СТРУКТУРА ЯДЕРНЫХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ

МБР БРПЛ ТБ Всего

Носители:

США 1000 672 574 2246

СССР 1398 940 162 2500

Заряды

США 2450 5760 2353 10563

СССР 6612 2804 855 10271

Источник: Договор СНВ-2 и национальная безопасность России М, 1993 С. 10–11 (МБР — межконтинентальные баллистические ракеты БРПЛ — баллистические ракеты подводных лодок ТБ — тяжелые бомбардировщики)

Определяя предел ядерных боезарядов в 3000–3500 единиц, Договор СНВ-2 устанавливал, что около 1750 зарядов должны базироваться на подводных лодках, а межконтинентальные баллистические ракеты наземного базирования не могут иметь боеголовок с разделяющимися частями.^[248]

Это означало, что Договор СНВ-2 хотя и ставил США перед необходимостью сократить почти 70 % боеголовок, находящихся на подводных лодках, позволял им сохранить саму структуру СНВ без изменений.

Россия же должна была уничтожить почти 85 % ракет наземного базирования, остальные оснастить только моноблоками. Это влекло за собой падение роли МБР с 64 % до 25 % и возрастание роли ядерных боеголовок на подводных лодках с 28 % до 50 %, в авиации — с 8 % до 25 %.

Поэтому если для США реализация Договора представляла собою только сокращение ядерных вооружений, то для России — еще и радикальную перестройку их структуры со всеми вытекающими из этого последствиями.

Между тем к началу 90-х гг. СССР прекратил выпуск тяжелых бомбардировщиков и подводных ракетных крейсеров.^[249] Следовательно, чтобы осуществить структурную перестройку своих ядерных сил Россия должна была восстановить производство и первых, и вторых. В условиях экономического кризиса это являлось нереальным.

Но дело заключалось не только в этом.

По Договору СНВ-2 Россия обязывалась уничтожить свои ракеты наземного базирования вместе со спусковыми установками. США имели возможность лишь сократить количество ядерных боезарядов, что не требовало уничтожения самих подводных лодок и тяжелых бомбардировщиков.

К этому нужно добавить, что Соединенные Штаты не собирались уничтожать снимаемые боеголовки, предполагая отправить их на склад. Это позволяло им дополнительно держать в резерве не менее 1000–1500 боезарядов.^[250]

Для оценки стратегических наступательных вооружений серьезное значение имеет еще один показатель — суммарный контрсиловой потенциал. Он «характеризует способность стратегических вооружений поражать стратегические средства ответного ядерного удара противостоящей стороны, в первую очередь… шахтные МБР, ПЛАРБ в базах, бомбардировщики на аэродромах, центры государственного и военного управления».^[251]

В этом отношении Россия уступала Америке в шесть раз. То есть в случае ядерного нападения она имела в шесть раз меньшую возможность отразить ответный удар, чем США. Договор об СНВ-2 позволял США не только сохранить свое превосходство в данной сфере, но и увеличить его еще в шесть раз.^[252]

Между тем к моменту подписания Договора об СНВ-2 прежняя система раннего обнаружения ракет противника в нашей стране подверглась сокрушительному разрушению.

Один из важнейших элементов противоракетной обороны — радиолокационные станции (РЛС). К 1991 г. Советский Союз имел на своей территории 9 крупных РЛС, позволяющих надежно контролировать все подлетное пространство вокруг него. Кроме того, две советские станции находились во Вьетнаме и на Кубе.^[253]

В результате уничтожения СССР на территории России остались только три РЛС, способные держать под контролем территорию США, часть акватории Атлантического и Тихого океанов. Вне их досягаемости находится вся Западная Европа и почти все подлетное пространство на юге страны, откуда возможно нанесение ядерного удара с использованием авиации и военно-морского флота.^[254]

Остальные РЛС остались на территории бывших советских республик, где началась их ликвидация. Позднее были демонтированы вьетнамская и кубинская РЛС.

Осуществление Договора об СНВ-2 требовало крупных финансовых средств, которые можно было получить только за счет сокращения других расходов на содержание Вооруженных сил, что в тех условиях ставило Россию перед необходимостью приостановить модернизацию армии и лишало ее возможности производить простую замену устаревающего оружия.

