Новое право» и его интерпретации

 

История формирования и развития социалистической теории права и государства и юридической науки в целом — это история борьбы против государственности и права в их действительном (некоммунистическом) смысле и значении, против " юридического мировоззрения" как сугубо буржуазного мировоззрения, история замены правовой идеологии идеологией пролетарской, коммунистической, марксистско-ленинской, история интерпретации учреждений и установлений тоталитарной диктатуры как " принципиально нового" государства и права, необходимых для движения к коммунизму и вместе с тем " отмирающих" по мере такого продвижения к обещанному будущему.

Формировавшаяся в условиях диктатуры пролетариата теория права встретилась с рядом принципиальных трудностей, связанных с радикальным отрицанием прежних представлений и учений о государстве и праве, построением классовой (пролетарской, марксистско-ленинской, коммунистической) науки о классовом государстве и праве. Один из ключевых аспектов всей этой работы состоял в том, чтобы в рамках зарождающейся марксистско-ленинской юридической науки согласовать соответствующие положения марксизма-ленинизма о государстве и праве с практикой диктатуры пролетариата и социалистического строительства в целом.

После революции в общем русле марксистско-ленинского подхода к праву стали постепенно складываться различные направления и концепции понимания и трактовки права. При всех своих внешних различиях эти концепции внутренне едины в своем отрицании права, его объективной природы и смысла. Под видом буржуазного права все они вместе и каждая по-своему отвергают суть права, а за новое " право" выдают антиправовые установления пролетарско-коммунистической диктатуры.

Это новое " право" появляется в виде декретов советской власти. Послереволюционное положение дел в данной сфере отразил декрет СНК от 22 ноября 1917 г. (Декрет о суде № 1). Им была упразднена вся прежняя система юстиции и предусматривалось создание новых местных судов и революционных трибуналов. В декрете, в частности, подчеркивалось: " 5) Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководятся в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию.

Показательно, что новые установления (декреты советской власти) здесь вообще не характеризуются в качестве " права". Термин " советское право" возник в буржуазных кругах в качестве иронического обозначения декретов и установлений большевиков и пролетарской власти, т. е. для критической оценки антиправового характера советской власти и ее нормотворчества. " Впервые мы это слово, — пояснял И.И. Стучка в 1927 г. происхождение данного словообразования, — встретили в проектах буржуазных спецов как некоторого рода ругательство, как противопоставление " общему праву", т. е. праву буржуазному. Тогда советское право понималось как отрицание всякого права. Еще не так давно даже среди коммунистов слышны были разговоры, что это словосочетание представляет собой какую-то несуразность. Ныне тот взгляд сменился противоположным, и мы встречаем слишком универсальное его понимание, но одновременно замечаем, что за этой вывеской иногда скрывают старый буржуазный или мелкобуржуазный товар... Когда появилась у нас впервые мысль о советском праве, т. е. о праве переходного времени (я не говорю о названии)? Наша программа ее не знала. Вся Февральская революция 1917 г. также прошла без " идеи" революционного права... Лишь по поводу выселения ПК и ЦК РКП из дворца Кшесинской были разговоры на тему о том, что революция отменяет законы старого режима, со ссылкой при этом на речь Маркса перед кельнскими присяжными заседателями. Но во всяком случае тут речь не шла еще о классовом праве" ².

 

Этот разрыв между теорией и практикой нового " советского права" длился, однако, не долго. И вскоре после революции декре-ты большевиков получили свое теоретическое освящение как качественно новое, " пролетарское право".

2. Концепция " пролетарского права"

Концепцию нового, революционного, пролетарского права как средства осуществления диктатуры пролетариата активно развивал и внедрял в практику советской юстиции Д.И. Курский, нарком юстиции в 1918—1928 гг. Он был также и первым Генеральным прокурором республики, возглавлял Институт советского права. В 1928—1932 гг. был советским послом в Италии.

Право в условиях диктатуры пролетариата — это, согласно Курскому, выражение интересов пролетариата. " Диктатура пролетариата, — подчеркивал он в 1918 г., — может признавать только интересы своего класса в целом; подлинный представитель такой диктатуры — весь класс в целом, т. е. рабочие и беднейшие крестьяне, организованные в коммунистическую партию и Советы; отдельное лицо, тем паче должностное лицо, — всегда исполнитель, даже когда является наиболее ответственным организатором" ¹. Здесь, по признанию самого Курского, нет места для " норм вроде Haeeas Corpus" ², для признания и защиты прав и свобод индивида. " Отмена всех норм буржуазного права, — утверждал Курский, — единственная гарантия правосудия для городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства, поставившего и осуществляющего в своей диктатуре великую цель: полное подавление буржуазии, уничтожение эксплуатации человека человеком и водворение социализма" ³.

Курский восхвалял деятельность " революционных народных судов" в качестве нового источника правотворчества, особо выделяя то обстоятельство, что " в своей основной деятельности — уголовной репрессии — народный суд абсолютно свободен и руководствуется прежде всего своим правосознанием" ⁴.

 

Новое, революционное право, по Курскому, это " пролетарское коммунистическое право". Советская власть, поясняет он, разрушила " все три основы института буржуазного права: старое государство, крепостную семью и частную собственность" ⁵.

