Медитация в период античности и в средневековой Европе

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 25Следующая ⇒

В Европе системы религиозного и философского психотренинга был известны еще в период античности, начиная от Критской цивилизации и древней Рреции. Так, уже в IY в. до н. а. Пифагор использовал лечебное воздействие музыки на психику человека. Вероятно, эти методы существовали еще в Орфический период, поскольку пифагорейцы считались преемниками и последователями орфического учения, а сама легенда об Орфее самым непосредственным образом свидетельствовала о " магической" силе его музыки. По некоторым сведениям, Платон посещал Египет для обучения египетским мистериям [111]. Идея " философского экстаза" платоников была затем подхвачена неоплатониками [152: с. 357 ], и техника достижения транса описана в одном сочинении античного неоплатоника в III — IY вв. н. э. Жрецы Дельфийского храма в Афинах также знали и использовали приемы вхождения в состояние глубокой медитации. Предсказаниям оракулов придавалось большое значение в политической жизни античных городов.

Медитация в древней Греции и древнем Риме была связана исключительно с деятельностью жрецов языческих культов античных богов. Тем не менее и в народе существовала глубокая вера в чудодейственную силу различных заклинаний и убеждение в том, что боги вмешиваются в людские дела и могут дать исцеление. Так, у древних римлян после специальных процедур внешнего и внутреннего очищения, предписывавшихся жрецами, больной приносил в храме жертву богам; он ложился на труп жертвенного животного, катался на нем и на полу возле него, входя в состояние экстаза. Важно было получить от богов какой-либо знак, что больной выздоровеет [111 ]. Поражает сходство такого метода " терапии" с некоторыми шаманскими практиками, с той разницей, что сам шаман обычно вводит себя в состояние экстаза, катается по полу в " потустороннем путешествии ", борясь там со злыми духами, которые вызвали болезнь. Есть основания предполагать наличие такой практики и у племенных колдунов древних германцев, а также других племен, населявших Восточную и Юго-Восточную Европу.

Ко времени появления Иисуса Христа наибольшее разнообразие различных культов существовало в завоеванной римлянами Иудее. Становление христианства, последующие гонения христиан, бурные политические события — все это давало крайне разнородную картину духовной жизни Европы, если к Тому же учитывать и влияния сугубо восточных религиозных верований. Эпоха " великого переселения народов" в III - Y вв. н.э. привела к тому, что Запад был буквально наводнен различными магическими практиками. Так, вместе с манихейством (религиозно-философским учением персов, возникшим в III в.) на Балканы проник и зороастризм. Предполагается, что он оказал влияние на формирование мистического учения секты богомилов [111]. Последнее через катаров (альбигойцев) достигло юга Испании и Франции, пока все сторонники не были уничтожены крестоносцами в XIII веке. Таким образом дохристианская Европа образовывала так называемый " третий пояс мудрости" [141 ], аккумулировав в разнообразнейших мистических и магических практиках сохранившиеся осколки более древних знаний греческого, римского или восточного происхождения. Даже в эпоху позднего средневековья и разгула инквизиции эти знания устойчиво сохранялись в виде народных суеверий, колдовских заговоров, знахарства, разнообразных языческих обрядов.

С установлением и всеобщей победой христианства основной акцент медитативной практики сместился в сторону длительных молитв и схоластических рассуждений. Молитвы длились по часу-полтора, а то и по нескольку часов, что также представляло собой не что иное, как медитацию. Более сложные и отточенные медитативные практики существовали в католических и православных монастырях (причем они сохранились и по сей день — например, в литургиях). Особенно это относится к закрытым духовным орденам (например, доминиканцев, тамплиеров, госпитальеров), где существовала сложная многоуровневая иерархическая структура. Деятельность высших кругов этих орденов была закрытой не только для мирян, но и для служителей низших кругов орденской или церковной иерархии. Сохранившиеся отрывки немногочисленны, и все они представляют собой благодатную почву для современных исследований с целью реконструкции быта и практических деталей духовной практики таких орденов. Однако и сейчас можно сделать вывод о наличии специальных упражнений. Так, например, одно из высказываний тамплиеров гласит: " Ищи сокровище в сердце своем", что полностью соответствует многим тайным восточным учениям. Известно также существование " Логос-медитации", " Иисусовой молитвы" в православии, и, с другой стороны, " экзерци-ций" иезуитов. Система медитативной практики, развитая основателем ордена иезуитов Игнатием Лойолой, описывалась как " технология воображения", направленная на психическое развитие индивида и его духовное перерождение. Были отмечены [178] существенные совпадения между основными элементами этих духовных упражнений, практикой йогической медитации и фрейдовской психотерапией. Святой преподобный Серафим Саровский медитировал часами, погружаясь в себя и приобщая свое сознание Богу [133], хотя слово " медитация" и отсутствует в описаниях его жизни. Иисусова молитва (" Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго! " ), которой он придавал большое значение, повторялась им многократно, как и беспрерывное чтение мантр на Востоке (Джапа-медитация).

Многие подвижники раннего христианства оставили нам целые сборники разных поучительных назиданий, заповедей и просто наблюдений [см. 55; 119; 133]. Все они обусловили общий духовный настрой средневековой Европы, который отразился и в трудах философов, писателей и общественных деятелей той эпохи. Так, Михаил Пселл (1018—90-е гг. 11 в.) в Византии призывал к бережному обращению к античному наследию и критическому анализу его положений в свете христианского учения. Он признавал наличие " высшей философии" как теологии, постигаемой только озарением свыше, и " низшей философии", т. е. научного знания, доступного формальным логическим выводам. Между ними ставилась " наука о бестелесном", т. е. математика и другое абстрактное знание. Таким образом, целью философской деятельности Пселла был синтез античных, христианских воззрений и оккультизма неоплатонического типа [152]. Несколькими веками позже Николай Кузанский (1401—1464 гг.) пишет трактаты " О видении Бога" и " О вершине созерцания". В первом произведении он пытается " рассказать о чудесах, открывающихся превыше всякого чувственного, рассудочного и интеллектуального видения", ввести в " священную темноту", чтобы ощутить " среди мрака присутствие неприступного света; пусть каждый по-своему, способом, который ему пошлет Бог, неустанно пытается приблизиться к нему и здесь на земле... предвкусить... пир вечного счастья..." [84: с. 35]. Далее Н. Кузанский фактически описывает в предисловии методику медитации над иконой, то есть по сути то же, что рекомендует Йогашакти Сарасвати в качестве йогического упражнения [ср. с 184] (! ). Отходя от иконы на восток, на запад или в других направлениях, наблюдатель должен почувствовать неотступный взгляд иконы, вечное присутствие Бога везде и всюду. Далее он пишет: " Задумавшись об абсолютном зрении, которое я отделяю от всех и всяческих органов зрения, и сообразив, что это абсолютное зрение во всем конкретном бытии..., я начинаю прекрасно понимать, что сущности зрения вовсе не обязательно принадлежит поочередность и неодинаковость видения... Абсолютное зрение свернуто заключает в себе все способы видения..., в абсолютном зрении все способы его конкретизации существуют без ограничения..." [84: с. 37—38]. Такой подход едва ли не тождествен йогическому " прямому восприятию", о котором свидетельствуют многие источники [напр., 22; 23; 29; 71; 160; 184]. В работе " О вершине созерцания" Н. Кузанский продолжает, правда с большим оттенком схоластики, тему о сверхчувственном восприятии всего Божественного, говоря о возможности " ума видеть выше всякой постижимой силы" [85 ]. В многочисленных работах задачей познавательной деятельности человека философ ставит познание Божественной Истины, а средством — просветление сознания.

