|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
|
|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Векторы и механизм социетальной трансформацииСтр 1 из 6Следующая ⇒
Б.А. Грушин Борис Андреевич Грушин (род. в 1929 г.) — известный российский социолог, доктор философских наук (1966), профессор (1970), член-корреспондент Российской академии образования (1990), ведущий специалист по проблемам общественного мнения и массового сознания; провел свыше 700 исследований. Сыграл выдающуюся роль в восстановлении социологии как самостоятельной науки в СССР и ее развитии в современной России. Окончил философский факультет МГУ (1952) и там же аспирантуру по кафедре логики (1955). Будучи редактором газеты «Комсомольская правда» по отделу пропаганды, Б.А. Грушин в 1960 г. создал в редакции газеты первый в истории страны Институт общественного мнения (ИОМ «КП»), который выполнил несколько серий всесоюзных опросов (1960—1967), получивших широкий общественный резонанс. Консультант по проблемам социологии в редакции международного журнала «Проблемы мира и социализма» (1962—1965, 1977-1981). Зав. сектором Института философии АН СССР (1966—1968), где завершил работу над монографией «Мнения о мире и мир мнений» (1967). Б.А. Грушин активно участвовал в создании Института конкретных социальных исследований АН СССР, где стал руководителем отдела, а затем и Центра изучения общественного мнения (1969— 1972). В ИКСИ выполнил ряд исследований, наиболее значимым из них стал генеральный проект «Общественное мнение» (1967—1974); результаты проекта отражены в коллективной монографии «Массовая информация в советском промышленном городе» под общ. ред. Б.А. Грушина и ЛА. Оникова (1980) и многих других публикациях. Зав. лаборатории Центрального экономико-математического института АН СССР (1974— 1977), ВНИИ системных исследований АН СССР (1981—1983). Один из организаторов и руководителей Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (1988—1990), создатель и руководитель независимой Службы изучения общественного мнения VP (VoxPopuli) (1989—1999). Зав. сектором, главный научный сотрудник Института философии (с 1990). С 1999 г. Б.А. Грушин реализует индивидуальный аналитический проект «Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина»; результаты опубликованы в двух книгах (2001, 2003), завершается подготовка еще двух книг. Исследования общественного мнения задуманы и осуществлены БАТрушиным как научно-гражданские акции, основанные на концептуальном анализе социокультурных процессов, совершавшихся в СССР и происходящих ныне в России. Это демонстрирует, в частности, его статья «Смена цивилизаций? » (1991), написанная накануне распада СССР. Ниже эта статья помещена с авторизованными сокращениями. А.З., Н.Л. СМЕНА ЦИВИЛИЗАЦИЙ? * Принято считать, что проблема зарождения, развития и смены цивилизаций — проблема прежде всего эмпирическая, поскольку речь тут должна идти в первую очередь об историческом, историко-культурном, этнографическом, антропологическом описании и анализе конкретных форм жизни гигантских общностей людей, именуемых нациями, народами, обществами. Во многом, по-видимому, так оно и есть. Однако, с другой стороны, нетрудно показать, что в рассматриваемой проблеме всегда немало места и для собственно философского, социологического разговора. Ведь в процессе смены, гибели одной и возникновения другой цивилизации меняются не только * Цит. по: Грушин Б. Смена цивилизаций? // Свободная мысль. 1991. № 18. Цитируемый текст иллюстрирует сложность проблемы, рассматриваемой в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.