Еще более важное значение имела так называемая «урановая сделка», начало которой было положено 6 октября 1992 г., ^[255] а окончательное оформление произошло 18 февраля, когда было достигнуто «Соглашение между правительством Российской Федерации и правительством Соединенных Штатов Америки об использовании высококачественного урана, извлеченного из ядерного оружия».^[256]

Бросается в глаза, что названный документ был подписан в тот самый день, когда Б. Н. Ельцин появился на телеэкранах и сделал заявление, означавшее отказ от поиска компромисса с парламентом. На основании этого соглашения Россия взяла на себя обязательство в течение 20 лет продать США 500 т оружейного урана. Это четверть всего обогащенного урана, произведенного на планете к концу XX века, ^[257] и немного меньше того, чем к тому времени располагали США. С 1945 по 1993 г. они произвели 550 т оружейного урана и 110 т плутония.^[258]

По утверждению ученого-физика, бывшего директора Института физико-технических проблем металлургии и специального машиностроения Льва Николаевича Максимова, объектом заключенной 18 февраля 1993 г. сделки было 90 % всех имевшихся тогда в нашей стране стратегических запасов урана.^[259]

А сколько его имелось у нас вообще? С учетом ядерных боеголовок. На сегодняшний день это государственная тайна. Между тем заглянуть в нее все-таки можно.

Поскольку сокращение ядерного потенциала российских стратегических наступательных вооружений с 7438 до 1484 мт, то есть на 5954 мт, позволяло высвободить 500 т оружейного урана, то в боеголовках остальных ракет оставалось около 125 т. Следовательно, к 1991 г. для производства всех находившихся на вооружении Советской Армии ракет с ядерными боеголовками было израсходовано примерно 625 т оружейного урана. Если к этому добавить ядерное топливо АЭС и имевшиеся стратегические запасы, можно утверждать, что СССР имел не менее 700 т высокообогащенного урана.

Из этого вытекают три вывода.

Во-первых, к 1993 г. Россия превосходила США по ядерному потенциалу. Во-вторых, осуществление данной сделки означало сокращение ядерного потенциала нашей страны в несколько раз и превращение ее во второстепенную ядерную державу. В-третьих, «урановая сделка» вела к удвоению ядерного потенциала США и позволяла им, сконцентрировав в своих руках более половины всего оружейного урана, стать безраздельным монополистом в этой области.

На рубеже XX–XXI столетий мировые запасы природного урана оценивались в 4, 5 млрд. т, ^[260] из них около 1, 8 млрд. т, почти 40 %, приходилось на Советский Союз, ^[261] 900 млн. были сосредоточены в Австралии, 650 — в ЮАР и Намибии, 430 — в Канаде, 360-в США.^[262]

После развала Советского Союза наша страна потеряла месторождения урана на территории Казахстана.^[263] и Узбекистана^[264] В результате у нее осталось единственное месторождение в Сибири, запасы которого составляют лишь около 160 млн. т природного урана.^[265]

«90 процентов балансовых запасов урановых руд, — констатируют специалисты, — после распада СССР оказались за пределами Российской Федерации, а с ними и семь из восьми действующих горноперерабатывающих предприятий. Россия располагает только одним — небезызвестным „Приаргунским производственно-химическим объединением“ в г. Краснокаменске».^[266]

Иначе говоря, «урановая сделка» была направлена на одностороннее ядерное разоружение нашей страны перед лицом резкого возрастания ядерного потенциала США. «Соглашение с США — пишет физик-ядерщик И. И. Никитчук, — акт капитуляции, начало разрушения ядерного комплекса России».^[267]

Проведенная в 2000 г. независимая юридическая экспертиза этого документа показала что «Соглашение» было «подписано и утверждено Правительством РФ с превышением его компетенции»: речь идет о нарушении закона «О Президенте РСФСР от 24 апреля 1991 г. (ст. 5, подпункт 10) и закона „Об обороне“ от 24 сентября 1992 (ст. 4, 5, б)».^[268]

Подобный документ мог подписать только президент. И только после его ратификации Верховным Советом он мог приобрести законную силу. Между тем соглашение было подписано Минатомом России и Министерством энергетики США и подлежало утверждению не президентом, а премьером.^[269]

В беседе со мною Владимир Борисович Исаков, возглавлявший в 1993 г. Комитет по Конституционному законодательству Верховного Совета России, охарактеризовал рассматриваемое соглашение как межведомственное и потому не подлежащее ратификации. А когда я обратил его внимание на то, что речь идет не более, не менее как о ядерном потенциале страны, он только развел руками и пожал плечами.^[270]

Важнейшее международное соглашение, решавшее судьбу ядерной безопасности нашей страны, было облечено в форму рядового межведомственного договора. Как будто бы речь шла о продаже 500 т нефти или каменного угля.

