Федерализм, социализм и антитеологизм

[...} Государство — это самое вопиющее, самое циничное и самое полное отрицание человечности. Оно называет всеобщую со­лидарность людей на земле и объединяет только часть их с целью уничтожения, завоевания и порабощения всех остальных. Оно берет под свое покровительство лишь своих собственных граждан, признает человеческое право, человечность и цивилизацию лишь внутри своих собственных границ; не признавая вне себя никакого права, оно логически присваивает себе право самой жестокой бесчеловечности по отноше­нию ко всем другим народам, которых оно может по своему произволу грабить, уничтожать или порабощать. Если оно и выказывает по отношению к ним великодушие и человечность, то никак не из чувства долга; ибо оно имеет обязанности лишь по отношению к самому себе, а также но отношению к тем своим членам, которые его свободно образовали, которые продолжают его свободно составлять или даже, как это всегда в конце концов случается, сделались его подданными. Так как международное право не существует, так как, оно никак, не может существовать серьезным и действительным образом, не подрывая чту основу принципа суверенности государства, то государство не может иметь никаких обязанностей по отношению к наследию других

 

210 Раздел 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

 

государств. Следовательно, гуманно ли оно обращается с покоренным народом, грабит ли оно его и уничтожает лишь наполовину, не низводит до последней степени рабства, — оно поступает так из политических целей и, быть может, из осторожности или из чистого великодушия, но никогда из чувства долга, ибо оно имеет абсолютное право располагать покоренным народом по своему произволу.

Это вопиющее отрицание человечности, составляющее сущность Государства, является, с точки зрения Государства, высшим долгом и самой большой добродетелью: оно называется патриотизмом и со­ставляет всю трансцендентную мораль Государства. Мы называем ее трансцендентной моралью, потому что она обычно превосходит уро­вень человеческой морали и справедливости, частной или обществен­ной, и тем самым чаще всего вступает в противоречие с ними. Напри­мер, оскорблять, угнетать, грабить, обирать, убивать или порабощать своего ближнего считается, с точки зрения обыкновенной человечес­кой морали, преступлением. В общественной жизни, напротив, с точки зрения патриотизма, если это делается для большей славы государства, для сохранения или увеличения его могущества, то становится долгом и добродетелью. И эта добродетель, этот дол г обязательны для каждого гражданина-патриота; каждый должен их выполнять — и не только по отношению к иностранцам, но и по отношению к своим соотечествен­никам, подобным ему членам и подданным государства, — всякий раз, как того требует благо государства.

Это объясняет нам, почему с самого начала истории, т.е. с рождения государств, мир политики всегда был и продолжает быть ареной наи­высшего мошенничества и разбоя — разбоя и мошенничества, к тому же высоко почитаемых, ибо они предписаны патриотизмом, трансцен­дентной моралью и высшим государственным интересом. Это объясня­ет нам, почему вся истории древних и современных государств является лишь рядом возмутительных преступлений; почему короли и министры в прошлом и настоящем, во все времена и во всех странах, государст­венные деятели, дипломаты, бюрократы и военные, если их судить с точки зрения простой морали и человеческой справедливости, сто раз, тысячу раз заслужили виселицы или каторги; ибо нет ужаса, жестокос­ти, святотатства, клятвопреступления, обмана, низкой сделки, цинич­ного воровства, бесстыдного грабежа и подлой измены, которые бы не были совершены, которые бы не продолжали совершаться ежедневно представителями государств без другого извинения, кроме столь удобного­

Глава З. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА ХХ в. 211

 

и вместе с тем столь страшного слова: государственный интерес!

Поистине ужасное слово! оно развратило и обесчестило большее число лиц в официальных кругах и правящих классах общества, чем само христианство. Как только это слово произнесено, все замолкает, все исчезает: честность, честь, справедливость, право, исчезает само сострадание, а вместе с ним логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое — черным, отвратительное — человеческим, а самые подлые предательства, самые ужасные преступления становятся до­стойными поступками!