Однако реализация этих положений в виде " военного коммунизма" держалась на прямом насилии, а не на праве. Признание данного обстоятельства фактически присутствует и в той характеристике " военного коммунизма", которую дает Курский. " Для нас, юристов, — писал он в 1922 г. уже при нэпе, — он представлял собой по преимуществу систему принудительных норм, когда хозяйственные отношения строились на началах принудительного регулирования из центра, когда в основе отношений между рабочим классом и крестьянством лежали суровые формы принуждения в виде разверстки, когда в области распределения у нас все более и более получал значение принцип натурального распределения, когда... мы вынуждены были расширять область внесудебных репрессий, а для ускорения хозяйственной работы, в особенности в области военного снабжения, мы стояли перед необходимостью широко применять административные меры" ¹.

Подобная характеристика самим Курским " юридической надстройки" периода " военного коммунизма" фактически свидетельствует о ее явно антиправовой природе. " Что означала в целом эта юридическая надстройка? — спрашивал позднее Курский. — Она означала, что Советская республика в полном буржуазном окружении, переживая острую гражданскую войну, но в преддверии мировой революции, строила свою экономику, а следовательно, и право на началах всепоглощающего государственного регулирования, экспроприации буржуазии, превращения всех средств производства в общую собственность трудящихся, на замене торговли государственным распределением и расширением области безденежных расчетов. Частный оборот сводился на нет. Суд, классовый пролетарский суд, становился или органом расправы с классовыми врагами (ревтрибуналы), или на три четверти судом уголовным (нарсуды). Задачи НКЮ были сужены, так как самые вопросы права играли подчиненную роль: там, где гремят пушки, молчит право" ².

Фактическая сторона ситуации " военного коммунизма" здесь в общем изложена верно, хотя, конечно, не полностью. Так, ничего не сказано о монополии реальной политической власти в руках партии большевиков, о месте и роли органов ВЧК, ревкомов, комбедов и т. д. в осуществлении внесудебных репрессий и проведении в жизнь политики диктатуры пролетариата, об отношении к крестьянству (продразверстка), о введении всеобщей трудовой повинности, трудармиях, милитаризации народного хозяйства и т. д.

Но даже если бы все это и подразумевалось в подходе Курского, все равно с его оценкой нельзя согласиться. По оценке Курского получается, будто право (в виде " пролетарского права" ) было, но " молчало", поскольку гремели пушки. На самом деле право " молчало", потому что его при " военном коммунизме" вообще не было, а т. и. " пролетарское право", игравшее весьма активную роль (а отнюдь не второстепенную, как считал Курский) в проведении военно-коммунистической политики диктатуры пролетариата во главе с большевистской партией, как раз и продемонстрировало весьма наглядно свой неправовой характер и свою насильственную, антиправовую сущность.

Именно социалистическая природа " военного коммунизма" (обобществление средств производства, запрещение частной собственности, свободного оборота, рынка, товарно-денежных отношений и т. д.) исключала возможность права, а не внешние факторы (буржуазное окружение, гражданская война, разруха и т. д.), сопутствующие пролетарской революции, насильственной социализации собственности, производства и общественной жизни в целом. И именно кризис этой социализированной природы " военного коммунизма", бывший исторически первым глубоким кризисом социализма, а вовсе не окончание гражданской войны и т. д., вынудили переход к нэпу, т. е. отступление от социализированного строя к многоукладности с ограниченным допущением буржуазных экономических и правовых отношений. И все собственно правовое в нэповском праве (как и частно-собственническое, товарно-денежное — в экономике) было по сути буржуазным, а не пролетарским, не социалистическим. Пролетарское, социалистическое начало присутствовало в нэповском праве лишь как негативный момент — как ограничение и, в конечном счете, отрицание этих вынужденно и частично допущенных элементов буржуазного права (и буржуазной экономики).

Это частичное и временное отступление к нэповскому (буржуазному) праву Курский (со ссылкой на новое законодательство и кодификацию в начале 20-х годов, отмену внесудебных репрессий и т. д.) трактовал как свидетельство утверждения правового строя. " Государственный строй РСФСР, — писал он в 1922 г., — в более отчетливой, чем в ряде западноевропейских стран форме, несмотря на незаконченную еще полностью борьбу Советской власти с ее врагами, по существу становится правовым" ¹. Подобная попытка выдать диктатуру пролетариата, хотя бы и законодательно обрамленную, за " правовой строй" (т. е. за " правовое государство" ) была, конечно, совершенно несостоятельной.

Да и сам Курский говорил о " внедрении правового порядка, совершенно своеобразного в рабоче-крестьянском государстве" ².

И в условиях нэпа вся разрешенная " частная", несоциалистическая сфера была под жестким неправовым контролем диктатуры пролетариата и допускалась лишь в пределах, выгодных для социалистического строительства. Показательно в этой связи следующее утверждение В.И. Ленина: " Мы ничего " частного" не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное" ³.

