Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Непромокаемых плащах. Мелькали белые стены, люди, разлетавшиеся
В разные стороны, как брызги, зонтики, качавшиеся взад и Вперед, подобно шляпкам грибов во время бури; впереди чью-то Машину швыряло из стороны в сторону. -- Стоп! -- крикнул Торриани. Тормоза тотчас сработали, машину встряхнуло, и она Остановилась. -- Воды, задние колеса, скорее! -- крикнул Клерфэ; мотор уже Замолк, но в ушах Клерфэ все еще стоял гул, как в пустых Заброшенных залах. Кто-то протянул ему кружку с лимонадом и дал новые очки. -- На каком мы месте? -- спросил Торриани. -- Вы идете прекрасно! На восемнадцатом. -- Паршиво, -- сказал Клерфэ. -- А как другие? -- Монти на четвертом, Саккетти на шестом, Фриджерио на Седьмом. Конти выбыл. -- Кто на первом месте? -- Маркетти. Обошел всех на десять минут. За ним Лотти, Отстал от него на три минуты. -- А мы? -- Вы отстали на девятнадцать минут. Не беспокойтесь. Тот, Кто приходит в Рим первым, никогда не выигрывает гонки. Это Всем известно. Откуда-то вдруг появился тренер. -- Да, такова воля божья, -- добавил он. -- Святая мадонна, матерь господа нашего! Ты ведь это тоже знаешь! Покарай Маркетти за то, что он первый! Ниспошли ему маленькую дырочку в Бензонасосе, больше ничего не надо. И Лотти тоже; быть вторым -- почти такой же грех, как быть первым. Святые архангелы, храните... -- молил он. -- Как вы сюда попали? -- спросил его Клерфэ. -- Почему вы Не в Брешии? -- Готово! -- крикнул один из механиков. -- Давай! -- Я лечу... -- начал было тренер, но его слова сразу же Заглушил рев мотора. Машина ринулась вперед. Люди бросились врассыпную, и шоссе, К которому они были приклеены, вновь пошло разворачивать перед Клерфэ свои бесчисленные петли. То сейчас делает Лилиан? -- подумал Клерфэ. Сам не зная Почему, он надеялся, что на этом пункте обслуживания его ждет Телеграмма. Но телеграммы всегда запаздывают. Может быть, он получит ее при следующей остановке... А потом были только огни, Ночь, люди; из-за рева мотора он не слышал их криков, и они Походили на тени, мелькающие на экране немого кино. Но вот все Исчезло, кроме шоссе, которое, словно змея, ползло по земле, и Таинственного зверя, ревущего под капотом машины. Разговор дали очень быстро. А Лилиан ждала его Только через несколько часов, хотя бы потому, что знала порядки На французских телефонных узлах; кроме того, ей казалось, что санаторий страшно далеко, чуть ли не на другой планете. -- Санаторий онтана слушает... Лилиан не могла понять, знаком ли ей этот голос. Возможно, Что к телефону по-прежнему подходила фрейлейн Хегер. -- Будьте добры, господина Хольмана, -- сказала Лилиан, Почувствовав, как у нее вдруг забилось сердце. -- Минутку. Лилиан прислушалась к едва различимому гулу проводов. У нее Мелькнула мысль, что Хольмана, вероятно, придется искать. Она Взглянула на часы: в санатории уже поужинали. очему я так Взволнована, словно собираюсь оживить мертвого? -- подумала Она. -- Хольман у телефона. Кто говорит? Лилиан испугалась, так близко прозвучал его голос. -- Это Лилиан, -- прошептала она. -- Кто? -- Лилиан Дюнкерк. Хольман помолчал. -- Лилиан, -- сказал он затем недоверчиво. -- Где вы? -- В Париже. Ваша телеграмма пришла ко мне. Телеграмму Переслали из отеля Клерфэ, и я по ошибке распечатала ее. -- Вы не в Брешии? -- Нет, -- сказала она, почувствовав легкую боль. -- Я не в Брешии. -- Клерфэ не захотел? -- Да, не захотел. Клерфэ, конечно, взял бы ее с собой, если бы она стала Настаивать, но она не настаивала, и он удовольствовался ее Обещанием побольше спать, отдыхать и не думать о гонках. -- Я сижу у приемника! -- сказал Хольман. -- Вы, конечно, тоже! -- Да, конечно. -- Клерфэ идет великолепно. В сущности, гонки еще только Начались. Я знаю Клерфэ, он выжидает. Пусть другие гробят свои Машины. Раньше полуночи он не начнет нажимать, возможно, даже немного позднее... впрочем, я думаю, что как раз в полночь. Вы Ведь знаете, что это гонки только по секундомеру. Никто из Гонщиков не видит, за кем он идет, это-то как раз больше всего Изматывает; гонщики узнают, на каком они месте, только во время Заправки, и часто бывает, что сведения уже устарели. Это бег в Неведомое. Вы понимаете меня, Лилиан? -- Да, Хольман. Бег в неведомое. Как вы себя чувствуете? -- Хорошо. Скорость просто фантастическая. Средняя До сих