Взаимодействие с собственной матерью

 

Этот этап начинается с внутриутробного периода развития и продолжается практически всю жизнь женщины. Наиболее значи­мым является младенческий и ранний возраст, так как этот пе­риод жизни сам по себе является сензитивным для формирова­ния базовых основ личности и отношения к миру (Э. Эриксон).

В последние годы в центре внимания исследователей нахо­дится феномен привязанности матери и ребенка. Ему придается большое значение в формировании эффективного материнского поведения. В рамках этологического направления привязанность рассматривается как врожденный биопсихический механизм, объединяющий большинство видов животных с человеком (Ло­ренц К., Ainsworth M. D., Bowlby J., Stern D. и др.). Дж. Боулби считал привязанность первично специфической системой, смысл которой в поддержании взаимодействия между матерью и мла­денцем, необходимого для его выживания и развития. Первым шагом к привязанности, по данным многих авторов, является установление связи в результате ранних контактов в течение пер­вых часов после рождения (Kreisler L.). Было показано, насколь­ко психосоматическое равновесие ребенка тесно связано с эмо­циональным контактом с матерью. Ее поведение при этом рас­сматривается как ответное и комплиментарное врожденному репертуару поведения младенца (Stern D.). Как любой акт соци­ального поведения, имеющий принципиальное значение для выживания вида, привязанность имеет селективные и пусковые механизмы: морфологические черты, особые запахи, движения, позы*. Исследования привязанности показали, что существуют внутрисемейные циклы непрочной привязанности, передающи­еся по материнской линии. Разные формы непрочной привязан­ности матери являются источником непрочной привязанности ребенка (Ricks и др.). С. Фрайберг отмечает, что глубокие внут­ренние конфликты, коренящиеся в детстве, мешают возникно­вению у матерей привязанности к ребенку. Не имеющие опыта подлинной близости с собственной матерью, пережившие в дет­стве амбивалентные отталкивающе-притягивающие отношения с нею, они и в своей жизни воплощают подобную модель отно­шений с другими. Для таких матерей характерен внутренний кон­фликт любви — ненависти, в основе которого лежит стремление к глубоким эмоциональным отношениям с другими и неспособ­ность их выстроить, желание любви и неспособность любить**. Исследование М. Майна, Р. Голдви на подтвердило наличие у от­вергаемого ребенка тенденции стать отвергающим родителем. Авторы выявили связь между представлением о своей матери и отверженном собственною ребенка, опосредованным специфи­ческими искажениями когнитивных процессов. Наблюдается за­щитное искажение памяти у отвергавшихся в детстве матерей. Это искажение актуализирует «внутреннюю рабочую модель», определяющую отношения с собственным ребенком (J. Bowlby, S. Fraibrg и др.). «Внутренняя рабочая модель» неизбежно приво­дит.к повторению опыта дурного обращения с детьми и их внут­реннего отвержения»***. Качество материнско-дочерних связей и его влияние на материнскую сферу женщины определяется, по­мимо привязанности, стилем их эмоционального общения, уча­стием матери в эмоциональной жизни дочери, причем важным считается изменение такого участия со стороны матери в соот­ветствии с возрастными изменениями эмоциональной сферы дочери. Достаточно устойчиво передается от матери к дочери адекватный стиль эмоционального сопровождения. Относитель­но ценности материнства речь может идти только о возникнове­нии модели материнства своей матери как субъекта, испытыва­ющего определенные эмоции в ситуации взаимодействия с ре­бенком. Можно допустить, что ребенок, по крайней мере в кон­це раннего возраста, воспринимает отношение других к своей матери как имеющей ребенка. Позднее включается оценка са­мой матерью отношения к себе других как к матери, рефлексия дочерью степени удовлетворенности матери своим материнством. Все это входит в модель материнства собственной матери и ее соотношение с семейной и культурной моделями. Большое зна­чение имеет удовлетворенность матери ее материнской ролью (Shereshefsky and Yarrow, von Mеns-Vcrhulst и др.)****.

* Брутман В.И., Радионова М. С. Формирование привязанности матери к ребенку в период беременности.//Вопросы психологии, 1997. №6. С. 38-47.

** Колпакова М. Ю. Особенности психологической работы с матерями-«отказницами» //Московский психотерапевтический журнал, 1999. №1. С, 127-154.

*** Там же.

**** См.: Филиппова Г. Г. Психология материнства и ранний онтогенез: Учебное пособие. М., 1999.

 

В отличие от этологов психоаналитически ориентирован­ные исследователи сместили фокус своих интересов на психи­ческую историю самой матери и период ее беременности. Они сконцентрировали внимание на значении формирования обра­зов ребенка в воображении будущей матери для принятия ею своего новорожденного ребенка*. Роли фантазий беременных в надстройке материнской сферы посвящены другие зарубежные исследования (Bonnet К., Lcbovici S., Pines D. и др.).

