Границы агрессивного поведения

⇐ ПредыдущаяСтр 44 из 88Следующая ⇒

Различение агрессивных и неагрессивных действий путем описания соответствующих поведенческих актов вряд ли имеет смысл. Так, нарушение целостности тела в случае хирургического вмешательства не представляет собой агрессии, однако

оно является ею в случае нападения с ножом в руках. Разграничение великого множества похожих и непохожих друг на друга способов поведения лишь тогда достигает своей цели, когда последствия, к которым стремится субъект, осуществляя действие, в силу их функциональной эквивалентности можно свести к одному общему знаменателю — намеренному причинению вреда другому человеку. Уже в 1939 г. в своей монографии «Фрустрация и агрессия», оказавшей большое влияние на дальнейшие исследования и открывшей новый этап изучения агрессии, Доллард, Дуб, Миллер, Маурер и Сире в определении агрессии подчеркивали (хотя и неявно) значение намерения причинить вред другому человеку; «Акт, целевой реакцией которого является нанесение вреда организму» (Dollard, Doob, Miller, Mowrer, Sears, 1939, p. 11). Впоследствии такие авторы, как Басе (Buss/1961), Бандура и Уолтере (Bandura, Walters, 1963), попытались описать агрессию строго бихевиористски, определив ее как причинение вреда. Однако большинство исследователей сочли такое определение неудовлетворительным и отказались от него, поскольку оно ведет к рассмотрению непреднамеренного нанесения вреда как проявления агрессии, а целенаправленного вредоносного действия, не достигшего, однако, своей цели, как неагрессивного поведения (см.: Feshbach, 1964, 1970; Kaufmann, 1970; Werbik, 1971), Оба приводимых ниже определения — одно из них принадлежит зоопсихологу, автором другого является специалист в области когнитивной психологии мотивации — содержат указание на побудительные условия агрессивных действий.

«Агрессивность — это компонент нормального поведения, высвобождающийся в связи с различными стимулами и в различных формах для удовлетворения жизненно важных потребностей и для устранения или преодоления всякой помехи физической и/или психологической целостности, способствующий самосохранению и сохранению вида и никогда, за исключением охоты, не вызывающий гибели противника». (Valzelli, 1981, S. 64).

«Мы полагаем, что мотивом агрессии является такое нанесение вреда другим или интересам других, которое устраняет источники фрустрации, в результате чего ожидается благоприятный эмоциональный сдвиг. Достижение такого сдвига представляет собой цель мотивированного агрессией поведения» (Kornadt, 1974, р. 568).

Поскольку далее мы будем рассматривать лишь реактивную или спровоцированную агрессию, здесь следует сказать еще несколько слов об агрессии «спонтанной» (см. также: Kornadt, 1982b, S. 271, 289-292). Прежде всего надо отметить, что агрессия часто кажется «спонтанной», если наблюдатель не может увидеть непосредственного повода для ее проявлений. Как правило, в такого рода ситуациях повод все же имеется, будучи лишь более отдаленным во времени. Речь может идти, например, о намерении осуществления мести или возмездия, которое столкнулось с благоприятной или заранее намеченной удобной возможностью для агрессии. Еще одна форма «спонтанной», т. е. кажущейся ничем не спровоцированной, агрессии может основываться на обобщении первоначального возбудителя; например, если оскорбление, нанесенное одним учителем, вызывает ненависть к учителям вообще и человек не упускает ни одного случая, чтобы отомстить учителям. Влечение к агрессии является спонтанным в собственном смысле слова лишь тогда, когда человек ищет себе жертву ради удовольствия, которое ему доставляют

мучения других или просто подчинение их своей воле, например, когда хулиганы затевают драку с любым прохожим. Очевидно, что в этих случаях человек проявляет агрессию против других ради достижения положительных эмоций, которые он испытывает в ходе акта агрессии или после него. Агрессия часто стоит на службе других мотивов, таких как мотив доминирования или власти, и является, таким образом, инструментальной. Инструментальная агрессия — это единственная категория агрессивного поведения, не имеющая биологической основы (Моуег, 1971, 1976). Если же агрессия осуществляется ради удовольствия видеть страдания другого, речь может идти о психопатологической форме так называемого садизма, имеющего довольно сложное происхождение.

Согласно обоим процитированным определениям, агрессия всегда является реакцией враждебности на созданную другим фрустрацию (препятствие на пути к цели, ущерб интересам субъекта) независимо от того, была ли эта фрустрация, в свою очередь, обусловлена враждебными намерениями или нет. Однако, как мы увидим ниже, это обстоятельство — приписываются ли источнику фрустрации враждебные намерения или нет — имеет решающее значение. Вместе с тем возможны, очевидно, и такие случаи агрессии, которые не являются реакцией на фрустрацию, а возникают «самопроизвольно», основываясь на желании воспрепятствовать, навредить кому-либо, обойтись с кем-то несправедливо, кого-нибудь оскорбить. Поэтому следует различать реактивную и спонтанную агрессию.