Здесь следует также упомянуть и об Иоганне Экхарте ( или Майстере Экхарте ) (1260—1328 гг.) — немецком мыслителе, которого называют также великим мистиком средневековья. Несмотря на то, что он был монахом-доминиканцем, его воззрения существенно отличались от ортодоксального христианства. Человек, по Экхарту, способен познавать Бога благодаря тому, что в самом человеке есть " искорка", единосущная Богу. Отрешаясь от своего " Я", соединяясь с Божественным " ничто", душа человека является средством вечного порождения Богом самого себя. Отрывки из сочинений Экхарта, как отмечал Б. Сахаров [128 ], очень близки отдельным высказываниям Шанкары (788—820 гг.) — видного индийского философа и мистика, ведущего представителя учения Веданты. По Экхарту, за " Богом" стоит " Божество" ( Gotheit ), т. е. безличный и бескачественный Абсолют, представленный в трех лицах.

Независимо от конкретных особенностей философских и теологических воззрений разных школ и отдельных мыслителей средневековой Европы, все они рассматривали в качестве фундамента духовного прогресса человека систему морально-нравственных постулатов, т. е. христианских заповедей. Эти заповеди сводятся к следующим основным положениям [83 ]: 1) " Я есть Господь Бог твой" (т. е. Бог един); 2) не сотвори себе кумира; 3) не произноси имени Господа Бога твоего напрасно; 4) помни день субботний: шесть дней работай, посвятив седьмой — субботу — Господу Богу твоему; 5) чти отца и мать своих; 6) не убий; 7) не прелюбодействуй; 8) не укради; 9) не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего; 10) не пожелай жены, дома, раба, рабыню и всего другого, что принадлежит ближнему твоему. О том, как эти заповеди соблюдались на практике в Западной Европе, знают многие: здесь и костры инквизиции, и крестоносцы, и разврат папского двора. Так или иначе, основная идея христианства выдерживалась постоянной, даже в разных его течениях. Это — идея греха и спасения человека. Если люди осознают, что грешны, и направят свои помыслы в сторону очищения души, поверят в великого Божественного спасителя — Иисуса Христа, который был послан Богом на землю и своей мученической смертью искупил грехи человеческие, они будут спасены [28 ].

Чрезвычайно важно отметить, что церковные обрядные формы, принятые в христианстве, еще не составляют сущность самого учения. Так, святой Серафим Саровский говорил [133: с. 51]: " Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего. Пост же, и бдение, и молитва, и милостыня... суть средства для стяжания Святого Духа Божьего.". " Стяжание", или приобретение Святого Духа, он далее сравнивает с наживанием денег и хранением их в банке. Казалось бы, сравнение довольно странное, но и Омраам Михаэль Айванхов, раскрывая многие тайные аспекты христианства с позиций эзотерических знаний Посвященных [3; 175 ], также сопоставляет результаты молитвенной и иной практики с накоплением богатств в " небесном банке", где ничто не пропадает бесследно, а все учитывается после смерти человека. Примечательно, что все эти воззрения полностью совпадают с аналогичны ми представлениями религий Востока (см. ниже). Особенно это видно на примере высказываний Блаженного Диадоха ( YII в.): " Предел, или верх совершенства веры, есть бесстрастное погружение ума в Бога" (55: с. 7 ]. Это " погружение ума в Бога" полностью созвучно теоретическим основаниям учений Востока: буддизма, индуизма, йоги и др. (см. ниже).

Однако, несмотря на сходство многих положений западной и восточной философской мысли и религиозных доктрин, только на Востоке идея психофизического совершенствования человека получила наиболее полное, всестороннее обоснование. Культура Запада в исходной основе базировалась на древнеримской, значительную роль придававшей развитию техники и научному знанию. Поэтому доминировала четкая система формально-логических, конструкций, где каждый объект был конечным и строго определенным, в отличие от восточных учений, где полисемантизм терминов — обычное явление в связи, прежде всего, с распространенной теорией макро- и микрокосма (см. ниже — раздел 3.5). Древность восточных цивилизаций и доминирование в их культурах установки на проблемах человека — все это привело в итоге к тому, что методики медитации были отшлифованы (плоть до мельчайших деталей самым тщательным образом. Что является самым главным — они были приведены в соответствие с разнообразными аспектами психологии, физиологии, биоэнергетики человека в связи с особенностями внешней природы и космическими ритмами. Таким образом, возникли стройные и целостные системы духовного и физического совершенствования человека. Практическая апробация этих теорий на протяжении более 5—6 тысяч лет невольно внушает уважение, и скептицизм рассеивается по мере дальнейшего знакомства с такими учениями [77 ].

