ВОЗНИКНОВЕНИЕ МАХАЯНЫ В БУДДИЗМЕ

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 11Следующая ⇒

После смерти Будды его учение продолжило распространяться. Особенно заметно выросла численность монашеских общин. Можно с уверенностью сказать, что с самого начала в буддизме возникло сильное движение, затронувшее мирян, центрами которого стали популярные места паломничества. Вместе с тем оплотом буддизма являлась монашеская община. Она олицетворяла собой идеальную жизнь по канонам буддизма. Идеалом монашеской общины был архат — полностью просветленный ученик

Будды, после смерти попадающий в паринирвану. Как и во многих других религиозных общинах, с течением времени в буддистской общине начались споры. Последствия этих расхождений мы могли бы назвать конфессиональными расколами. Причиной выделения в буддизме различных направлений стали споры по поводу самого учения Будды и его практического воплощения, однако появившиеся школы не отличались особой исключительностью. К первому веку нашей эры в буддизме оформилось новое направление, известное как махаяна. Адепты махаяны (что в переводе означает «большая повозка») отделяли себя от более традиционных буддистских школ, которые они называли хинаяной (что значит «малая повозка»). Исследователи предпочитают обозначать ранний буддизм термином никая, поскольку в нем не содержится очевидного умаляющего оттенка, имеющегося в слове хинаяна. Самим названием своей школы последователи махаяны утверждали, что их «новая повозка» была более универсальной, чем «повозка» в старой традиции, которая перевозила относительно немного людей на другой берег нирваны. Среди основных признаков, отличающих махаяну от более ранней буддистской традиции, больше всего заслуживает внимания идеал бодхисатвы. В отличие от идеала архата в никая-буддизме в махаяне существовал культ бодхисатвы — человека, вступившего на путь Будды. Согласно учению махаяны, бодхисатвой движет вовсе не желание достичь нирваны для cебя. Он стремится к просветлению ради блага всех других людей. Таким образом, бодхисатва намеренно возвращается в мир сансары, чтобы облегчить страдание и помочь остальным вступить на правильный путь. Бодхисатву нередко называют тем, кто «возвращается» из нирваны. Если быть более точным, он преследует совсем другую цель (то есть не точное повторение жизни Будды). В некоторых текстах Махаяны даже утверждается, что нирвана не существует. Она просто была идейным инструментом, который Будда использовал для того, чтобы побудить людей последовать его учению.

В любом случае, бодхисатву ведет сострадание ко всем страдающим существам и постижение мудрости, способствующей благоразумному поведению. Подобно тому как птице для полета нужны два крыла, бодхисатва опирается на параллельное развитие в себе мудрости и сочувствия. Со временем появились различные варианты пути, которым надлежит следовать бодхисатве. Наибольшую популярность среди них приобрело десятиэтапное продвижение, охватывающее не одну жизнь. В течение многих жизней бодхисатва совершенствует разнообразные добродетели (великодушие, терпение, стойкость и т. д.), необходимые для постижения жизненного пути Будды. Продвигаясь по этому пути, человек обретает выдающиеся и даже сверхъестественные способности. В результате этой практики в махаяне появился пополняющийся пантеон «небесных бодхисатв» — добившихся особых успехов бодхисатв, которые могут пребывать на небесах и спускаться оттуда, чтобы учить страдающих существ и помогать им. Особенно в ряду бодхисатв выделяется Майтрейя, потому что его появление очень напоминает рождение мессии в рамках буддистской традиции. В разное время и в разных местностях возникали заметные движения вокруг будущего «потомка» Майтрейи, который считался новым Буддой.

Прежде чем я перейду к проведению значимых параллелей между буддизмом и «Матрицей», позвольте мне рассказать об одной известной философской школе в махаяне. Эта школа заслуживает особенного внимания по причинам, которые позднее станут очевидны. К этому моменту вам уже должно быть очевидно, что буддизм — это во многом философия разума. Основная проблема связана здесь не с «миром», как это представляется тем, кто воспринимает мир в качестве поля битвы между добром и злом. Проблема, скорее, состоит в (ложном) способе, которым мы воспринимаем мир. Следовательно, решение проблемы коренится в изменении сознания человека и его способа переживания реальности. Буддизм действительно придает значение определенным нравственным императивам, для того чтобы свести мирское страдание к минимуму. Однако даже здесь сознательное намерение является самым важным элементом. В отличие, к примеру, от джайнизма буддизм утверждает, что негативные кармические последствия вам не грозят, если вы убиваете животное неумышленно.

Самое большое значение имеет сознательное намерение человека, а не просто действия, которые из этого намерения вытекают. Помимо стремления избежать причинения вреда другим, в буддизме акцентируется и добродетельное поведение ввиду взаимозависимых отношений между поступками и разумом человека. Проявление великодушия побуждает человека больше думать о том, что следует быть великодушным, и наоборот.

Буддистский анализ «сознания» достигает своей вершины в одной из школ махаяны, возникшей в четвертом веке. Эта школа называлась йогачара. Она также была известна под названием школа «только лишь сознания» (виджнянавада). Адепты этой школы утверждают, что объективный мир, который кажется нам реальным, в конечном счете, является продуктом нашего разума.[101]

Словно разум человека — это кинопроектор, а мир, воспринимаемый человеком, — это проекция его сознания. Поскольку мы считаем объекты сознания независимо существующими, мы бесконечно преследуем или избегаем их в зависимости от нашего желания или ненависти. Йогачара не утверждает, что объективного мира не существует, хотя многие исследователи пришли именно к такому заключению.[102]Более точно позицию иогачары следует определить как эпистемологическое прозрение. Суть в том, что любой «объект» претерпевает существенные изменения в ходе нашего осознанного восприятия: мы понимаем этот объект в виде идеи, и он теряет для нас достоверность, причем до того, пока он не изменится, мы не способны его понять. Все, что испытывает человек, проходит через его сознание, которое неизбежно искажает любые переживания. Согласно йогачаре, когда мы осознаем, что в этом смысле объекты сознания иллюзорны, наши желания, привязанности (зависимости) и страдания исчезнут. В этот момент основной поток сознания трансформируется в мудрость Будды.

Чтобы достичь подобного понимания природы сознания, йогачара уделяет внимание различным медитативным и визуализирующим техникам. Отсюда и родилось название школы («практикующие йогу»). Медитативные техники развивались для того, чтобы в известной степени подвергнуть деконструкции обусловленный способ восприятия мира и помочь человеку пробудиться и прийти к предельной взаимозависимой и недуалистической природе реальности. Методика, при выполнении которой человек оказывается способен создавать и контролировать порождаемые разумом образы через различные практики визуализации, служила для усиления понимания того, что повседневное осознанное восприятие, похожее на сон, больше не «создается». Практикующий эти методики человек начинает осознавать иллюзорную природу самого себя и внешних компонентов реальности. В конечном итоге он пытается преодолеть субъект-объектный дуализм, сообщающий нашему ложному мировосприятию, что мы (и все «объекты») — каким-то образом обособленные друг от друга и независимые существа. Содержание понимания отсутствия дуализма лежит за пределами вербального описания. Это понимание является конечной целью последователя йогачары.

БУДДИЗМ И «МАТРИЦА»

Любая религия предлагает свой анализ человеческого бытия. Кроме того, у большинства религиозных традиций имеются мифы об их основании, выражающие основные экзистенциальные проблемы человеческого существования. К примеру, описание идеализированной династии Чжоу в конфуцианстве отражает присущее этой религии понимание центральной проблемы: для конфуцианства эта проблема заключается в социальной дисгармонии, причиной которой становится склонность человека пренебрегать соблюдением ритуальных и социальных норм. В священных индуистских текстах, таких как «Бхагавадгита» и «Упанишады», человеческое бытие представлено как вечное бремя бесконечной сансары, жизнь за жизнью. Для христианства и иудаизма основная проблема кроется в отчуждении человечества от Бога из-за нашей греховной природы и эгоистического стремления пытаться быть Богом. Разумеется, все это выражено в символической форме в Книге Бытия — в предании о сотворении Адама и Евы в Эдеме. Суть христианской веры в том, что Бог отдал своего собственного сына, мессию, для того чтобы преодолеть это отчуждение.