Ряд немаловажных различий отметил Фешбах (Feshbach, 1964, 1970, 1971), разграничивший экспрессивную, враждебную и инструментальную агрессию (при этом сначала из сферы рассмотрения была исключена непреднамеренная агрессия). Экспрессивная агрессия представляет собой непроизвольный взрыв гнева и ярости, нецеленаправленный и быстро прекращающийся, причем источник нарушения спокойствия не обязательно подвергается нападению (типичным примером могут служить приступы упрямства у маленьких детей). В случае, когда действие неподконтрольно субъекту и протекает по типу аффекта, Берковиц (Berkowitz, 1974) предпочитает говорить об импульсивной агрессии. Наиболее важным нам представляется различение враждебной и инструментальной агрессии. Целью первой является главным образом нанесение вреда другому, в то время как вторая направлена на достижение цели нейтрального характера, а агрессия используется при этом лишь в качестве средства (например, в случае шантажа, воспитания путем наказания, выстрела в захватившего заложников бандита). Инструментальную агрессию Фешбах (Fechbach, 1971) подразделяет на индивидуально и социально мотивированную (можно говорить также о своекорыстной и бескорыстной, антисоциальной и просоциальной агрессии).

Важность этих различении подтвердил Рул (Rule, 1974), приведя определенные экспериментальные данные. Испытуемые должны были прочитать нечто наподобие показаний человека, в которых говорилось о трех случаях агрессии, связанных с потерей кошелька, и высказать свое мнение о том, является ли эта агрессия правомерной и заслуживает ли наказания. В первом случае рассказчик доходит до физического столкновения с бесчестным человеком, нашедшим кошелек, ради того, чтобы вернуть кошелек законному владельцу (просоциальная инструментальная агрессия). Во втором он отбирает кошелек и оставляет его себе (антисоциальная

инструментальная агрессия), в третьем — ударяет присвоившего кошелек человека, побуждаемый моральным негодованием (враждебная агрессия). Как видно из табл. 10.1, 16-17-летние школьники считают просоциальную инструментальную агрессию более правомерной и менее заслуживающей наказания, чем враждебную, а эту последнюю — более правомерной и менее заслуживающей наказания, чем антисоциальную.

Таблица 10.1

Градация правомерности различных видов агрессии и заслуженности наказания по оценкам 16-17-летних школьников (все различия значимы) (Rule, 1974. р. 140)

Оценка		Агрессия
	инструментальная просоциальная	инструментальная антисоциальная	враждебная
Правомерность Заслуженность наказания	4, 96 1, 81	2, 12 3, 70	3, 14 3, 04

Уже одного этого примера достаточно, чтобы убедиться в сложности создания однозначной классификации. Ведь враждебная агрессия возмущенного рассказчика наверняка содержит элементы направленной против правонарушителя просоциальной инструментальной агрессии. Нередко также агрессия, возникающая как ин струментальная, приобретает компоненты враждебности, например если ее жертва оказывает сопротивление. И все же такого рода разграничения не совсем бесполезны. Они подготавливают почву для планомерного выявления фукнционально эквивалентных компонентов агрессии. Эта работа пока не завершена. Как правило, исследователи придерживаются экспериментальных схем, основанных (как мы увидим ниже) на возбуждении просоциальной инструментальной агрессии, которая может дополняться или не дополняться враждебной агрессией. Однако в любом случае различение Мотивационной структуры инструментальной и враждебной агрессии (собственно внутренне мотивированной агрессии, см. гл. 15) представляется нам необходимым. Последняя может быть охарактеризована как более обдуманная или импульсивная. Каждый из этих типов и подтипов может быть в свою очередь подразделен на про- и антисоциальные разновидности; разделение это естественно, не является объективным, оно отражает точку зрения действующего субъекта, его жертвы или стороннего наблюдателя. Причем то, что жертве или наблюдателю может казаться антисоциальным» сам субъект действия может считать просоциальным, впоследствии корректируя свое описание событий. (Помимо этого, возможны еще и другие классификации агрессии, например, речь может идти об открытой или замаскированной, интрапунитивной или экстрапунитивной агрессии и т. д.)

