Возраст как правовая категория в традиционном обществе

⇐ ПредыдущаяСтр 24 из 37Следующая ⇒

В традиционном обществе права и обязанности индивида определялись прежде всего его возрастом. Именно возраст регламентировал человеческое поведение во всех сферах жизни. При этом старшие занимали более престижное положение, обладая, в противовес младшим, преимущественным правом принимать управленческие решения, именно они решали все вопросы, касающиеся жизнедеятельности социума.

Социальная иерархия строилась на возрастном принципе. Она сложилась естественным образом вследствие изначально возникшего разделения труда, основанного на поле и возрасте. Опыт, помноженный на хорошие физические кондиции: силу, ловкость, выносливость, обеспечивал выживание ранней человеческой организации. Именно эти качества определяли успех в охоте на крупного зверя, а переход людей к мясной пище, но мнению ученых, имел первостепенное значение для становления Homo Sapiens. Этнографические материалы позволяют с большой уверенностью предполагать, что когорта зрелых и наиболее дееспособных мужчин занимала лидирующие- позиции в социально-возрастной иерархии первичного социума (Бочаров 20006: 65-66).

Более того, материалы, обнаруженные антропологами в XIX-XX столетиях, дают основания сделать вывод, ч го первичный социум строился на системе так называемых возрастных классов. Сначала такие общества были зафиксированы в Восточной Африке (Калиновская 1976), затем следы присутствия возрастных классов стали находить у народов других регионов мира. Некоторые исследователи, однако, полагают, что существование возрастного принципа в первобытном обществе не определяло целиком его структуру, т. е. разделение на возрастные классы.

Социумы данного типа являют собой пример полномасштабной реализации возрастного принципа в организации социальной иерархии и, соответственно, правоспособности. Они же являют собой архетип, или матрицу, которая во многом определяет человеческую культуру на всем протяжении ее истории. И в современных сложных обществах люди, в той или иной мере, продолжают соизмерять свои социальные роли, а вместе с тем свои нрава и обязанности с возрастом. Практически в каждой культуре можно выявить " возрастную карту» в сознании ее носителей, которая регламентирует их жизненный путь, увязывая достижение

\210\

социального статуса с определенным возрастом, и служи! им жизненным ориентиром (Бочаров 20006: 31-32).

1. Распределение прав и обязанностей между возрастными когортами в традиционном обществе

В рамках упомянутой архаической модели существовала «идеальная» организация взаимодействия между старшим и младшим поколениями. Она устраняла главную угрозу первичному социуму, исходившую из биологической сферы, обеспечив тем самым его выживание. Имеется в виду межпоколенный конфликт, обусловленный процессом взросления, неизменно сопровождающийся нарастанием негативизма, агрессии, отрицанием авторитетов. Когда же социальная информация передавалась последующему поколению только при непосредственном контакте, требовалось наличие позитивного эмоционального климата между старшими и младшими, даже «чувство любви» между ними (Лоренц 1969: 48). Словом, гарантированное выживание социума напрямую зависело от организации эмоционального климата между старшими и младшими (передатчиками и преемниками традиции).

Как предполагается, возрастные классы состояли из индивидов мужского пола одного биологического возраста. Вся возрастная когорта проходила в течение жизненного пути несколько возрастных степеней. Антропологами зафиксированы различные варианты подобного рода систем, но в среднем пребывание в одном классе продолжалось 6-8 лет; затем каждый класс поднимался на ступень выше, что сопровождалось соответствующими ритуалами («ритуалами перехода»), после чего все члены когорты получали новое имя, знаки отличия, обретали иные права и обязанности (Калиновская 1976). Классов было несколько, но главные из них — дети, молодежь (неженатая), зрелые мужчины, старейшины и старики.

По мере продвижения по социально-возрастной лестнице права, связанные с принятием управленческих решений, возрастали: от бесправных детей к полноправным старейшинам (40-45 лет), а затем снова шли на убыль. Старики вовсе исключались из реального управления обществом. Например, у галла (Восточная Африка) они, как и дети, именовались «немыми», т. е. не имели голоса при принятии решений (Бочаров 20006: 53-59). Похожая ситуация фиксируется в русской культуре: «По традиции на семейных советах деду принадлежит еще первое слово, но оно уже скорее совещательное, чем решающее... Отец хозяина и сын наглядно как бы разделяют суть старшинства: одному представлена форма главенства, другому содержание... То же самое происходит на женской половине дома. Молодая хозяйка с годами становилась главной у «печи», а значит и " большу-хой" » (Белов 1984: 99-157). Иными словами, старики сохраняли высокий престиж, играя роль памяти, хранителей традиций. Беспомощных стари-

\211\

ков, правда, нередко и убивали, что, как правило, объясняют стремлением «примитивов» избавиться от обузы. Однако и это, как правило, делалось «с почетом", так как считалось, что они «уходят в лучший мир — мир предков», где достигну! вершины своего сакрального могущества. Да и сами старики выражали зачастую желание отправиться в тот мир.