И так как теперь уже доказано, что никакое государство не может существовать, не совершая преступлений или, по крайней мере, не мечтая о них, не обдумывая, как их исполнить, когда оно бессильно их совершить, мы в настоящее время приходим к выводу о безусловной необходимости уничтожения государств. Или, если хотите, их полного и коренного переустройства в том смысле, чтобы они переста­ли быть централизованными и организованными сверху вниз держава­ми, основанными на насилии или на авторитете какого-нибудь принци­па, и, напротив, реорганизовались бы снизу вверх, с абсолютной сво­бодой для всех частей объединяться или не объединяться и с постоян­ным сохранением для каждой части свободы выхода из этого объедине­ния, даже если бы она вошла в него по доброй воле, реорганизовались бы согласно действительным потребностям и естественным стремле­ниям всех частей, через свободную федерацию индивидов и ассоциаций, коммун, округов, провинций и наций в единое человечество.

Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 92—94, 96.

Государственность и анархия

[...] Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к тео­рии Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам если не последний идеал, то по крайней мере как ближайшую главную цель — основание народного государства, которое, по их объяснению, будет не что иное, как «пролетариат, возведенный на степень господствующего со­словия».

Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сослови­ем, то над кем он будет господствовать? Значит, останется еще другой

 

212 Раздел I. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

 

пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому государству. Например, хотя бы крестьянская чернь, как известно, не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии.

Если есть государство, то непременно есть господство, следователь­но, и рабство; государство без рабства, открытого или маскированного, немыслимо — вот почему мы враги государства.

Что значит пролетариат, возведенный в господствующее сословие? Неужели весь пролетариат будет стоять во главе управления? Немцев считают около сорока миллионов. Неужели же все сорок миллионов будут членами правительства? Весь народ будет управляющим, а уп­равляемых не будет. Тогда не будет правительства, не будет государст­ва, а если будет государство, то будут и управляемые, будут рабы.

Эта дилемма в теории марксистов решается просто. Под управлени­ем народным они разумеют управление народа посредством небольшо­го числа представителей, избранных народом. Всеобщее и поголовное право избирательства целым народом так называемых народных пред­ставителей и правителей государства — вот последнее слово марксис­тов, так же как и демократической школы, — ложь, за которою кроется деспотизм управляющего меньшинства, тем более опасная, что она яв­ляется как выражение мнимой народной воли.

Итак, с какой точки зрения ни смотри на этот вопрос, все приходишь к тому же самому печальному результату: к управлению огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. Но это меньшинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только сдела­ются правителями или представителями народа, перестанут быть ра­ботниками и станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты госу­дарственной, будут представлять уже не народ, а себя и свои притяза­ния на управление народом. Кто может усомниться в этом, тот совсем не знаком с природою человека.

Но эти избранные будут горячо убежденные и к тому же ученые со­циалисты. Слова «ученый социалист», «научный социализм», кото­рые беспрестанно встречаются в сочинениях и речах лассальцев и

Глава 3. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX — НАЧАЛА ХХ в. 213

 

 

марксистов, сами собою доказывают, что мнимое народное государство будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новою и весьма немногочисленною аристократиею действительных или мнимых ученых. Народ не учен, значит, он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен в управляемое стадо. Хо­рошо освобождение!

Марксисты чувствуют это противоречие и, сознавая, что управление Мученых, самое тяжелое, обидное и презрительное в мире, будет, не­смотря на все демократические формы, настоящею диктатурою, утеша­ют мыслью, что эта диктатура будет временная и короткая. Они гово­рят, что единственною заботою и целью ее будет образовать и поднять народ как экономически, так и политически до такой степени, что вся­кое управление сделается скоро ненужным и государство, утратив весь политический, т.е. господствующий характер, обратится само собою в совершенно свободную организацию экономических интересов и общин.

Тут явное противоречие. Если их государство будет действительно народное, то зачем ему упраздняться, если же его упразднение необхо­димо для действительного освобождения народа, то как же они смеют его называть народным? Своею полемикою против них мы довели их до сознания, что свобода, или анархия, т.е. вольная организация рабочих масс снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития и что всякое государство, не исключая и их народного, есть ярмо, значит, с одной стороны, порождает деспотизм, а с другой — рабство.

5. Уничтожение государства и юридического права необходимо будет иметь следствием уничтожение личной наследственной собствен­ности и юридической семьи, основанной на этой собственности, так как та и другая совершенно не допускают человеческой справедливости.