Медитация в древнем Китае

И. А. Ефремов в известном романе " Таис Афинская" привел гипотезу, согласно которой небольшая уцелевшая часть населения Атлантиды двинулась на восток. Одна группа беженцев обосновалась в устье Нила, откуда пошли величественные культы египетских жрецов, основанные на необъяснимо высоких знаниях астрономии, математики, человеческой души. Другая группа направилась дальше и разделилась впоследствии на две ветви. Одна часть обосновалась в Индии, другая — в Китае. Так или иначе, возникновение истоков этих цивилизаций обычно относят к 3—4 тысячелетию до н. э., и здесь еще очень много неизвестных и малопонятных пока фактов. Среди таких необъяснимых пока аспектов — практическое использование порошковой металлургии (которая на Западе была успешно применена лишь в середине XX в.), чудеса архитектурных решений, космогонические теории, к которым наша наука пришла сравнительно недавно, и др. Так или иначе, именно в Индии и Китае мы находим наиболее сложные и отточенные методики медитативной практики. В древнем Китае они были связаны в основном с философско-религиозными учениями даосизма и буддизма.

Возникновение даосизма.связывают с именем легендарного древнего философа Лао-цзы, автором трактата " Дао-дэ цзин" (" Книга о дао и дэ" ), относящегося к IV — III вв. до н.э.). Согласно легенде, мать вынашивала Лао-цзы несколько десятков лет и родила стариком, откуда и происходит один из переводов его имени — " Старый ребенок" (другой, очевидно более правильный, — " Старый философ", поскольку знак " цзи" означает еще " философ, духовный наставник, учитель" ). Идя на запад, Лао-цзы оставил смотрителю пограничной заставы свое сочинение " Дао-дэ цзин" [28; 111; 152 ]. Есть основания предполагать, что истоки даосизма намного древнее. Так, например, одна из книг, использовавшаяся даосами — " И цзин" (" Книга перемен" ), как предполагается [111], относится к 3 тысячелетию до н. э. Другой элемент даосских воззрений — теория первичных элементов (см. раздел 3.5) также свидетельствует о большей древности этого учения, чем датируется " Дао-дэ цзин".

Основа даосизма — концепция Дао, т. е. концепция всеобщего закона или пути Вселенной, по которому она развивается. Дао господствует везде и во всем, всегда и безгранично. В природе все, например тростник или гора, подчинено Дао. " Вот вещь, в хаосе возникающая; прежде неба и земли родившаяся! О Беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее Дао...", — читаем в " Дао-дэ цзин" [58: с. 128]. Дао невидимо, его нельзя выразить словами, полностью познать и выразить в терминах логического аппарата. Невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, постоянное и неисчерпаемое, безымянное и бесформенное, оно дает начало и форму всему во Вселенной [28 ]. Так она характеризуется и в более позднем трактате последователя и преемника учения Лао-цзы — Чжуан-цзы [89 ]. Имматериальный характер Дао ведет к возможности его познания чисто интуитивным образом. В школах философов-даосов оно, видимо, обозначало и закон как природу вещей, а в синтетическом плане — и саму жизнь [111 ]. Л. С. Васильев [28 ] отмечает прямую близость понятия о

Дао к индо-арийской концепции о всеобщем Брахмане, безличном Абсолюте, эманация которого сотворила видимый мир.

У даосов были пять заповедей (у-цзе): не убивать, не пить вина, не лгать, не красть, не прелюбодействовать. Предписывалось совершение десяти добрых дел: почитание родителей, верность господину и наставнику, сострадание ко всем тварям, помощь страждущим даже во вред себе, освобождение на волю животных и птиц, возведение мостов, посадка деревьев, строительство жилищ и колодцев у дорог, наставление неразумных людей и проч. [145 ]. Без соблюдения этих моральных принципов не может быть духовного прогресса и высшая цель человека останется нереализованной.

Высшая цель человека, согласно представлениям даосов, состоит в том, чтобы познать Дао, следовать ему и слиться с ним. В этом — смысл, цель и, одновременно, счастье для людей. Нарушение принципов естественной жизни, отход от Дао приводит к болезням, дряхлости и преждевременному старению. Наоборот, простота и естественность жизни, следование Дао дают здоровье и долголетие. Основной закон для человека — принцип недеяния (у-вэй), т. е. ненарушение естественного хода процессов, вселенского порядка вещей, определяемого Дао. В эмпирическом мире Дао проявляется через свою эманацию — т. е. дэ. Дэ, в свою очередь, применительно к человеку обусловливает его " жизненную энергию" (ци). Дэ может быть также переведено как " сущность, смысл существования, природное качество", что, на наш взгляд, близко к индийскому понятию " дхарма" (см. ниже).

Анализируя даосские концепции, можно выделить триаду " Дао— дэ—ци", части которой связаны причинно-следственной зависимостью. Выделение такой триады имеет важное практическое следствие: контроль над ци, концентрирование в себе жизненной энергии (при наличии обратной связи в такой системе) ведет к изменению дэ, а усиление и улучшение дэ, в свою очередь, ведет к большей близости человека к Дао. Такая схема может позволить объяснить сущность даосской практики физического и духовного самосовершенствования.

Знание алхимии, употребление препаратов, изготовленных из лекарственных растений и природных минералов, дыхательная гимнастика и медитативные упражнения приводили к феноменальному долголетию: как утверждают легенды, возраст 800—1200 лет считался вполне приемлемым для даосских мудрецов (что согласуется также с долгожительством библейских старцев! ), а некоторые из них, как утверждается, достигли даже физического бессмертия. Многие знания даосов были утеряны впоследствии, а сохранившиеся рекомендации практического характера в памятниках письменности зашифрованы в иносказательных формах, многочисленных сравнениях, намеках, в которых мог разобраться только узкий круг посвященных лиц. Мы же можем, как правило, воссоздать технику выполнения упражнений " даосской йоги" лишь в общих чертах.

Рекомендуемые различными даосскими школами пути спасения и достижения физического бессмертия были разнообразны. Так, один из них состоял в употреблении определенных растений, трав, грибов, минералов или специальных лекарств. Приверженцы " внешней алхимии" (вэйдань) в основе таких лекарств использовали золото или серебро, добываемое различными способами из свинца, киновари, ртути [145 ]. Это сближает даосов с сектой Расайана в древней Индии, которые в поисках подобных лекарств, дающих бессмертие, первыми практически использовали соли тяжелых металлов в медицинских целях [см. 10]. Даосы считали, что пилюли бессмертия тем эффективнее, чем более рафинировано, очищено, и концентрировано лекарство. Для усиления их действия также рекомендовались очищения, посты, уединение в горах или на островах. Согласно легендам [28 ], принятие пилюль бессмертия обычно сопровождалось сначала видимой смертью принявших их людей, которые затем приходили в себя и становились бессмертными.

Другое направление даосской практики, собственно и связанное с даосской йогой, называлось " внутренней алхимией" (нэйдань). Оно состояло в " выплавлении внутренней пилюли бессмертия" в самом теле человека за счет системы контроля внутренних энергетических потоков в организме. Здесь основой служили многочисленные упражнения дыхательной гимнастике и медитации, которые приводили к накоплению и особому распределению в теле человека жизненной энергии — ци. Эта практика в экзотерическом плане известна как система ци-гун (или цзо-гун) [56; 145].