На самом деле — вопреки утверждению Ленина — партийно-классовая диктатура (при нэпе, как и до нэпа) отрицала не только частное право, но и право публичное. Поэтому является ошибочным довольно распространенное у нас представление, будто в условиях социализма было уничтожено лишь частное право, а публичное право якобы существовало. При этом под " публичным правом" при социализме, видимо, имеются в виду насильственные, приказные нормы советского законодательства, которые по существу носили антиправовой характер и отрицали принципы права, права и свободы человека и в сфере взаимоотношений отдельных индивидов, и в сфере политико-властных отношений, в отношениях между различными властными органами, между индивидами и властью.

Опыт реального социализма как раз свидетельствует о тотальном отрицании права как формы общественных отношений свободы, о принципиальной невозможности существования публичного права при отрицании частного права и наоборот.

Нэповское право не гарантировало даже допущенных имущественных прав граждан (не говоря уже об их личных и политических правах и т. д.) при их столкновении с интересами государственными. Это признает и Курский: " Наше обязательственное право, его основная особенность и будет состоять, по мнению Наркомюста, в том, что здесь интересы государства должны превалировать над интересами ограждения личных прав отдельных граждан" ¹.

Курский был против даже разрешенного декретом ВЦИК от 20 мая 1921 г. права наследования, которое в условиях нэпа распространялось и на средства производства. " Я, товарищи, — говорил он, — не являюсь сторонником того, на мой взгляд, глубоко буржуазного взгляда, что наследование необходимо ввести для того, чтобы здесь увеличивать количество производительных сил и т. д." ².

Да и в целом допущенные при нэпе гражданско-правовые (т. е. буржуазные) отношения осуществлялись в жестких рамках уголовных норм. В этой связи Курский отмечал, что в борьбе против свободы гражданского оборота " приходится уголовными нормами регулировать отношения там, где они в буржуазно-развитом праве регулируются в порядке гражданском" ³.

Еще жестче классовый характер уголовных норм проявлялся в вопросах преступления и наказания. Подчеркиваемая Курским замена (практически лишь частичная) при переходе к нэпу внесудебных репрессий репрессиями судебными фактически во многом компенсировалась предоставлением пролетарскому классово-партийному суду широкой свободы усмотрений, отсутствием юридически определенных составов преступлений и соответствующих наказаний, упрощенным судопроизводством, уголовной ответственностью по аналогии и т. д.

Так, отстаивая положение об ответственности по аналогии, Курский писал: " В случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений, наказания применяются согласно статей, предусматривающих наиболее сходные по важности и роду преступления, с соблюдением правил общей части кодекса" ¹. С этих позиций он отвергал содержавшуюся в первоначальном проекте УК РСФСР статью, запрещавшую наказание по аналогии. " Мы живем в таком периоде, — поучал Курский, — когда должна быть норма, но такая, которая дает возможность суду более свободно применять свое правосознание" ². Здесь по сути дела обосновывается нормативное оформление и закрепление произвола в деятельности судов как репрессивных органов диктатуры пролетариата. Судьи уже и в те годы были в полной зависимости от партийно-политической власти, послушно проводили в жизнь (все равно по коммунистическому убеждению или по служебной обязанности) директивы сверху, так что в этих условиях ни о какой действительной свободе их правосознания не могло быть и речи.

При переходе к нэпу допущение частно-собственнических (буржуазно-правовых) форм сопровождалось перегруппировкой карательных средств и методов, усилением контроля (в том числе и уголовно-судебного) для удержания несоциалистических укладов в допущенных рамках. В этой связи примечательно следующее признание Курского: " Особенно характерными для первого года нэпа являются декларация об имущественных правах, точнее будет сказать о границах этих прав, принятая сессией ВЦИК в 1922 г., и одновременно принятый той же сессией ВЦИК первый Уголовный кодекс РСФСР. Самое сопоставление этих двух законодательных актов, принятых одновременно, показывает, что пролетарская государственная власть, допуская частичный оборот и вольный рынок, предусматривала с первых же шагов необходимость ограждения завоеваний революции от натиска частного капитала и корректировала уголовной нормой имущественное право этого периода" ³.

Не только " уголовные нормы", но и в целом все нормотворчество диктатуры пролетариата (или т. и. " пролетарское право" ) были направлены на классово-коммунистическое толкование, использование, а затем и полное вытеснение временно допущенных при нэпе буржуазных норм и институтов. Партийные решения предопределяли реальное содержание и характер " пролетарского права", цели пролетарской юстиции, задачи революционной законности. Так, говоря о задачах органов юстиции после решений XV съезда ВКП(б), Курский подчеркивал, что для вытеснения " анархии товарно-капиталистического производства" планово-социалистическим хозяйством в городе и деревне необходимы и " административно-организационные меры", среди которых " известный участок фронта занимают органы юстиции — судебно-следственные органы и прокуратура" ¹.

" Своеобразие" нового, пролетарского права, " свободное" официально-большевистское правосознание суда и других звеньев юстиции облегчали как этот поворот к " административным" мерам в конце 20-х годов, так и последующие массовые репрессии. Там, где нет права, произвол неизбежен; другой вопрос — в каких целях, формах и масштабах.

⇐ Предыдущая78910111213141516

Поделиться: