Ф. Д. Е. Шлейермахер. Герменевтика

1. Герменевтика как искусство понимания еще не существует в общем виде, а существует лишь несколько специальных герменевтик.

1) Имеется в виду только искусство понимания, а не искусство изложения понятого. Последнее является специальной частью искусства говорить и писать, зависящей от общих принципов.

2) Но также не только понимания трудных мест на чужом языке. Наоборот, знакомство с предметом и языком предполагается. Если есть то и другое, то места становятся трудными потому, что не поняты и более легкие. Только понимание по правилам искусства постоянно сопровождает речь и письмо.

3) Обычно считают, что в отношении общих принципов можно положиться на здравый человеческий рассудок. Но тогда в отношении особенных принципов можно положиться на здравое чувство.

Дополнения: 1. Герменевтика и критика похожи друг на друга настолько, что осуществление одной предполагает осуществление другой. В обеих отношение к автору является общим и многообразным.

Герменевтика по праву предполагается потому, что она необходима и там, где критика почти никогда не осуществляется; вообще потому, что от критики можно отказаться, а от герменевтики нет.

Герменевтическая задача все время возникает заново.

2. Специальная герменевтика как по виду, так и по языку все еще является агрегатом наблюдений, не удовлетворяя научным требованиям. Осуществлять понимание сначала без осознания его и лишь в отдельных случаях прибегать к правилам — это также неодинаковая процедура. Необходимо соединить обе эти точки зрения, если невозможно отказаться ни от одной из них. Это происходит посредством двойственного опыта. 1) Даже там, где мы полагаем, что можем действовать самым безыскусным образом, часто возникают неожиданные затруднения, основа разрешения которых может находиться лишь в предшествующем понимании. Поэтому мы всегда должны обращать внимание на то, что может стать основой устранения затруднений. 2) Если мы везде действуем по правилам искусства, то мы в конце концов приходим к их бессознательному применению, не покидая сферу искусства.

2. Очень трудно определить место общей герменевтики.

1) Одно время она вообще рассматривалась как приложение к логике; это прекратилось, когда отказались от всего прикладного в логике. Философ как таковой не имеет никакой склонности к занятию этой теорией, ибо он редко стремится понять самого себя, но верит в необходимость быть понятым.

2) Филология в ходе нашей истории стала представлять собой нечто позитивное. Поэтому ее способ рассмотрения герменевтики также является лишь агрегатом наблюдений.

3. Так как искусство говорить и искусство понимать противостоят друг другу, а речь является лишь внешней стороной мышления, то герменевтика существует в связи с искусством мыслить и, следовательно, является философией.

Дополнение: общая герменевтика связана как с критикой, так и с грамматикой. Но так как не только сообщение знания, но и его закрепление не происходит без их троих, и в то же время всякое правильное мышление приводит к правильному говорению, — то все три непосредственно связаны также с диалектикой.

1) Противоположность искусства говорения и искусства истолкования состоит в том, что последнее зависит от композиции и предполагает ее. Параллелизм же существует в том, что там, где речь безыскусна, никто и не нуждается в ней для понимания.

4. Речь опосредует общность мышления; этим объясняется принадлежность риторики и герменевтики друг другу и их общее отношение к диалектике.

1) Речь опосредует, конечно, и мышление отдельного человека. Мышление осуществляется благодаря внутренней речи; поэтому речь является лишь осуществившимся мышлением. Но там, где мыслящий считает необходимым зафиксировать мысль для самого себя, там возникает искусство речи, преобразование первоначального мышления; поэтому становится необходимым и истолкование.

2) Принадлежность друг другу герменевтики и риторики состоит в том, что любой акт понимания есть перевертывание акта речи, благодаря которому осознается, какое мышление лежало в основе речи.

3) Связь обеих с диалектикой состоит в том, что любое становление знания зависит от речи и понимания.

5. Так же, как любая речь имеет двойственное отношение к общности языка и совокупному мышлению ее инициатора, так и любое понимание состоит из двух моментов — понимания речи как извлеченной из языка и понимания ее как факта в мыслящем.