* См.: Саватье С. Гештальт - это младенец. М, 1982.

 

В двухтомном труде «Психология женщины» Елена Дойч впервые высказала догадку о влиянии на беременность собствен­ного эмбрионального опыта женщины. Она считала, что нега­тивное влияние раннего детского опыта компенсируется «материнскостью» (Mothering), источник которой — в мазохистической любви, жертвенности и самоотдаче*.

* См.: ШмуракЮ.И. Пренатальная общность. //Человек, 1993. №6. С. 22-37.

 

В семидесятые годы итальянский психоаналитик С. Фанти обосновал существование эмбриональной стадии психического развития человека*. Эта концепция дала возможность, во-пер­вых, связать все последующие стадии с общим источником и, во-вторых, выдвинуть идею о том, что женщина, забеременев, «вспоминает» и воспроизводит на органическом уровне свое со­стояние как плода, а на психологическом — состояние своей матери**.

* Фанти С. Микропсихоанализ. М., 1993.

** Шмурак Ю.И. Пренатальная общность. //Человек, 1993. №6. С. 22—37.

 

С. Фанти, М. Марконе и другие представители микропси­хоанализа считают, что начало развития будущего отношения матери к ее ребенку закладывается еще внутриутробно на осно­ве первых эмоциональных конфликтов матери с плодом и про­должается в младенчестве. Во время беременности у женщины актуализируется этот эмоциональный опыт, который влияет на содержание ее собственного материнства.

На этот счет существуют кросскультурные исследования. Ле-вайн сравнивает различные методы взаимодействия матери с ре­бенком, характерные для африканских стран и стран Запада. Он говорит, что у африканских народов малыш день и ночь прово­дит либо в прямом смысле привязанным к телу матери, либо где-то поблизости. «На плач малыша реагируют быстро, поэтому ребенок плачет все реже, и наконец его плач почти никто не слышит. Это заметно отличает малышей в Африке от их сверст­ников на Западе. Кормят маленьких детей, как только они начи­нают плакать»*. Сюзан Гольтберг изучала культуру Замбии и на­блюдала, что ограниченные в движениях младенцы, которых обычно прикрепляют лямками к материнской спине, получают более интенсивную физическую нагрузку по сравнению с боль­шинством западных детей, у них больше шансов научиться уп­равлять своим телом, координировать движения разных частей тела, чем у детей, которых принято держать в кроватках**. Посто­янный физический и психологический контакт с детьми позво­ляет матерям в традиционных культурах точно и быстро опреде­лять состояние малышей и их потребности.

* Флэйк-Хобсон К., Робинсон Б.Е., Скин П. Развитие ребенка и его отношений с окружающими. М., 1993. С. 175.

** Там же. С. 176.

Игровая деятельность

 

Игровая деятельность интерпретируется в разных психоло­гических подходах в зависимости от взглядов на роль игры в развитии личности (проигрывание личностных конфликтов в пси­хоанализе, развивающая функция игры в отечественной психо­логии и т. п.)*. Однако все соглашаются с тем, что в сюжетно-ролевых играх в «дочки-матери» и в «семью» происходят конкре­тизация и развитие некоторых компонентов материнской сферы. Первоначально возникают сюжетно-отобразительные действия (кормление куклы, укачивание), а затем принятие на себя роли матери. Играя, девочка «примеривает» к себе разные «образы себя», реализует свое желание побыть матерью; естественно, что при этом жизнь матери мифологизируется**. Важно отметить, что в игре с куклой участвует и отношение взрослых как к самим куклам, так и к играм девочки***. Благодаря активной форме уча­стия в играх достигается высокий уровень запоминания собы­тий, имевших место в игре, что соответствует данным психоло­гии, согласно которым у человека остается в памяти приблизи­тельно 10% из того, что он слышит, 50% — из того, что он видит, и 90% — из того, что он делает****. Проживание в роли состояний своего персонажа, идентификация с ним, моделиро­вание в игровых ситуациях реальных событий из жизни дает воз­можность «отработки» не только мотивационных основ, но и операционального состава материнской сферы. С этой точки зре­ния сюжетно-ролевая игра в «дочки-матери» не может быть за­менена режиссерской, например с «Барби». В. В. Абраменкова называет куклу Барби секс-символом, благодаря которой, по ее мнению, архетип материнства незаметно подменился архетипом блуда*****. Значение, которое придавалось кукле в народной педаго­гике, свидетельствует об осознании связи игры в куклы с разви­тием материнства. В России кукла передавалась от матери к доче­ри, специально изготовлялась для дочери. Куклу наряжали к празднику, вывозили в гости, на смотринах невесты она служила доказательством готовности девушки к роли хозяйки и матери. Эти традиции помогали сохранять и поддерживать культурную и семейную модели материнства******. В современном обществе на этом этапе развития полноценной замены усмотреть не удается.