Хотя в «Матрице» и присутствуют мессианские мотивы, взятые из христианства, очевидно, что отчуждение от Бога не является фундаментальной проблемой человека в этом фильме, поскольку Бог в этой истории не фигурирует — по крайней мере в ней нет Бога, создающего человека.[103]Конрад Оствальт рассматривает это отсутствие божественного и отказ от сверхъестественного как действующую силу апокалипсиса, симптоматическую для «современного апокалиптического мышления».[104]Не Бог вызовет апокалипсис, а кто-то другой. Однако «Матрицу» не следует понимать лишь как «современную» переделку иудейско-христианского апокалиптического мировоззрения. В этом фильме есть и другие древние мифологические ракурсы, которые также полностью пренебрегают «божественным». Именно здесь, как мне кажется, буддизм предлагает разъясняющую мифологическую параллель.

В «Матрице» имеется немало точек соприкосновений с буддизмом. Очевидно, что фильм формулирует основную проблему как проблему разума. Сама Матрица аналогична сансаре, иллюзорному миру, который не является реальностью, хотя и кажется таковой. Морфеус говорит Нео, что «Матрица повсюду, она окружает нас со всех сторона, даже в этой комнате. Ты можешь видеть ее из окна или по телевизору. Ты чувствуешь ее, когда идешь на работу или в церковь или когда платишь свои налоги. Это мир, натянутый тебе на глаза, чтобы скрыть от тебя правду». Другими словами, стержневая проблема человеческого существования заключается в незнании подлинной природы реальности. Позже Морфеус говорит, что именно наша обусловленная «привязанность» к этой иллюзорной реальности не дает большинству людей оторваться от нее после определенной возрастной черты. В фильме есть намек на реинкарнацию, когда Пифия сообщает Нео, что он не Избранный, прибавляя, однако, «может быть, в следующей жизни». Еще одно указание на реинкарнацию содержится в утверждении Морфеуса о том, что человек, который впервые выйдет из Матрицы, вернется в качестве Избранного.

В фильме также имеется доказательство действия кармы в том смысле, что жизнь людей — это, в основном, дело рук их самих. Как замечает Морфеус, существование людей всегда зависело от орудий труда. Искусственный интеллект, управляющий Матрицей и контролирующий человечество, — это творение самих людей. Более того, именно человечество разрушило мир, пытаясь одолеть ИИ, лишив его солнечного света как источника энергии. Суть в том, что ИИ не появляется по собственному хотенью. В то же время это вовсе не некая злая сила, существующая с начала времен. Это (кармический) результат прошлых действий.

Другая немаловажная параллель между «Матрицей» и буддизмом относится к области дисциплины и практики. Вспомните о том, что важнейшим элементом восьмеричного пути в буддизме являются медитация и внутренняя концентрация. Необходимо учиться тренировать и контролировать разум, который существенно искажает реальность и наделяет неизменностью и индивидуальностью абсолютно пустые вещи. Медитация является способом «перепрограммирования» разума с тем, чтобы наше восприятие реальности соответствовало действительности. Тренировки Нео — это замечательная аналогия с процессом несомненно «умственных» изменений. Его разум в буквальном смысле перепрограммируется, чтобы, подобно бодхисатве, он сумел войти в Матрицу (то есть сансару), обладая возросшими способностями восприятия и контроля. Иначе говоря, сам процесс обучения Нео — это технокибернетическая версия медитации. Кроме того, создатели фильма заимствуют идею обучения боевым искусствам, которые исторически тесно связаны с методами обучения в буддистских монастырях Китая и Японии. Я мог бы также отметить, что жизненно важный момент для человека, вступающего на путь бодхисатвы, — это пробуждение стремления к просветлению, известное как бодхичитта. Решающим событием для монаха, исповедующего учение Махаяны, становится объявление его намерения достичь просветления ради блага всех людей. Через формальный ритуал произнесения этой клятвы человек осознанно вступает на путь бодхисатвы. В этой связи мне приходит в голову следующая мысль: решение Нео принять красную пилюлю — это своего рода ритуальное выражение его намерения до того, как он отправляется в приключения «в кроличью нору». Точно так же образ жизни восставших поразительно напоминает жизнь монахов. Их пища, одежда и жилища отличаются аскетичностью. На самом деле отчасти бунт Сайфера объясняется тем, что он, скорее, предпочел бы иллюзорную жизнь, диктуемую желаниями, чем терпеть скромную и дисциплинированную «монашескую» жизнь мятежников.

