Глава 1. Свобода – психологическая проблема?

Эпоха реформации.

Именно на этой стадии развития и возникли лютеранство и кальвинизм. Они были обращены именно к этим слоям населения, потому что выражали и новое чувство свободы и независимости, и чувства бессилия, неуверенности и тревоги, которыми были охвачены представители низших классов.

Что может психологический анализ доктрин, так это показать субъективные мотивы, приводящие человека к осознанию каких-либо проблем и вынуждающие его искать ответы в определенном направлении.

Проблема – это изучение психологических мотивов, присущих не создателю учения, а той социальной группе, к которой это учение обращено.

Разумеется, эти проблемы близки друг к другу, поскольку психология лидера и психология его последователей схожи.

Во-первых, его социальное положение может быть типичным для целой группы, условия жизни которой формируют характеры определенного склада. Во-вторых, случайные обстоятельства его воспитания и личного опыта могут развивать у лидера черты характера, возникающие целой социальной группы в результате ее общественного положения даже в том случае, если сам лидер к этой социальной группе не принадлежит. И наконец, может произойти наложение обоих этих факторов.

Мы знаем, что человек может пытаться устранить противоречия в своих чувствах с помощью идеологической конструкции или прикрыть подавляемую им мысль такой рационализацией, в которой выражается прямо противоположная идея.

Анализ идей должен ответить на два вопроса: во-первых, каков относительный вес определенной идеи во всей идеологической системе в целом: во-вторых, не имеем ли мы дело с рационализацией, которая отличается от подлинного содержания мысли. Мы утверждаем, что его отношение к богу – это отношение подчинения, основанное на ощущении бессилия. Сам он говорит об этом подчинении как о добровольном акте, вытекающем из любви, а не из страха. Логически здесь можно возразить, что в таком случае это уже не подчинение. Но психологически из всей структуры мышления Лютера вытекает, что его любовь или вера на самом деле является подчинением; сознательно он рассуждает о своей “покорности” богу в терминах добровольности и любви, на самом же деле переполняющие его чувства бессилия и злобы превращают его отношение к богу в отношение подчинения. (Точно так же мазохистская зависимость одного человека от другого часто маскируется в сознании как “любовь”.) Поэтому то, что Лютер говорит, никоим образом не опровергает того, что он – с точки зрения психоанализа и по нашему убеждению – подсознательно имеет в виду. Мы полагаем, что определенные противоречия в его системе можно понять лишь с помощью анализа психологического смысла его концепций. Если мы хотим понять, что было нового в доктринах Реформации, то сначала нам необходимо рассмотреть существенные теологические принципы средневековой церкви. Несмотря на все общие элементы старой и новой теологии, дух католической церкви существенно отличался от духа Реформации, особенно в отношении взглядов на человеческое достоинство и свободу, на значение поступков человека в определении его судьбы.

В течение долгого периода, предшествовавшего Реформации, католическое богословие придерживалось следующих принципов: человеческая природа – хотя и испорчена грехом Адама – внутренние стремится к добру; человеческая воля свободна в этом стремлении к добру; человеческая воля свободна в этом стремлении к добру; собственные усилия человека способствуют его спасению; церковное причастие, основанное на искупительной смерти Христа, может спасти даже грешника.

Некоторые из наиболее выдающихся теологов – такие, как Августин и Фома Аквинский, - придерживаясь этих взглядов, в то же время выдвигали доктрины, проникнутые совсем иным духом.

О свободе воли Фома говорит, что предположение, будто человек не свободен решать, противоречит самой сущности бога и природе человека. Человек свободен даже отвергнуть благодать, предложенную ему господом.

В течение XII, XIV и XV веков тенденция подчеркивать свободу воли усиливалась в системах Дунса Скотта, Оккама и Биля. Это особенно важно для понимания нового духа Реформации, так как Лютер яростнее всего нападал именно на схоластов позднего средневековья, называя их “свиньям-богословами”.