Основу даосской йоги составляли дыхательные упражнения. Так, в трактате IY в. н. э. " Бао-пу-цзы" рекомендуется следующее упражнение: " Начинающий вдыхает через нос и, задержав воздух, считает до 120, затем выдыхает через рот. Вдох и выдох должны производиться беззвучно. Близ ноздрей следует держать гусиное перо, и когда умение достигает того уровня, что перо перестает дрожать, то первый этап искусства дыхания можно считать проведенным. На следующем этапе счет постепенно увеличивается, пока не достигнет тысячи, причем практикующий заметит, что он не стареет, а становится все моложе..." [111]. Дыхательные упражнения проводились в состоянии полного покоя, самоуглубления и созерцания. Даосы считали, что после появления на свет человеку следует дышать " эмбриональным дыхани ем", по замкнутому кругу. Проводя лот воздух через внутренние препятствия, " заставы" (гуань), доставляя его в определенные места, можно было в итоге выплавить пилюли бессмертия в самом организме. В случае болезни воздух доставлялся к больному органу, что в итоге приводило к выздоровлению [145]. Занимающемуся предписывалось собирать " эфир прежнего неба" (изначальную тонкоматсриальную субстанцию, существовавшую до возникновения Вселенной), или " изначальный воздух" и концентрировать его в себе [14]. Такая практика, как мы увидим ниже (см. также разделы 6.18 и 6.23), по сути сходна с теорией накопления праны индийскими йогами. Однако провести некоторые другие аналогии даосской и индийской йоги затруднительно. Это, например, относится к имматериальной " внутренней пилюле бессмертия", которая " выплавляется" в теле практикующего.

" Совершенствуясь, необходимо собирать прежнее небо, {тогда} много эссенции и воздуха проникнет в священную сокровенность. Соединены четыре формы в едином теле, в истинном огне пяти первоэлементов плавится золотая пилюля. Стихии инь и ян сливаются — тогда только это — Путь, девица и младенец вместе спят. Слева синий дракон, неподвластный людям, справа белый тигр — поистине он свиреп. Между ними оказался истинный бессмертный. Схватил их обеими руками, уложил их вместе. Дракон исчез, чувство возникло, тигр успокоился, два начала соединились — завязалась золотая пилюля..." [14: с. 214]. "...Достигший совершенства патриарх от прохода Вэйлюй поднялся к небу. Во вторую стражу пребывал в покос, действовал по своей воле. Сквозь двойную заставу Цзяцзи проник в сокровенйую пустоту. Встретился истинный дух. {Он} осветил песчинки Ганга до самого дна. Сокровенную мысль — не ведают люди — искать в себе надо... Во Дворе Пяти светил осветил черный терем. Показалась {его} верхушка. Серебряная река течет вниз. Поистине сокровенно глиняный котел. Желтый двор, природа и судьба соединились..." [14: с. 203]. Эти отрывки, описывающие технику даосских упражнений, взяты из трактата XYI в. " Баоцзюань о Пу-Мине", в котором изложено вероучение буддийско-даосской секты Хуантяньдао (" Желтое небо" ). Из них видно, как тщательно оберегались тайны практики от посторонних, а неискушенному западному читателю они вообще могут показаться каким-то мистическим бредом. Понять подобные цитаты можно только на основе глубоких знаний воззрений даосов о Космосе, соотношении макро- и микрокосма, первичных элементов, анатомических терминов. В системе даосских взглядов о внутреннем строении человека одни и те же органы зачастую имели по несколько названий, и наоборот, в зависимости от контекста одно и то же слово могло обозна чать разные анатомические структуры [145]. По мере раскрытия тайн индийской йоги (см. ниже) становится ясным, что в приведенных отрывках речь шла не столько о дыхательных упражнениях, как это обычно считается [напр., 28; 111; 145 ], сколько о сложных медитативных процедурах по выявлению внутренних энергетических потоков и волевому управлению их движением. Так, например, из того же трактата — " Баоцзюаньо Пу-Мине" — известно о существовании даосского упражнения " поменять Кань и Ли местами". Среди многих значений этих иероглифов можно найти, что Кань соответствует Луне, а Ли — Солнцу. Аналогичное упражнение есть и в индийской йоге (см. раздел 6.20).

Впоследствии даосизм претерпел разнообразные изменения, разделившись на ряд отдельных направлений и практик. Зачастую даосские воззрения соединялись с буддийскими традициями и включались в вероучения различных китайских, японских и других сект или религиозно-философских школ.

