Индивидуальное неструктурированное насилие

⇐ ПредыдущаяСтр 26 из 54Следующая ⇒

Неструктурированное индивидуальное насилие охватывает очень широкий круг явлений – от бытового хулиганства до издевательства начальника над подчиненным. Оно существует и в виде спонтанных актов, таких, как пьяная драка, и в виде продуманных преступных действий, например, разбойных нападений, и, наконец, в виде сверхнормативной жестокости в рамках актов структурированного насилия, коллективного или индивидуального. Примером могут служить жестокость сержанта по отношению к солдату или издевательства солдат оккупационной армии над мирными жителями.

Хотя акты индивидуального неструктурированного насилия не имеют, как правило, никаких идеологических оправданий и в той или иной степени осуждаются обществом, участие в них совсем не обязательно порождает чувство вины. Во-первых, человек может атрибутировать всю ответственность за свое поведение внешним условиям, например, обществу. Так, в письмах преступников, отбывающих наказание за тяжкие преступления против личности, практически никогда не присутствует ощущение вины и индивидуальной ответственности. В том, что они совершили, виновато несправедливое общество, которое поставило их в столь ужасные условия, что они вынуждены были пойти на преступления.

Во-вторых, он может создавать для себя свой собственный моральный кодекс, считая, что ему в силу определенных обстоятельств – выдающихся заслуг, необыкновенных способностей или особого предназначения – позволено то, что не позволено никому другому.

Индивидуальное неструктурированное насилие является наиболее личностно детерминированным из всех рассмотренных нами видов насилия. Жестокость субъекта, это не только отрицание, но и соглашение. Подлинная свобода возникает только тогда, когда имеет место договор, найден общий язык, принято совмест ное решение, учитывающее интересы каждого. Индивидуальная свобода возможна только в условиях демократии и добровольного подчинения закону. Однако существуют опасности демократии – взгляд, согласно которому предоставляемая демократией свобода действий, мысли и слова требует от человека осознания большей ответственности, инициативы и умения согласовывать свои поступки с интересами общества в целом.

С учетом всего этого можно дать психологическую характеристику политического насилия.

Политическое насилие можно определить как физическое принуждение, применяемое как средство навязывания воли субъекта политики с целью овладения властью, прежде всего государственной, ее использования и защиты. Актами политического насилия являются конкретные насильственные действия: убийства, террор, принудительное задержание, пытки, присвоение собственности и т. д.

Наличие у физического принуждения существенных особенностей позволяет рассматривать политическое насилие как самостоятельное понятие, имеющее специфический объем и содержание, отличные и от принуждения в целом, и от других его разновидностей.

Четкое определение границ понятия «политическое насилие» имеет большое теоретическое и практическое значение. Оно способствует глубокому проникновению в сущность насилия, выявление его психологических механизмов и затрудняет пропагандистские манипуляции термином «политическое насилие».

Для уточнения предмета исследования, ясного понимания сущности политического насилия, необходимо систематизировать его разновидности. В работах зарубежных и отечественных исследователей рассматриваются различные варианты типологии: по сфере действия (внутригосударственное и межгосударственное насилие); по отношению субъектов насилия к государственной власти (государственное и негосударственное); по степени организованности (стихийное и организованное); по количеству участников (индивидуальное, коллективное и массовое); по источнику инициативы (оборонительное, ответное и наступательное, агрессивное); по количеству жертв (высокоинтенсивное, имеющее среднюю или низкую интенсив ность); по социальной характеристике субъекта политического насилия (социально-классовое, этническое, религиозное); по направленности и глубине социально-политических последствий насилия (реформистское, радикальное, реакционное и консервативное), по способам воздействия на объект (демонстративное и инструментальное насилие), по средствам (вооруженное и невооруженное насилие).

Кроме того, можно выделить следующие формы политического насилия (сложные проявления насилия, которые отличаются друг от друга совокупностью перечисленных признаков видового деления): бунт (неорганизованные локальные волнения, имеющие коллективный характер); столкновение политических группировок (локальные коллективные стычки политических оппонентов, не направленные против властей); восстание (массовое вооруженное выступление с целью осуществления изменений во властных отношениях); гражданская война (крупномасштабное вооруженное противоборство за государственную власть между общественными группами в рамках одного государства); партизанская война (вооруженная борьба против правительства, которую ведут, применяя особую тактику, отряды оппозиционеров, имеющие постоянные места дислокации на небольшой труднодоступной части территории страны); переворот (захват власти относительно небольшой группой заговорщиков); терроризм (систематическое применение ничем не ограниченного политического насилия, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических противников); репрессии (насильственные действия органов государства, направленные на достижение политической стабильности, но не связанные с гражданской войной и запугиванием политических оппонентов).

