Повседневная жизнь петровского Петербурга

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 11Следующая ⇒

С самого начала заданный стремительный ритм строительства Петербурга определил и ритм его деловой жизни. На Троицкой площади, рядом с Домиком Петра, возникает первый петербургский порт, куда приходят иностранные суда. По преданию, Петр в качестве кормчего сам привел первое торговое голландское судно с товарами и угостил обедом шкипера, который никак не мог себе представить, что он находится в жилище царя, и обходился с Петром, как с равным. Пыляев рассказывает широко распространенную легенду о том, как Петр, заметив, что шкипер не понимает, где находится, представил ему свою жену. Голландец подарил ей сыр, заметив при этом, что ей, конечно, никогда не приходилось есть такого сыра. Затем он подарил ей кусок полотна на рубашки.

При этом Петр воскликнул: «Ну, Катя, ты теперь будешь нарядна, как императрица! Тебе бы век не видать таких рубашек! » Шкипер просил поцеловать его за подарок. «В эту минуту, – рассказывает легенда, – вошел к царю Меншиков в орденах и, не зная ничего, стал докладывать почтительно о делах. Шкипер смутился. Но царь приказал Меншикову выйти и убедил голландца, что в Петербурге господа со звездами и лентами нередко являются с любезностями ко всякому, кто имеет деньги, чтобы занять у него, и советовал беречься их. Голландский купец поверил царю и стал продавать ему свои товары, и только под конец, когда к царю явился капитан с рапортом о смене, купец понял шутку царя, упал к его ногам и просил извинения. Петр милостиво поднял его, купил все его товары и вдобавок пожаловал ему многие привилегии на будущее время».

По другой версии того же предания, Петр в одежде простого лоцмана вышел на шлюпке навстречу голландскому кораблю, которое с трудом пробиралось среди мелей залива, и на хорошем голландском языке сказал, что прибыл по поручению губернатора Петербурга и предложил безопасно провести корабль в порт. На берегу их встречал Александр Данилович Меншиков, который пригласил заморских моряков к обеденному столу. Только там, к своему величайшему изумлению, голландцы узнали, что «искусный лоцман – это сам царь».

В той же легенде рассказывается о том, как Петр одаривал первых иностранных купцов, прокладывавших морские пути в новую столицу России. Особенно он благоволил к голландцам. В этой связи любопытна легенда о корабле с золотом, которое Петр хотел передать дружественной стране в виде займа. Корабль будто бы затонул, застигнутый бурей где-то за Кронштадтом. До сих пор этот эпизод из жизни раннего Петербурга будоражит умы кладоискателей всего мира.

Согласно другой легенде, рассказанной Свиньиным, однажды Петр спросил голландского шкипера, где ему кажется лучше: в Архангельске или в Петербурге. «Все бы хорошо здесь, – ответил тот, – да нет оладьев». И государь в тот же день угостил его у себя оладьями и велел всегда готовить их для голландских шкиперов.

Известно, что давней и страстной мечтой Петра I было перенести основной объем внешнеторговых морских перевозок из Архангельска в Петербург. В самом устье Невы, на крохотном островке еще совсем недавно находился так называемый Подзорный дворец, или Морская обсерватория, откуда, по преданию, царь любил подолгу наблюдать за прибытием в Петербург иностранных кораблей. Подзорный дворец бесследно исчез в результате строительства и расширения Адмиралтейских верфей.

Мы уже говорили о закладке в 1704 году так называемого Адмиралтейского дома со стапелями для строительства судов. К концу 1705 года строительство Адмиралтейства в основном было закончено. Вокруг стапелей появились литейные мастерские и кузницы, амбары для «верчения канатов» и различные склады. Уже в апреле 1706 года со стапелей было спущено первое военное судно – восемнадцатипушечный бомбардирский корабль, чертеж которого, по преданию, сделал сам Петр I.

Петр никогда не упускал возможности лично присутствовать при спуске на воду очередного корабля. Он благодарил строителей, а главный мастер получал из рук государя на специальном серебряном блюде по три рубля серебром за каждую корабельную пушку. Говорят, этот обычай со смертью государя прекратился и еще несколько лет после кончины императора корабельный мастер в день спуска построенного им корабля одевался в черную траурную одежду.