1) Любая речь предполагает данный язык. Хотя это можно и перевернуть — не только для абсолютно первой речи, но и для всего речевого процесса, ибо язык становится действительным благодаря говорению, — но сообщение в любом случае предполагает общность языка, т.е. определенное его знание. Если что-то возникает между непосредственной речью и сообщением, т.е. начинается искусство речи, то это основывается отчасти на опасении, что нечто в нашем употреблении языка могло бы быть чуждым для слушающего.

2) Любая речь основывается на более раннем мышлении, что также можно перевернуть; в отношении сообщения это остается истинным, ибо искусство понимания начинает действовать лишь при прогрессивно развивающемся мышлении.

3) Поэтому любой человек, с одной стороны, является местом, в котором своеобразным образом формируется данный язык, и его речь следует понимать, исходя из тотальности языка. Но, с другой стороны, он является также постоянно развивающимся духом, и его речь является лишь фактом этого духа в связи со всеми прочими.

6. Понимание является лишь взаимодействием обоих этих моментов.

1) Речь не понята и как факт духа, если она не понята как языковое обозначение, ибо прирожденность языка модифицирует дух.

2) Она не понята и как модификация языка, если не понята как факт духа, ибо в последнем находится причина всех влияний отдельного человека на язык, который сам развивается благодаря речи.

Пояснение к пп. 5, 6: отношение грамматической и психологической интерпретации к диалектике и риторике. Они используют друг друга. Разделение на грамматическую и психологическую интерпретацию остается основным.

7. Оба момента совершенно одинаковы по отношению друг к другу, и было бы неправильно называть грамматическую интерпретацию низшей, а психологическую — высшей.

Дополнение к п. 7: это также в целом не различие между более легкой и более трудной интерпретацией; различие скорее в том, что кому-то легче дается одна, а кому-то — другая. Отсюда и два различных главных направления и два главных произведения, два вида замечаний, касающихся языка, и два вида введений.

1) Психологическая интерпретация является высшей, если язык рассматривается лишь как средство, благодаря которому человек сообщает свои мысли; грамматическая интерпретация сводится тогда только к устранению временных затруднений.

2) Грамматическая интерпретация является высшей, если язык рассматривается постольку, поскольку он обусловливает мышление отдельного человека, а отдельный человек лишь как место для языка, его речь — лишь как то, в чем он обнаруживает себя. Вследствие этого психологическая интерпретация совершенно подчиняется грамматической, как и наличное бытие отдельного человека вообще.

3) Из этой двойственности само собой следует совершенное равенство.

8. Абсолютное разрешение задачи имеет место тогда, когда каждая сторона рассматривается в отдельности таким образом, что рассмотрение другой не вызывает изменения в результате; или когда каждая сторона, рассмотренная в отдельности, совершенно замещает другую.

1) Эта двойственность необходима, даже если любая сторона замещает другую вследствие п. 6.

2) Но любая сторона является совершенной лишь тогда, если она делает другую излишней, в то же время содействуя тому, чтобы ее конструировать, ибо язык может быть изучен только благодаря тому, что понимается речь, а внутренняя связь человека, как и способ, каким на него воздействует внешнее, может быть понята, лишь исходя из его речи.

9. Истолкование есть искусство.

1) Каждая сторона является им в отдельности, ибо для нее существенно конструирование определенного конечного из неопределенного бесконечного. Язык есть бесконечное, ибо любой его элемент особым образом определяется остальными. Это относится и к психологической стороне, ибо любое созерцание индивидуального является бесконечным, а воздействие на человека извне также постепенно уменьшается вплоть до бесконечности. Такое конструирование не может осуществляться только посредством правил, заключающих в себе гарантию их применения.

2) Чтобы была завершена грамматическая сторона истолкования, необходимо совершенное знание языка; в другом случае — совершенное знание человека. Так как ни того, ни другого никогда не может быть, то следует переходить от одной стороны истолкования к другой, а как именно, — для этого нельзя дать никаких правил.