Используя системный подход к исследованию причин политического насилия, можно объединить их в три основные группы – структурные, непосредственно властных отношений и социокультурные причины. Они являются источниками насилия в совокупности, дополняя и усиливая друг друга. Чем полнее и существеннее они представлены в социально-политической и духовной жизни общества, тем вероятнее возникновение насильственных действий в той или иной форме.

В данном контексте целесообразно выявить основные признаки этих источников политического насилия. Структурные процессы любого общества носят иерархический характер, предполагают определенную стратификационную шкалу. Каждая социальная группа занимает определенное место в системе стратификации в соответствии с объемом социальных благ, которыми она располагает. От общего объема социальных благ группы или индивида зависит их совокупный статус в социальной структуре общества.

Неравное положение групп и индивидов в системе стратификации является важнейшим потенциальным источником острых социальных конфликтов, включая насильственные. Каждая группа стремится повысить свой статус, расширить объем социальных благ, которым она располагает Это может вызвать столкновения с другими группами, которые также претендуют на эти ресурсы. Социальное неравенство индивидов и групп порождает экстремистские формы политического поведения, в том числе политическое насилие.

Нарушение равновесия стратификационной системы может быть вызвано двумя основными процессами: резким ухудшением социального статуса определенных групп общества или прерванной социальной мобильностью. Оба эти процесса, часто совпадают исторически и связаны с какими-то радикальными изменениями в обществе (модернизацией, научно-технической или социальной революциями и т. д.).

Разрыв между ожиданиями и реальными достижениями вызывает ощущение неудовлетворенности при невозможности достигнуть значимой цели, которое в конечном итоге может вылиться в насилие и даже агрессию, в том числе в сфере политических отношений. Блокирование восходящей социальной мобильности порождает чаще всего политические действия, нацеленные на обновленческие изменения социальной системы. Это объясняется тем, что социальные ориентации восходящих групп направлены в будущее, на дальнейшее улучшение социального статуса. Дифференциация общества по административным, этно-национальным и другим признакам также создает основу для политического насилия.

Наряду со структурными причинами политического насилия значительное влияние имеют характеристики непосредственно политических отношений. Они проявляются в характере политизации жизни общест ва, объеме политико-государственного контроля и регулирования его социально-экономической и культурной областями; в типе политического господства или степени монополизации государственной власти; в форме и мерах институализации политических отношений и участия субъектов политики в жизни общества; прочности суверенитета и способности государственной власти.

Рассматривая автократическую и демократическую формы властных отношений с точки зрения перечисленных параметров, можно сделать выводы о том, как они влияют на масштабы и интенсивность насилия. Для автократической формы властных отношений характерно широкое применение насилия во взаимодействиях субъектов и объектов политики. Это объясняется высокой степенью монополизации государственной власти правящей элитой, что вызывает недовольство и сопротивление групп общества, отстраненных от процесса властвования. Поскольку эти группы не имеют возможности использовать легальные формы политического участия для достижения своих целей, их политическая активность неизбежно приобретает экстремистский характер. Наконец, слабая институционализация, упорядоченность политического процесса способствует обращению к крайним методам борьбы за государственную власть, особенно в период смены властителя или ослабления суверенитета государства. Причем для такой разновидности автократической формы властных отношений, как тоталитаризм, более характерно государственное насилие, так как она отличается гипертрофированной политизацией всех сфер жизни общества, чрезмерным расширением политического пространства. Вера в безграничные возможности политических средств регулирования социальных отношений, присущая тоталитарным элитам, приводит к вытеснению механизма общественной саморегуляции и абсолютному доминированию рычагов «сознательного» управления.

В этих условиях насилие неизбежно выступает в качестве одного из основных средств, с помощью которых государство направляет социальное поведение индивидов и групп. Кроме того, в условиях тоталитаризма субъекты власти руководствуются в своих действиях революционными задачами, идеей тотального переустройства общества. Поскольку любая социальная ломка имеет болезненный характер,

вызывает сопротивление, властвующие прибегают к широкомасштабному принуждению, включая физическое. Не удивительно, что по масштабам государственного насилия тоталитарные системы превосходят все остальные.