Едва ли не с первых дней создания российского флота Петр задумывался о его символах, и в первую очередь о русском военно-морском флаге. Каким должен быть этот флаг? Какого цвета? И какой формы? Существует легенда о происхождении знаменитого Андреевского флага. Будто бы однажды Петр размышлял о флаге, находясь в собственном домике на Петербургской стороне. Размашисто шагал по покою, от окна к двери… от двери к окну. Неожиданно остановился и выглянул в окошко. А там на земле распласталась темная тень от оконных переплетов. Петр даже вздрогнул, почувствовав в этом какое-то знамение. Тень от окна напоминала Андреевский крест. Так будто бы и появился военно-морской флаг Российского государства.

В это же время по указу Петра в Галерной гавани на Васильевском острове создается так называемый Ковш для ремонта судов. Ковш будто бы выложен мореным дубом, который со временем приобретает все большую прочность и ценность. Говорят, уже в наше время американцы предложили купить этот, как им казалось, ненужный современным петербуржцам дуб.

И только вмешательство первого мэра Петербурга Анатолия Собчака, который с возмущением отказался от этой сделки, спасло эту историческую реликвию.

Мы уже говорили о страсти Петра к морю, хотя еще при жизни императора бытовали рассказы о его страхе перед водой. В то же время сохранилось немало легенд, эти рассказы опровергающих. Старинные лоцманские наставления содержат легенду о том, как однажды, во время исследования Петром Ладоги, его корабль потерпел кораблекрушение на подводных камнях вблизи Новой Ладоги. Ничуть не испугавшись, царь будто бы в гневе воскликнул: «Пусть тут будет сухо! » С тех пор каждое проходившее в этом месте военное или торговое судно должно было сбрасывать в воды Ладоги по одному гранитному камню. Их возили сюда даже зимой и сбрасывали в полыньи. Так будто бы и возник карликовый остров с названием Сухо.

И простой народ не верил в водобоязнь царя. Он сочинил легенду о том, как однажды «Петр укротил плетью бурное Ладожское озеро. Сама природа ему повинуется. Царь Петр знал все на свете». У него не сходили с рук мозоли, ибо, как говорил народ, всякую крестьянскую работу он знал и исполнял. «Вот только лаптей не умел плесть», – с сожалением констатирует фольклор. Об этом есть даже две северные легенды, записанные Н. А. Криничной. Одна из них рассказывает, как Петру захотелось однажды «подешевле чтоб обувь была на армию, лаптей наплести. Ну, а нанять там некого было… А Петр, значит: „Давай сам наплету! “ И он попробовал плести, плел-плел, не мог ничего сделать. Как затеял лапоть плести, так и остался недоплетен».

Другой рассказчик добавляет, что этот недоплетенный лапоть и теперь еще «где-то там в Питере во дворце али в музее висится».

В 1710 году для нужд Адмиралтейства в лесу на реке Ижоре строится пильная мельница, положившая начало знаменитому Ижорскому заводу и городу Колпино. По легенде, искать место для строительства завода Петр отправился в сопровождении итальянца Пино. Берега Ижоры Петру так понравились, что он в нетерпении воскликнул: «Вот здесь и будем строить! » И показал на выбранное им место. «А здесь и удобнее и лучше», – возразил строптивый иностранец, показал в другую сторону и в сердцах воткнул в землю свою трость. Петр искренне расхохотался, взглянул на трость Пино и, давясь от смеха, добавил: «Пусть будет город там, где кол Пино… Колпино».

За работой Ижорского завода Петр наблюдал лично и не раз приезжал сюда, что нашло отражение в местном фольклоре. Колпинцы охотно показывают ограду завода, которая производит довольно внушительное впечатление. Существует предание, что один из участков этой ограды сделан из стволов пушек. Говорят, кто-то из управляющих допустил брак при литье, за что был наказан самим государем. Испорченные же пушечные стволы царь велел в назидание потомкам установить в ограде. На самом же деле «пушки» – это бывшие вытяжные трубы многочисленных малых кузниц, что ковали корабельные цепи.

Старые предания приписывали Петру и сооружение деревянных судостроительных доков на Охте, хотя на самом деле их строительство специалисты относят к середине XIX века. Между тем основания для таких преданий и в самом деле были. На территории современной Охты Петром I была основана матросская слобода, «вольные плотники» которой, согнанные сюда из северных губерний России, должны были обслуживать основанную в 1721 году охтинскую верфь, пильные и канатные заводы.