* Обухова Л. Ф. Детская (возрастная) психология: Учебник. М., 1996.

** Розин В. М. Что такое игра? (От игр маленьких детей до игр деловых). // Мир психологии, 1998. №4. С. 23—33.

*** Филиппова Г. Г. Психология материнства и ранний онтогенез. Учеб­ное пособие. М., 1999.

**** Богомолова Н.Н. Ситуационно-ролевая игра как активный метод социально-психологичсской подготовки/ Сб. Теоретические и методологические проблемы социальной психологии, 1977, с. 185.

***** Абраменкова В. В. Игра формирует душу ребенка.// Мир психоло­гии, 1998. №4. С. 76.

****** Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Со­брано М. Забылиныным. М., 1880.

 

Несмотря на большое значение в развитии психики ребен­ка, игровая деятельность мало исследована в плане развития материнства. Но можно предположить, что в игре происходит конкретное упражнение всех операций материнской сферы по­ведения.

Няньчание

 

В психологии отмечается важность для женщины опыта вза­имодействия с младенцами в детском возрасте*. Результатом та­кого опыта является, помимо освоения некоторых навыков об­ращения с ребенком, появление к нему интереса и положитель­но-эмоционального отношения. К сожалению, особенности вза­имоотношений с младенцами, содержание субъективного опы­та и его роль в развитии материнской сферы недостаточно изу­чены.

* Филиппова Г. Г. Психология материнства и ранний онтогенез: Учеб­ное пособие. М., 1999.

 

Этап няньчания, по Филипповой, имеет достаточно чет­кие возрастные границы. Он начинается примерно с 4, 5 лет, когда хорошо развита сюжетно-ролевая игра, и заканчивается к нача­лу полового созревания. Наиболее сензитивным является воз­раст от 6 до 10 лет. Развитие потребности в эмоциональном об­щении со взрослым в ситуативно-личностных коммуникациях и освоение эмоционального общения со сверстниками в совмест­ных играх позволяет пяти-шестилетним детям усмотреть во вза­имодействии с младенцем источник богатых впечатлений и удо­вольствия. Ярко проявляемые младенцами эмоции в общении, их инициатива и не ограниченный воспитательными функция­ми (как у взрослых) искренний эмоциональный отклик во вза­имодействии и игре, возможность осуществить с реальным объек­том освоенные в сюжетно-ролевой игре действия и пережива­ния создают прекрасные условия для закрепления на живом младенце всех сформированных прежде компонентов материн­ской сферы. Следует отметить также, что к старшему дошколь­ному возрасту развитие сюжетно-ролевой игры характеризуется смещением интереса детей от условных игрушек к конкретным. Таким образом, живой младенец «попадает точно в цель» отно­сительно всех сторон психического развития старшего ребенка.

Это подтверждается и кросскультурными исследования­ми. В культурах, где в качестве нянек используются старшие дети, им в возрасте от 6 до 8—9 лет доверяют шестимесячных младенцев. Естественный перерыв в родах в примитивных куль­турах, где большая часть заботы о ребенке приходится на мать, составляет 4—5 лет. У новогвинейского племени манус, по опи­санию М. Мид, при рождении ребенка над матерью произносят заклинание: «Да не родить тебе следующего ребенка, пока этот не побежит и не поплывет»*. Имеется в виду, научится управ­лять пирогой, поскольку вся жизнь манус связана с водой. Толь­ко в культурах, где материнские функции распределяются между многими членами семьи и племени, возможны более короткие перерывы в родах. В этом случае каждый шестилетний ребенок получает «своего» младшего, имея возможность более или ме­нее тесного и продолжительного контакта с младенцами не­однократно в течение дальнейшей жизни. Наиболее интересна последовательность введения старшего ребенка в контакт с млад­шим. В первые дни и недели в большинстве случаев у матери с новорожденным ограничен контакт с другими членами семьи. Последним либо вообще запрещено приближаться и дотраги­ваться до ребенка, либо допускается ограниченный тактиль­ный и эмоциональный контакт. В возрасте нескольких недель, когда у младенца появляются эмоциональные реакции на взрос­лых, старшие дети активно привлекаются к эмоциональному контакту и играм с младенцем, чуть позже им доверяют забав­лять и успокаивать малышей, но только с шести месяцев, ког­да младенец может сам сидеть и начинает ползать, увеличива­ется перерыв в кормлениях и вводится прикорм, он передается старшим детям на более длительное время. Описания М. Мид, Дж. Нугетт с соавторами, Вейснер и Галлимор, Стренгланц и Нэш и других исследователей свидетельствуют, что в течение первого и второго года основное обеспечение нужд ребенка осуществляет мать, а 6—7-летние няньки постепенно перехо­дят с игр и взаимодействия к наблюдению за детьми и участию в уходе за ними**.