6. Уничтожение государства, права собственности и юридической семьи — одно сделает возможным организацию народной жизни снизу вверх, на основании коллективного труда и собственности, сделавших­ся в силу самих вещей возможными и обязательными для всех путем совершенной, свободной федерации отдельных лиц в ассоциации, или в независимые общины, или помимо общин и всяких областных и на­циональных разграничении в великие однородные ассоциации, связан­ные тождественностью их интересов и социальных стремлений и общих в нации, наций в человечество.

Как же морализировать этот мир? Возбуждая в нем прямо, созна­тельно и укрепляя в его уме и сердце единую, всепоглощающую страсть

214 Раздел I. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

 

всенародного общечеловеческого освобождения. Это новая, единст­венная религия, силою которой можно шевелить души и создавать спа­сительную коллективную силу. Таково должно быть отныне единствен­ное содержание тайной организации, организации, которая должна в одно и то же время создать народо-вспомогательную силу и сделаться практическою школою нравственного воспитания для всех членов.

Прежде всего определим ближе цель, значение и назначение этой организации. В моей системе, как я уже несколько раз заметил выше, она не должна составлять революционной армии — у нас должна быть только одна революционная армия — народ, — организация должна быть лишь только штабом этой армии, организатором не своей, а на­родной силы, посредницею между народным инстинктом и революци­онною мыслию. А революционная мысль только потому и революционерна, жива, действительна, истинна, что она выражает и только по­скольку она формирует народные инстинкты, выработанные историею. Стремиться навязать народу свою мысль, простую [...] или чуждую его инстинктам, — значит хотеть поработить его новому государству. Поэ­тому организация, хотящая искренно только освобождения народной жизни, должна принять программу, которая была бы полнейшим выра­жением народных стремлений.

Организации предстоит огромная задача: не только приготовить торжество революции народной посредством пропаганды и сплочения народных сил; не только разрушить до конца силою этой революции весь ныне существующий экономический, социальный и политический порядок вещей; но еще, пережив самое торжество революции, на дру­гой день народной победы сделать невозможным установление какой бы то ни было государственной власти над народом — даже самой ре­волюционной, по-видимому, даже вашей, — потому что всякая власть, как бы она ни называлась, непременным образом подвергла бы народ старому рабству в новой форме. Поэтому организация наша должна быть довольно крепка и живуча, чтобы пережить первую победу наро­да, — а это совсем нелегкое дело, — должна быть так глубоко проник­нута своим началом, чтобы можно было надеяться, что даже посреди самой революции она не изменит ни мыслей, ни характера, ни направ­ления. В чем же должно будет состоять это направление? Что будет главною целью и задачею организации? Помочь народу самоопреде­литься на основании полнейшего равенства и полнейшей и все­сторонней человеческой свободы, без малейшего вмешательства

Глава З. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬXIX — НАЧАЛА ХХ в. 215

 

 

какой бы то ни было, даже временной или переходной, власти, т.е. без всякого государственного посредства.

Мы отъявленные враги всякой официальной власти — будь она хоть распререволюционная власть, — враги всякой публично признан­ной диктатуры, мы — социально-революционные анархисты.

Печатается по: Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 482, 483, 525, 546.

П.А. КРОПОТКИН

Хлеб и воля

[...] Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему мнению, организоваться на началах анархи­ческого коммунизма. Анархизм неизбежно ведет к коммунизму, а ком­мунизм — к анархизму, причем и тот и другой представляют собой не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающе­го в современных обществах, — стремления к равенству.

Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиков-государственников. Это — коммунизм анархи­ческий, коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей. Это — синтез, т.е. соединение в одно двух целей, преследовавшихся человечеством во все времена: свободы экономической и свободы по­литической. [...]

Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 46, 52.

Современная наука и анархия

[...] В силу различных исторических, политических и экономических данных, а также в силу уроков новейшей истории, у анархистов сложил­ся, как мы уже сказали, свой взгляд на общество, совершенно иной, чем у всех политических партий, стремящихся к захвату государствен­ной власти в свои руки.

Мы представляем себе общество в виде организма, в котором отно­шения между отдельными его членами определяются не законами, наследием исторического гнета и прошлого варварства, не какими бы то ни было властителями, избранными или же получившими власть по на-

216 Раздел 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКИ

 

 

следию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и обычаями, также свободно признанными. Эти обы­чаи, однако, не должны застывать в своих формах и превращаться в нечто незыблемое под влиянием законов или суеверий. Они должны по­стоянно развиваться, применяясь к новым требованиям жизни, к про­грессу науки и изобретений и к развитию общественного идеала, все более разумного, все более возвышенного.