Отрезанная от Петербурга широкой Невой, Охта долгое время представляла собой как бы самостоятельный провинциальный городок с заводом, судостроительной школой, церковью, своим укладом и, говоря современным языком, собственной специализацией. Так, довольно развитое на Охте молочное животноводство ввело в петербургский обиход поэтический образ охтинки-молочницы. О начале этого весьма выгодного промысла есть предание, которое мы находим в 7-м выпуске «Историко-статистических сведений о Санкт-Петербургской епархии». В нем говорится, что «сам Петр Великий выписал для охтинок холмогорских, голландских и других породистых коров, чтобы они снабжали новую столицу молочными продуктами». Это предание принимает характер вероятности, если сопоставить с ним указ Петра о наделе охтян громадным количеством выгонной земли. Впрочем, как бы то ни было, но охтинки издавна снабжали Петербург молоком. Торговля эта не ограничивалась продажей молока своих коров. Так называемая Горушка на Большой Охте представляла собой молочный рынок, куда ранним утром ежедневно съезжались окрестные чухонцы с молоком и молочными продуктами, которые охтинки перекупали и разносили на своих плечах во все концы Петербурга.

Старинные предания, легенды и мифы Санкт-Петербурга, словно летописи, воспроизводят сложную и многообразную политическую, общественную и просто обывательскую жизнь молодой столицы. Легендарные и полулегендарные события тех давних лет, запечатленные в фольклоре, до сих пор сохраняют острый и неповторимый аромат той эпохи. И хотя эти предания не могут служить документами, они могут пролить свет на документы подлинные. А уж как ярко вспыхивает в этом свете обыкновенная реальность давно минувших дней!

Вот строчки указа, приписываемого народной молвой Петру: «Нами замечено, что на Невской першпективе и в ассамблеях недоросли отцов именитых в нарушение этикету и регламента штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой щеголяют предерзко. Господину полицмейстеру Санкт-Петербурха указую впредь оных щеголей с рвением великим вылавливать, сводить в Литейную часть и бить кнутом пока от гишпанских панталонов зело похабный вид не окажется. На звание и именитость не взирать, также на вопли наказуемых».

В то же время известная простота и скромность Петра в быту не должна была служить примером для подчиненных. Оставляя за собой право «щеголять» в простой поношенной одежде, император требовал от своих сановников, чтобы они одевались пышно и нарядно. Его приближенные обязаны были жить на широкую ногу, устраивать приемы, пиры и увеселения. Рассказывали, что Петр, наблюдая пиршество в доме Меншикова, всегда с удовольствием говорил: «Вот как Данилыч веселится! »

И действительно, несмотря на известную нам по историческим источникам непрерывную череду ассамблей с питьем, танцами и весельем, которым Петр, кажется, придавал более политическое, нежели житейское значение, сам император предпочитал сравнительно тихий отдых в подзорных и путевых дворцах, за шахматным столом или токарным станком, в Царском Селе или Екатерингофе, в гостях у своей Катеньки.

Еще одним новшеством, завезенным якобы Петром из Голландии, был бильярд. Причем, первоначально он предназначался исключительно для развлечения дам. «Катать шарики» считалось в те времена занятием, не приличествующим мужчинам. Только спустя много времени бильярдные столы появились в офицерских собраниях – для «заполнения досуга и сокращения количества дуэлей». С тех пор и повелось считать бильярд мужской игрой.

На десятой версте по дороге в Ригу при Петре еще сохранялась священная роща, бывшая в древности языческим культовым центром. Известно, что в ночь на Ивана Купалу сюда, под шатер, образованный ветвями гигантской липы, собирались местные девушки-ижорки. Здесь они разводили костры и под древние заклинания и медленные ритуальные танцы приносили в жертву белого петуха. По старинному петербургскому преданию, на этом месте, к которому местное население испытывало суеверное почтение, тянуло и Петра I. Именно здесь он любил отдыхать.

В то же время Петр был крайне нетерпим к суевериям и боролся с ними всеми доступными ему средствами. Однажды во время его отсутствия в Петербурге разнесся слух, что в одной церкви на Петербургской стороне большой образ Богородицы проливает слезы. Туда стало собираться множество народа. Говорили, что Матерь Божия опечалена и что ее слезы предвещают великое несчастье новому городу, а может быть и всему государству. Вот что произошло далее по Я. Штелину: «Петр Великий, немедленно прибывши в Петербург, тотчас пошел в упомянутую церковь. Государь, рассматривая некоторое время образ весьма пристально, приметил нечто подозрительное. И скоро нашел в глазах у образа весьма малые и почти неприметные дырочки. Оборотивши доску и отодрав оклад, открыл обман и источник слез: а именно в доске против глаз у образа сделаны ямки, в которые положено было несколько густого деревянного масла. „Вот источник чудесных слез! “ – сказал государь. Каждый из присутствующих должен был подойти, видеть своими глазами сей хитрый обман».