В первой статье этого документа говорилось, что он имеет в виду поставки урана, «извлеченного из ядерного оружия в результате сокращения ядерных вооружений в соответствии с соглашениями в области разоружения и контроля над вооружениями».^[271] Следовательно, реализация достигнутой договоренности предполагала ратификацию Договора об СНВ-2.

В связи с этим особое значение имел пункт, согласно которому Россия брала на себя обязательство начать «поставку» в США переработанного урана, «полученного в результате демонтажа ядерных вооружений в России» «по возможности, НЕ ПОЗДНЕЕ 1 ОКТЯБРЯ 1993 Г.».^[272]

Это означало, что к 1 октября 1993 г. необходимо было ратифицировать Договор об СНВ-2, утвердить данное соглашение, начать демонтирование ракет с ядерными боеголовками, создать необходимые производственные мощности по переработке оружейного, высокообогащенного урана (ВОУ) в энергетический, или низкообогащенный уран (НОУ).

20 января 1993 г. состоялась инаугурация нового президента США Уильяма (Билла) Джефферсона Клинтона, ^[273] который не только был посвящен в переговоры по поводу Договора СНВ-2, но и благословил Д. Буша на его подписание.

В феврале 1993 г. договор поступил в Верховный Совет. И тут сразу стало очевидно, что рассчитывать на его ратификацию, тем более до осени 1993 г., не приходится.^[274]

Между тем в соглашении от 18 февраля 1993 г. говорилось, что оно вступает в действие с момента его подписания. Это означает, что российское правительство брало на себя обязательство приступать к реализации уранового соглашения и, следовательно, к реализации Договора об СНВ-2 (уничтожение ядерных боеголовок) до ратификации последнего.

Несмотря на то что «Известия» поведали об этой сделке уже 26 февраля, ^[275] ни народные депутаты, ^[276] ни члены Верховного Совета, ^[277] ни председатели его комиссий и комитетов, ^[278] ни советник спикера по военным вопросам генерал В. А. Ачалов, ^[279] ни сам спикер^[280] не обратили на нее внимания.

Зато в США уже с осени 1992 г. стали раздаваться голоса о необходимости установления в России твердой власти., ^[281] Этот вопрос специально обсуждался Б. Н. Ельциным в беседе с бывшим американским президентом Ричардом Никсоном^[282] который не позднее 18 февраля 1993 г. посетил Москву.^[283]

Следовательно, и отказ Б. Н. Ельцина от поиска компромисса с парламентом, который он озвучил 18 февраля, и подписание в тот же день соглашения по «урановой сделке» произошли сразу же после встречи российского президента с бывшим американским президентом.

Показательно, что перед поездкой в Москву Р. Никсон консультировался с советником американского президента по России С. Тэлботтом, ^[284] а по возвращении домой сделал доклад Б. Клинтону и рекомендовал ему поддержать Б. Н. Ельцина в борьбе с парламентом.^[285]

3 марта 1993 г. Москву посетил канцлер ФРГ Гельмут Коль.^[286] По некоторым данным, он специально приезжал в Россию, чтобы обсудить возможность силового выхода из сложившегося в России положения.^[287] Борис Николаевич не отрицает, что получил от германского канцлера «добро» на использование в борьбе с оппозицией чрезвычайных мер.^[288]

Через Г. Коля Б. Н. Ельцин обратился за помощью к другим лидерам «семерки». Они тоже заверили его в готовности поддержать возможные силовые акции против парламента.^[289]4 и 5 марта Б. Н. Ельцин сам беседовал по телефону с главами Великобритании, Китая, США, Франции, ФРГ.^[290]

«В окружении президента… рассматривалась вероятность попытки импичмента», поэтому, как признаются авторы книги «Эпоха Ельцина», «к началу VIII съезда» «у Ельцина был запланирован вариант силового разрешения конфликта»..^[291] С этой целью около 6 марта он дал распоряжение подготовить обращение к народу и новый указ о роспуске парламента.^[292]

Внеочередной Восьмой съезд народных депутатов открылся 10 марта. Он продолжался четыре дня и завершился решением об отмене уже назначенного на 11 апреля референдума.^[293] Однако значение съезда не ограничивалось этим. «VIII съезд отклонил все попытки Ельцина продлить данные ему V съездом и сохраненные на VII съезде дополнительные полномочия… Ельцин потерял право бесконтрольно издавать указы и лишился легальной возможности распускать представительные органы власти».^[294]