Таким образом — никаких властей, которые навязывают другим свою волю, никакого владычества человека над человеком, никакой не­подвижности в жизни, а вместо того — постоянное движение вперед, то более скорое, то замедленное, как бывает в жизни самой природы. Каждому отдельному лицу предоставляется, таким образом, свобода действий, чтобы оно могло развить все свои естественные способности, свою индивидуальность, т.е. все то, что в нем может быть своего, личного, особенного. Другими словами — никакого навязывания от­дельному лицу каких бы то ни было действий под угрозой обществен­ного наказания или же сверхъестественного мистического возмездия: общество ничего не требует от отдельного лица, чего это лицо само не согласно добровольно в данное время исполнить. Наряду с этим — пол­нейшее равенство в правах для всех.

Мы представляем себе общество равных, не допускающих в своей среде никакого принуждения; и, несмотря на такое отсутствие принуж­дения, мы нисколько не боимся, чтобы в обществе равных вредные об­ществу поступки отдельных его членов могли бы принять угрожающие размеры. Общество людей свободных и равных сумеет лучше защитить себя от таких поступков, чем наши современные государства, которые поручают защиту общественной нравственности полиции, сыщикам, тюрьмам — т.е. университетам преступности, — тюремщикам, пала­чам и судам. В особенности сумеет оно предупреждать самую воз­можность противообщественных поступков путем воспитания и более тесного общения между людьми.

Ясно, что до сих пор нигде еще не существовало общества, которое применяло бы на деле эти основные положения. Но во все времена в человечестве было стремление к их осуществлению. Каждый раз, когда некоторой части человечества удавалось хоть на время свергнуть угне­тавшую его власть или же уничтожить укоренившиеся неравенства (рабство, крепостное право, самодержавие, владычество известных каст или классов), всякий раз, когда новый луч свободы и равенства про­никал в общество, всегда народ, всегда угнетенные старались хотя бы отчасти провести в жизнь только что указанные основные положения.

Глава 3. РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ XIX—НАЧАЛА XX в. 217

 

Поэтому мы вправе сказать, что анархия представляет собой извест­ный общественный идеал, существенно отличающийся от всего того, что до сих пор восхвалялось большинством философов, ученых и поли­тиков, которые все хотели управлять людьми и давать им законы. Идеа­лом господствующих классов анархия никогда не была. Но зато она часто являлась более или менее сознанным идеалом масс.

Государство в совокупности есть общество взаимного страхования, заключенного между землевладельцем, воином, судьей и священником, чтобы обеспечить каждому из них власть над народом и эксплуатацию бедноты.

Таково было происхождение государства, такова была его история, и таково его существо еще в наше время,

[...] Государство — нечто гораздо большее, чем организация адми­нистрации в целях водворения «гармонии» в обществе, как это говорят в университетах. Это — организация, выработанная и усовершенство­ванная медленным путем на протяжении трех столетий, чтобы поддерживать права, приобретенные известными классами, и пользоваться трудом рабочих масс; чтобы расширить эти права и создать новые, ко­торые ведут к новому закрепощению обездоленных законодательством граждан по отношению к группе лиц, осыпанных милостями правитель­ственной иерархии. Такова истинная сущность государства. Все ос­тальное — лишь слова, которые государство само велит внушать на­роду и которые повторяются по привычке, не избирая их более внима­тельно, — слова столь же ложные, как и те, которым учит церковь, чтобы прикрыть свою жажду власти, богатства и опять-таки власти!

Печатается по: Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 287, 288, 347, 533.

П.Н. ТКАЧЕВ

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Вопрос 28. СССР на пути форсированного строительства социализма. Коллективизация и индустриализация.
2. Капитализм, социализм и демократия
3. Критика идей социализма и коммунизма
4. Развитие социализма от утопии к науке
5. Составить и заполнить таблицу по определению основных видов искусства и их характеристик в эпоху «развитого социализма».
6. СОЦИАЛИЗМ И САМООПРЕДЕЛЕНИЕ НАЦИЙ