Биль и Окам подчеркивали значение собственных заслуг человека для его спасения; хотя они говорят и о помощи божьей, в их учениях эта помощь утрачивает доминирующую роль, какая приписывалась ей в прежних доктринах. Человек, каким его изображают Оккам и другие поздние схоласты, уже не похож на несчастного грешника: это – свободное создание; сама его сущность делает человека способным к добру, а его воля свободна от любых внешних сил.

Практика покупки индульгенций, игравшая все большую роль во время позднего средневековья и вызывавшая особенно яростные нападки Лютера, была связана с ростом влияния этих идей о свободной воле челове4а и о ценности его усилий.

Действие индульгенции было основано на том, что их покупатели исповедовались и каялись во всех грехах.

Эти идеи, столь резко противоречащие духу Реформации. В них проявляется дух утверждения человеческого достоинства, признание законности проявления всех качеств человека.

В общем, средневековая церковь подчеркивала достоинство человека, свободу его воли, ценность его усилий; она подчеркивала богоподобие человека и его право быть уверенным в любви бога. Теология Лютера выражала чувства среднего класса, который, борясь против власти церкви и возмущаясь новым денежным классом, ощущал угрозу растущего капитализма и был охвачен чувством беспомощности и ничтожности.

Лютеранское учение, насколько оно отличалось от католической традиции, имело две стороны. Лютер дал человеку независимость в вопросах религии; что он лишил церковь ее власти и отдал эту власть индивиду; что его концепции веры и спасения – это концепции собственных заслуг индивида, где вся ответственность лежит на самом человеке, а не на власти, которая могла бы дать ему то, чего он не добился сам. Эта сторона учений Лютера и Кальвина заслуживает самой высокой оценки, поскольку они явились одним из источников развития политической и духовной свободы в современном обществе, того развития, особенно в англосаксонских странах, которое неразрывно связано с идеями пуританства.

Другой аспект современной свободы – это изоляция и бессилие, которые она принесла индивиду; и этот аспект тоже уходит корнями в протестантство, как и аспект независимости. Поскольку эта книга посвящена главным образом восприятию свободы как бремени и опасности, дальнейший анализ, преднамеренно односторонний, будет подчеркивать ту сторону учений Лютера и Кальвина, в которой лежат истоки этого негативного аспекта свободы: их учение о том, что человек по природе своей порочен и бессилен.

Богобоязненный человек не имеет “свободно воли”: он пленник, раб и слуга воли Господа или воли сатаны”.

Страстное стремление к уверенности, какое мы находим у Лютера, отражает не искреннюю веру, а необходимость подавить невыносимое сомнение. Лютер искал уверенность в безоговорочной покорности богу. Психологически вера может иметь два совершенно разных содержания. Она может быть утверждением жизни, выражением внутренней связи с человечеством; но может быть и продуктом реакции на сомнения, возникшие из чувства изолированности индивида и его неприятия жизни.

Чрезвычайно важно понять эту проблему сомнений и попыток их подавления, потому что она не только относится к теологии Лютера, а также и Кальвина, но и остается одной из основных проблем современного человека до сих пор. Сомнение – это исходная точка современной философии. Нынешние попытки заглушить сомнения – состоят ли они в ненасытном стремлении к успеху, или в убежденности, что безграничное знание факторов может удовлетворить потребность в уверенности. Сами же сомнения не исчезнут до тех пор, пока человек не преодолеет свою изоляцию, пока его положение в мире не приобретает какого-то смысла и значения, удовлетворяющего его человеческие потребности.

Как мы уже видели, старый порядок рушился. Индивид потерял гарантию уверенности, ему угрожали новые экономические силы – капиталисты и монополии, корпоративный принцип сменился конкуренцией, низшие классы ощущали гнет усиливавшейся эксплуатации. В целом разрушение феодального порядка и развитие капитализма больше угрожали среднему классу, чем помогали ему.