Сразу же после этого съезда председатель Конституционного суда В. Д. Зорькин встретился с Б. Н. Ельциным и попытался отговорить его от намерения установить единоличную власть, а затем отправился в США и постарался убедить Б. Клинтона, что силовое разрешение конфликта между президентом и парламентом может «закончиться крахом». После встречи с Б. Клинтоном В. Д. Зорькин прервал свой визит и 17 марта вернулся в Москву.^[295]

По сообщениям прессы, именно в этот день, 17 марта, Б. Н. Ельцин получил согласие Совета безопасности на введение в стране чрезвычайного положения «с ноля часов следующего дня». В тот же день Г. X. Попов и А. А. Собчак дали интервью, в котором подтвердили, что такой вопрос рассматривался на заседании Совета безопасности.^[296]

18 марта прошло спокойно. Спокойно прошел и следующий день — пятница. Уже близилась к концу суббота, когда Б. Н. Ельцин появился на экранах телевизоров и выступил с «Обращением к народу». Он заявил, что подписал Указ «Об особом порядке управления до преодоления кризиса власти».^[297]

Сам указ Борис Николаевич не огласил, но из его выступления явствовало, что в ближайшие дни он своей властью, следовательно в нарушение действовавших на этот счет законов, организует референдум по новой Конституции, после которого деятельность съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации будет прекращена.^[298] Тем самым он заранее прогнозировал результаты референдума.

Вице-президент А. В. Руцкой, председатель Конституционного суда В. Д. Зорькин, секретарь Совета безопасности Ю. В. Скоков отказались завизировать проект указа.^[299]

«В спешном порядке, — вспоминает тогдашний пресс-секретарь президента Вячеслав Васильевич Костиков, — поздно ночью, не имея на руках даже текста „Обращения“ Ельцина, Конституционный суд объявил действия президента не соответствующими сразу девяти статьям Конституции. Это, в сущности, явилось юридическим обоснованием для запуска процедуры импичмента… С этой и только с этой целью в спешном порядке был созван внеочередной 9-й съезд народных депутатов».^[300]

22 марта Б. Н. Ельцин пригласил к себе начальника Главного управления охраны президента Михаила Ивановича Барсукова и заявил: «Надо быть готовыми к худшему, Михаил Иванович. Продумайте план действий, если вдруг придется арестовать съезд». Как отреагировал на это Михаил Иванович? Может быть, выразил удивление? Ничего подобного. Единственный вопрос, который он задал президенту: «Сколько у меня времени? » — «Два дня максимум», — ответил Борис Николаевич. «Президент, — пишет А. В. Коржаков, — получил план спустя сутки», то есть уже 23 марта.^[301]

«По плану Указ о роспуске съезда — рассказывает А. В. Коржаков, — в случае импичмента должен был находиться в запечатанном конверте. После окончания счетной комиссии (если бы импичмент все-таки состоялся) по громкой связи из кабины переводчиков офицеру с поставленным и решительным голосом предстояло зачитать текст Указа. С кабиной постоянную связь должен был поддерживать Барсуков, которому раньше всех стало бы известно о подсчете голосов. Если бы депутаты после оглашения текста отказались выполнять волю президента, им бы тут же отключили свет, воду, тепло, канализацию… Словом, все то, что можно отключить».^[302]

Понимая, что это может не испугать непокорных депутатов, «на случай сидячих забастовок в темноте и холоде было предусмотрено „выкуривание“ народных избранников из помещения». По свидетельству А. В. Коржакова, для этого «на балконах решили расставить канистры с хлорпикрином — химическим веществом раздражающего действия. Это средство обычно применяется при проверке противогазов в камере окуривания. Окажись в противогазе хоть малюсенькая дырочка, испытатель выскакивает из помещения быстрее, чем пробка из бутылки с шампанским». «Президенту „процедура окуривания“ после возможной процедуры импичмента показалась вдвойне привлекательной: способ гарантировал стопроцентную надежность, ведь противогазов у парламентариев не было… Борис Николаевич утвердил план без колебаний».^[303]

24 марта, когда подготовка к «выкуриванию» народных депутатов завершилась, Б. Н. Ельцин обнародовал объявленный указ под новым названием «О деятельности исполнительных органов до преодоления кризиса власти».^[304] В тот же день Верховный Совет выразил президенту недоверие, и тем самым начал процедуру импичмента.^[305]