Хотя мы и не находим в диалогах фильма открытых дискуссий по поводу скоротечности, взаимозависимости и пустоты, тем не менее в «Матрице» имеется явное указание на то, что человеческое восприятие мира полностью искажено. Наше искаженное восприятие — это самая настоящая компьютерная программа, введенная нам в мозг, чтобы «развлекать» нас. Другими словами, это «пустота» любой существующей «реальности». В действительности мы не являемся «самими собой», какими мы воспринимаем себя. На самом деле мы «рабы», как говорит Морфеус Нео: «…как и все остальные, ты родился в рабстве… в тюрьме, которую ты не можешь почувствовать и к которой не можешь прикоснуться. В тюрьме для твоего разума». Здесь сравнение с философией йогачары кажется вполне уместным. Как отмечалось выше, йогачара подчеркивает, что единственный доступ к реальности обеспечивает нам пребывающий в сознании разум. Для начала мы должны понять, что «проецируемый» образ мира, воспринимаемый нами, вовсе не является кажущейся нам «реальностью». Он искажается нашей личной и коллективной кармой, заставляющей нас приписывать качества неизменности и независимости объектам несуществующего мира. По этой же аналогии Матрица явно оказывается иллюзорной реальностью. «Что реально? — спрашивает у Нео Морфеус. — Как ты определяешь реальность? Если ты говоришь о том, что ты воспринимаешь, чувствуешь на вкус, обоняешь или видишь, то реальность оказывается всего-навсего электрическими сигналами, истолкованными твоим мозгом. Это знакомый тебе мир. Мир, каким он был в конце двадцатого столетия. Теперь он существует лишь как часть нейроинтерактивной модели, которую мы называем Матрицей. Ты жил в воображаемом мире, Нео». Здесь нужна выдающаяся личность, способная проникнуть в лабиринт этой «кинематографической тюрьмы» и раскрыть нам суть положения, в котором мы оказались. Именно этим занимаются бодхисатвы и Будда… присоединяется к ним и Нео. Остается посмотреть, каким образом ему это удается.

Согласно традиции махаяны, продвигаясь по пути Будды, человек обретает способность управлять воспринимаемым «объективным» миром. Будды и продвинутые бодхисатвы могут по желанию изменять объекты и манипулировать ими. Кроме того, они способны находиться в разных местах даже в одно и тоже время. Припомните юных Дарований (Potentials) из гостиной Пифии. Похоже, что некоторые из них погружены в медитацию, тогда как другие управляют деревянными чурбачками, ложками и т. п. Мы могли бы приравнять эти Дарования к молодым бодхисатвам, которые учатся изменять элементы «объективного» мира силой сознания. Любой Будда действительно обладает способностью создать свое (его/ее) собственное космическое пространство.[105]Однако Будда Шакьямуни не изменил мир настолько радикально. Несмотря на его учение, люди по-прежнему страдали, жили иллюзиями и умирали. Но Будда действительно предложил новый путь и способ преодоления нашего искаженного восприятия мира. Таким образом, в его учении заложено сильное ощущение свободы воли и ответственности. Точно так же непохоже, чтобы Нео собирался менять мир до основания или уничтожать созданную ИИ Матрицу, несмотря на тот факт, что именно этого ожидает от него Морфеус.[106]Действительно, не совсем понятно, что Нео собирается делать с Матрицей. Но очевидно, что он, как и предыдущий Избранный, намерен открыть правду тем, кто захочет ее услышать. В финальной сцене Нео обращается к Матрице, и эту речь можно назвать довольно сочувственным предупреждением искусственному интеллекту:

«Я знаю, ты здесь. Теперь я чувствую тебя. Я знаю, ты дрожишь от страха. Ты боишься нас. Я не знаю, каким будет будущее. Я пришел сюда не для того, чтобы сказать тебе, чем все это закончится. Я пришел, чтобы сказать тебе, как все начнется. Я повешу трубку, а потом покажу этим людям то, что ты не хочешь, чтобы они увидели. Я покажу им мир без тебя, мир, где нет правил и контроля, нет пределов и ограничений, мир, где возможно все. Я оставлю выбор за тобой: тебе решать, где мы выйдем отсюда».

Мы могли бы представить себе, как точно так же Будда разговаривал с Марой, демоном, повелевающим сансарой. Будда не уничтожил Мару. Мара, который символизирует силу, удерживающую нас в сансаре, продолжает существовать. Впрочем, мы можем предположить, что Мара теперь живет с ощущением страха, ведь он знает, что Шакьямуни ускользнул от него и может показать другим людям выход из са нсары.