Представление Лютера о человеке отражает именно эту дилемму. Человек свободен от всех уз, которыми связывала его духовная власть, но именно эта свобода делает его одиноким и растерянным, подавляет его чувством собственной ничтожности и бессилия. Свободный, изолированный индивид сломлен ощущением своей убогости, и теология Лютера выражает это чувство бессилия и сомнения. Облик человека, изображенный им в религиозных терминах, отражает положение индивида, возникшее в результате происходящих социально-экономических перемен. Представитель среднего класса был так же беспомощен перед лицом новых экономических сил, как обрисованный Лютером человек перед лицом бога.

Лютер не только выразил чувство ничтожности, охватившее социальные группы, к которым он обращался, но и предложил им выход. Таким образом, освобождая людей от власти церкви. Лютер заставил их подчиниться гораздо более тиранической власти: власти бога, требующего полного подчинения человека и уничтожения его личности как главного условия его спасения. “Вера” Лютера состояла в убеждении, что любовь дается ценой отказа от собственной воли; это решение имеет много общего с принципом полного подчинения индивида государству или вождю.

Двойственное отношение к власти проявляется не только в учении, но и в личности Лютера. С одной стороны, он преклоняется перед властью светских князей и тиранического бога, с другой – восстает против власти церкви. Ту же двойственность он проявляет в своем отношении к массам. Пока они бунтуют в установленных им самим пределах, он с ними; когда же они нападают на ту власть, которую он одобряет, на передний план выходят его ненависть к массам и презрение к ним. Лютер лишал человека уверенности в себе, отнимал у него чувство собственного достоинства, а без этого невозможно никакое сопротивление светским властям, угнетающим человека. В ходе исторического развития проповедь Лютера привела к еще более серьезным последствиям. Потеряв чувство гордости и достоинства, индивид был психологически подготовлен и к тому, чтобы утратить и столь характерную для средневекового мышления уверенность, что смыслом и целью жизни является сам человек, его духовные устремления, спасение его души. Взгляды самого Лютера на экономические вопросы еще в большей степени, чем взгляды Кальвина оставались типично средневековыми. Идея превращения человеческой жизни в средство для достижения экономических целей вызвала бы у него отвращение.

Лейтмотив его мышления – самоуничижение и разрушение человеческой гордыни. Лишь тот, кто презирает этот мир, может посвятить себя миру грядущему.

Он поучает, что человек не должен считать себя хозяином своей судьбы. Мы не себе принадлежим; потому цель наша не в том, чтобы искать пригодное для нашей плоти. Кальвин отрицает также, что добрые дела могут привести к спасению. В учении Кальвина мы обнаруживаем, по сути дела, тот же психологический смысл, что и в учении Лютера, рассмотренном выше. Проповедь Кальвина тоже была адресована консервативному среднему классу, людям, охваченным беспредельным чувством одиночества и страха; он выразил эти чувства в совей доктрине ничтожности, бессилия индивида и тщетности его усилий.

Приверженцами Кальвина становились не процветающие капиталисты, а ремесленники и мелкие предприниматели.

Новая религия выражала чувство свободы, но в то же время и ощущение ничтожности и бессилия индивида. Она предлагала выход, внушая индивиду, что можно обрести новую уверенность при условии полной покорности и самоуничижения.

Между учениями Кальвина и Лютера есть целый ряд незначительных расхождений, которые несущественные в плане общей темы нашей книги. Необходимо отметить только два пункта этих расхождений. Первый – это учение Кальвина о предопределении. В отличие от Августина, Фомы Аквинского и Лютера у Кальвина эта доктрина становится одной из основных, если не самой главной во всей его системе. Кальвин выдвинул новую версию предопределения, утверждая, что бог не только предрешает, кому будет дарована благодать, но и заранее обрекает остальных на вечное проклятие.

В кальвинистской доктрине предопределения есть одна сторона, которую необходимо отметить особо, поскольку эта идея была поднята на щит в идеологии нацизма. Это – принцип прирожденного неравенства людей. Для Кальвина существовали две категории людей: те, что будут спасены, и те, которым предназначено вечное проклятие.