Авторитарная разновидность автократизма не отличается такой высокой степенью политизации общества, как при тоталитаризме. Личность и общество сохраняют определенную автономию в неполитических сферах. Поэтому при меньшем, чем в условиях тоталитарной системы государственном насилии, авторитаризм отличается большими возможностями для оппозиционного насилия.

В условиях демократии значительно сокращается основа для насильственных средств осуществления власти и овладения ею. Однако демократия отнюдь не имеет иммунитета против политического насилия, и в политической жизни демократических государств оно не исключено. Боевые действия в Чеченском регионе России, участие в военно-политических акциях в Таджикистане, Югославии, в странах Африки на протяжении последних лет свидетельствуют о том, что демократизирующееся общество не только унаследует предшествующие отношения, но при активных усилиях деструктивных антидемократических сил не способно избежать насилия, в том числе с применением вооруженных сил в решении внутренних и внешних вопросов.

Это объясняется, во-первых, тем, что любая форма властных отношений предполагает асимметричность, неравенство. Поэтому даже в условиях демократии объекты власти испытывают определенную отчужденность от властвующих, исходящую из различия их интересов. Во-вторых, бюрократизация системы управления, характерная для современных развитых государств, усиливает у рядовых граждан чувство безвластия, неверия в то, что можно защитить свои интересы легальным путем. В-третьих, инерционность политических институтов, включая демократические, не всегда позволяет им вовремя адаптироваться к требованиям новых социально мобилизованных групп, что вынуждает последние обращаться к экстремистским средствам решения своих проблем. В-четвертых, политическая система и ее силовые структуры оказываются недостаточно подготовленными и способными отстаивать приоритеты демократии в жесткой борьбе с единым криминало-амбициозным фронтом прослойки имущих, стремящихся к полной политико-экономической и социальной монополии в обществе или достижению скоординированных антидемократических целей в международном сообществе.

Одна из причин политического насилия заключается в социокультурной сфере. Между формирующейся ценностно-нормативной системой демократизирующегося общества и активизацией экстремистских форм политического противодействия прослеживаются связи, которые определяют возможность проявления политического насилия. Господствующая в обществе политическая культура призвана обеспечить легитимность существующей государственной власти. Успешное выполнение этой задачи снижает вероятность острых конфликтов в обществе, включающих использование насилия. Наоборот, крушение системы ценностно-нормативных оправданий политического и социального строя является источником политического насилия. Если этот процесс не способствует оздоровлению общества, то значительная часть граждан утрачивает веру в законность политического режима, убеждение в том, что необходимо подчиняться приказам и распоряжениям властвующих. Формируются оппозиционные контркультуры, восполняющие духовный дефицит активно отчужденных от политической системы индивидов и групп.

Источником насилия являются ценностные системы тех контркультур, которые носят радикальный характер. Большую роль в них играет идеология, которая является мощным фактором мотивации политического поведения. Радикальные идеологии формируют установку на использование экстремистских форм политического участия. Они ориентируют на фундаментальный разрыв с традиционными социальными и политическими ценностями, нетерпимость к политическим оппонентам, упрощают действительность до уровня дихотомного деления по принципу «свои – чужие».

Широкое применение насилия может быть обусловлено не только кризисом ценностно-нормативной системы, но и особенностями того типа политической культуры, который господствует в обществе. Нормы тоталитарно-авторитарной политической культуры способствуют распространению насилия в политиче ской жизни. Регионально-этнические варианты политических культур также могут рассматривать насилие как допустимый образец поведения, санкционируемый нравами и традиционной моралью.

Все отмеченные характеристики и источники политического насилия раскрывают его принципиальные политолого-психологические признаки проявления политической активности в обществе. Если обратиться к непосредственно психологическим характеристикам политического насилия, то необходимо раскрыть механизм проявления отмеченных причин, обусловливая необходимость использовать субъектами политики в своей деятельности насилие. Его проявление состоит в следующем. Социальные сдвиги, нарушающие равновесие стратификационной системы, вызывают недовольство и сопротивление определенных групп, которые в рамках данной формы властных отношений не могут найти иных способов выражения и защиты своих интересов, кроме насильственных. Этому способствует кризис ценностно-нормативной системы, а также особенности господствующей политической культуры, традиционной морали. Этот механизм определяет особенности осуществления политического насилия в обществе и в межгосударственных отношениях. Политической насилие при этом выступает средством достижения политической цели.