Пор была сто двадцать километров и выше. А ведь большинство Мощных машин только еще выходят на прямую. Я говорю о средней скорости, Лилиан, а не о максимальной! -- Да, Хольман. Как вы себя чувствуете? -- Очень хорошо. Мне стало намного лучше, Лилиан. Какую вы Станцию слушаете? Включите Рим. Рим сейчас ближе к трассе, чем Милан. -- Я слушаю Рим. Я рада, что вы себя чувствуете лучше. -- А что у вас, Лилиан? -- Все хорошо. И... -- Может, это правильно, что вы не в Брешии, там дождь и Сильный ветер, но я бы не выдержал, я бы поехал туда. Как вы Живете, Лилиан? Она знала, о чем он спрашивает. -- Хорошо, -- сказала она. -- А как там вообще у вас? -- Как обычно. За эти несколько месяцев почти ничего не Изменилось. Еужели прошло только несколько месяцев? -- подумала Лилиан. -- А ведь мне казалось, что прошли уже годы. -- Как живет... -- она помедлила секунду, хотя в глубине Души знала, что позвонила только ради этого вопроса. -- Как Живет Борис? -- Кто? -- Борис. -- Борис Волков? Его почти не видно. Он теперь не приходит в Санаторий. Думаю, что у него все в порядке. -- Вы все-таки его встречали? -- Да, конечно. Правда, это было недели две-три назад. Он Гулял со своей овчаркой, вы ее, наверно, помните? Но мы с ним Не разговаривали. А как там у вас, внизу? Так, как вы себе Представляли? -- Примерно так, -- сказала Лилиан. -- Ведь все зависит от Тебя самого, от того, как ты сам ко всему относишься. В горах Еще снег? Хольман засмеялся. -- Давно растаял. Все цветет. Лилиан... -- Он немного Помолчал. -- Через несколько недель меня выпишут. Это Действительно так. Мне сказал сам Далай-Лама. Лилиан не поверила Хольману. Несколько лет назад ее тоже Обещали выписать. -- Вот и прекрасно, -- сказала она. -- Значит, увидимся Внизу. Сказать об этом Клерфэ? -- Лучше не надо: в таких делах я суеверен. Вот... сейчас начнут передавать спортивные известия! Вам тоже надо их послушать! До свиданья, Лилиан! -- До свиданья, Хольман. Лилиан хотелось еще что-нибудь узнать о Борисе, но она так Больше ни о чем не спросила. Секунду она смотрела на черную Трубку, а потом осторожно повесила ее на рычаг и задумалась. Она думала обо всем и ни о чем и вдруг заметила, что плачет. Лезы капают, как дождь в Брешии, -- подумала Лилиан, Вставая. -- Какая я глупая. За все в жизни надо расплачиваться. Неужели я могла решить, что уже расплатилась? X x x -- В наши дни преувеличивают значение слова частье, -- Сказал виконт де Пестр. -- Существовали эпохи, когда это слово Было вообще неизвестно. Тогда его не путали со словом изнь. Почитайте с этой точки зрения китайскую литературу периода Расцвета, индийскую, греческую. Люди интересовались в то время Не эмоциями, в которых коренится слово частье, а неизменным и Ярким ощущением жизни. Когда это ощущение исчезает, начинаются Кризисы, путаница, романтика и глупая погоня за счастьем, Которое является только эрзацем по сравнению с ощущением жизни. Лилиан засмеялась. -- А разве ощущение жизни не эрзац? -- Более достойный человека. -- Вы думаете, что для человека невозможно счастье без Ощущения жизни? Пестр задумчиво посмотрел на Лилиан. -- Почти невозможно. Но вы, по-моему, исключение. Как раз Это меня в вас и очаровывает. Вы обладаете и тем и другим. Но предпосылкой для этого является состояние глубокого отчаяния; Бесполезно пытаться назвать по имени это состояние, так же как И определить, что такое отчаяние. Ясно только одно: это не Смятение чувств. Это состояние подобно полярной равнине, Символу одиночества, одиночества, не знающего скорби. Скорбь и Мятеж уже давно исключили друг друга. Мелкие события стали Такими же важными, как и самые большие. Мелочи засверкали. -- Ну вот, мы и дошли опять до восемнадцатого века, -- Сказала Лилиан с легкой издевкой. -- Ведь вы считаете себя его Последним потомком. -- Последним почитателем. -- Разве в восемнадцатом веке о счастье не говорили больше, Чем когда бы то ни было? -- Только в тяжелые времена, и то, говоря и мечтая о нем, Люди были куда практичнее нас -- в широком смысле этого слова. -- Пока не ввели гильотину. -- Пока не ввели гильотину и не открыли раво на счастье, -- Подтвердил Пестр. -- От гильотины никуда не скроешься. Лилиан выпила вино. -- Не является ли все это лишь долгой прелюдией к тому Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 515; Нарушение авторского права страницы