Второе отличие кальвинизма от учения Лютера – очень существенное отличие – состоит в утверждении важности моральных усилий и добродетельной жизни. Никакими усилиями человек не может изменить свою судьбу, но сам факт его усилий является знаком его принадлежности к спасенным. Добродетели, которыми должен обладать человек, - это скромность и умеренность, справедливость, в том смысле, что каждый должен получить причитающуюся ему долю, и благочестие, соединяющее человека с богом. В дальнейшем добродетельной жизни и непрерывным усилиям кальвинизм придавал все большее значение, особенно утверждая, что успехи в земной жизни, вытекающие из этих усилий, являются знаком спасения.

Избавиться от невыносимого состояния неуверенности, от парализующего чувства собственного убожества можно только тем способом, который так отчетливо предлагает кальвинизм: развить лихорадочную деятельность, делать что-нибудь. При этом активность приобретает принудительный характер: индивид должен быть деятелен, чтобы побороть сове чувство сомнения и бессилия.

Крушение средневековой феодальной системы в одном определенном смысле подействовало на все классы общества одинаково: индивид оказался в одиночестве и изоляции. Он стал свободен, и результат этой свободы оказался двояким. Человек лишился своего былого чувства уверенности, чувства бесспорной принадлежности к общности; он был вырван из мира, удовлетворявшего его потребность в уверенности – экономической и духовной; он ощущал одиночество и тревогу. Но в то же время он был свободен мыслить и действовать независимо, мог стать хозяином своей жизни и распоряжаться ею по собственной воле – как может, а не как ему предписано.

Новые религиозные учения не только выражали чувства рядового представителя среднего класса, но и развивали, усиливали эти чувства, рационализируя их и приводя в логическую систему. И в то же время они указывали индивиду путь к преодолению тревоги. Они учили, что, полностью признав свое бессилие и низменность своей природы, признав делом всей жизни искупление своих грехов – через полное самоуничижение в сочетании с непрерывным и богоугодным усилием, - человек может преодолеть сомнение и тревогу.

Социальный процесс, определяющий образ жизни индивида, то есть его отношение к другим людям и труду, формирует и изменяет его характер; новые идеологии – религиозные, философские или политические – возникают из этого нового склада характера и апеллируют к нему же, тем самым усиливая его и стабилизируя; вновь сформированный склад характера в свою очередь становится важным фактором дальнейшего экономического развития и влияет на процесс общественного развития; возникая и развиваясь как реакция на угрозу со стороны новых экономических сил, этот новый склад характера постепенно сам становится производительной силой, способствующей развитию нового экономического строя.

Авторитаризм.

В первую очередь мы займемся таким механизмом бегства от свободы, который состоит в тенденции отказаться от независимости своей личности, слить свое “8” с кем-нибудь или с чем-нибудь внешним, чтобы таким образом обрести силу, недостающую самому индивиду. Другими словами, индивид ищет новые, “вторичные” узы взамен утраченных первичных.

Отчетливые формы этого механизма можно найти в стремлениях к подчинению и к господству или – если использовать другую формулировку – в мазохистских и садистских тенденциях, существующих и у невротиков, и у здоровых людей. Эти тенденции представляют собой бегство от невыносимого одиночества.

Наиболее частные формы проявления мазохистских тенденций – это чувство собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности. Жизнь в целом они ощущают как нечто подавляющее сильное, непреодолимое и неуправляемое.

В более тяжелых случаях, кроме тенденции к самоуничтожению и к подчинению внешним силам, проявляется еще и стремление нанести себе вред, причинить себе страдание.

Кроме мазохистских тенденций, наблюдается и прямо противоположные наклонности – садистские. 3 типа садистских тенденций:

1-й тип – стремление поставить других людей в зависимость от себя и приобрести полную и неограниченную власть над ними.

2-й тип – стремление эксплуатировать их, использовать и обкрадывать (так сказать, заглатывать все, что есть в них съедобного).

3-й тип – стремление причинить другим людям страдания или видеть, как они страдают.