Политическое насилие – многогранный феномен и потому требует системного подхода в его анализе и управлении им. Важнейшей особенностью политического насилия как средства в политике является высокая степень риска, связанная с его применением. Политическая деятельность, связанная с насилием, отличается высокой эмоциональной напряженностью, насыщенностью. С одной стороны, субъекты насилия часто руководствуются эмоциями и чувствами, дошедшими до бурной степени проявления: гнев, ярость, ненависть, отчаяние. С другой стороны, последствия насилия вызывают соответствующую эмоциональную реакцию объектов насилия. Унижение достоинства, боль, горе порождают не только страх, но и ненависть, чувство мести.

Даже рациональное решение, предполагающее применение физического принуждения, в процессе реализации может быть подвергнуто эмоциональной эрозии, ознаменоваться неожиданными поворотами. В ходе самих насильственных действий, в горячке конфронтации трудно сохранить самообладание, контролировать свои эмоции.

Объект политического насилия подчиняется властной воле только в том случае, если уверен, что опасность применения к нему средств принуждения носит реальный характер. Поэтому угроза насилия должна периодически сопровождаться его применением.

Военно-политические аспекты насилия мешают его избирательному использованию. Эффект применения любого оружия, особенно высокой разрушительной силы, непредсказуем. При этом часто страдают люди, которые первоначально не были объектом насилия. В современных условиях они составляют до 90% жертв конфликтов. В частности, разрушение полумиллионного города Грозный в Чечне, около 100 православных храмов в Югославии и другие следствия военно-политического насилия оставили в сознании и психике всех участников этих военно-политических конфликтов очень существенный след. Это указывает на то, что насилие как политическое средство отличается конфронтационностью. Оно является выражением безразличия субъекта к интересам объекта, тех, против кого направлено физическое принуждение. Насилие – это наиболее откровенное, видимое средство политического и социального господства. В отличие от скрытых, более мягких способов властвования, оно прямо и грубо ограничивает свободу, реализацию прав путем физического воздействия. Следовательно, эмоциональная реакция на унижающее воздействие насилия в отношении его объекта не улучшает, а ухудшает взаимоотношения участников политики. Насилие создает помехи в коммуникации между субъектом и объектом власти. Оно подрывает их доверие друг к другу, разрушает устойчивые ожидания по поводу действий субъектов политики.

Насилие как средство в политике отличается также тем, что оно способствует распространению в обществе автократических тенденций. Государства и их внутренние административные образования, участвующие в политических условиях, стремятся к ужесточению своих политических режимов. Прежде всего, насилие автократично потому, что обладает инерционностью, способностью превращаться в традицию политической жизни. Там, где насилие доказало свою действенность, возникает соблазн использовать его и в дальнейшем, для других целей.

Применение насилия делает необходимым формирование разветвленного репрессивного аппарата, который претендует на особый статус и политическое влияние. Насилие представляет опасность для демократических институтов еще и потому, что в конечном итоге требует перестройки всей социальной, экономической, политической системы, ее милитаризации, усиливает централизацию власти, ее директивный характер.

Эффективность политического насилия может быть охарактеризована как способность достигать цели субъектов политики, которые его применяют. Критерием эффективности выступает мера соответствия достигнутых результатов поставленным целям по завоеванию, удержанию и защите политической власти. Чтобы детально оценить эффективность политического насилия, используя генеральный критерий, целесообразно включить в него частные критерии и соответствующие им показатели. С их помощью можно проанализировать политические возможности и действия по осуществлению определенных функций политического насилия.

Функции насилия состоят в достижении основных целей субъектов политики – овладения, использования и защиты власти, прежде всего государственной. В роли средства реализации этих функций используются возможности насилия в виде военно-политического, социально-психологического, организационного, экономического или иного воздействия. Поэтому возможен подход в оценке эффективности политического насилия прежде всего с учетом результатов оценивания эффективности средств достижения политической цели.