Можно понять Штелина, литературно обработавшего услышанное в свое время от рассказчика. Изустная легенда, дошедшая до наших дней, более откровенна. Согласно ей гнев императора, раскрывшего тайну плачущего образа, был неописуем. Он размахивал иконой Богородицы перед носом испуганного не на шутку настоятеля, приговаривая: «Если иконы еще раз заплачут маслом, ж… попов заплачут кровью».

Между тем чудотворные иконы на Руси чтились. По случаю тех или иных чудес устанавливались местные праздники.

Так, в Колпине, при Ижорских заводах, ежегодно чуть ли не два столетия отмечался день 9 мая. Бесчисленные толпы богомольцев стекались в этот день к церкви, что стояла посреди селения. Праздник установлен был в честь иконы святого Николая Чудотворца. Икона эта в золотой оправе и серебряной раме известна как чудотворная по следующему преданию. Глубокой осенью 1713 года рабочие первой ижорской лесопильной мельницы подверглись неизвестной повальной болезни. Однажды одному умирающему явился во сне древний образ святого Николая, никем до того не виданный. «Когда по настойчивому желанию больного этот образ нашли на чердаке, то рабочие выздоровели и болезнь прекратилась».

В 1930-х годах старинная Троицкая церковь в Колпине была закрыта, а затем и снесена. Чудотворный образ святого Николая, будто бы исцеливший некогда ижорских рабочих, вместе с другими иконами был отдан в один из цехов завода для сожжения. Однако чудом уцелел. Он был найден в мусоре одним рабочим и тайком передан на хранение в Троицкую церковь «Кулич и Пасха», где находится в настоящее время.

Отделение от православной церкви части верующих, не признававших церковных реформ патриарха Никона, вызвало в России мощное церковное движение, известное под названием Раскол. Раскол надолго стал знаменем антиреформаторских сил, противостоявших стремлению Петра повернуть Россию лицом к Европе. Множество следов этого противостояния мы находим в городском фольклоре. Уже известный нам Штелин рассказывает следующий исторический анекдот. Однажды, когда Петр, проводив гостей, возвращался через переднюю Летнего дворца в свои покои, незнакомец с мешком, сшитым из разноцветных лоскутков, преградил ему дорогу. Из мешка выпал длинный нож, завернутый в рогожу. Когда незнакомца схватили, Петр спросил у него, кто он такой и что собирался делать. «Убить тебя», – ответил тот. «За что? Разве я чем-нибудь тебя обидел? » – спросил Петр. «Нет, ты ничего худого мне не сделал, но сделал много зла моим единоверцам и нашей вере», – ответил злоумышленник, который оказался раскольником. «Хорошо, – сказал царь, – мы разыщем это. Отведите его теперь под караул и не делайте ему ничего худого, а завтра сам я расспрошу его обо всем».

О дальнейшей судьбе злоумышленника анекдот умалчивает, а в других источниках нет вообще никаких упоминаний о попытке покушения раскольника на царя, однако действительно по указу Петра I все раскольники обязаны были носить на одежде особую мету: лоскут красного сукна с желтой нашивкой. Эти меты стали называть на Руси козырями. Они прочно вошли в петербургский фольклор, и не только в легенды. В XIX веке Владимир Даль записывает пословицу: «Лоскут на ворот, а кнут на спину».

Но в народе была известна и относительная терпимость Петра в вопросах веры. Так, появлению масонства в России способствовал не кто иной, как Петр. Первая масонская ложа, по преданию, была основана в Кронштадте Петром после его возвращения из второго заграничного путешествия 1717 года. Якобы именно он вывез тогда из Европы масонский статут. Может быть, поэтому Петр I пользовался в XVIII веке необыкновенным уважением у русских масонов. На своих собраниях они даже распевали «Песнь Петру Великому», сочиненную Державиным.