конкретные формы жизни эмпирически наблюдаемых субъектов, но и скрытые от глаз наблюдателя социальные структуры, стало быть, сами эти субъекты, а также различные типы связей между ними. А это — уже сфера приложения сил социальной философии, социологии, хотя, к огромному сожалению, наши социологи до сих пор крайне мало интересовались подобными сюжетами. Лично я занялся ими примерно три года назад в ходе напряженных попыток ответить на вопрос: почему на протяжении всех лет перестройки любые, без какого-либо исключения, общественно-политические силы, участвующие в процессе на стороне реформ (будь то сторонники «железной руки» или демократы, «толпа» или «власть»), оказываются неизменно обреченными на неуспех? Почему им не удается реализовать, провести в жизнь ни один, в том числе «самый прогрессивный» закон, ни одну, в том числе «самую умную» программу, включая наделавшую столько шума Программу «500 дней»? Если говорить предельно кратко, главный корень всех совершаемых реформаторами ошибок, всех их неудач — вопиющее несоответствие предлагаемых ими стратегий поведения действительным характеристикам той социальной материи, которая называлась советским обществом. И в этом, по моему глубокому убеждению, все дело. Базирующиеся, мягко говоря, на неадекватных, а в действительности (очень часто) на грубо ошибочных представлениях о реалиях, эти стратегии уже по самому своему определению обречены на провал. Они постоянно и решительно отторгаются обществом то как абсолютно чуждые, непонятные ему, то как хотя и привлекательные, заманчивые, но совершенно непосильные для исполнения... За пять лет о перестройке в стране написаны горы не только статей, но и книг. Однако лишь в самом мизерном их количестве мы можем найти действительный ответ на вопрос, что же, собственно, случилось с советским обществом в апреле 85-го, — я имею в виду тот самый единственный удовлетворительный ответ, который дает возможность полностью понимать происходящее в обществе сегодня, не впадая ни в притупляющую бдительность эйфорию по поводу микроскопических шагов вперед, ни в чреватую опасными «телодвижениями» панику по поводу очередных сокрушительных поражений, откатов назад. Между тем суть дела тогда заключалась в том, что общество, претенциозно связавшее себя с новой («высшей»! ) в истории человечества — так называемой социалистической — цивилизацией, к этому времени полностью исчерпало себя как определенный тип человеческого общежития, проиграв большинству иных цивилизаций по таким важнейшим показателям, как эффективность производства, уровень народного благосостояния, степень свободы личности, и тем самым обнаружив перед лицом всего мира свою всестороннюю историческую несостоятельность. Будучи всей своей жизнью, всей своей судьбой органически связанным с партией коммунистов, М.С. Горбачев, естественно, не мог не настаивать на верности социалистическим идеям и планам строительства «нового общества», предложенного Лениным. Однако, с другой стороны, нельзя не видеть, что действительный, фактический смысл начатых Горбачевым процессов заключается отнюдь не в «перестройке» или «капитальном ремонте» здания, построенного «вождем всех народов» на этих идеях и по этим планам (поскольку оно оказалось абсолютно непригодным для сколько-нибудь нормального человеческого жилья), но как раз в завершении его полного — до основания! — разрушения... До недавнего времени я имел весьма смутное представление о том, как происходят землетрясения. В октябре же 1989 года во время пребывания в США я мог по телевидению воочию увидеть многочисленные сцены калифорнийской катастрофы. И тогда впервые понял, что происходящее в последние пять лет в нашей стране принципиально сродни устрашающему природному бедствию. Конечно же, это настоящее «социотрясение», когда под ногами у вас шаткая, ненадежная почва, когда вам на голову падают стены, стекла, крыши, а вокруг — огонь пожаров, крики пострадавших, несусветная суета спасающихся от беды или, наоборот, наживающихся на ней и — что особенно важно с точки зрения общей ориентации в обстановке — густой дым, плотная пыль, а то и сплошная тьма, не позволяющая разглядеть, кто есть кто — кто спасатель, а кто грабитель, кто друг, а кто враг, откуда ждать помощи, а откуда беды... Каким образом, вообще говоря, можно представить себе социологический анализ рассматриваемого процесса смены цивилизаций? Скорее всего, как ответ на три основных вопроса: • что собой представляет «старая цивилизация» — общество, которое вступило в данный процесс? • каковы основные особенности самого этого процесса (в том числе применительно к свойствам исследуемого общества)? • что собой представляет «новая цивилизация», к которой движется данное общество, то есть каков принципиальный вектор начавшегося движения?... Итак, что же собой представляет общество, которое еще вчера в общем восприятии было абсолютно ясным и незыблемым, рассчи-
танным на века и которое «вдруг» зашаталось, оказалось поставленным под сомнение в своей социальной природе, начало расползаться в своем бытии и сознании «по всем швам»? В уже упоминавшейся литературе можно найти немало самых различных точек зрения на этот счет. У одних авторов оно по-прежнему «социалистическое», у других — «феодальное» и даже «рабовладельческое», у третьих — «антидемократическое» или «фашистское» и т.д. В последнее время, однако, преимущественно благодаря усилиям молодых философов, социологов и политологов был точно сформулирован единственно верный, на мой взгляд, общий ответ на этот главный, основополагающий вопрос: среди множества существенных определений советского общества безусловно центральным является то, что оно было прежде всего обществом тоталитарным... С социологической точки зрения это означает, что данное общество было по преимуществу бессубъектным, а его структура (в силу этого) — достаточно аморфной, принципиально «усеченной» в сравнении с нормальной структурой любого типа «нормального» (не тоталитарного) общества. Говоря о первой стороне дела, я имею в виду прежде всего следующее: • что ставящее своей главной, фундаментальной целью абсолютное, полное подчинение человека воле государства, а стало быть, полное же уничтожение в человеке всего человеческого, личностного, такое общество сводит на нет подавляющее большинство не только индивидуальных, но и совокупных (групповых, массовых) субъектов, нормально функционировавших в обществе-предшественнике, превращая их лишь в объекты государственного управления, лишенные возможности самостоятельно (свободно, по собственному разумению и желанию) действовать и мыслить, в неких агентов своей тотальной воли, многие из которых становятся затем и впрямь агентами государственной охранки; • что все прежние — многочисленные и разнообразные — субъекты социального поведения и сознания замещаются в этом обществе по преимуществу одним-единственным субъектом, олицетворяющим структуры власти, многократно дифференцированные по вертикали и горизонтали... Из сказанного, разумеется, не следует, что в обществе вовсе исчезают все прочие субъекты, в частности те, которые активно противостоят власти, расшатывая ее основание. Как показывает история, такого не случается и в принципе не может произойти ни в одном тоталитарном государстве. Иначе каждое из них стало бы вечным... Три года назад (после немалых сложностей с цензурой в целом ряде «перестроечных» изданий) в журнале «Новое время» мне удалось опубликовать статью «Ученый совет при Чингисхане?..», где применительно к сфере производства социального знания как раз рассматривался вопрос о субъектах, действующих в советском обществе. В статье утверждалось, что в СССР не было, нет и в принципе не может быть социальной науки в собственном смысле этого слова, пока во главе общества стоят «Чингисханы», то есть структуры власти, которые уже «до» и без всякой науки сами знают, что хорошо, а что плохо, что истинно, а что ложно. Не испытывая ни малейшей нужды в подлинном, достоверном знании, они подменяют собственно субъектов науки разного рода квазисубъектами, как две капли воды похожими на настоящих, но тем не менее занятых не производством истины, а принципиально иным делом — идеологическим обслуживанием интересов власти, апологетикой сущего. Будучи не в состоянии полностью упразднить истинную науку, перевести всех подлинных ученых, власть предержащие либо выталкивают их на периферию процесса производства знаний, напяливая на них колпак «чудаков-алхимиков», либо загоняют их в подполье, всячески ограничивая их деятельность и жестоко преследуя за «ересь»... Говоря о второй из названных социальных характеристик тоталитарного общества — аморфности его структуры, — я хотел бы подчеркнуть в этом пункте самое главное: что, будучи представлена во множестве вполне осязаемых, «телесно оформленных» политических и социальных институтов, господствующая здесь власть вместе с тем незримо растворена во всей социальной ткани общества, пронизывает существо практически каждого (за самыми малыми исключениями) живущего в нем индивида и потому не представляет собой силы, отличной от силы граждан общества. Последние в своей подавляющей части находятся здесь не вне власти (как это свойственно нормальному гражданскому обществу), а, так сказать, внутри нее, являясь ее носителями, исполнителями и адептами... Что это реально означает для общества с точки зрения функционирования его «усеченной» (малым числом элементов-субъектов) структуры? Очевидно, прежде всего то, что основная часть социальных отношений реализуется здесь не в виде более или менее определенных, законодательно оформленных взаимодействий между разного рода агентами социальной жизни, а, напротив, в виде не-
Обе отмеченные характеристики, на мой взгляд, присущи не только советскому, но любому тоталитарному обществу. Однако в данном случае (в сталинском варианте) они отличаются ярко выраженной спецификой, уходящей корнями в том числе в историческое прошлое нашего общества и заслуживающей глубокого осмысления в рамках анализа сути и перспектив начавшихся изменений. Возникшее на гремучей замеси, с одной стороны, царской империи (с господствовавшими в ней феодальными, рабовладельческими и даже первобытнообщинными, родовыми отношениями), а с другой — казарменного коммунизма (с его, по словам К. Маркса, неестественной простотой бедного и не имеющего потребностей человека, простотой, повсюду отрицающей человеческую личность), советское общество полностью выпало из системы координат, в которой реализуется пусть разная, но все же нормальная человеческая жизнь, сохранив лишь некоторое подобие такой жизни. Поэтому это не просто особое общество, это — действительно особая цивилизация, никогда не имевшая и не имеющая аналогов на европейском и американском континентах... Теперь о втором заданном мною вначале вопросе: каковы основные особенности процесса смены цивилизаций, то есть перехода от описанного (тоталитарного) состояния общества к следующему, качественно новому (не тоталитарному) состоянию? В общем виде ответ на него, по-видимому, уже должен быть достаточно ясен, коль скоро главная практическая (именно практическая, а отнюдь не только теоретическая! ) проблема такого трансцензуса заключается в зарождении, возникновении, образовании — из «ничего»? из «пепла»? из чудом сохранившихся живых homo sapiens? — самых различных субъектов. Индивидуальных, групповых и массовых; действующих во всех без исключения сферах и на всех без исключения уровнях социальной жизни; прогрессивных и реакционных, «полезных» и «вредных» для общества; любых, но непременно свойственных собственно гражданскому обществу. Причем не просто в их зарождении, возникновении, образовании, но и распространении «вширь» и «вглубь», в их превращении в жизнестойкие, стабильные субъекты социального сознания и поведения, могущие образовать в своей совокупности нормальную социальную структуру общества и обеспечить его свободное (базирующееся на развитии человеческой личности) функционирование... В действительности страна вступила в процесс не просто экономических или политических, но именно исторических преобразований. И дело тут отнюдь не в одной терминологии. Ведь подобное определение оборачивается для практики множеством весьма серьезных последствий. Первое и, пожалуй, самое главное из них то, что это — процесс глубинный, совпадающий с преобразованием самой социальной материи, из которой соткано общество, — ее основного человеческого материала и, стало быть, затрагивающий все фундаментальные основания социума, включая складывавшуюся веками базовую мораль и психологию народа... Следующая важнейшая характеристика рассматриваемого процесса, прямо вытекающая из первой, — та, что он, по определению, связан с возникновением бесчисленных социальных и иных (экономических, этнических, политических, психологических) напряжений, разного рода столкновений и конфликтов (в том числе с использованием военной силы и многочисленными человеческими жертвами) и, стало