Политическое насилие не укрепляет доверия сторон властных отношений, поэтому можно усомниться в прочности власти, опирающейся на «голое» физическое принуждение. Вместе с тем современные достижения в области средств массовой коммуникации, технической оснащенности насилия, технологии социального контроля повышают потенциал политического насилия. Систематическое, грубое, крайнее насилие способно создать такую атмосферу всеобщего страха, которая парализует волю к сопротивлению, порождает трансформацию сознания. В экстремальных ситуациях у объекта власти может сформироваться внутренняя привычка к подчинению репрессивной власти. Таким образом, режим, опирающийся преиму щественно на насилие, может просуществовать достаточно долго. Однако социальной ценой стабильности такого режима может быть общая деградация социального и политического строя.

Эффективность политического насилия при выполнении субъектами политики функций удержания и защиты политической власти имеет как общие, так и особенные и единичные отличительные характеристики в сравнении с теми, которые присущи для функции завоевания политической власти, другими средствами. Для современного общества, в котором требуются такие качества личности, как самостоятельность, инициативность, творчество, насильственное регулирование социальных отношений малопригодно.

Насилие в целом можно оценить как политическое средство низкой эффективности, поскольку при невысокой степени достижения поставленных задач (из-за непредсказуемости насилия) оно связано с большими социальными издержками. Насилие более эффективно при решении разрушительных задач тактического характера, чем при достижении долгосрочных созидательных целей.

Несмотря на низкую эффективность, политическое насилие может приносить ожидаемые результаты в определенных конкретно-исторических ситуациях. Условиями эффективности насилия являются достаточность ресурсов; легитимность; владение искусством применения насилия (гибкое сочетание насилия с другими властными средствами, учет социальных условий деятельности политических субъектов, логичность и последовательность в использовании физического принуждения, соблюдение меры насилия); наличие благоприятных внешнеполитических факторов; политико-правовая, социально-экономическая, нравственная и психологическая целесообразность, оправданность. Критерием оправданности политического насилия может быть его соответствие прогрессивным потребностям, ценностям и нравственным установкам общества. Нравственная оценка политических действий, связанных с насилием, в значительной мере влияет не только на их ход, но и на перспективы политических процессов. С другой стороны, защита или утверждение определенных моральных ценностей невозможны, если политические насильственные действия неэффективны.

Психологические признаки диктатуры как формы политического насилия

Большая часть известных человечеству режимов были диктаторскими. Конечно, крайне редко это была полновластная диктатура одного человека. Чаще всего, даже в условиях формально ничем не ограниченной власти тирана, существует правящая олигархия, с интересами которой он должен считаться. Однако возможность для сколько-нибудь широкого слоя управляемых влиять на управляющих, а тем более – выбирать их, до самого недавнего времени встречалась крайне редко.

Но и в двадцатом веке, когда идеи демократического устройства получили широкое распространение, вошли в конституции многих государств и в основополагающие международные документы, дик-татуры продолжают существовать. Более того, во многих странах диктатуры, пусть и на не очень продолжительные сроки, сменяют демократию. Диктатор всегда приходит как избавитель, как защитник простого человека от врагов и от хаоса. Но ни одной диктатуре не удалось выполнить свои обещания – обеспечить людям высокий уровень жизни, стабильность и безопасность.

Успехи всегда оказывались сугубо временными, а расплата, если у диктаторов не хватало разума и ответственности вовремя уступить, – страшной. Гитлер построил дороги и дал немцам работу, но кончилось это военным поражением и разделом страны. Португалия после пятидесятилетнего правления профашистского режима оказалась самой бедной страной Западной Европы. В Эфиопии, Ираке, на Филиппинах диктатуры приносили нищету и кровь. Такое насилие можно характеризовать как геноцид. Геноцид – особый вид политического насилия, которое характеризуется массовыми убийствами, большой степенью вовлеченности в акты насилия не только властной элиты и сотрудников карательных органов, но и практически всего населения.

Диктатуры бывают разными. Некоторые из них ограничивают политические права граждан, не вмешиваясь в экономику или религию. Кому-то из диктаторов удается править если и не бескровно, то, по крайней мере, без массовых репрессий. Но есть диктатуры тоталитарные. Психологическая база подобных диктатур представляет наибольший интерес.

Тоталитарная диктатура – диктатура, стремящаяся к полному контролю за всеми сторонами жизни человека и общества, приносящая в жертву своим целям жизни, не останавливающаяся ни перед какими преступлениями.

