В. Воровский «О «буржуазности» модернистов»

 

27. Литературная критика 1920-1930-х гг. Деятельность Пролеткульта, РАПП.

В первые послеоктябрьские годы появляются новые формы литературной критики. Она проникает в рукописные издания, озвучивается в литературных кафе, проговаривается в живой газете, входит в текст докладов, оживает в бесконечных диспутах. Литературная критика переместилась в залы и комнаты, где собиралось множество людей – это «Дворец искусств», «Дом печати» и «Дом итераторов» в Москве и Петрограде.

Начало новой литературной эпохи можно обозначить разными датами. В период между Февральской и Октябрьской революциями 1917 года создается одна из самых массовых литературно-художественных организаций – Пролеткульт, сыгравшая определяющую роль в развитии литературы и литературной критики 1920-х годов. Вместе с тем, большинство литературно-художественных журналов в течение всего 1917 г. выходит в таком «дизайне» и с таким содержанием, которые были характерны для дореволюционного времени.

Вектор критики в 1920-е годы был направлен и на писателя, и на читателя одновременно. Критик чаще всего оказывался в роли посредника, наблюдателя в полемическом диалоге между писателем и читателем. Критик брал на себя разработку модели литературного (и бытового) поведения писателя, способов его контакта с читателем, приемов письма. Одновременно критик подсказывал и читателю, каковы его права в новой общественно-литературной ситуации, что можно потребовать от писателя. Критик был тем, кто демонстрировал знание всего.

В первые послереволюционные годы особенно ценились такие формы литературной работы, которые охватывали большие массы людей. В этом отношении роль Пролетарской литературно-художественной и культурно-просветительской организации казалась неоценимой. В период с 1917 по 1920 годы Пролеткульт формирует свои отделения практически во всех городах страны, издавая при этом около 20 журналов. Среди них наибольшую известность приобрели журналы «Грядущее», «Горн», «Гудки», «Твори! ». Основные пролеткультовские идеи изложены в журналах «Пролетарская культура» и «Литературный еженедельник» (позже «Зори»). Пролеткульты поначалу имели серьезную поддержку в первом Советском правительстве, поскольку нарком просвещения А. В. Луначарский сам печатал свои писательские опыты в пролеткультовских изданиях. Пролеткультовские идеологи (Керженцев, Лебедев-Полянский, Богданов, Плетнев, Калинин) главной своей задачей видели «организацию литературного творчества». Они считали, что писатели прошлого работали хаотично и произвольно: Гончаров тратил на каждый свой роман по 10 лет! Работа носила неорганизованный характер. Взамен такой «непродуктивной» деятельности пролеткультовцы предлагали более четкий план осуществления творческого процесса. Считалось, что лучшие творения должны создаваться прилюдно, в разнообразных клубных помещениях. «Коллективное писательство» задумывалось так: «один дает сюжет, тему, …, тут же будет намечаться та форма, которая будет наиболее подходящей для того или иного замысла… Один сюжет подойдет для драмы, другой - для рассказа».

В пролеткультовских изданиях не только давались четкие предписания о том, как надо работать, но и том, какой должна быть литературно-критическая продукция новой эпохи.

Руководители Пролеткульта подчеркивали мысль о том, что новая литература должна быть своего рода «чистым искусством», но не в традиционном понимании. «Чистота» означает, что литература создается выходцами преимущественно из пролетарской среды и для пролетариев, главным же предметом изображения в этих произведениях тоже должна быть жизнь пролетариата.

С 1920 г. пролеткультовское движение начало давать некоторые организационные сбои. Во многом это было связано с тем, что 1 декабря 1920 г. в газете «Правда» было опубликовано Письмо ЦК РКП (б) «О Пролеткультах», где критиковались взгляды пролеткультовских руководителей.

Пролеткультовцы много писали о подконтрольности литературы, но при этом они имели в виду прежде всего организованность творческого процесса. Речь шла, скорее, о контроле психологическом. Пролеткультовцы были убеждены, что заданность, запрограммированность всех видов творческой энергии масс – дело абсолютно добровольное и естественное. Однако вопреки этому время потребовало иных решений.