быть, является процессом чрезвычайно болезненным, мучительным для всех участвующих в нем действующих лиц... Европа, рвавшая с нечеловеческой, античеловеческой цивилизацией много веков тому назад и, к слову сказать, делавшая это на протяжении нескольких столетий, впервые открыла миру эту истину, сформулировав устами одного из величайших своих политических философов такие непреложные формулы цивилизационных изменений, как «homo homini lupus est» и «bellum omnium contra omnes» («человек человеку волк» и «война всех против всех»)... Отсюда еще одна (последняя по перечислению, но отнюдь не по значению) характеристика рассматриваемого процесса — та, что это процесс длительный, рассчитанный не на 500 и даже не на 5000 дней, а на гораздо более длительные сроки, целые десятилетия... Что же касается последнего сформулированного мною вопроса — относительно основного направления, главного вектора начавшихся в стране изменений, то он, на мой взгляд, не имеет пока однозначного ответа. Сказать сейчас, что случится с нашим обществом завтра и тем более послезавтра, через одно-два десятилетия, в нынешних условиях в принципе невозможно: столь различны по своей направленности устремления и интересы многочисленных действующих лиц и столь неясны пока их актуальные и потенци-
В руководимой мною независимой Службе изучения общественного мнения VP (Vox Populi) мы постоянно проводим зондирование массового сознания по этому поводу. Из опроса в опрос респондентам предлагается сделать один и тот же исторический выбор — между «восстановлением идеалов и ценностей социализма, сложившихся за годы советской власти и заметно пошатнувшихся в последнее время», «построением нового — гуманного, демократического социализма, свободного от искажений и деформаций сталинизма и застоя» и «полным отказом от идей и ценностей социализма, ориентацией на иные (в том числе западные) пути развития». И пока распределение ответов на данный вопрос (при всей его условности) стабильно таково, что оно не позволяет нам вывести какую-нибудь общую, сколь-нибудь надежную равнодействующую всех фиксируемых в обществе движений... Точно так же лишь в терминах теории вероятности следует оценивать ныне и возможность достижения любых, более конкретных, целей, раскрывающих смысл указанной формулы, типа: «от государственной собственности — к приватизации», «от централизованной экономики — к рынку», «от казарменного коллективизма—к свободе личности»; «от господства произвола и насилия — к правовому государству», «от единства — к плюрализму», «от диктатуры — к демократии», «от иждивенчества — к инициативе» и т.д. И это вполне естественно, поскольку практически каждой из таких целей в нынешнем советском обществе противостоит некая иная, альтернативная цель, выражающая потребности и интересы других действующих лиц, участвующих в процессе. Какие из всех этих целей на самом деле будут достигнуты, реализованы, а какие так и останутся лишь «на бумаге» — покажет будущее. А.Г. Здравомыслов Сведения об А. Г. Здравомыслове даны в настоящей Хрестоматии перед его текстом в разделе 4 (подраздел 4.5). Ниже приведен, с сокращениями, раздел главы 1 из его книги «Социология российского кризиса» (1999), который дает представление об основных теоретических концепциях российских социологов, возникших непосредственно в процессе осмысления самого кризиса. Н.Л. ТЕОРИИ КРИЗИСА В РОССИЙСКОЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ* <...> Сложившаяся во времена брежневского политического режима система исчерпала внутренние стимулы развития: она подавляла любые проявления заинтересованности и личной инициативы и поощряла серость, однообразие, слепое повиновение властям... Немалую роль в формировании самодовольного сознания играли и институты государственного надзора, не терпевшие отклонений от заданных стандартов и любых проявлений свободомыслия. Такое сознание не было и не могло стать источником перемен социеталь-ного характера. Поэтому развитие российского кризиса происходило как движение «сверху вниз», как реформирование, исходящее от властных структур и персонажей. Вторая характеристика российского кризиса состоит в том, что вновь возникшее состояние воспринимается значительной частью общества как «худшее» в сравнении с тем, что было. Перемены, заданные сверху в середине 80-х годов, получили массовую поддержку в силу того, что с ними связывались надежды на «лучшее» прежде всего в области преодоления бюрократизма и развития демократизации как внутри правящей партии, так и в обществе в целом. Реальное развитие событий далеко опередило надежды в этой области. Но дело в том, что при этом не произошло улучшения материального положения большинства: вопреки замыслам инициаторов перестройки высвобождение политической энергии и инициативы не сказалось на экономической эффективности производства... Последующие экономические реформы...