10. Удачное осуществление искусства истолкования основывается на языковом таланте и на таланте познания отдельного человека.

1) Под первым мы понимаем не ту легкость, с какой изучаются чужие языки, — различие между родным и чужим языком здесь пока что не принимается во внимание, — понимание языка, чувство аналогии и дифференциации и т.д. Можно подумать, что благодаря этому риторика и герменевтика всегда совпадают. Однако, если герменевтика нуждается в одном таланте, то риторика, со своей стороны, — в другом, т.е. обе они нуждаются не в одном и том же. Языковый талант, во всяком случае, является общим, однако герменевтика развивает его иначе, чем риторика.

2) Знание человека здесь состоит главным образом в знании субъективного элемента в комбинировании мыслей. Поэтому столь же мало совпадают герменевтика и художественное изображение человека. Однако большое число герменевтических ошибок имеет основание в недостатке этого таланта или его применения.

3) Поскольку оба эти таланта представляют собой общие естественные способности, постольку и герменевтика является общим делом. Если у кого-нибудь отсутствует талант к какой-либо одной стороне истолкования, он оказывается несостоятельным как интерпретатор; другой талант может ему служить лишь для правильного выбора из того, что ему предлагают другие интерпретаторы в отношении соответствующей стороны истолкования.

11. Не всякая речь в равной степени является предметом искусства истолкования. Одна речь имеет для него нулевую ценность, другая — абсолютную; в большинстве случаев речь находится посредине этих крайних точек.

1) Нулевую ценность имеет то, что не представляет интереса как какое-либо дело и что не имеет значения для языка. В такой речи язык проявляет себя лишь в непрерывности повторения. Но одно лишь повторение того, что уже было, само по себе есть ничто. Однако этот нуль является не абсолютным ничто, а лишь минимумом, который, развиваясь, приобретает значение.

2) На любой стороне истолкования имеется максимум; а именно в грамматическом отношении это то, что является наиболее продуктивным и наименее повторяемым, т.е. классическим. С психологической стороны это то, что является наиболее своеобразным и наименее общим, т.е. оригинальное. Абсолютным же является лишь тождество обоих — гениальное.

3) Однако классическое не должно быть преходящим, а определять все последующее производство мыслей. Это же относится и к оригинальному. Абсолютное (максимум) также не должно быть свободным от определения более ранним и более общим.

12. Хотя обе стороны интерпретации должны применяться везде, они применяются все же в различном отношении.

1) Это следует уже из того, что то, что в грамматическом отношении не имеет значения, не обязательно должно быть таковым и в психологическом отношении; и наоборот, т.е. значительное не развивается из любого незначительного равномерно в обе стороны.

2) Минимум психологической интерпретации применяется при доминирующей объективности предмета: в чистой истории, главным образом, в частностях, ибо воззрение на историю в целом всегда окрашено субъективно; в эпосе; в деловых переговорах, которые могут относиться к истории; в строгих дидактических рассуждениях, касающихся любой области. Здесь везде субъективное не должно использоваться как момент истолкования; оно становится его результатом. Минимум грамматического истолкования при максимуме психологического имеет место в письмах, прежде всего в подлинных. Переход в них дидактического и исторического; в лирике; в полемике?

13. Нет иного многообразия в методах истолкования, кроме вышеуказанного.

1) К примеру, в результате спора об историческом истолковании Нового Завета возникло мнение, будто бы имеется несколько видов интерпретации. Историческая интерпретация является правильной, поскольку в ней выражается связь писателей Нового Завета с их эпохой. (Двусмысленные выражения. Понятия, обусловленные эпохой). Но она становится неправильной, если стремится отрицать способность христианства к образованию новых понятий, объясняя все, исходя из уже данного. Отрицание исторической интерпретации правильно, если оно касается лишь этой односторонности, и неправильно, если оно становится абсолютным. Но тогда все дело сводится к отношению грамматической и психологической интерпретации, ибо новые понятия возникают, исходя из своеобразного душевного состояния.