Поскольку агрессия представляет собой социальный феномен, заключающийся во взаимодействии между действующим субъектом (агрессором) и другим человеком, испытывающим на себе его агрессию (жертвой), можно усомниться в том, что для понимания агрессии достаточно принимать во внимание лишь враждебные намерения одного — действующего — партнера. Потерпевший партнер по взаимодействию также должен в качестве жертвы принять к сведению намерения агрессора. Даже сам агрессор, в свою очередь, хочет быть уверенным в том, что его действие понимается жертвой именно так, как он его задумал, т. е. как акт враждебности. Ситуация усложняется еще и тем, что, как правило, нападающий считает свое действие хотя и враждебным, но справедливым — актом освобождения, возмездия или наказания, — тогда как потерпевший партнер по взаимодействию ощущает себя жертвой произвольного и несправедливого акта. Будет ли и в какой степени действие, обладающее негативными последствиями для партнера по взаимодействию, восприниматься как неуместное, неоправданное и тем самым агрессивное, зависит не только от его преднамеренности и приписываемых ему оснований, но и от самого его типа и тяжести вызванных им последствий (см.: Holm, 1983). Как обнаружил Эверил (Averill, 1983) в результате проведенного им опроса, люди сердятся на того человека, который несправедливо нанес вред их интересам, независимо от того, сделал ли он это намеренно или необдуманно.

Маммендей (Mummendey, 1982; Mummendey, Linneweber, Loschper, 1984) рассматривал эту противоположность мнений агрессора и жертвы по поводу нормативной оправданности соответствующего действия решающим фактором, при отсутствии которого вообще нельзя говорить об агрессии. Как установил Эверил (Averill, 1982), важно также то, что жертва ощущает себя несправедливо обиженной или по меньшей мере попавшей в беду, которой можно было бы избежать. При этом возбуждающий агрессию гнев может возникать у жертвы даже в том случае, когда агрессор полностью согласен с жертвой в оценке своего действия. Интеракционистский анализ Маммендея раскрыл содержание понятия враждебности, входящее в намерения агрессора и переживаемое жертвой. Впрочем, есть две причины, заставляющие оценить этот анализ как недостаточный. Во-первых, при одинаковой оценке акта с позиций действующего субъекта и его жертвы реакция возмездия, в зависимости от индивидуальных различий в агрессивности со стороны жертвы, может быть очень различной. Поэтому здесь наряду с социально-психологическим подходом к рассмотрению этой проблемы требуется еще и мотивационно-психологический. Во-вторых, вред, непреднамеренно нанесенный другим, может приводить к гневу и реакции враждебности и возмездия, несмотря на то, что обоим партнерам по взаимодействию ясно, что собственно несправедливого действия здесь не было.

Если собрать воедино имеющиеся на сегодняшний день сведения о ситуациях, в которых мы переживаем поведение как агрессивное (см.; Rule, Ferguson, 1984), то можно выделить следующие условия: человек считает, что тот, кто нанес вред его интересам, 1) явился причиной этого вреда, 2) предвидел его и 3) нанес его преднамеренно, сделав это 4) исходя из не имеющих оправдания мотивов. Люди (при всех их индивидуальных различиях) сердятся и готовы к ожесточенной ссоре и активной мести в том случае, если считают, что другой человек явился причиной их несчастья; если он предвидел случившееся или, по меньшей мере, имел возможность предвидеть; если он сделал это преднамеренно; и если он сделал это по причинам, не заслуживающим оправдания. И даже если другому не удалось нанести нам вред или он еще не попытался это сделать, человек вполне может разозлиться, узнав о самом враждебном намерении другого. С другой стороны, человек может рассердиться и в том случае, когда он не предполагает враждебного намерения или предвидения результатов, но считает, что причинивший ему вред мог и должен был предвидеть последствия своих действий.

Очевидная сложность и многоликость агрессивных действий помогает нам понять, почему, с одной стороны, эти действия могут быть очень похожими на действия по оказанию помощи, а с другой — принадлежать к сфере деятельности власти. Последнее характерно для инструментальных про- или антисоциальных форм агрессии, направленных на то, чтобы заставить жертву сделать нечто такое, что сама по себе она делать не будет. В качестве источников власти в таких случаях применяется принуждение или насилие. Эту область пересечения инструментальной агрессии и деятельности власти Тедеши, Смит и Броун (Tedeschi, Smith, Brown, 1974) попытались расширить до такой степени, что в результате у них всякое агрессивное действие оказалось одной из форм проявления власти с использованием принуждения. Само понятие агрессии они в конце концов сочли излишним, решив, что его можно заменить следующим определением:

«Действие будет отнесено к категории агрессивных при выполнении следующих условий: а) оно включает в себя ограничение возможностей или исходов поведения другого (наиболее явно путем использования власти принуждения и наказания); 6) наблюдатель воспринимает действие как намеренно наносящее ущерб его интересам или интересам объекта воздействия (иначе говоря, как злонамеренное или эгоистичное) независимо от того, стремился ли в действительности субъект действия к причинению вреда; в) действие представляется наблюдателю противоречащим нормам и незаконным, например, если оно выглядит неспровоцированным, оскорбительным или не соответствующим вызвавшему его поводу» (ibid., p. 557).