26 марта 1993 г. открылся внеочередной Девятый съезд народных депутатов..^[306] К этому времени депутатский корпус составлял 1037 человек^[307] В голосовании о доверии президенту участвовали 924 депутата, для принятия конституционного решения требовалось 692 голоса, за отрешение Б. Н. Ельцина от власти высказались 617 человек.^[308]

В связи с этим было решено провести 25 апреля референдум^[309] и вынести на него четыре вопроса: о доверии президенту, о поддержке его экономической политики, о необходимости досрочного переизбрания президента и парламента.^[310]

В ОЖИДАНИИ РЕФЕРЕНДУМА

Накануне референдума Б. Н. Ельцин произвел кадровый маневр. Новым министром финансов стал близкий к команде Е. Т. Гайдара Борис Григорьевич Федоров^[311] а новым вице-премьером и министром экономики — Олег Иванович Лобов^[312]

«В начале апреля 1993 года, — вспоминает А. Б. Чубайс, — мы получили еще одну головную боль и еще одного противника из лагеря отраслевиков: едва назначенный министром экономики, Олег Иванович Лобов попытался изменить положение вверенного ему министерства. Замысел его был прост и незамысловат: восстановить административные методы управления; в роли нового Госплана назначить — Минэкономики».^[313]

«Став первым вице-премьером и министром экономики, — пишет о О. И. Лобове Б. Г. Федоров, — он тут же пошел в „лобовую“ атаку на реформы, начиная с попытки поставить Минэкономики над всеми ведомствами, включая Минфин и кончая попытками остановить приватизацию».^[314]

Действия О. И. Лобова не были его личной инициативой. В начале апреля «к созданию коалиционного правительства и возрождению плановой экономики» призвал А. В. Руцкой, ^[315] а «Верховный Совет подготовил постановление о полной отмене приватизации».^[316]

Речь шла не о самой приватизации, а о той программы, которая была разработана А. Б. Чубайсом на 1993 г. Она действительно не получила поддержки. Парламент ограничился тем, что продлил на 1993 г. действие программы приватизации 1992 г.

Тем временем последовали «региональные бунты».

В конце марта, как считает Е. Т. Гайдар, «по явной указке из Москвы» Челябинский областной совет решил приостановить приватизацию на территории своей области.^[317] Вслед за ним «в течение 10–15 суток» приняли «решение о приостановке приватизации» еще несколько регионов: Архангельск, Брянск, Воронеж, Калмыкия, Кострома, Мурманск, Новосибирск, Ульяновск.^[318]

Передавая настроения тех дней, А. Б. Чубайс пишет: «…Я готовился к аресту всерьез и основательно, с уничтожением документов. Что произойдет в случае отрицательного результата референдума, было ясно… Война шла на уничтожение. В кулуарах… не скрываясь, толковали о том, что камеры для нас уже готовятся. Более радикальные товарищи шли дальше: „Всех в Кремле за ноги развесим на деревьях“… В такой ситуации постановление о приостановке приватизации и моей отставке раза три ставилось в повестку дня».^[319]

И попытка импичмента, и наступление на приватизацию были предприняты за несколько дней до 31 марта, когда истекала очередная, пятая отсрочка России по внешнему долгу, платить по которому она по-прежнему не могла, а вопрос о его реструктуризации оставался открытым.^[320]

Хотя в конце ноября 1992 г. Парижский клуб изъявил готовность предоставить России 10-летнюю отсрочку по выплатам этого долга, но в связи с отставкой Е. Т. Гайдара окончательное решение данного вопроса отложил «до прояснения курса нового российского правительства».^[321]

В январе 1993 г. удалось получить очередную трехмесячную отсрочку, однако неспособность России платить по своим внешним обязательствам привела к тому, что в начале этого года США впервые со времен президента Картера приостановили поставку в Россию зерна.^[322]

30 марта представитель МВФ Жан Фоглиззо заявил, что «ни с кем из официальных российских лиц переговоры МВФ сейчас не ведет, а ФОНД СОДЕЙСТВИЯ РОССИИ в рамках МВФ не создан».^[323]

Именно в это время вопрос о «советском долге» был вынесен на рассмотрение Лондонского и Парижского клубов, а также совещания представителей Европейского союза.^[324]

«При успешном для России исходе переговоров в Париже, — писала тогда „Коммерсант-daily“, — выплаты в 1993 году не должны превысить $3 млрд. (в Париже настаивают на $5 млрд.). В самом худшем случае к выплате может быть представлен „счет“ на $38 млрд. ЗА ДВА ГОДА, который Россия оплатить просто не может. Оптимальный же вариант — это длительная отсрочка. Но ее получение увязано с позицией не только Парижского клуба, но и МВФ».^[325]