2) Так же неправильно полагать, что историческая интерпретация учитывает события. Познание истории должно происходить до интерпретации, ибо благодаря ему выясняется отношение между говорящим и первоначальным слушателем, что всегда должно быть сделано предварительно.

3) Аллегорическая интерпретация. Это не интерпретация аллегории, где неподлинный смысл является единственным, независимо от того, лежит ли в основе истина, как в притче о сеятеле, или фикция, как в притче о богаче. Это такая интерпретация, где подлинный смысл выражается непосредственно, но где, наряду с ним, имеется еще неподлинный.

Дополнение: догматическая и аллегорическая интерпретации, гоняясь за содержательным и значительным, одинаковы в том отношении, что они хотят, чтобы их трофеи были наибольшими для христианского учения и чтобы в священных писаниях не было ничего незначительного и преходящего.

От этой интерпретации нельзя отделаться утверждением, что любая речь должна иметь лишь один-единственный смысл, такой, как его обычно определяют грамматически. Любой намек уже является вторым смыслом; кто не учитывает намек, следя за связью мыслей в целом, тот не в состоянии уловить смысл, вложенный в речь. Наоборот, кто находит намек, не содержащийся в речи, тот всегда истолковывает ее неправильно. Намек является действительным, если в ряд главных мыслей вплетается одно из второстепенных представлений, которое, по-видимому, также легко может возникнуть в другом человеке. Но второстепенные представления могут быть не только отрывочными и незначительными; так как весь мир идеально положен в человеке, то он всегда действительно мыслятся им, хотя и в виде неясной, теневой картины. Параллелизм различных рядов мыслей имеется в большом и малом. Поэтому в уме каждого человека в один ряд мыслей может что-то просочиться из другого ряда: параллелизм физического и этического, музыкального и художественного. Однако это следует учитывать лишь в том случае, если неподлинные выражения дают для этого повод. То, что это имеет место, особенно у Гомера в в Библии, и без такого повода, основывается на особой причине.

Дополнение: в этом месте перейти к боговдохновению. В силу большого многообразия видов представлений лучше всего сначала попытаться установить, к каким последствиям ведет самое строгое представление. Деятельность духа простирается от возникновения мыслей до акта письма. Но она не может оказать нам помощь из-за наличия вариантов. Последние же наверняка имелись еще до возникновения писаний. Здесь, следовательно, необходима критика. Уже первые читатели апостольских писем должны были абстрагироваться от мысли об их авторах и от применения к ним своих знаний и, конечно, впадали в замешательство. Если же при этом задавали еще вопрос, почему писания не возникли совершенно с помощью чуда без вмешательства людей, то можно сказать, что божественный дух избрал этот путь, так как хотел, чтобы все было сведено к соответствующим авторам. Поэтому только это может быть правильным истолкованием. Это касается и грамматической стороны. Но тогда все частности могут рассматриваться чисто человечески, а деятельность духа остается лишь внутренним импульсом.

Другие представления, из которых одно (например, предохранение от заблуждений) приписывают духу, а другое нет, — несостоятельны. Например, если признать только первое, то процесс истолкования застопоривается, а определение правильного, которое заступает место заблуждения, снова выпадает на долю автора.

Эта причина для Гомера и Ветхого Завета заключается в их уникальности, первого — в качестве произведения культуры вообще, второго — в качестве такой литературы, из которой подлежит извлечению вся последующая литература. Кроме того, обоим свойственно мифическое содержание, которое, с одной стороны, приводит к гностической философии, а с другой — к истории. Для мифа не существует никакой технической интерпретации, потому что он не может происходить от отдельного человека, а балансирование общего понимания между подлинным и неподлинным смыслом делает здесь двойственность наиболее иллюзорной. Иначе обстоит дело с Новым Заветом. По отношению к нему процедура истолкования строится на двух основаниях. Во-первых, исходя из его связи с Ветхим Заветом, к которому этот способ объяснения был применен, в следовательно, перенесен на начинающееся научное истолкование. Во-вторых, исходя из стремления — развившегося по отношению к Новому Завету в большей степени, чем по отношению к Ветхому — рассматривать в качестве автора святой дух. Святой дух не может мыслиться как конечное, изменяющееся со временем сознание; поэтому и здесь проявилась склонность к тому, чтобы в отдельном находить общее. Общие истины или отдельные предписания сами по себе удовлетворяют это истолкование, а наиболее единичное и самое незначительное вызывает его раздражение.