Другая великая религия мира, оказавшая огромное влияние на становление и развитие культур стран Востока, — буддизм. Он зародился в Индии в 6—5 вв. до н. э.; его основатель — Сиддхартха Гаутама (Будда). Из Индии он затем распространился в соседние регионы: Китай, Монголию, Тибет, Лаос, Камбоджу, Вьетнам, Японию и др. Основой буддизма считается учение о страдании (" четыре благородные истины" ) и восьмеричном пути избавления, спасения души и достижения Нирваны [28; 36; 47; 56; 110; 111; 123; 159 и др.]. Слово " Нирвана" является центральной философской категорией буддизма, означающей как состояние несвязанности личности с внешним миром, полный душевный покой и блаженство, так и область в Космосе, высший мир в космической беспредельности, попав куда, душа после смерти обретает вечное блаженство, не возрождается больше в других людях и, таким образом, не испытывает страданий в " колесе перерождений" (т. е. Сансаре).

" Четыре благородные истины" буддизма сводятся к следующим положениям, которые фактически рассматриваются как аксиомы [28; 111; 125; 159]:

1. Жизнь есть страдание.

2. Желания — причина страданий.

3. Страдания можно прекратить.

4. Существует способ прекращения страданий, приводящий к нирване.

Эгоцентрическая установка человеческого " Я" порождает жажду испытывать чувственный опыт, влечение к удовольствиям и стремление избежать неприятного. Это обусловливает зависимость людей от внешних объектов и, следовательно, ведет к непостоянству индивидуальных состояний сознания, причем обычный человек в миру не имеет никаких средств, чтобы противостоять такому непостоянству. Счастье (Сукха) лежит, таким образом, в границах Сансары (бесконечного круговорота существований, т. е. в цикле " рождение—смерть—новое рождение..." ) и, следовательно, невечно, поскольку оно подчиняется причинно-следственным зависимостям и легко переходит в страдание. Основой всего этого является Авидья (незнание, невежество). Возможность прекращения страдания — важнейшее гностическое положение буддизма, которое, пожалуй можно сравнить с открытием Божественной благодати в иудео-христианской культуре [125 ].

Страдание в буддизме носит всемирный характер, поэтому освобождение от страданий надо понимать как акт преодоления всего мира в целом, а не каких-то его отдельных сторон [79 ]. Важно отметить, что термин " Дуккха" иногда прямо переводят как " страдание", что не совсем правильно. Дуккха — следствие, важнейшая составная часть Сансары. Вместе с тем, понимаемая как " тягота, страдание", она содержит в себе важный онтологический аспект, объективный по своему характеру, а не субъективный, как, например, в христианстве [ПО; 125].

Путь, ведущий к прекращению страданий и нирване, подразумевает одновременное соблюдение следующих восьми условий, или ступеней [28; 111; 145; 159]:

1. правильные представления (т. е. принятие четырех истин);

2. правильные стремления (т. е. желание достигнуть нирваны);

3. воздержание от лжи;

4. воздержание от насилия по отношению к любым живым существам; ненанесение им зла в любой форме;

5. праведный образ жизни, состоящий в добывании средств к существованию честным способом;

6. правильные усилия, которые состоят в преодолении соблазнов и плохих качеств; создании благ, которых ранее не существовало, увеличении благ, которые уже имелись;

7. правильные мысли — не рассматривать тело, чувства и эмоции как " Я"; не считать предметы, с которыми связана жизнь, как свою вечную собственность; не отождествлять книжные истины с теми, которые реально познаны на собственном опыте; понимание преходящести всего;

8. правильные сосредоточение и медитация, т. е. размышление о пагубности страстей, источником которых является тело, о страданиях, которые порождаются чувствами; о непостоянстве наших представлений и условий существования; выработка отрешенности от всего того, что привязывает человека к жизни, от привязанности к телу, уму и чувствам.