В таких условиях 2 апреля правительство России выступило в Париже с «Заявлением о признании за собою всего консолидированного внешнего долга СССР».^[326]

В свою очередь Парижский клуб скорректировал причитающуюся ему на 1 января 1992 г. сумму долга с 38 до до 30 млрд. долларов.^[327] Из этой суммы на 1993 г. приходилось около 17 млрд. Однако, как сообщил А. Н. Шохин, «согласно подписанному в Париже документу» размер подлежащей уплате в 1993 г. суммы был сокращен до 3, 5 млрд. долларов, а «выплата остальной суммы отсрочена на десять лет». Причем, пояснил А. Н. Шохин, «первые пять составит так называемый „льготный период“». Была «предоставлена отсрочка и по выплатам процентов по реструктуризации до сентября 1993 г.».^[328]

2 апреля Б. Н. Ельцин вылетел на встречу с президентом США Б. Клинтоном.^[329] Она состоялась 3–4 февраля в канадском городе Ванкувере.^[330] Главным предметом обсуждения была «программа скоординированного экономического содействия России со стороны США и других стран „семерки“.^[331]

Отправляясь на эту встречу, Б. Клинтон заявил, что Россия нуждается в помощи, но „помощь России — не акт благотворительности, а инвестиции в будущее Америки“. Во-первых, сказал Б. Клинтон, успех российских реформ означает укрепление безопасности Америки, а во-вторых, открытая российская экономика — это новый рынок для мировой экономики.^[332]

В первый же день встречи Борис Николаевич заявил Б. Клинтону, что „ему приходится балансировать на тонкой грани между тем, чтобы получить американскую помощь для перехода России к демократии и не выглядеть при этом так, словно он находится под башмаком у Америки“.^[333]

В Ванкувере обсуждалось более 50 вопросов. Особое значение для Б. Н. Ельцина имел вопрос о кредитах. Однако американская сторона относилась к этой проблеме весьма скептически, так как, по ее данным, во-первых, за два предшествовавших года „бегство капитала“ из России превысило 17 млрд. долларов, а во-вторых, не менее половины предоставляемых России кредитов все равно разворовывается.^[334]

Клинтон согласился предоставить России небольшой заем для поддержки реформ^[335] и предложил создать „в рамках МВФ“ „фонд структурной трансформации“, из которого можно было черпать средства для экономического содействия России».^[336]

Б. Н. Ельцин поднял вопрос «о свободе рук в мировой торговле оружием и военными технологиями», ^[337] а также предложил «отменить ограничения КОКОМ и печально известную поправку Джексона — Вэника».^[338] Ни один из этих вопросов не нашел отражения в принятой по итогам встречи «Ванкуверской декларации».^[339]

Зато, как говорится в ней, «президенты согласились с тем, что усилия России и США будут направлены на скорейшее вступление в силу Договора о СНВ-1 и ратификацию Договора о СНВ-2».^[340]

Фигурировала в этом документе и «урановая сделка». Оба президента высказались «за скорейшее завершение переговоров» на эту тему и обсудили проблему «строительства хранилища ядерных материалов», а также их «учета, контроля и физической защиты».^[341]

Получить деньги под референдум Б. Н. Ельцину не удалось.

Но Запад продолжал рассыпать обещания. Едва только прекратились разговоры о предоставлении «помощи» в размере 24 млрд., как 14–15 апреля министры иностранных дел и финансов «Большой семерки» на встрече в Токио приняли решение о выделении России кредитов на 43, 4 млрд. долларов.^[342]

Тем самым Запад хотя и не спешил раскошеливаться, но продолжал демонстрировать свою готовность поддерживать на определенных условиях Б. Н. Ельцина и его реформы. Более того, если верить газетам, как и в 1990–1991 гг., уже известный нам институт Крибла предложил свои услуги в подготовке референдума.^[343]

10 марта «Советская Россия» сообщила о презентации нового фонда «Стратегия XXI века» и о том, что его руководитель Г. Э. Бурбулис «по предложению Ельцина» «возьмется за организацию сценария референдума».^[344] Прошло еще немного времени, и на страницах той же газеты появился «План проведения референдума», представленный читателям как план Г. Э. Бурбулиса.^[345] Общее руководство президентской кампании по подготовке к референдуму было доверено В. Ф. Шумейко.^[346]