Вспомните, что видение просветления, о котором говорится в йогачаре, не означает исчезновение или разрушение потока сознания. Скорее, поток сознания качественно изменяется, и Будда начинает видеть все переплетение взаимозависимостей, то есть воспринимать реальность без вызывающего страдание желания и ненависти, обусловливающих привязанность и страдание. Сохраняя это видение, Будда способен двигаться сквозь переплетение взаимозависимостей в сансаре спонтанно, не ощущая страха, сомнений или искушений. Его уже не сдерживают обычные законы причины и следствия (то есть карма), управляющие сансарой. Теперь вспомните момент воскрешения Нео (его второе рождение). Воскреснув, Нео обретает способность проникать в Матрицу, превращая смертоносные пули в подвешенный в воздухе бесполезный мусор и уничтожая «Мару» (агента Смита) вспышкой белого света. Страх, сомнения и незнание больше не мешают Нео, и он, подобно Будде, преодолевает двойственность человеческого бытия, включая даже основной дуализм жизни и смерти.

«МАТРИЦА» КАК МИФ

Как любому мифу, «Матрице» присуща метафоричность, и поэтому она требует какой-то интерпретации. Мифы наполнены символами и функционируют на разнообразных уровнях. К примеру, люди создали все возможные «системы» (то есть сформулированные способы осмысления и понимания мира). Среди них есть политические системы (например, демократическая, социалистическая, коммунистическая, диктаторская, монархическая и т. п.) Точно так же существуют разные социальные, экономические и религиозные «системы», принятые в различных обществах. Эти системы оформляют способ, которым люди, включенные в них, видят и даже переживают окружающий мир. Более того, однажды изобретенные эти «системы» имеют тенденцию жить собственной жизнью и даже воздействовать на людей таким образом, какого, возможно, не могли предвидеть их создатели. Короче говоря, Матрицу и сансару можно рассматривать как метафоры «систем», которые обманывают нас. А Нео и Будда становятся похожими на уникальных «спасителей», открывающих нам порой искаженную и пагубную сущность этих «систем».

Итак, мы могли бы представить Матрицу в качестве метафоры, обозначающей различные «системы», которые временами заставляют нас действовать не в наших коллективных или даже личных интересах. Так, например, кто-то мог бы сказать, что наша зависимость от технологии и привязанность к ней вышли из-под контроля. Технология, без сомнения, приносит неисчислимую пользу. Однако, возможно, одно негативное последствие господства технологии заключается в том, что иногда она подрывает подлинные человеческие отношения либо препятствует им. Другие могли бы сказать, что индустриализация и капитализм, эти две взаимосвязанные «системы», могут оказывать разрушающее воздействие на окружающую среду или подтачивать способность человека к состраданию соответственно. Например, если капитализм не находится в равновесии с другими этическими императивами, он может привести к несправедливому распределению страдания или к дисбалансу между имущими и неимущими. Если мы не осознаем этого глубоко и постоянно, общество начинает определять нас. В противном случае мы вырастаем внутри этих «систем» и утрачиваем способность видеть их искусственную природу. Мы «слепы», как сказал бы Морфеус. Мы слепы настолько, насколько «система» контролирует нас. Что касается Матрицы, то человеку нет необходимости понимать проблемы иллюзорности, привязанности, контроля и т. п. лишь в контексте «исходной реальности». И это также становится предметом буддистского анализа человеческого бытия; сансару тоже можно рассматривать в качестве метафоры любого из различных измерений воспринимаемой нами реальности.

С этой более мирской точки зрения, «Матрица» бросает вызов нашему обусловленному мировоззрению. Похоже, в фильме заложен вопрос о том, как «запрограммированы» мы. Какой элемент нашей реальности создан искусственно и держит нас в рабстве, заключив в абстрактную тюрьму? Технология, она освобождает нас или лишает свободы? Материалистический капитализм ведет нас к неподдельному счастью или к некомпенсированной пагубной привычке? Что делают наши заветные религиозные убеждения — объединяют или разводят нас по разные стороны баррикад? Эти вопросы хорошо подходят для того, чтобы побудить зрителя дать собственную интерпретацию этому современному мифу и оценить его отношение к нашей социальной реальности. Может статься так, что популярность фильма среди молодежи (от 18 до 21 года) объясняется именно скрытым скептицизмом по отношению к «институциональному» контролю, скептицизмом, дополняющим гипнотизирующие экшн-сцены.