Отрицательным было отношение Петра к проживанию в Петербурге цыган и евреев, хотя, например, евреи были в самом близком окружении императора. Среди них – первый государственный вице-канцлер П. П. Шафиров и первый генерал-полицмейстер Петербурга А. М. Девьер. Потом, правда, была придумана легенда о том, что само провидение позаботилось о том, чтобы евреи не жили в Петербурге, так как в период белых ночей невозможно установить время вечерней и утренней молитв, которое определяется по восходу и заходу солнца. И уж совсем невероятной кажется старообрядческая легенда о том, что Петра во время его пребывания в Голландии подменили на еврея.

О первом и неудачном появлении в Петербурге цыган с их традиционным хором сохранилось предание, записанное Столпянским. Когда Петру доложили, что в Петербург приехали плясуны, балансеры и фокусники, представляющие разные удивительные штуки, то царь будто бы сказал полицмейстеру Девьеру: «Здесь надобны художники, а не фигляры. Я видел в Париже множество шарлатанов на площадях. Петербург не Париж: пусть чиновные смотрят дурачества такие неделю, только с каждого зеваки брать не больше гривны, а для простого народа выставить сих бродяг безденежно перед моим садом на лугу; потом выслать из города вон. К таким празднествам приучать не должно. У меня и своих фигляров между матросами довольно, которые на корабельных снастях пляшут, головами вниз становятся на мачтовом верхнем месте. Пришельцам-шатунам сорить деньги без пользы – грех».

И цыган выслали «из города вон», на правый берег Невы. Там они расположились табором, горланили по ночам песни и веселились. Говорили, что Петр ссылал туда из Петербурга безнадежных пьяниц. А поселок прозвали Веселым.

Долгое время в Петербурге сохранялись некоторые традиции, вольно или невольно как бы заложенные Петром. Так, 29 июня, в Петров день – храмовый праздник Петропавловского собора, в Комендантском доме давались ежегодные обеды для причта. На этих обедах «непременно являлись громадные осетры на деревянных лотках, четверо лакеев не без усилий обносили гостей лакомым блюдом». По преданию, Петр Великий, предоставив коменданту рыбные ловли около крепости, завещал ему к обеденным столам в местные праздники крепости подавать целого осетра и притом «изловленного не в какой другой реке, а непременно в Неве или Ладожском озере». С середины XIX века поймать в Неве осетра к определенному сроку становилось все труднее. Однако традиция сохранялась, и коменданты в праздничные дни всегда посылали духовенству собора сто рублей в конверте с надписью: «На осетра».

На петербургских улицах время от времени можно было встретить свободно гуляющего арабского скакуна – любимого коня Петра I по кличке Лизетта. Конь был необычайно привязан к своему хозяину. Об этом в Петербурге слагались легенды. Рассказывали, что если царь долго не навещал его, то он убегал из стойла и сам разыскивал своего хозяина. Будь то в палатке или на открытом воздухе, во время отдыха или застолья, конь подходил к Петру, охотно ел из рук его приближенных. Если случалось по какой-либо причине откладывать намеченную ранее поездку и оседланную лошадь уводили обратно в конюшню, она, «как бы будучи тем обижена, потупляла вниз голову и казалась печальною до такой степени, что слезы из глаз ее выкатывались».

В Петербурге есть место, якобы связанное с Лизеттой. В Кировском районе, при входе в Екатерингофский парк со стороны улицы Калинина, на берегу Таракановки стоит хорошо отполированная колонна, предположительно установленная здесь по проекту архитектора Монферрана. В народе ее называют Молвинским столпом, по имени купца Молво, который в XVIII веке построил здесь два завода – водочный и сахарный. С Молвинским столпом связано несколько легенд, с которыми мы познакомимся позже. Но одна из них относится к Лизетте. Легенда утверждает, что на берегу Таракановки будто бы захоронены останки любимого царского скакуна. Никаких указаний на это нет. Но в верхней части колонны заметно прямоугольное гнездо, якобы от утраченного некогда барельефа с изображением Лизетты. Люди уверяют, что Молвинский столп – не что иное, как надмогильный памятник Лизетте. Хотя мы увидим, что он же считается памятником иным событиям петербургской истории.

За благоустройством Петербурга, или «парадиза», как он любил его называть, Петр следил зорко и не спускал ни малейшей провинности даже такому расторопному и старательному полицмейстеру, как Девьер, которого он очень ценил. Рассказывают, что однажды он вместе с Девьером подъехал к мосту через канал у Новой Голландии и заметил, что мост разобран: кто-то украл из настила несколько досок. Государь приказал своему денщику сдвинуть оставшиеся доски, чтобы можно было переехать, а сам между тем принялся «гладить» дубиной генерал-полицмейстера, приговаривая: «Это лучше прибавит тебе памяти о попечении и содержании мостов в порядке: будешь сам осматривать».