4) Здесь попутно возникает для нас вопрос, должны ли священные писания рассматриваться иначе в силу присущего им святого духа. Догматического решения вопроса о боговдохновении мы не можем принять, ибо последнее само основывается на истолковании. Мы не должны, во-первых, устанавливать различие между речами и писаниями апостолов, ибо будущая церковь должна быть построена на основе первой. Но именно поэтому, и это, во-вторых, мы не должны верить, что непосредственным предметом писаний было все христианство. Все писания ориентируются на определенных людей; и они не могли быть в будущем правильно поняты, если бы не были правильно поняты именно этими людьми. Но эти люди не могли искать в них ничего другого, кроме как определенного единичного, ибо для них тотальность должна была возникнуть из множества единичного. Мы должны, следовательно, истолковывать их именно таким образом, предположив, что, хотя авторы и были мертвыми инструментами, святой дух мог говорить через них так, как они это делали.

Дополнение: нужно ли в силу боговдохновения все относить к церкви в целом? Нет. Непосредственные адресаты должны были бы тогда все истолковывать неправильно; а святой дух действовал бы гораздо более правильно, если бы священные писания не были писаниями по случаю. Следовательно, в грамматическом и психологическом отношении все основывается на общих правилах. Но в какой степени при этом возникает специальная герменевтика, — это может быть исследовано в дальнейшем.

5) Самым пагубным отклонением в эту сторону является каббалистическое истолкование, которое, стремясь найти в любом единичном общее, обращается к отдельным элементам и их знакам. Мы видим, что же именно по своим стремлениям может быть по праву названо истолкованием. Здесь не может быть никакого другого многообразия, кроме как различия обеих указанных нами сторон.

14. Различие между истолкованием по правилам искусства и безыскусным истолкованием не основывается на различии родного и чужого языка или речи и письма, а всегда основывается на том, что одно хотят понять точно, а другое нет.

Дополнение: мы становимся на точку зрения полной противоположности безыскусного истолкования и истолкования по правилам искусства. Если хотят перейти к последнему там, где наталкиваются на трудности, то имеют дело с совокупностью единичных наблюдений. Точное понимание предполагает, чтобы всегда имелось в виду и самое легкое для понимания, ибо оно может содержать в себе ключ к пониманию будущих трудных мест.

1) Если бы искусство истолкования требовалось только для иностранных или древних сочинений, то первые читатели не нуждались бы в нем; оно основывалось бы поэтому на различии между ними и нами. Однако это различие следует сначала устранить посредством познания языка и истории; только после достигнутого равенства начинается истолкование. Различие между этими (иностранными и древними — прим. пер.) сочинениями и отечественными сочинениями того же периода состоит поэтому лишь в том, что операция уравнивания не может полностью предшествовать истолкованию, что она совершается только вместе с истолкованием и в процессе его; это следует всегда учитывать при истолковании.

2) Речь идет не только о письменных сочинениях. В противном случае искусство истолкования было бы необходимо только вследствие различия между письмом и речью, т.е. вследствие отсутствия живого голоса и нехватки каких-либо других личных воздействий. Но последние сами требуют истолкования, которое остается всегда неопределенным. Живой голос, конечно, очень облегчает понимание, и пишущий должен это учитывать. Если бы он это делал, то искусство истолкования было бы излишним; однако этого не происходит. Поэтому оно необходимо и там, где пишущий этого не делает; а это значит, что искусство истолкования необходимо не только в силу различия письма и речи.

Дополнение к п. 2): то, что искусство истолкования больше относится к письму, чем к речи, происходит потому, что в непостоянной речи нельзя использовать, в особенности, отдельные правила, которые не удерживаются в памяти.

3) Если речь и письмо находятся в таком отношении друг к другу, то не остается иного различия, чем указанное выше; а отсюда следует, что истолкование как искусство также не имеет другой цели, чем та, которая возникает при слушании любой обыденной речи.

15. Более расплывчатая практика в искусстве истолкования исходит из того, что понимание происходит само собой, выражая свою цель негативно, т.е. что следует избегать непонимания.

1) Предпосылка осуществления этой практики истолкования заключается в том, чтобы заниматься главным образом незначительным или же лишь тем, что вызывает известный интерес; поэтому она устанавливает для себя легко достижимые границы.

2) Тем не менее, и она в трудных случаях должна была прибегать к искусству истолкования; поэтому герменевтика возникла из безыскусной практики. Так как герменевтика всегда имела перед собой лишь трудные случаи для понимания, то стала агрегатом наблюдений. По этой же причине она превратилась в специальную герменевтику, ибо трудные случаи легче разрешаются в определенной области. Так возникла теологияеская и юридическая герменевтика; филологи также имели перед собой лишь специальные цели.

3) Основой такого понимания герменевтики является, следовательно, тождество языка и способа комбинирования в говорящем и слушающем.

16. Более строгая практика истолкования исходит из того, что непонимание происходит само собой и что в любом случае следует желать и искать понимания.

1) В силу того, что эта практика истолкования серьезно относится к

процессу понимания, рассматривая речь с обеих сторон, она должна была совершенно раствориться в нем.

2) Эта практика истолкования исходит, следовательно, из различия языка и способа комбинирования, но которое, конечно, должно покоиться на их тождестве; только незначительное ускользает от безыскусной практики.

17. То, чего следует избегать, имеет двойственный характер; это — качественное непонимание содержания и непонимание тона, или количественное непонимание.

Дополнение к п. 17: негативное понимание задачи состоит в том, чтобы избегать содержательного и формального непонимания.

1) С объективной точки зрения качественное непонимание есть смешение места одной части речи в языке с другой, к примеру, смешение значения одного слова со знанием другого. С субъективной точки зрения — это смешение отношения какого-либо выражения.

2) Количественное непонимание относится субъективно к уровню развития какой-либо части речи, к значению, которое ей придается говорящим; аналогично объективно — к месту, которое какая-либо часть речи занимает в этой градации.

3) Из количественного непонимания, которое обычно учитывается в меньшей степени, всегда развивается качественное.

4) В этом негативном выражении понимания содержатся все задачи. Однако в силу их негативности мы не можем развить из них правила, ибо должны исходить из позитивного, но постоянно ориентируясь на это негативное.

5) Следует также различать пассивное и активное непонимание. Последнее происходит вследствие такого пристрастия, которое не может дать ничего определенного для понимания.

18. Искусство истолкования развивает свои правила, основываясь на позитивной формуле: историческое и дивинационное, объективное и субъективное реконструирование данной речи.

1) " Объективно исторически" означает понять речь, исходя из общности языка, а заключенное в ней знание — как продукт языка; " объективно дивинационно" означает предугадать, как сама речь станет моментом развития языка. Без обеих сторон нельзя избежать как качественного, так и количественного непонимания.

2) " Субъективно исторически" означает знать, как речь дана в качестве факта в душе; " субъективно дивинационно" означает предугадать, как содержащиеся в речи мысли будут развиваться в говорящем, воздействуя на него. Без обеих сторон также неизбежно непонимание.

3) Задачу понимания можно выразить и таким образом: понять речь сначала так же хорошо, а затем лучше, чем ее инициатор. Так как у нас нет непосредственного знания того, чем обладает инициатор речи, то мы должны попытаться осознать многое из того, что для него остается неосознанным, за исключением того случая, когда он, рефлектируя над самим собой, становится своим собственным читателем. С объективной стороны он также не имеет здесь других данных, чем мы.

4) Поставленная таким образом задача истолкования является бесконечной, ибо то, что мы хотим понять в момент речи, является бесконечностью прошлого и будущего. Поэтому этот вид искусства также способен вызывать вдохновение, как и любой другой. Если какое-либо сочинение не вызывает вдохновения, оно не имеет значения для понимания. Но в какой степени и с какой стороны следует приступать к истолкованию, — это решается конкретно в каждом отдельном случае и относится к ведению специальной герменевтики, а не общей.

19. До того, как применить искусство истолкования, следует уравняться с объективной и субъективной стороны с автором.

1) С объективной стороны — в результате знания языка, которым он (автор — прим, перев.) обладает и которое, следовательно, должно быть более точным, чем знание языка первоначальных читателей, которые сами должны были в этом уравниваться с автором. С субъективной стороны — в результате познания его (автора — прим, перев.) внутренней и внешней жизни.

2) Обеими сторонами можно в совершенстве овладеть лишь в процессе самого истолкования, ибо только на основе сочинений того или иного автора можно познакомиться с его словарным запасом, а также с его характером и обстоятельствами жизни.

20. Словарный запас и эпоха того или иного автора представляют собой целое, из которого должны быть поняты его сочинения как отдельное, из отдельного в свою очередь должно быть понято целое.

1) Совершенное знание всегда заключается в этом мнимом круге, т.е. в том, что любое особенное может быть понято только из общего, частью которого оно является, и наоборот. То знание является научным, которое образовано именно таким образом.

2) Вышеизложенное выражает собой суть уравнения с автором. Отсюда следует, во-первых, что мы тем лучше подготовлены к истолкованию, чем полнее им (уравнением — прим, перев.) обладаем; во-вторых, что никакое нечто, подлежащее истолкованию, не может быть понято сразу, а каждое новое чтение приводит нас к лучшему пониманию благодаря тому, что увеличивает предварительное знание. Только в отношении незначительного мы удовлетворяемся тем, что можем понять сразу.

21. Если знание определенного словарного запаса приобретается только в процессе истолкования с помощью лексики и отдельных замечаний, то не может возникнуть самостоятельного истолкования.

1) Только непосредственное проникновение в действительную жизнь языка дает более независимый от истолкования источник познания лексического фонда языка. По отношению к греческому и латинскому языку мы имеем лишь несовершенное знание последнего. Поэтому первые лексические работы создаются теми, кто прорабатывает всю литературу с целью познания языка. Но эти работы также нуждаются в постоянной корректировке в процессе самого истолкования, а любое истолкование по правилам искусства со своей стороны должно этому содействовать.

2) Под определенным лексическим фондом языка я понимаю диалект, период и область языка какого-либо одного вида, имея в виду различие между поэзией и прозой.

3) Начинающий истолкователь должен делать первые шаги с помощью этих вспомогательных средств; самостоятельная же интерпретация может осуществляться только в случае соответствующего самостоятельного приобретения предварительных знаний; однако все определения, касающиеся языка и содержащиеся в словарях и наблюдениях, исходят из специального и зачастую неточного истолкования.

4) По отношению к Новому Завету можно особенно подчеркнуть, что неточность и произвольность истолкования в большинстве случаев основываются на этом недостатке, ибо из отдельных наблюдений всегда можно вывести противоположные аналогии.

22. Если необходимое историческое знание получают, только исходя из пролегомен, то истолкование не сможет стать самостоятельным.

1) Такие пролегомены, как и оказание критической помощи, являются обязанностью любого издателя, который должен выполнять роль опосредующего звена. Но они сами могут основываться лишь на знании всего круга литературы, принадлежащей к какому-либо сочинению, и всего того, что происходит с его автором в дальнейшем. Следовательно, пролегомены сами зависят от истолкования; и... в то же время адресованы к тому (читателю — прим, перев.), для которого понимание сочинения никак не связано с его собственной целью. Точный истолкователь должен постепенно извлекать все из самих источников. Именно поэтому его работа может развиваться — в этом отношении — только в направлении от легкого к трудному. Наибольший вред приносит зависимость от пролегомен, если в них включены такие замечания, которые могут быть извлечены только из сочинения, подлежащего истолкованию.