Помимо известного сходства «Матрицы» с буддистским и христианским мировоззрениями, также важно отметить, насколько этот «миф» расходится с некоторыми основными ценностями этих религиозных традиций. К примеру, «Матрица» во многом прославляет насилие и патриархальное господство. Единственная символическая женщина в фильме, на первый взгляд, отличается бросающейся в глаза андрогинностью или даже маскулинностью. А благодаря красочному насилию фильм причислили к категории «R», то есть к категории фильмов, которые не рекомендуется смотреть детям. Можно было бы утверждать, что убийства в фильме не настоящие, а похожи на убийство демонов в сознании человека или на уничтожение символических проявлений ненависти, жадности и иллюзий (то есть аналогичны встрече Шакьямуни с Марой поддеревом Бо перед просветлением). Однако дело в том, что убийство каждого человека в Матрице означает смерть «реального» человеческого существа, который служит Матрице источником энергии. Я бы сказал, что завораживающий процесс разрушения, усиленный компьютерной технологией и съемками замедленного движения летящей пули, переходит метафорические пределы и явно культивирует более буквальную форму насилия. Нравственное измерение буддистского восьмеричного пути или моральные императивы христианства, в основном, отсутствуют в нарративе фильма. Именно в этом смысле, как в случае с любой мифологией, мы должны обратить соответствующее внимание на содержание этого мифа и в особенности — на его коммерческие цели. Пропаганда насилия имеет очевидную коммерческую нацеленность на одну из главных целевых групп, важных для голливудских продюсеров, — на мальчишек подросткового возраста. Итак, хотя на абстрактном уровне «Матрица» действительно наводит на мысль о многих «религиозных» параллелях с христианством, буддизмом и прочими мифологическими традициями, в то же время этот фильм использует противоречивые ценности насилия и мужского превосходства в коммерческих (или иных) целях. Можно было бы сказать, что «Матрица» превозносит отдельные «социальные матрицы», которым вроде бы бросает вызов.

Эта явная натянутость отношений между религиозным измерением этого мифа, с одной стороны, и голливудскими и культурными элементами фильма, с другой, недвусмысленно указывает на контекстуальную природу процесса мифологизации. Мифы не являются продуктом индивидуального творчества — это коллективное творение, создаваемое на протяжении какого-то времени. Мифы всегда рождаются в «институциональных» контекстах. Таким образом, они являются побочным продуктом диалектического процесса, который зачастую порождает внутренне противоречивые элементы.

С учетом всего вышесказанного сравнение «Матрицы» с буддистской традицией становится полезным инструментом для понимания некоторых самых глубоких прозрений, содержащихся в последней. Матрица является метафорой многих культурно запрограммированных «реальностей», которые наше сознание считает действительно реальными. Они образуют «мир, натянутый тебе на глаза, чтобы скрыть от тебя правду».

С точки зрения буддизма, нам часто не удается видеть переплетение взаимозависимостей, связывающее все живые существа. Мы в неравной степени наделяем постоянством элементы окружающего мира — объекты, наши притязания на истину в последней инстанции, наши концептуальные системы и даже независимый статус нашего «я», — и это приводит нас к эгоизму, желаниям, привязанностям (зависимостям) и страданиям. Для начала нам нужно открыть глаза и очнуться от «матрицы», которая, возможно, на самом деле заключила в тюрьму каждого из нас. Если бы вам представилась такая возможность, какую пилюлю выбрали бы вы… синюю или красную? Выбор всегда за вами.

Библиография

CorlissR. Popular Metaphysics //Time. 1999. April. Vol. 153. № 15.

Griffiths P On Being Mindless: Buddhist Meditation and the Mind-Body Problem. La Salle (III.), 1986.

Keenan J. The Meating of Christ: A Mahayana Theology. Maryknoll; New York,

1989 Ostwalt С Armageddon at the Milleniai Dawn // The Journal of Religion and Film. 2000. April. Vol. 4. № 1. См. также: www.unomaha.edu/~wwwjrf/armagedd.htm.

Williams P. Mahayana Buddhism: The Doctrinal Foundations. London, 1989.

Питер Дж. Беттке

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 789 10 11 Следующая ⇒