Эмоциональная поддержка диктатуры

Стабильной может быть только та власть, которая устраивает людей, которая что-то им дает, или про которую они думают, что она им что-то дает. Это «что-то» может быть материальным – например, высокий жизненный уровень, это может быть ощущение защищенности или вера в справедливость социального устройства. Это может быть радость от принадлежности чему-то светлому, могущественному и прекрасному.

Идеальных обществ не существует. Однако замечание Черчилля о том, что демократия, хоть и ужасна, является лучшей из всех возможных форм правления, по-видимому, разделяется большинством наших современников. По крайней мере, даже критически относящиеся к своим правительствам англичане или американцы очень редко предлагают установить вместо существующей и разочаровавшей их системы другую, основанную на принципах, апробированных в коммунистическом Китае или в Германии времен нацизма. Стабильность демократических государств имеет не только экономическую или историческую, но и психологическую природу: люди, несмотря на высокий уровень критицизма, согласны с существованием этой системы, согласны с тем, что при всех своих недостатках она выражает и защищает их материальные и духовные интересы лучше, чем могла бы выражать система, построенная на других началах.

По-видимому, такое же, если не большее, доверие к государству существует и в рамках диктатуры. Лидеры диктаторских режимов прекрасно понимают, насколько важно, чтобы граждане верили, что государство выражает именно их интересы. А поскольку на самом деле хотя бы в силу отсутствия эффективных обратных связей и неизбежно более высокой, чем в демократических странах, коррупции, диктаторская власть не выражает интересы людей, для поддержания ощущения единства власти и народа необходимо содержать огромный и дорогостоящий идеологический аппарат. Задача этого аппарата – внедрять в сознание людей иллюзорную, искаженную картину мира, в которой государство и люди составляют единое целое, и потому даже сам вопрос о возможности поиска другой, более эффективной системы правления, свидетельствует о злонамеренности или неадекватности того, кто этот вопрос задает.

Чем более жесткой и экономически неэффективной является диктатура, тем больше сил и средств тратится на регулярное и обязательное промывание мозгов, которое начинается с детского сада, а заканчивается лишь после смерти или после ареста. Уро-$ень пропагандистского давления в диктаторских стра-тх столь высок, что, вопреки очевидности, многие шэди считают государство своим, пекшимся об их штересах и защищавшим их от врагов и опасностей. Успеху пропаганды способствуют и прямая ложь об окасах жизни в демократических странах, и сусаль-гые рассказы о скромности и тяжелой работе вождей, «[осмотреть своими глазами на мир за пределами: вященных рубежей или на жизнь внутри заборов > храняемых государственных резиденций для поддан-юго диктаторской системы одинаково невозможно. Сонтроль за информацией и передвижениями является необходимым условием выживания диктатуры.

Цель пропагандистского воздействия – согласие, достижение легитимности диктатуры. Однако только согласия подданных для диктаторского режима недостаточно. Согласие – когнитивная конструкция. Для его достижения или для преодоления несогласия нужно обращаться к разуму человека, приводить аргументы и контраргументы, рассматривать доводы реальных или воображаемых оппонентов. Даже если пропаганда основана на лжи, она стремится принимать рациональные формы, создавая иногда даже целые научные; дисциплины, единственная цель которых – подтвердить нужную властям картину мира. Но поскольку диктатура по сути своей не просто безразлична к человеку, но глубоко ему враждебна, то такой рациональный или псевдорациональный анализ рано или поздно может привести к пониманию реальности, а значит, и к разочарованию в базовых постулатах режима и крайне нежелательным для него выводам.

Поэтому стабильность диктаторского режима подкрепляется еще одним психологическим механизмом, не обязательным для демократий – эмоциональным. Само государство и те, кто его персонифицируют, становятся объектами чувства любви. Интересно, что если слово «любовь» практически чуждо политическому словарю демократических стран, то в условиях диктатуры оно одно из самых распространенных. Например, в СССР «любимой и родной» была не только Родина, но и вожди, в том числе и местные, правительство, любой государственный институт, например, армия или школа и, разумеется, партия как ум, честь и совесть. По отношении к своему отечеству подобные эпитеты используются во многих странах.