Первые признаки разбалансировки общественной модели, построенной на возрастном принципе, возникли при усилении родовой организации, т. е. когда родственный коллектив стал определять структуру первичного социум^- Нсли до этого принадлежность к возрастному классу определялась биологическим возрасчом индивида, т. с., по сути, биологический и социальный возрасты совпадали, а «отцы» и «дети» были социально-возрастными категориями, существовавшими независимо от кровного родства, то теперь принадлежность к возрастной когорте стала зависеть от биологического отца (патриарха). Биологически-возрастная структура общества более не совпадала с социальной. Иными словами, социально-возрастная структура, которая носила надродовой характер, стала пополняться не всеми лицами одного биологического возраста, а лишь теми, чьи отцы имели соочветствуютцие материальные ресурсы. Другие же продолжали «ходить в мальчиках», несмотря на возраст. Отцы же подчас просто не хотели социальною взросления своих детей, будучи заинтересованными в сохранении своего высокого статуса. Поэтому антропологи уже в XX столетии нередко сталкивались с фактами, когда зрелые мужчины (в биологическом смысле) продолжали оставаться социальными детьми, не имея никаких управленческих прав.

Например, М. Вильсон, изучая ньякуса в Южной Африке, застала картину, когда старый вождь и его поколение продолжали оставаться у власти, хотя их срок давно вышел. Ученому же они объясняли, что молодежь еще не созрела, чтобы их сменить, хотя «молодым» уже было порядка 40 лет (Wilson 1977). Они продолжали находиться в когорте «сыновей», а, как справедливо отмечал Г. Спенсер, «в патриархальном обществе назвать себя сыном другого лица равносильно назвать себя слугою или рабом его» (Спенсер 1877: 190).

По мере углубления социальной дифференциации бесправные социальные категории продолжали маркироваться в черминах возраста (ребенок — раб). В старославянском, чешском и словацком языках слово отрок также означало раб. Этимология слова «отрок» — неговорящий, бессловесный, не имеющий права говорить, т. е. принимать участие в управлении общественными делами (как и у галлов). В частности, в Древней Руси отроками назывались не только дети, но и иноплеменные пленные, по сути— рабы. «Челядь», как утверждают лингвисты, также восходит к слову дети, т. е. люди, не имеющие никаких прав. В договорах Руси с Византией под челядью разумелись рабы-пленники. Наконец, и холоп также восходит к детству, холоп — хлопец, т. е. ребенок. Холоп в отличие от челядина —

\212\

это раб, вышедший из своих, т. е. из недр местного общества. Украинское паробок/парубок происходит от раб/работать (об этом см. Вочаров 20006: 122; Бочаров 2001: 527).

Социальные верхи также обозначались в возрастных координатах. Чюбы войти в состав совета старейшин, теперь было недостаточно достичь соответствующего возраста, а надо было обладать и иными важными социальными свойствами, прежде всего «богатством». Далее же, как показал Г. Спенсер, слова, выражающие старшинство, со временем превращались в почетные титулы. Этот вывод он сделал, разбирая этимологию европейских дворянских титулов; сеньор, граф, барон и т.д. Они, как оказалось, связаны с категориями, маркировавшими принадлежность к старшей возрастной когорте в традиционном обществе (Спенсер 1877: 199).

2. Культ предков как идеологическая основа правового доминировании старших

Основные права старших проистекали из идеологии культа предков (см. гл. 6). Этот тип архаических представлений определял правосознание представителей традиционного общества. В наиболее примитивных социумах сакрализация власти старших была не столь очевидной; к ним прислушивались, следовали их советам. Она выражалась, скорее, в асимметрии табу, предписываемых возрастным когортам. Иными словами, старшим дозволялось нарушать различного рода запреты (пищевые, сексуальные, вербальные), которым обязаны были следовать молодые (Бочаров 20006: 172-224).

В более же сложных социумах типа вождеств подчинение старшим уже было неписаным законом: «Мы едва ли можем себе представить покорность и почтение, какие оказывали все члены семьи этому владыке (отцу. — R. Б.), как при его жизни, так и после смерти». В пределах домохозяйства отец имел такое же право, как вождь над кланом. Он мог причинять физические и нравственные пытки своим подвластным, мог избить палками, связать, морить голодом, лишить свободы, искалечить и даже убить жену, взрослого сына, дочь, ребенка. Отец был живым представителем богов (своих предков) (Брайан 1 1953: 272-274). На основании культа предков патриарх мог использовать по отношению к младшим такую идейно-мистическую санкцию, как «проклятие». Проклятого отцом и его потомков ждали большие несчастия в будущем. Это инструмент воз-дейсчвия на поведение младших сохраняется и сегодня, особенно среди народов Востока.

В древней Руси «законотворческая» деятельность была освящена культом предков. Так, слово «погост» использовалось и для языческого кладбища, и для обозначения места, где собиралось вече. Предполагалось, что решения вече санкционируются погребенными предками. Нов-

\213\

юродский кремль назывался Детинец. Этимология слова «детинец» родственна польскому слову «дединец» — так в Польше именовалась площадь перед помещичьей усадьбой, где собирались «деды», руководители сельской общины. В Детинце находилось буевище (заброшенное кладбище) (Андреева 2001: 66).

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