При рассмотрении в главе 12 мотивации власти мы обнаружим одну характерную для нее особенность: чтобы направить другого на достижение нужных субъекту целей, могут использоваться все Мотивационные процессы, релевантные другим мотивам, а следовательно, и агрессия. Однако это не меняет того факта, что Мотивационные цели деятельности власти и враждебной агрессии были и остаются совершенно различными. Именно этот решающий момент упустили из виду Тедеши и его соавторы (см. также критику их работы: Stonner, 1976).

В проведенных к настоящему времени исследованиях в основном уточнялись ситуационно обусловленные особенности агрессивного поведения. Напротив, индивидуальные различия такого поведения в одних и тех же ситуационных условиях (назовем их агрессивностью) до сих пор редко привлекали к себе внимание. В этом отношении сложилась та же ситуация, что и в сфере мотивации помощи. Однако индивидуальные различия в агрессивности должны основываться на более сложных и устойчивых Мотивационных структурах, чем различия в мотиве помощи, поскольку агрессия, находясь под контролем социальных норм и функций, в существенной мере определяется специфической сдерживающей тенденцией.

Биологические перспективы

Прежде чем обратиться к рассмотрению этих норм, мы должны вспомнить о том, что агрессия обладает более длительной историей, чем другие виды человеческого поведения, регулируемые нормами. Сама возможность проявлений человеческой агрессии является эволюционным продуктом истории вида. Агрессивное поведение, наблюдаемое нами сегодня у высших и низших млекопитающих, особенно

у человекообразных приматов, должно давать преимущество в естественном отборе в смысле так называемой «совокупной приспособленности» (inclusive fitness), т. е. в смысле сохранения своего генетического материала в генетически родственных субъекту особях его вида (Hamilton, 1964). Ведь отбор относится не только к отдельным живым существам в смысле дарвиновского выживания наиболее приспособленных, но и к кровным родственникам, причем в той мере, в какой они обладают общим генетическим материалом и могут передать его дальше (родственный отбор). Эти аспекты отбора рассматриваются с точки зрения этологии и социо-биологии (напр.: Krebs, Davies, 1984; Wilson, 1975).

С другой стороны, за последние пятьдесят лет при исследованиях физиологии мозга было получено множество данных не только об анатомическом субстрате и функциональных взаимосвязях центральной нервной системы, но и о многообразных взаимопроникновениях нейрохимических процессов (см.: Моуег, 1976; Valzelli, 1981). Мы можем и должны кратко рассказать об этом, чтобы совсем не упустить из виду биологические основы агрессии.

Социобиологические аспекты

Следует различать два основных вида агрессии. Межвидовая агрессия, т. е. нападение ради добычи (а также агрессивная защита от хищника), происходит целенаправленно и неэмоционально. В противоположность этому внутривидовые формы агрессии в силу присущего им аффективного выразительного поведения действуют на наблюдателя раздражающе и возбуждающе. С другой стороны, благодаря генетически укорененным запретам убивать и ритуализированным формам борьбы при внутривидовых столкновениях дело практически никогда не доходит до тяжелых повреждений и, тем более, до убийства соперника. Оба этих базовых вида агрессии отличаются друг от друга не только функционально, но и по своим нейробиологическим основаниям.

Агрессивное поведение служит различным целям, которые социобиологи (напр.: Wilson, 1975) разделили на пять групп. Две из них - нападение ради добычи и агрессия против хищника, включая и родительскую агрессию (защиту потомства), — являются межвидовыми. Три внутривидовые формы агрессии представлены территориальной агрессией, агрессией доминирования и сексуальной агрессией. Все они вносят вклад в «совместную приспособленность», т. е. в успешное воспроизведение прямого и непрямого потомства.

Мойер (Моуег, 1971, 1976) выделяет восемь различных видов агрессии (см. табл. 10.2). Первые шесть из них обладают, по всей видимости, каждый своими собственными физиологическими механизмами. Физиологические же основания территориальной агрессии он возводит к другим формам агрессии. Однозначно судить о типе агрессии по поведению можно у приматов, но не у человека.

Напрашивается мысль сопоставить эти базовые виды агрессии у животных с базовыми видами агрессии у человека. Тогда сложившееся в психологии человека различение инструментальной и враждебной агрессии соответствовало бы различению межвидовой и внутривидовой агрессии в психологии животных. Это означало бы, что нападение ради добычи и агрессия против хищника являются эволюционными основами инструментальной агрессии человека, а эмоционально нагруженные внутривидовые формы агрессии — связанные с территориальным поведением, доминированием, сексуальным и родительским поведением — являются источниками враждебной агрессии у человека, являющейся реакцией на фрустрацию и нанесение вреда.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 434445 46 47 48 Следующая ⇒