Правильное сосредоточение имеет, далее, четыре ступени [125; 159 ]. На первом этапе мы сосредоточиваем свой изначально чистый и невозмутимый ум на осмыслении и истолковании истин; на второй ступени отбрасываются излишнее умствование и беспокойство — вера в " четыре благородные истины" рассеивает все сомнения, и мы испытываем состояние радости и душевного спокойствия; на третьей ступе* ни мы освобождаемся от этой радости и от ощущения своей телесности; наконец, на четвертой ступени мы достигаем состояния полной невозмутимости, безразличия и отрешенности от всего окружающего, т. е. состояния нирваны. Достигший этого состояния называется архатом. Сам же процесс созерцания (дхьяна), согласно проведенному Р. Дэвидсом анализу " Сатипаттхана-сутры" [123], может быть также подразделен на четыре ступени:

· первая ступень — спокойное и свободное от всякой чувственности исследование предмета, выбранного для созерцания;

· вторая ступень — мысль остается сосредоточенной на предмете созерцания, но ум освобождается от рассуждений и исследования его;

· третья ступень — ум полностью освобождается от всех страстей, перестает быть индивидуальным умом;

· четвертая ступень— ум, вознесенный и очищенный, становится безразличным ко всем воздействиям, кик приятным, так и мучительным.

Исходные положения буддизма можно найти в текстах, например в палийском каноне — Винае-питаке, относящейся к собранию текстов Типитаке. Тексты эти, называемые суттами, рассказывают о жизни Будды и обычно содержат в себе описания его бесед с монахами, мирянами или, наоборот, противниками его учения. " ...Этот благой восьмеричный путь таков: правильные взгляды, правильные намерения, правильная речь, правильные действия, правильный образ жизни, правильные усилия, правильная память, правильное сосредоточение. Это и есть, обхикшу (бхикшу — букв." нищий", буддийский монах, странствующий отшельник — Ю. К.), средний путь, постигнутый во время просветления татхагатой (татхагата — эпитет Будды, от слова " татхата" как состояния наивысшего просветления— Ю. К.), путь, способствующий пониманию, ведущий к умиротворению, к высшему знанию, к просветлению, к нирване. А вот, бхикшу, благая истина о том, что существует страдание. Рождение — страдание, старость — страдание, смерть — страдание, соединение с тем, что неприятно, — страдание, разъединение с тем, что приятно, — страдание, когда нет возможности достичь желаемого — это тоже страдание. А вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание имеет причину. Это жажда (неосознанная устремленность к чувственным объектам и самой жизни — Ю. К.), ведущая к перерождениям, связанная с наслаждением и страстью, находящая удовольствие то в одном, то в другом. Жажда бывает трех видов: жажда чувственных удовольствий, жажда перерождений и жажда существования. А вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание может быть уничтожено Это уничтожение жажды и полное уничтожение страсти, отказ от них, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них." [158]. Многочисленные повторы в текстах буддийских сутр имели, несомненно, дидактическое значение: повторяясь, они создавали у слушающих и читающих ощущение незыблемости, вечности истин буддийской религии, особенно важных на фоне сменяющихся событий сюжетной канвы повествования сутт.

Даосский принцип недеяния (у-вэй) был довольно быстро принят сторонниками буддизма, однако смысл его существенно изменился: вместо ненарушения природного порядка вещей " недеяние" подразумевалось как синоним " ничего-не-делания". Поэтому праздный образ жизни, многочасовые созерцания над статуями Будды, медитация над смыслом и конкретным применением четырех истин и восьмеричного пути — все это характеризует внешнюю сторону буддийского познания истины. Все это не раз служило основанием для критики со стороны различных философских школ [напр., 71 ].

Так или иначе, в буддизме был распространен обет " три прибежища, пять запретов" (саньгуй у-цзе), т. е. Будда, его учение (Дхарма) и буддийская община (Сангха) и пять заповедей, такие же, как и запреты даосов (см. выше). Считалось, что это не только основные части буддийской доктрины, обладающие признаком самодостаточности, но обращение к ним также позволяет защищаться монахам от искушающих их злых духов, оборотней и всякой другой " нечисти". Молитва " трем драгоценностям" при этом рассматривалась как самая сильная охранительная формула [48 ].

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