Садисту нужен принадлежащий ему человек, ибо его собственное ощущение силы основано только на том, что он является чьим-то владыкой. Напр.: садист совершенно очевидно “любит” тех, над кем ощущает власть.

Существует явление, доказывающее, что страдание и слабость могут быть целью человеческих стремлений: это – мазохистское извращение. Здесь мы обнаруживаем, что люди вполне сознательно хотят страдать – тем или иным образом, - и наслаждаются своим страданием.

В садистском извращении удовлетворение достигается с помощью соответствующих механизмов: через причинение другому человеку физической боли, унижение действием или словом.

Мазохистские и садомазохистские стремления помогают индивиду избавиться от невыносимого чувства одиночества и бессилия.

Все разнообразие формы мазохистских стремлений направлены к одному: избавиться от собственной личности, потерять себя; иными словами избавиться от бремени свободы.

Мазохистские стремления вызываются желанием избавиться от собственного “я” со всеми его недостатками, конфликтами, риском, сомнениями и невыносимым одиночеством.

Разрушительность.

Я могу избавиться от чувства собственного бессилия по сравнению с окружающим миром, разрушая этот мир.

Разрушить мир – это последняя, отчаянная попытка не дать этому миру разрушить меня. Целью садизма является поглощение объекта, целью разрушительности – его устранение. Садизм стремится усилить одинокого индивида за счет его господства на другими, разрушительность – за счет ликвидации любой угрозы.

Стремление к жизни и тяга к разрушению не являются взаимно независимыми факторами, а связаны обратной зависимостью. Чем больше проявляется стремление к жизни, чем полнее жизнь реализуется, тем слабее разрушительные тенденции: чем больше стремление к жизни подавляется, тем сильнее тяга к разрушению.

Разрушительность – это результат непрожитой жизни. Источники разрушительности в этом социальном слое легко определить: это все та же изоляция индивида, все то же подавление индивидуальной экспансивности, о которых уже говорилось и которые в низах среднего класса гораздо ощутимее чем в выше – или нижеследующих классах общества.

ГЛАВА 6. ПСИХОЛОГИЯ НАЦИЗМА

Авторитарный характер определяется одновременным присутствием садистских и мазохистских влечений. Садизм – это стремление к неограниченной власти над другими, более или менее связанное с разрушительными тенденциями. Мазохизм определяется как стремление раствориться в подавляющей силе, приобщившись тем самым к ее мощи и славе. И садистские, и мазохистские тенденции вызываются неспособностью индивида к самостоятельному существованию, его потребностью в симбиотической связи для преодоления одиночества.

Нацизм – это экономическая и политическая проблема, но без учета психологических факторов невозможно понять, каким образом он приобрел власть над целым народом.

Факторы, поддерживающие экономическое положение низших слоев старого среднего класса – мелких предпринимателей и ремесленников.

Авторитет монархии был непрекаем; опираясь на нее и отождествляя себя с него, представитель низов среднего класса приобретал чувство уверенности и нарциссической гордости. Столь же прочно держался еще авторитет религии и традиционной морали. Индивид ощущал свою принадлежность к устойчивой общественной и культурной системе, где у него было собственное место. Короче говоря, его экономическое положение было еще достаточно прочным, чтобы дать ему чувство довольства собой.

В период 1924-28 гг. экономическое развитие принесло низам среднего класса новые надежды (после 1923 года), но депрессия, начавшаяся в 1929 году, ничего от них не оставила. Средний класс оказался самым беззащитным.

Но кроме этих экономических причин, были еще и психические, усугубившие положение. Первая из них – поражение в войне и падение монархии. Инфляция тоже нанесла смертельный удар принципу бережливости и престижу государства. В довершение всех бед пошатнулся и последний оплот уверенности среднего класса – семья; крушение прежних символов власти и авторитета – монархии и государства – отразились и на личных символах авторитета, т.е. на родителях.

А рабочие были против прежнего режима, и поражение в войне для них означало поражение режима.