2) В отношении Нового Завета из этих предварительных знаний создали специальную дисциплину — введение. Последнее не является подлинной органической составной частью теологических наук; но практически оно целесообразно, отчасти для начинающих истолкователей, отчасти для специалистов, ибо благодаря ему легче свести к одному пункту все соответствующие исследования. Однако истолкователь должен всегда содействовать тому, чтобы развивать и исправлять это обилие результатов.

Из попыток фрагментарно излагать и использовать эти предварительные знания возникают различные, односторонние школы интерпретации, которые заслуживают порицания в силу их искусственности.

23. В рамках какого-либо одного сочинения отдельное также может быть понято, только исходя из целого. Поэтому более точному истолкованию должно предшествовать курсорное чтение для того, чтобы получить обзор целого.

1) Снова возникает круг; однако для этого предварительного понимания достаточно того знания отдельного, которое проистекает из общего знания языка.

2) Оглавление, которое дает сам автор, является слишком сухим, чтобы достигнуть цели и со стороны технической интерпретации, а при чтении обзоров, которыми издатели обычно дополняют пролегомены, подпадаешь под влияние их интерпретации.

3) Задача состоит в том, чтобы найти руководящие идеи, в соответствии с которыми следует сообразовать все остальное, а также с технической стороны — найти главное направление, исходя из которого можно легче обнаружить отдельное. Необходимо доказать это как с технической, так и грамматической стороны, что легко сделать, исходя из различных видов непонимания.

4) При незначительных случаях лучше отказаться от общего обзора; при трудных случаях он, по-видимому, помогает меньше, но тем более является необходимым. Эта недостаточная помощь общего обзора является даже характерным признаком трудных писателей.

Дополнение к п. 23: общее методическое правило: а) начать с общего обзора; б) одновременное понимание в обоих направлениях (грамматическом и психологическом — прим, перев.); в) только если оба они точно совпадают в каждом отдельном случае, можно двигаться дальше; г) необходимость возвращения назад, если они не совпадают, пока не будет найдена ошибка в калькуляции.

Хотя при осуществлении истолкования мы всегда должны соединять обе стороны интерпретации, в теории же их следует разделять и каждую использовать в отдельности, стремясь продвинуться в ней настолько далеко вперед, чтобы другая сторона стала для нас необходимой, или, наоборот, чтобы ее результат нашел подтверждение в первой. Грамматическая интерпретация предшествует психологической.

 

Шлейермахер Ф. Д. Е. Герменевтика //Общественная мысль, 1993 г., вып. IV.

 

Мартин Хайдеггер. Язык

Человек говорит. Мы говорим наяву и в мечтах. Мы говорим постоянно, даже тогда, когда не произносим никаких слов, а только слушаем или читаем, и даже тогда, когда не слушаем и не читаем, а занимаемся работой или отдыхаем.

Мы каким-нибудь способом постоянно говорим. Говорим потому, что говорение естественно для нас. Око происходит не только по какому-то особенному желанию. Человек имеет язык от природы. Существует учение, что в отличие от животных и растений человек является говорящим существом. Сказанное не следует понимать так, что наряду с другими способностями человек может говорить. Утверждается, что только язык делает человека таким существом, как человек. Только как говорящий человек - это человек. Так считал Гумбольт. Но необходимо продумать, что это значит: человек.

Во всяком случае, язык составляет ближайшее окружение человеческого существа. Повсюду встречается язык. Поэтому неудивительно, что человек, задумав всмотреться в то, что есть, попадает к языку для того, чтобы удовлетворительным образом определить то, что ему видится. Поэтому размышляющий пытается составить представление о том, что есть язык вообще.

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Герменевтика в истории методологической мысли