Не сразу появились в Петербурге привычные нам городские кладбища. По обыкновению хоронили при приходских церквах, а иногда даже во дворах. После освящения Сампсониевской церкви на Выборгской стороне, заложенной в память Полтавской битвы, которая произошла в день святого Сампсония-странноприимца, Петру пришла в голову оригинальная мысль: в Петербурге жили в большинстве своем люди пришлые, из других «стран», то есть странники, и кому как не им покоиться после кончины под защитой странноприимца Сампсония. Это соображение, как гласит народное предание, и навело «остроумного государя» на мысль «назначить кладбище у св. Сампсония». Это было первое петербургское кладбище.

Но и одно из последних кладбищ – Северное, основанное в 1874 году в Парголове, на землях, принадлежавших графу А. П. Шувалову, согласно бытующему до сих пор преданию, тоже имеет очень давнюю историю: на этом месте во время Северной войны хоронили погибших в боях петровских солдат.

Напомним: чуть не два десятилетия строительство Петербурга проходило в условиях непрекращающейся Северной войны. Мир был заключен только в 1721 году. Не случайно фольклор первых десятилетий истории Петербурга буквально пестрит упоминаниями о той войне. Порой это изустный, из поколения в поколение передаваемый легендарный или полулегендарный рассказ, или, как тогда говорили, анекдот с вполне сложившимся сюжетом, художественно переданным диалогом и обязательной «моралью» в конце. К счастью, некоторые из таких исторических анекдотов сохранились в записях. Вот один из них:

«Во время Шведской войны, в Петербурге, для большей осторожности, зимою через Неву ставились рогатки с Выборгской и Московской стороны. Они охранялись часовыми, которым было приказано после вечерней зари не пропускать никого ни в Петербург, ни из Петербурга. Однажды Петр Великий был в театре, находившемся на Литейном, недалеко от дома кумы генеральши Настасьи Васильевны Бобрищевой-Пушкиной. Она тоже была в театре и просила государя приехать к ней после представления на вечеринку, на что он и согласился. После спектакля Петр незаметно вышел из театра и с одним денщиком в маленьких санях заехал со стороны Охты к упомянутой куме. Подъехав к часовому, стоявшему со стороны Литейного двора с Московской стороны, и назвавшись петербургским купцом, запоздавшим на Охте, просил его пропустить.

– Не велено пропускать, – отвечал часовой, – поезжай назад!

Государь предлагает ему рубль и, все прибавляя по стольку же, доходит до десяти рублей. Часовой, видя его упорство, сказал:

– Вижу, что ты человек добрый, так, пожалуйста, поезжай назад; буде же еще станешь упорствовать, то я или принужден буду тебя застрелить, или, выстрелив из ружья, дать знать гауптвахте, и тебя возьмут под караул как шпиона.

Тогда государь поехал к часовому, стоявшему с Выборгской стороны, и снова, сказавшись купцом, просил пропустить. Этот часовой пропустил его за два рубля. Пробираясь по Неве к дому Бобрищевой-Пушкиной, государь попал в полынью и был едва выхвачен из нее денщиком, а лошадь сама выпрыгнула на лед. Петр приехал к куме весь мокрый. Увидя его в таком виде и услышав, что случилось, все присутствовавшие пришли в ужас.

– И зачем, батюшка, – пеняла государю хозяйка, – самому тебе так трудиться? Разве не мог ты послать для осмотра караулов кого-нибудь другого?

– Когда часовые могут изменять, то кто же лучше испытать-то может, как не я сам? – отвечал Петр.

На другой день состоялся приказ по полку: часового-изменника повесить, и, провертя два взятых им за пропуск рубля, навязать их ему на шею, а другого часового произвести в капралы и пожаловать десятью рублями, предложенными ему накануне».