Диктатура нуждается в значительно большей психологической поддержке граждан, чем демократия. Президента демократической страны могут не любить, могут смеяться над ним, но система будет оставаться стабильной и эффективной. Рациональные механизмы, заложенные в ее основу, не требуют сильного аффективного подкрепления. Понимание того, что режим стоит не только на страхе перед террором и уж никак не на уважении граждан к законности и правопорядку, а на иррациональных аффектах, во многом определяет внутреннюю политику диктаторских режимов. Любое государство стремится в известных пределах контролировать поведение граждан. Номенклатура обязательных чувств выходит далеко за рамки безграничной любви к государству и ненависти к врагам. Кроме обязательных политических предпочтений, диктатуры предписывают человеку, какая музыка должна ему нравиться, какие литературные произведения должны вызывать восхищение, а какие – справедливый гнев. В наиболее жестких диктатурах контроль за чувствами является чуть ли не основным делом органов безопасности.

Крайне негативное отношение к любви и к сексу, характерное для всех почти диктаторских режимов, тоже связано с попыткой тотального контроля за чувствами. Любовь между мужчиной и женщиной или родительская любовь, предполагающие, что интересы любимого человека в какой-то момент могут быть поставлены выше всего остального – чувство, враждебное диктаторскому государству. Что же касается секса, то диктаторская власть никак не может легитимизировать его. Идеальный человек, прославляемый официальным искусством диктатуры, сексуальных устремлений не имеет, как, впрочем, не имеет и пола как такового.

Диктаторское государство, основанное на лжи и насилии, стабильно и могущественно потому, что люди его искренне поддерживают. Этот вывод крайне неприятен для тех, кто в разных странах, переживших диктатуру, хотел бы снять со своего народа ответственность за все происходившее, представив годы диктатуры как непрерывный акт насилия. Но, если люди – лишь невинные жертвы, если у них не было сил сопротивляться, это значит, что они не смогут предотвратить и будущие катастрофы и вообще не способны отвечать за собственную судьбу. Вряд ли эта позиция конструктивна. Более целесообразным представляется не отрицать факта эмоциональной поддержки диктаторской власти, а попытаться понять причины и механизм этой поддержки.

Конечно, диктаторская власть не может рассчитывать только на любовь подданных. Надо, чтобы люди не только любили, но и боялись. Поэтому репрессивный аппарат диктатуры никогда не простаивает, выявляя не столько тех, кто против режима, – они все уже давно обезврежены, – сколько тех, кто мог бы быть против. Одновременно осуществляется широкомасштабный подкуп тех, кто служил власти. Это не так трудно сделать даже в абсолютно нищей стране, лишь бы государство имело монополию на распределение всего и вся. Людям ведь не так важно жить хорошо, как жить лучше других.

Идея специфического социально-психологического типа, который соответствует политическому режиму диктатуры, нашла воплощение в концепциях как противников диктатуры, так и ее сторонников. Примером концепции противников диктатуры может быть модель авторитарной личности Теодора Адорно. Положительное отношение к диктатуре содержится в идеологии «человека власти» Э. Шпрангера, «солдаткости» А. Бойм-лера, «рабочего» Э. Юнгера, «нордического человека» А. Розенберга.

Стремление создать образ приемлемого для режима человека немало говорит о менталитете диктаторов. Но желание это имеет и практический смысл. Всякая власть опирается не только на тех, кто заинтересован в ее существовании по прагматическим соображениям, но и на определенный тип личности, на людей, которым именно такая система власти нравится, отвечает их психологическим характеристикам. Причем не так важно, много ли в обществе таких людей. Важно, чтобы именно они имели максимальный доступ к руководящим и влиятельным позициям в армии, системе образования, средствах массовой информации.

Диктатуре необходим особый человек. Но нет нужды создавать его специально. Он всегда существовал и существует в любой стране, хотя никогда и нигде не был в большинстве. Это человек, которому нравится тоталитарная власть, который благоговеет перед ней и готов служить этому порядку, даже и не имея от него выгод лично для себя. Описанные Адорно авторитарные личности поддерживают любую сильную власть, вне зависимости от того, какие лозунги она пишет на своих знаменах. Диктатура находит таких людей, опирается на них, открывает им «зеленую улицу». Со временем именно такие люди начинают определять лицо общества. В результате складывается впечатление, что это активное в силу исторических обстоятельств меньшинство репрезентирует все население страны.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