Чувство тревоги, бессилия и социальной изоляции, которыми был охвачен прежний средний класс, и вытекающие из них разрушительные тенденции – один из психологических источников нацизма.

Итак, определение социально-экономического изменения (особенно упадок среднего класса и возрастание роли монополистического капитала) произвели глубокое психологическое воздействие. Нацизм психологически возродил нижние слои среднего класса и в то же время способствовал разрушению их прежних социально-экономических позиций. Нацизм мобилизовал эмоциональную энергию этих слоев и превратил ее в мощную силу, борющуюся за экономические и политические цели германского империализма.

Личность Адольфа Гитлера, его учение и вся национал-социалистская система являются крайними проявлениями того типа характера, который мы назвали “авторитарным”. Именно поэтому А. Гитлер привлекает ту часть населения, которая обладает подобным складом характера.

В “Майн Кампф” А. Гитлер неоднократно демонстрирует свое садистское стремление к власти. Вот что он пишет об удовлетворении, которое доставляет массам господство: “Чего они хотят – это победа сильного и уничтожение или безоговорочная капитуляция слабого”.

Доктор Йозеф Геббельс оценивает массы в том же духе: “Люди хотят только одного: чтобы ими прилично управляли”. Массы для него “не больше, чем камень для скульптора…”.

Национал-социалистскими вождями движет стремление к власти над массами.

А. Гитлер пытается рационализировать и оправдать свою жажду власти. Примером рационализации первого типа может служить следующий абзац из “Майн Кампф”: “Если бы в своем историческом развитии немецкий народ обладал тем же единством, какое выпало на долю других народов, то Германская империя, наверно, была бы сегодня владычицей всего мира”.

Уверения А. Гитлера, что его целью является не только благополучие Германии, что его достижения служат внешним интересам цивилизации вообще, стали хорошо известны.

Вторая рационализация – что его стремление к власти обусловлено законами природы – это больше, чем только рационализация; в ней обнаруживается стремление к подчинению высшей внешней силе.

Третья рационализация его садизма – будто бы он защищается от нападения других (многократно встречается в писаниях А. Гитлера).

Любовь к сильным и ненависть к слабым, столь типичное для садомазохистской личности, объясняет множество политических актов А. Гитлера и его сторонников.

В гитлеровской идеологии есть и мазохистская сторона, т.е. должно присутствовать и стремление подчиниться подавляющей силе, уничтожить свое “я”, и это стремление мы действительно обнаруживаем.

Высшие силы, перед которыми он склоняется, - это Бог, Судьба, Необходимость, Истерия и Природа. В действительности все эти слова означают для него одно и тоже: символ подавляющей силы.

Сила, производящая на А. Гитлера, вероятно даже большее впечатление, чем Бог, Провидение и Судьба – это Природа. А. Гитлер настаивает на том, что можно и должно управлять людьми, но Природой управлять нельзя.

“Природа – это великая сила, которой мы должны подчиниться, а вот над живыми существами должны господствовать”.

Две тенденции в писаниях А. Гитлера, как основные стремления авторитарной личности; жажда власти над людьми и потребность в подчинении подавляющей внешней силе.

Одиночество и бессилие индивида, его стремление реализовать возникшие в нем возможности, объективный факт возрастания производственной мощи современной промышленности – все это динамические факторы, составляющие основу растущего стремления к свободе и счастью. Бегство в симбиотическую зависимость может на какое-то время приглушить страдание, но не может его устранить. История человечества – это история растущей индивидуализации и вместе с тем история растущей свободы. Стремление к свободе является неизбежным результатом процессов индивидуализации и развития культуры. Авторитарные системы не могут ликвидировать основные условия, порождающие стремление к свободе; точно так же они не могут искоренить и стремление к свободе, вытекающее из этих условий.

Иллюзия индивидуальности.

В нашем обществе мы сталкиваемся с тем же явлением, которое повсюду питает корни фашизма: с ничтожностью и бессилием индивида.