Референдум состоялся 25 апреля. Предварительные его итоги появились 26 апреля, ^[347] окончательные — 6 мая.^[348] В списках для голосования значилось 107 млн. человек. К урнам пришли 69 млн. человек, то есть 64 процента. За первый и второй вопросы (о доверии президенту и о поддержке его реформ) проголосовали — 40 и 36 млн. человек, то есть 58 % и 53 % ПРИНЯВШИХ УЧАСТИЕ В РЕФЕРЕНДУМЕ, за третий и четвертый (о необходимости досрочных перевыборов президента и народных депутатов) — 34 и 44 млн. человек, соответственно 49 % и 64 % ЯВИВШИХСЯ НА РЕФЕРЕНДУМ и 32 % и 41 % ВСЕХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ? ^[349]

Согласно обнародованным данным, доверие Б. Н. Ельцину выразили 58 % голосовавших, но за сохранение его на посту президента высказалось только 47 %.^[350] Это дает основание сомневаться в точности итогов референдума.

Оппозиция решила взять реванш и 1 мая попыталась провести в столице массовую антипрезидентскую манифестацию. Кремль дал приказ разогнать демонстрантов. Произошло сражение, в результате которого пролилась кровь.^[351]

КОНСТИТУЦИОННОЕ СОВЕЩАНИЕ

Сразу же после референдума, уже 28 апреля, Б. Н. Ельцин собрал в Кремле видных юристов и поставил перед ними вопрос: как принять новую Конституцию, позволяющую обеспечить сильную президентскую власть?

Сначала были рассмотрены и отвергнуты два легитимных варианта: на съезде народных депутатов и на сессии Верховного Совета, затем два нелегитимных варианта: создание нового органа власти — Совета Федерации или созыв Конституционного собрания с наделением их учредительными функциями.^[352]

29 апреля Б. Н. Ельцин выступил на совещании глав республик в составе Российской Федерации, представил им свой проект Конституции и озвучил идею Конституционного собрания, которая позднее трансформировалась в идею Конституционного совещания.^[353]

30 апреля президентский проект Конституции, подготовленный С. С. Алексеевым, А. А. Собчаком и С. М. Шахраем, появился в печати.^[354]

За день до этого, 29 апреля, Верховный Совет принял постановление «О завершении работы над проектом Конституции Российской Федерации». Оно предусматривало утверждение новой Конституции 17 ноября на Десятом съезде народных депутатов.^[355] 8 мая проект «Конституции Российской Федерации», вышедший из недр Верховного Совета, обнародовала «Российская газета».^[356]

Таким образом, населению было предложено два разных варианта конституции. Первый предусматривал превращение России в президентскую республику, второй — в парламентскую.

6 мая Б. Н. Ельцин выступил по телевидению. Он пообещал «в ближайшее время» представить «проект нормативного документа о выборах в федеральный парламент»^[357] и заявил: «Думаю, что не стоит оттягивать выборы в новый парламент дальше осени нынешнего года».^[358]

Через две недели появился его указ о созыве Конституционного совещания. Согласно указу, после рассмотрения в этом совещании проект Конституции сразу же, минуя существующую Конституционную комиссию и парламент, должен был поступить к президенту для утверждения^[359]

«Предполагалось, — пишет Р. И. Хасбулатов, — что если это „Совещание“ подготовит приемлемый проект Конституции, силы подавления будут приведены в боевую готовность, Верховный Совет распущен, „Конституционное Совещание“ „реорганизуется“ в „учредительное собрание“… Это должно было произойти в середине июня».^[360]

По некоторым сведениям, 9 мая Борис Николаевич заверил свое ближайшее окружение, что «к 1 июля» с парламентской оппозицией будет покончено.^[361]

До недавнего времени у многих эта информация вызывала недоверие. Однако сравнительно недавно В. Л. Шейнис обнародовал свидетельство входившего весной 1993 г. в Президентский совет Георгия Александровича Сатарова, признавшегося, что «вариант роспуска Верховного Совета и съезда народных депутатов» действительно «существовал с мая», но «лишь как возможный». «Параллельно разрабатывался мирный вариант (который впоследствии получил название нулевого и предусматривал одновременные перевыборы президента и парламента)».^[362]

В качестве одного из путей мирного выхода из тупика рассматривался отказ значительной группы депутатов от своих полномочий и лишение тем самым съезда народных депутатов возможности принимать конституционные решения. По сообщениям прессы, во второй половине мая глава администрации президента, пост которого к этому времени занял С. А. Филатов, заявил, что работа в этом направлении ведется и уже около 300 депутатов готовы вернуть свои мандаты.^[363]

Одним из первых, кто сделал это, был народный депутат Николай Ильич Травкин.^[364] Видимо, предполагалось, что за ним последуют другие депутаты. Но этого не произошло.