проводились в интересах активного меньшинства. Разумеется, при этом артикулировались «интересы народа» и «интересы общества». Однако главным результатом экономического и политического реформирования стала стремительная социальная дифференциация общества, породившая новое состояние российского кризиса. Третья черта кризиса — неясность перспектив, связанных с надеждами на «лучшее будущее». На какое-то время «лучшее будущее» как бы гарантировалось кампанией по приватизации государственных предприятий. Но наделе эта кампания оказалась массовой мистификацией населения страны и средством изгнания государства * Цит. по: Здравомыслов А.Г. Современный российский кризис: характеристика и истоки // Здравомыслов А.Г. Социология российского кризиса. М., 1999. С. 7-35. Цитируемый текст иллюстрирует сложность проблем, рассматриваемых в разделе 7 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. из сферы экономики1. Частный интерес, пробудившийся в ходе этой кампании, стимулировал лишь торгово-денежное обращение и создание российской экономической элиты. Реальному же сектору производства, в котором занято подавляющее большинство квалифицированных рабочих и специалистов, был нанесен весьма чувствительный удар... Наконец, четвертая особенность российского кризиса — возникновение все новых «тупиковых ситуаций», каждая из которых может рассматриваться как фаза развития самого кризиса. По сути дела, тупиковые ситуации возникают в результате обмена достаточно мощными «ударами», наносимыми друг другу «политическими игроками». Рассмотрим теперь три концепции причин кризиса, предложенные в российской социологической литературе в 90-е гг: А) Кризис как проявление отчужденного бытия (Н. И. Лапин, 1994). ...Главный вопрос, который ставится Н.И. Лапиным в его теории российского кризиса, состоит в следующем: почему прекратилось нормальное саморазвитие социума? Ответ на этот вопрос носит вполне определенный, но вместе с тем достаточно общий характер: «саморазвитие социума прекратилось благодаря тотальному отчуждению». Это отчуждение следует понимать как «определенный тип социокультурной связи между индивидами, которая вышла из-под их контроля и стала самостоятельной, господствующей над ними силой»2. Иными словами, речь идет о господстве «превращенных форм сознания», оказавшихся свойственными раннесоциалистическому обществу: «восприняв вульгарные представления о социализме, тотально-политическая система (выделено мною. —А.З.) провела огромную работу по усечению исторической многомерности человека и адаптации его к собственной одномерности. Необычайно разросшись, она сплющила социальную структуру, раздавила гражданское общество и подчинила экономику критериям политической целесообразности, превратив большую часть материального производства в самопожирание богатейших природных и трудовых ресурсов страны»3. 1 См.: Медведев Р. Капитализм в России? М., 1998. С. 170-191 2Лапин Н.И. Кризисный социум. Наше общество в трех измерениях. М., 1994. С. 63. Впервые эта позиция излагалась автором в статье: Лапин Н.И. Тотальное отчуждение и общий кризис раннего социализма // Вестник АН СССР. 1990. № 5. — Прим. сост. 3 Там же. С. 71. В этом последнем рассуждении важно отметить факт возникновения субъекта, порождающего отчуждение человека от социума и сам патологический социокультурный кризис. В качестве такого субъекта выступает «тотально-политическая система»! Как нам представляется, здесь произошло некоторое отступление от принятой логики рассуждения. Ведь исходная задача теоретического анализа состоит в том, чтобы объяснить факт возникновения тотально-политической системы в обществе, декларировавшем себя в качестве социалистического. Вместо этого автор объясняет отчуждение и кризис с помощью тотально-политической системы (т.