Мы гордимся тем, что нас не гнетет никакая внешняя власть, что мы свободны выражать свои мысли и чувства, и уверены, что эта свобода почти автоматически обеспечивает нам проявление индивидуальности. Но право выражать свои мысли имеет смысл только в том случае, если мы способны иметь собственные мысли.

Подавление спонтанных чувств, а следовательно и подлинной индивидуальности, начинается очень рано (по существу, с самого начала воспитания ребенка). Одни из самых подавляемых чувств – чувства враждебности и неприязни.

Подавление эмоций. Нет никакого сомнения в том, что творческое мышление – как и любое другое творчество – неразрывно связано с эмоцией. Однако в наши дни идеал состоит как раз в том, чтобы жить и мыслить без эмоций. Вместе с тем, поскольку эмоции нельзя подавить до конца, они существуют в полном отрыве от интеллектуальной стороны личности (результат – дешевая сентиментальность, которой кормятся миллионы изголодавшихся по чувствам потребителей у кино и у популярной музыки).

Есть одна запретная эмоция – это чувство трагедии. Осознание смерти и трагической стороны жизни – будь оно ясным или смутным – является одним из основных свойств человека. Каждая культура справляется с проблемой смерти по-своему. Например, христианство сделало смерть нереальной и пыталось утешить несчастного индивида обещанием жизни после смерти.

Страх смерти живет в нас, живет вопреки попыткам отрицать его, но подавление приводит к его стерилизации. Такому же искажению, как чувство и эмоции, подвергается и оригинальное мышление.

Один способ подавления самостоятельного мышления – это настойчивое требование от учащихся знать факты, а точнее информацию.

Другой способ подавления самостоятельного мышления состоит в том, что всякая истина считается относительной.

Современный человек живет в состоянии иллюзии, будто он знает, чего хочет; тогда как на самом деле, он хочет того, чего должен хотеть в соответствии с общепринятым шаблоном.

Мы превратились в роботов, но живем под влиянием иллюзии, будто мы самостоятельные индивиды. Индивид живет в мире, с которым потерял все подлинные связи, в котором все и вся инструментализированы; и сам он стал частью машины, созданной его собственными руками. Он знает, каких мыслей, каких чувств, каких желаний ждут от него окружающие, и мыслит, и чувствует и желает в соответствии с этими ожиданиями, утрачивая при этом свое “я”.

Такая потеря собственной сущности превращает конформизацию (в следствие конформизма индивид превращается в робота, теряет себя, но при этом убежден, что он свободен и подвластен лишь собственной воле) в императив: человек может быть уверен в себе лишь в том случае, если живет в соответствии с ожиданиями других.

Отчаяние людей-роботов – питательная среда для политических целей фашизма.

Свобода и спонтанность.

Один аспект свободы: бессилие и неуверенность изолированного индивида, который освободился от всех уз, некогда придававших жизни смысл и устойчивость.

Беспомощность и сомнения парализуют жизнь, и чтобы жить, человек старается избавится от своей негативной свободы.

Бегство от свободы не восстанавливает его утраченной уверенности, а лишь помогает ему забыть, что он отдельное существо.

Реализация своего “я” достигается не только усилиями мышления, но и путем активного проявления всех его эмоциональных возможностей. Эти возможности есть в каждом человеке, но они становятся реальными лишь в той мере, в какой они проявляются. Иными словами, позитивная свобода состоит в спонтанной активности всей целостной личности человека.

Спонтанная активность – это не вынужденная активность, навязанная индивиду его изоляцией и бессилием; это не активность робота, обусловленное некритическим восприятием шаблона, внушаемых извне.

Спонтанная активность – это свободная деятельность личности. Спонтанная активность возможна лишь в том случае, если человек не подавляет существующую часть своей личности, если разные сферы его жизни слились в единое целое.

Негативная свобода превращает индивида в изолированное существо – слабое и запуганное, - чье отношение к миру определяется отчужденностью и недоверием. Спонтанная активность – это единственный способ, которым человек может преодолеть страх одиночества, не отказываясь от полноты своего “я”, ибо спонтанная реализация его сущности снова объединяет его с миром – с людьми, с природой и самим собой. При всякой спонтанной деятельности индивид сливается с миром.