Позднее Андрей Федорович Дунаев, занимавший тогда пост заместителя министра внутренних дел, сообщил, что именно тогда «во властных структурах» была создана «специальная группа», перед которой поставлена задача — подготовить «роспуск Съезда народных депутатов».^[365]

В беседе со мною Андрей Федорович уточнил, что эта подготовка заключалась в разработке плана действий и составлении необходимых документов. На вопрос, кто возглавил ее, А. Ф. Дунаев ответил: «Кажется, Абрамов».^[366] Имеется в виду бывший в 1992–1995 гг. первым заместителем министра внутренних дел Абрамов Евгений Александрович.^[367]

Среди лиц, причастных к подготовке переворота, А. Ф. Дунаев упомянул другого заместителя министра внутренних дел — Александра Николаевича Куликова. При этом Андрей Федорович подчеркнул, что он лично был против силового решения, так как опасался, что это может привести к гражданской войне. По его словам, подобную же позицию занимал министр безопасности Виктор Павлович Баранников.^[368]

В субботу 22 мая В. П. Баранников пригласил Б. Н. Ельцина к себе на дачу и познакомил с предпринимателем Борисом Иосифовичем Бирштейном.^[369]

Б. И. Бирштейн родился в 1947 г. в Прибалтике.^[370] В конце 70-х уехал в Израиль и вскоре создал фирму «Seabeko», ^[371] затем вернулся в СССР и организовал здесь одно из первых совместных предприятий.^[372] К весне 1993 г. он был известен не только в России. Б. И. Бирштейн тесно сотрудничал с президентом Молдовы Мирчо Снегуром, ^[373] на Украине консультировал Леонида Кучму, ^[374] играл видную роль в Киргизии.^[375]

Как явствует из интервью Б. И. Бирштейна, цель упоминаемой встречи заключалась в поиске компромисса между президентом и парламентом. Сам президент был готов к переговорам на эту тему, но их сорвало его ближайшее окружение.^[376]

5 июня начало свою работу Конституционное совещание..^[377] Открылось оно докладом Б. Н. Ельцина^[378] Как только завершилось выступление президента, к трибуне направился спикер. Сначала Борис Николаевич не пожелал давать ему слово, а когда сделал это, большинство присутствующих устроили Р. И. Хасбулатову обструкцию.^[379]

В знак протеста Руслан Имранович и его сторонники покинули совещание. Слишком бурно выражавший свое возмущение обструкцией Юрий Максимович Слободкин был вынесен из зала на руках.^[380] Причем, когда у него с ноги упал ботинок, один из стражей порядка бросил его вслед неукротимому депутату.^[381] А когда Генеральный прокурор Российской Федерации В. Г. Степанков напомнил охранникам о «депутатской неприкосновенности», его просто отбросили в сторону^[382]

«И все это, — с досадой пишет Виктор Леонидович Шейнис, — происходило при огромном стечении народа, прессы, перед глазами президента и руководителей правительства, наконец, при прямой трансляции на всю страну».^[383]

Так организаторы Конституционного совещания демонстрировали свою приверженность демократии.

В тот же день на Лубянской площади собралась оппозиция. Описывая этот митинг, журналисты «Московского комсомольца» ехидно подчеркивали: «Жаль только, что никто из митинговавших, столь тоскующих по твердой, истинно русской руке, не заметил, что часы на фасаде Министерства безопасности показывали вашингтонское время».^[384]

Не сумев примирить президента и спикера, в воскресенье, 6 июня, В. П. Баранников организовал встречу Б. И. Бирштейна с А. В. Руцким, Р. И. Хасбулатовым, В. С. Черномырдиным и некоторыми членами Президиума Верховного Совета. Она тоже оказалась безрезультатной.^[385]

16 июня состоялось второе пленарное заседание Конституционного совещания. Оно рассмотрело основные принципы новой Конституции. Из 594 зарегистрировавшихся членов совещания за них высказалось 467.^[386] Против в основном голосовали представители регионов.^[387]

После этого заседания Б. Н. Ельцин встретился с председателем Конституционного суда и поставил перед ним вопрос: что делать, если съезд народных депутатов отвергнет подготовленный Конституционным совещанием проект Конституции? В. Д. Зорькин предложил искать поддержки у субъектов Федерации.^[388]

12 3 4 5 6 7 8 Следующая ⇒