е. системы политического тоталитаризма). Далее автор конкретизирует изложенную выше общую теорию патологического кризиса и разрабатывает на ее основе своего рода теорию среднего уровня, позволяющую перейти к анализу данных эмпирических исследований. Решая первую задачу, он выделяет на основе «анализа исторического опыта СССР» семь уровней отчуждения, последовательно возникавших, наслаивающихся друга на друга и, наконец, замкнувшихся в тотальный комплекс. Исходным стало отчуждение подавляющего большинства населения от участия в управлении страной, от власти, которое осуществилось благодаря уничтожению частной собственности на основные средства производства*. Стержнем этого отчуждения стала «номенклатура», которая рассматривается автором не как иерархическая пирамида, а как корпоративно организованная социальная общность с жесткими правилами игры.... Социокультурный кризис, по мнению Лапина, охватил все основные сферы социального бытия советского общества: экономическую, политическую, структурно-производственную, собственно социальную, духовно-нравственную, трудовую, этническую, экологическую. Следовательно, само общество изменилось до неузнаваемости. Более того, принятые в нем оценки превратились в собственную противоположность. Более или менее завершенная конструкция российского кризиса, предложенная автором, оставляет в стороне некоторые важные вопросы. Прежде всего: был ли советский период истории формой модернизации российского общества? Как повлияла индустриализация российской экономики на социальную структуру общества? Каковы были способы социализации огромных масс сельского населения в урбанизированной среде, и в чем состояла мотивация 4 Там же. С. 64-65. освоения новых промышленных профессий у людей, так или иначе вовлеченных в процессы социальной мобильности? Категория тотального отчуждения не дает ответа на эти вопросы. Социологический анализ этих процессов5 показал...наличие активной и вместе с тем глубоко противоречивой мотивации участия во всех этих процессах, несомненное модернизационное содержание кампании по ликвидации безграмотности в отсталой деревенской стране или кампании, направленной на изменение положения женщины в обществе. Нельзя сбросить со счетов и победу советского оружия, т.е. советского солдата в Великой Отечественной войне, опиравшуюся на вполне «сознательную» поддержку народа, обладавшего весьма высоким культурным потенциалом... Б) Системный кризис общества (Т.И. Заславская, 1993). В 1993 г. к теме кризиса советской системы обращается Т.И. Заславская. Отправным пунктом ее рассуждений оказывается вопрос об отношении к труду... Разрыв между образом идеального работника и реальным отсутствием заинтересованности в труде объяснялся теперь несколько иначе, чем 10 лет тому назад. В новой ситуации стало возможным утверждать следующее: «Условием успешного функционирования экономики советского общества было малообразованное неквалифицированное социально неразвитое и политически пассивное население. Но работники этого типа были не способны к творческому труду, личности же инновационного типа в тоталитарном обществе не приживались и гибли, что замедляло научно-технический прогресс. Вместе с тем социальное и техническое развитие общества способствовало росту образования и культуры, создавая тем самым противоречие между содержанием экономических отношений и социальным качеством их субъектов. В конечном счете углубление этого противоречия привело к упадку всех сфер общественной жизни — от экономики до нравственности. Многообразие возникших проблем свидетельствовало о системном характере кризиса»6. ...Приведенная оценка ситуации показывает неоднозначность и разнонаправленность социальных процессов. Ясно, что передовые отрасли промышленного производства — например, авиационная 5 См., напр.: Кабо О.Е. Очерки рабочего быта 1930.; Козлова Н.Н. Горизонты по 6 Заславская Т.