Подлинный идеал – это любая цель, достижение которой способствует развитию, свободе и счастью личности. Те вынужденные и иррациональные цели, достижения которых может иметь субъективную привлекательность (например, стремление к подчинению), но вредно для жизни – это идеалы ложные. Из этого следует, что подлинный идеал - это отчетливое выражение полнейшего утверждения его собственной личности.

Рациональная власть - авторитет, - как и подлинный идеал, имеет своей целью развитие индивида; поэтому она в принципе не может быть в конфликте с индивидом, его подлинными – не патологическими - стремлениями.

Основная мысль этой книги заключается в том, что для современного человека свобода имеет двоякий смысл: он освободился от прежней власти и превратился в “индивида”, но в тоже время стал изолирован и бессилен, стал орудием внешних целей, отчужденный от себя самого и других людей. Такое состояние подрывает человеческую личность, ослабляет и запугивает человека, подготавливает его к подчинению, новому рабству.

Позитивная же свобода означает полную реализацию способностей индивида, дает возможность жить активно и спонтанно. Свобода может победить лишь в том случае, если демократия разовьется в общество, в котором индивид, его развитие и счастье станут целью и смыслом.

Для реализации позитивной свободы и индивидуализма необходимы такие экономические и социальные перемены, которые позволяют индивиду стать свободным в смысле реализации его личности.

Демократия – это система, создающая экономические, политические и культурные условия для полного развития индивида.

Фашизм – это система, заставляющая индивида подчиняться внешним целям и ослабляющая развитие его подлинной индивидуальности.

Одна из величайших трудностей для организации условий подлинной демократии состоит в противоречии между плановой экономикой и активным сотрудничеством каждого индивида.

Если планирование сверху не будет сочетаться с активным участием снизу, если поток общественной жизни не будет постоянно восходить снизу вверх, плановая экономика приведет к новой форме манипулирования народом.

Решение проблемы сочетания централизации и децентрализации – одна из главных задач, стоящих перед обществом.

Победа над авторитарными системами всех видов станет возможна лишь в том случае, если демократия будет не отступать, а наступать, осуществляя те цели, к которым стремились борцы за свободу в течение последних столетий.

Демократия победит силы нигилизма лишь в том случае, если сможет вдохнуть в людей самую сильную веру, на какую способен человек, - веру в жизнь, правду и свободу – в свободу активной и спонтанной реализации человеческой личности.

Глава 1. Свобода – психологическая проблема?

Новую историю Европы и Америки обусловили усилия, направленные на завоевание свободы.

Когда определенный класс стремился к своему собственному освобождению, он верил, что борется за свободу вообще и таким образом мог идеализировать свои цели, мог привлечь на свою сторону всех угнетенных, в каждом из которых жила мечта об освобождении.

Классы, которые по началу сражались против угнетения, объединились с врагами свободы, едва лишь победа была завоевана и появились новые привилегии, которые надо было отстаивать и защищать.

Во имя победы погибло много людей убежденных в том, что лучше погибнуть за свободу, нежели жить без нее.

Стремление к свободе выразилось в принципах экономического либерализма, политической демократии с отделения церкви от государства и индивидуализма в личной жизни. Осуществление этих принципов, казалось приближало человечество к реализации данного стремления. Человек сбросил иго природы и сам стал ею управлять. Он сверг церковь и абсолютное государство. Ликвидация внешнего принуждения казалось не только необходимым, но и достаточным условием для достижения желанной цели – свободы человека.

Первую Мировую войну все считали последней битвой, а ее завершение – окончательной победой свободы, но через некоторое время и возникли новые системы, которые перечеркнули все, т.к. сущность этих новых систем практический полностью определяющих и общественную и личную жизнь человека, состоит в подчинении всех совершенно бесконтрольной власти и небольшой кучки людей.

12 3 4 5 Следующая ⇒