* Мид М. Культура и мир детства. М., 1989.

** Филиппова Г. Г. Психология материнства и ранний онтогенез: Учеб­ное пособие. М., 1999.

 

Таким образом, при распределении материнских функций в традиционных культурах на этапе няньчания можно выделить два периода. Первый характеризуется налаживанием эмоциональ­но-личностного общения и совместных игр с младенцами пер­вого полугодия, а второй — осуществлением элементов заботы и ухода за младенцами второго полугодия и детьми раннего воз­раста. Последовательность этих периодов позволяет «наложить» необходимость заботы на уже имеющееся эмоциональное отно­шение, а соответствующее возрастным особенностям старших детей распределение материнских функций — удовлетворить их потребность в сюжетно-ролевой игре и участии во взрослой дея­тельности, без форсирования ответственности за жизнь и здоро­вье малыша.

В современных нуклеарных семьях Европы и Америки дело обстоит иначе. Детям дошкольного возраста, у которых наблю­дается наиболее явный интерес к младенцам без выраженного страха перед их беспомощностью, обычно не разрешается не­посредственный контакт. Их чаще привлекают к «технической» помощи родителям, и они становятся сторонними наблюдате­лями взаимодействия матери с младенцем, где яркие эмоции членов диады воспринимаются как недоступное для себя удо­вольствие. Техническая сторона ухода, таким образом, выхола­щивается, неизбежное уменьшение собственного эмоциональ­ного общения с родителями, их погруженность в удовольствие от младенца и недоступность этого для старшего ребенка служат почвой для появления чувства ревности и формирования цен­ности ребенка и потребности в заботе по «уклоняющемуся» от оптимального пути. Понятно, что для ребенка помладше (до на­чала возраста, сензитивного для няньчания), в силу его возраст­ных особенностей, хорошо ясен смысл взаимодействия матери с младенцем, ощутимо уменьшение внимания и любви родите­лей к нему самому. Это также способствует появлению чувства ревности, влияющего на образование эмоционального отноше­ния к младенцам, ценности ребенка и материнства*.

* Там же.

 

У детей же подросткового возраста интересы смещаются в сторону интимно-личностного общения со сверстниками и по­знавательной деятельности, а позже — в сторону полового раз­вития. Однако в современных евро-американских семьях именно этих детей считают уже способными к самостоятельности и от­ветственности в уходе за младшими. Без предварительного зак­репления эмоционального отношения к младенцам и в случаях неадекватного их возрастным интересам перераспределения ма­теринских функций у подростков формируется отношение к ре­бенку как к обузе и помехе*.

* Там же.

 

Если до окончания этапа няньчания опыта взаимодействия с младенцами не было, то часто возникает страх перед ними, так как подростки, а тем более взрослые оценивают имеющийся у них опыт как недостаточный для взаимодействия с маленьки­ми детьми. Наиболее часто возникает страх повредить ребенка неумелым обращением, некомпетентностью в уходе и т. п. Это первое впечатление корректируется в случае дальнейшего учас­тия в уходе за ребенком, однако впоследствии женщины его очень хорошо помнят. Если контакт был кратковременным, то страх перед младенцами сохраняется на всю жизнь и постепенно ис­чезает только на опыте взаимодействия с собственным ребен­ком.

Кратковременность контакта и его содержание могут ока­зать большое влияние на дальнейшее развитие материнской сферы. Если последующий опыт достаточно быстро и эффективно не «исправляет положение», то впечатления от орущего, испачкан­ного и т. п. ребенка остаются на всю оставшуюся жизнь. Причем чем позже они возникают, тем хуже. Полное выпадение опыта няньчания до полового созревания может привести к восприя­тию ситуации взаимодействия взрослых с младенцами как неес­тественной, неприятной; выражаемые взрослыми эмоции, осо­бенности их речевого общения с младенцем воспринимаются как неуместные, раздражающие. Поведение и вид младенца не вызывают никаких положительных эмоций, нет стремления к контакту, прикосновению. Разумеется, опыт, получаемый на этапе няньчания, как и любой другой, не является изолированным. Он возникает на уже имеющейся основе и в дальнейшем преоб­разуется другими формами опыта. Однако качественные и коли­чественные характеристики этого этапа развития материнской сферы логически связаны с семейной, культурной и материнс­кой моделями материнства и детства. Именно в оформлении взаимодействия старших детей с младенцами эти модели прояв­ляются во всех своих особенностях. Поэтому этап няньчания является наряду с первым из выделенных этапов развития наи­более важным в формировании материнской сферы*.

* Там же.

 

Таким образом, этап няньчания состоит из двух периодов, правильная последовательность и содержание которых обеспе­чивают благоприятное развитие всех компонентов материнской сферы.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: