой в далекой Пьяченце, надежнее защищенной от всевозможных катаклизмов, чем шаткий великолепный Рим. Сочетание идеала и глубоко земного образа. " Сикстинскую мадонну" писал уже признанный мастер мадонн. Так именовали Рафаэля.

" Сикстинская мадонна" - самая знаменитая картина Рафаэля и, вероятно, самая знаменитая из всех вообще картин, когда-либо написанных. Рафаэль создавал ее в 1515-1519 гг. (Картинная галерея, Дрезден). Образ Марии исполнен сдержанного волнения. Серьезно и печально смотрит она вдаль. Ее благородный облик полон душевной чистоты и красоты. Она несет ребенка, чтобы отдать его в жизнь, боль оттого, что не во власти воспротивиться неизбежному, бессилие перед неотвратимым и вынужденное смирение.

Кажется, что занавес только что раздвинулся и взорам верующих открылось небесное видение - легко ступающая по облаку Дева Мария с младенцем Иисусом на руках. Мадонна держит доверчиво приникшего к ней Иисуса по-матерински заботливо и бережно. Держа в руках своего младенца, она спускается на землю к людям, и движение ее, едва уловимое, передано Рафаэлем с исключительным мастерством.

Слава ее ничем не подчеркнута. Ноги босы. Но как повелительницу встречает ее, преклонив колени, Святой Сикст, облаченный в парчу, охваченный благоговением и восторгом при виде мадонны. Старик повернул голову вверх, глядя на лица матери и ребенка. Левую руку прижал к груди, разделяя ее тревогу. Правую руку протянул к зрителю и чуть вверх, вытянув указательный палец. Принявший мученическую смерть в 258 г. н.э. и причисленный к лику святых, папа Сикст, покровитель монастыря, как бы просит Марию о заступничестве за всех, кто молится ей перед алтарем. Слева на борту стоит тиара папы.

Справа - Святая Варвара, которая считалась покровительницей города Пьяченцы. Она изображена прелестной юной девушкой. Поза Святой Варвары, ее лицо и потупленный взор выражают покорность и благоговение.

В глубине картины, на заднем плане, едва различимые в золотой дымке, смутно угадываются лица ангелов, усиливая общую возвышенную атмосферу. Внизу, на переднем плане, подперев пухлыми ручонками головы, стоят два мальчика-ангелочка с крылышками, как у бабочек, и смотрят вверх отрешенным, мечтательно-задумчивым взором. Присутствие этих крылатых мальчиков, больше напоминающих мифологических амуров, придает полотну особую теплоту и человечность.

Спокойно сидящий на руках у мадонны младенец полон недетской серьезности, взгляд пристальный и внимательный. Гений Рафаэля словно заключил божественного младенца в магический круг, образуемый левой рукой Мадонны, ее ниспадающим покрывалом и правой рукой Иисуса. В картине царит мера. Уравновешенность и гармония. Ее отличают плавные и закругленные линии, мягкий и мелодичный рисунок, богатство и сочность колорита. Сама Мадонна излучает энергию и движение. Этим произведением Рафаэль создал самый возвышенный и поэтический образ Мадонны в искусстве Ренессанса.

Она идет к людям, юная и величавая, что-то тревожное затаив в своей душе; ветер колышет волосы ребенка, и глаза его глядят на нас, на мир с такой великой силой и с таким озарением, словно видит он и свою судьбу, и судьбу всего человеческого рода. Взгляд ее, направленный сквозь зрителя, полон тревожного предвидения трагической судьбы сына. Лицо Мадонны - воплощение античного идеала красоты в соединении с духовностью христианского идеала.

Это не реальность, а зрелище. Недаром же сам художник раздвинул перед зрителями на картине тяжелый занавес. Зрелище, преображающее реальность, в величии вещей, мудрости и красоте, зрелище, возвышающее душу своей абсолютной гармонией, покоряющее и облагораживающее нас, то самое зрелище, которого жаждала и обрела наконец Италия Высокого Возрождения в мечте о лучшем мире.

И зрелище это волнует и по сей день. И сколько прекрасных и верных слов было о ней сказано давно уже во всем мире. Ибо, действительно, как на паломничество отправлялись в прошлом веке русские писатели и художники в Дрезден к " Сикстинской мадонне", особенно в первой половине XIX века. Этой картине посвящены восторженные строки таких разных писателей и критиков, как В. А. Жуковский, В. Г. Белинский, Н. П. Огарев. Два великих русских писателя, Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский, имели репродукции " Сикстинской Мадонны" в своих рабочих кабинетах.

Послушаем их суждения о деве, несущей младенца с недетским, удивительным взором, об искусстве Рафаэля и о том, что хотел он выразить в этих образах.

" Одной картины я желал быть вечно зритель..." - сказал о ней Пушкин.

Жуковский: " Перед глазами полотно, на нем лица, обведенные чертами, и все стеснено в малом пространстве, и, несмотря на то, все необъятно, все неограниченно... Занавесь раздвинулась, и тайна небес открылась глазам человека... В богоматери, идущей по небесам, не приметно никакого движения; но чем более смотришь на нее, тем более кажется, что она приближается".

Брюллов: " Чем больше смотришь, тем более чувствуешь непостижимость сих красот: каждая черта обдумана, переполнена выражения грации, соединена со строжайшим стилем..."

Белинский писал из Дрездена В. П. Боткину, делясь с ним своими впечатлениями о " Сикстинской Мадонне": " Что за благородство, что за грация кисти! Нельзя наглядеться! Я невольно вспомнил Пушкина: то же благородство, та же грация выражения, при той же строгости очертаний! Недаром Пушкин так любил Рафаэля: он родня ему по натуре". Также ему принадлежат слова: " В ее взоре есть что-то строгое, сдержанное, нет благодати и милости, но нет гордости, презрения, а вместо всего этого какое-то не забывающее своего величия снисхождение".

Достоевский видел в " Сикстинской мадонне" высшую меру человеческого благородства, высочайшее проявление человеческого гения. Большая поясная ее репродукция висела у него над диваном, на котором он и скончался. Жена Ф. М. Достоевского в своем дневнике записала: " Федор Михайлович выше всего в живописи ставил произведения Рафаэля и высшим его произведением признавал " Сикстинскую Мадонну".

Так немеркнущая красота подлинно великих произведений искусства воодушевляет и в последующие века лучшие таланты и умы.

Сикстинская мадонна - воплощение того идеала красоты и добра, который смутно воодушевлял народное сознание в век Рафаэля и который Рафаэль высказал до конца, раздвинув занавес, тот самый, что отделяет будничную жизнь от вдохновенной мечты, и показал этот идеал миру, всем нам и тем, кто придет после нас.

Карло Маратти так выразил свое удивление перед Рафаэлем: " Если бы мне показали картину Рафаэля и я не знал бы ничего о нем самом, если бы мне при этом сказали, что это создание ангела, я бы этому поверил".

Великий ум Гете не только оценил Рафаэля, но и нашел меткое выражение для своей оценки: " Он творил всегда то, что другие только мечтали создать".

Герцен уловил в ее глазах отчаяние. Все же в них больше милосердия. В задумчивой, беззащитно-провидящей мадонне есть и порыв, и остановка. И идет она, и парит. Взгляд неуловим: смотрит и на вас, и далеко-далеко; что-то знает, что-то видит...

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