Надо сказать, самыми фантастическими слухами в те времена полнился не только Петербург и не только Россия. Так, в Швеции о русских и об их Петербурге тоже ходили невероятные небылицы. Одно время в Швеции развелось много волков. Они подходили прямо к домам обывателей и наводили на них не только обыкновенный животный страх, но и невероятный мистический ужас. В народе говорили, что это пленные шведские солдаты, которых русские, как это у них принято, оборотили в волков, а затем отпустили, чтобы те вернулись за душами жен и детей. Рассказывали, что одного такого волка подстрелили, содрали шкуру, а под ней… обнаружили рубашку, которую узнала одна шведка. Она будто бы ее вышила, отправляя своего мужа на войну с русскими. Между тем хорошо известно, что шведы, отбывавшие свой плен в Петербурге, пользовались известным уважением. Они становились учителями европейских манер, их приглашали на петровские ассамблеи. Не говоря уже о том, что они были в числе первых строителей Петербурга.

Едва закончилась Северная война, как к Петру явились представители духовенства с петицией, в которой настоятельно просили императора вернуть им металл для восстановления колоколов, перелитых в свое время на ядра и пушки. Петр, рассказывают, на петиции наложил резолюцию: «Получите х..! » В дальнейшем эта легенда получила продолжение, если, конечно, не была вообще сочинена в более позднее время. Говорят, что сразу после смерти Петра духовенство обратилось к его вдове императрице Екатерине I с той же петицией. Императрица прочитала резолюцию Петра и, мило улыбнувшись, доверительно проговорила: «А я и этого дать не могу».

Скорый и решительный на расправу Петр раздавал по заслугам всем и каждому. Фольклор чаще всего интерпретировал это по-своему. В 1719 году после пристрастных допросов в пыточных камерах была казнена за детоубийство камер-девица Екатерины I Мария Даниловна Гамильтон. Голову ее будто бы заспиртовали и по указу Петра поместили в Кунсткамеру. Едва ли не сразу вокруг этого зловещего экспоната родилась легенда, которую охотно рассказывали посетителям музея. Будто бы жила в Петербурге необыкновенная красавица, которую однажды увидел государь. Пораженный ее красотой, он «приказал отрубить ей голову и поставить в спирт в Кунсткамере, на вечные времена, чтоб все ж во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси».

Привычным явлением в петровские времена были и ссылки неугодных. Причем, согласно одному из устных преданий, ссылали, как правило, в северные карельские леса. На месте выросшего таким образом поселения ссыльных впоследствии образовался город, получивший название Кемь. Название же это, по преданию, есть аббревиатура и расшифровывается просто: к е… матери. Так якобы писал на полях соответствующих указов Петр, отправляя петербуржцев в далекую ссылку. Хотя на самом деле этот карельский город, расположенный в устье одноименной реки, известен еще с XV века.

Невозможно представить себе жизнь Петербурга и быт его обитателей без наводнений, первое из которых произошло через три месяца после основания города. И в дальнейшем дикие набеги стихии с чудовищным постоянством сопутствовали всей истории города. Множество мифов, легенд и преданий о петербургских наводнениях рассыпано в мемуарной и бытописательской литературе. Мы еще не раз вернемся к фольклору, связанному с этим грозным явлением. Сейчас приведем только две легенды петровского Петербурга. Одна из них рассказывает, что, посетив после очередного наводнения Пулково, Петр сказал: «Пулкову не угрожает вода», на что живший на мызе чухонец ответил царю, что его дед помнит наводнение, во время которого вода доходила до ветви дуба, стоящего неподалеку, близ подошвы горы. Тогда Петр будто бы «сошел к тому дубу и топором отсек его ветвь».

Вторую легенду включил в свои «Воспоминания молодости» известный государственный и общественный деятель К. А. Скальковский. Он рассказывает о некоем купце, дом которого находился близ Невы. Этот купец во время наводнения, боясь воровства, бил палкой по рукам горожан, которые пытались спастись, взобравшись на его забор. За это Петр приказал повесить купцу на шею медаль из чугуна, весом в два пуда с надписью: «За спасение погибавших».

Не обошел вниманием фольклор и реформаторскую деятельность Петра в области русского правописания. Говорят, буква «ять», которая долгие века была предметом мук всех учащихся России, осталась в русском гражданском алфавите благодаря обыкновенному курьезу. Согласно легенде, Петр I, беспощадно вычеркивавший все, как ему казалось, лишние знаки, был неожиданно прерван именно тогда, когда собирался вычеркнуть «ять». С тех пор к этой букве привыкли настолько, что, когда в очередной раз над ней нависала опасность, грамотные люди молили Бога оставить им ее. Это наша родовая частица «фон», – говаривали они.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