И. Российское общество на социальном изломе: взгляд изнутри. промышленность, космос, электроэнергетика, отрасли оборонной промышленности — требовали и обеспечивались достаточно образованным контингентом работников соответствующих предприятий. И в то же время даже в этих отраслях производства применялась огромная масса неквалифицированного труда. Поэтому во многих отношениях предшествующая оценка десятилетней давности была более точной: незаинтересованность основной массы работников объяснялась прежде всего организацией экономики, ее социальными факторами, непродуманной политикой в области распределения и стимулирования труда, неумением и нежеланием государства выделить решающие направления технического прогресса и создать на этих направлениях ощутимые преимущества. Реальная политика в этой области диктовалась в гораздо большей степени заботой об уравнительности всех и вся, включая примерное равенство в условиях оплаты труда между академиком и уборщицей. Что касается политики в области образования, то она ориентировалась на задачи, опережающие потребности производства. В результате сформировался значительный слой образованных людей, не находивших применения своим знаниям и способностям. Создание этого слоя, включенного в какой-то степени в рыночные отношения в системе государственного социализма, стало предпосылкой политики перестройки7. Но оно не стимулировало развитие производства и технический прогресс. В рамках этого слоя накапливался значительный потенциал социального недовольства и неудовлетворенности. Т.И. Заславская справедливо отмечает, что «представления инициаторов перестройки о целях предстоящей трансформации общества не были четкими и однозначными»8. Главный ориентир руководство увидело в общей демократизации социальной системы. Оно исходило из того, что ключ к развитию экономики лежит не 7 «Интеллигенция, принадлежность к которой определяется уровнем образова 8 Заславская Т.И. Ук. соч. С. 192.
На первых этапах перестройки эти условия имели место, но к концу 90-х годов они как бы растворились9. Решающим моментом стал... раскол политической элиты, неумелые действия по созданию социальной базы перестройки, консервативное сопротивление принятому политическому курсу в практике работы аппарата и всей государственно-партийной машины, несогласованность политики центра с местными органами власти. Вскоре последовал и раскол в самом Политбюро и Секретариате ЦК КПСС, которые не сумели выработать новые формы политического руководства страной, соответствующие новой политике. Т.И. Заславская отмечает вместе с тем, что важным фактором ослабления власти стало «нарастающее стремление республик к политическому суверенитету и экономической независимости»10. Однако ей, как, впрочем, и другим авторитетным российским социологам, не удалось проанализировать развитие политического конфликта между Центром и Российской Федерацией, персонифицированным в отношениях М. Горбачева и Б. Ельцина в конце 90-го — начале 91г., которые и стали спусковым крючком кризиса, за которым последовал распад СССР. В) «Высокий критериальный кризис» (Ю.А. Левада, 1997) Несколько иной подход к рассмотрению кризиса, в сравнении с двумя предшествующими авторами, предлагает Ю.А. Левада11... Одну из главных задач социологического анализа на современном этапе он видит в выявлении социальных типов переходного периода, которые и выступают в качестве субъектов кризисного развития. Эти типы... не являются вечными продуктами неизменной советской (тотали- 9 Заславская Т.И. Ук. соч. С. 193. 10 Там же. " Левада Ю.А. Социальные типы переходного периода: попытка характеристики // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1997. № 2. Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-29; Просмотров: 629; Нарушение авторского права страницы
писаных, скрытых от глаз, содержащих в себе массу недомолвок и намеков и потому чрезвычайно вязких по своей консистенции связей между субъектами и объектами. Власть в этих связях сплошь и рядом выступает абсолютно анонимно, скрываясь внутри каждого из контактирующих друг с другом действующих лиц и именно таким образом цементируя социум как единое целое.
альные возможности, их способность или, напротив, неспособность одержать верх в развернувшейся бескомпромиссной борьбе.
столько в ней самой, сколько в политической, правовой и социальной сферах. Именно этим объяснялась смена лозунгов «ускорения» на «перестройку». По мнению Т.И. Заславской, необходимы были три условия, обеспечивающие успех избранного политического курса: 1) сильная политическая власть, имеющая четкую цель и конкретную программу действий; 2) готовность большей части общества следовать этой цели; 3) наличие «критической массы» инновационных личностей.