На смену Пролеткульту приходит Российская ассоциация пролетарских писателей – РАПП – со своими жесткими идеологическими догмами в подходе к искусству. Несмотря на то, что формально Пролеткульт будет распущен лишь в 1932 г., реальную власть пролеткультовцы теряют гораздо раньше, с упрочнением могущества РАПП – организации, подчеркивающей свою идейно-эстетическую связь с Пролеткультом.

Одной из тенденций в литературно-критической работе 1920-х годов стало стремление разъять произведение искусства, увидеть в нем некий механизм, поддающийся вполне рациональному осмыслению. Интерес к тому, как сделан художественный текст, на какие детали он может быть развинчен, что необходимо подправить в уже известном произведении, чтобы оно удовлетворяло запросам нового читателя – все это было характерно для самых разных течений литературной критики. Литературно-критические суждения были преисполнены авторского самодовольства. Литературный вкус, чувство меры в интерпретации художественного текста переставали быть приоритетом в разборе художественного текста. Названные черты литературной критики были характерны и для пролеткультовцев, и для враждующих с ними футуристов.

Литературно-критические выступления футуристов, их воззвания и манифесты отличались лаконичными призывами и абстрактными программными заявлениями. В коротких отзывах о книгах отсутствовала внятная оценочность. Гораздо ярче как литературные критики проявили себя прямые последователи футуристов, объединенные в группу Левый фронт (ЛЕФ).

Лефовцы стремились сломать устойчивые формы и в творческом процессе, и в процессе восприятия художественных произведений. Они считали, что классическое («старое») искусство требовало пассивного восприятия. В основе такого восприятия лежал принцип «обезволения». Новое искусство, по мнению лефовцев, должно быть связано с принципом «преодоления». Иными словами, лефовцы побуждали и писателя, и читателя к пониманию искусства как активного и направленного действия.

Увлечение формой художественного произведения привело крупнейших литературныхкритиков и литературоведов послереволюционной эпохи в русло формальной школы и ОПОЯЗа (Общество изучения поэтического языка). По существу ЛЕФ стал предтечей серьезной академической школы (теоретик В. Шкловский).

К формальной школе были близки «Серапионовы братья» (единственная литературная группа, в которой каждый имел право на свои литературные вкусы): Федин, Зощенко, Каверин, Вс. Иванов, Е. Полонская.

Среди литературных направлений, так или иначе ориентированных на интерес к формальной стороне произведения, следует назвать имажинизм, теоретиком которого осознавала себя Шершеневич. В своих эстетических построениях имажинисты ориентировались на футуристов, подчеркивая необходимость биться за новый образ и новый синтаксис.

Ярко заявили о себе конструктивисты (теоретик Зелинский), видевшие смысл искусства в рационалистической целесообразности, построенной на математических расчетах.

К середине 1920-х годов в стране насчитывалось более 30 литературных течений и направлений, так или иначе участвовавших в литературно-критическом процессе: космисты и неоклассики, ничевоки и экспрессионисты, сторонники формализма и эмоционализма.

 

28. Писательская критика 1920-30-х гг.

Многообразие литературной жизни 1920-х годов, плюрализм идейно-эстетических установок, деятельность многочисленных школ и направлений оборачивается своей противоположностью в новых общественно-литературных обстоятельствах. Если в 1920-е годы литературную ситуацию формировала и определяла именно литературная критика, то, начиная с 1929 года, литературная жизнь, как и жизнь в стране в целом, протекала в жестких тисках сталинской идеологии. С ускорением и ожесточением тоталитаризма литература постоянно оказывалась в зоне пристального внимания партийного руководства. В роли литературных критиков выступали такие видные деятели большевизма, как Троцкий, Луначарский, Бухарин, но их литературно-критические оценки в 1920-е годы не носили характера единственно возможных, как это произойдет в 1930-50-е годы со сталинскими литературными суждениями.

Уже в конце 1920-х годов начались поиски термина, способного обозначить то большое и единое, что должно было стать общей для всех советских литераторов творческой платформой. До сих пор неизвестно, кто первым предложил сколь неубедительное по словосочетанию и столь удачное по долгожительству понятие «социалистический реализм». Однако именно этот термин и вложенные в него идеи определяли на долгие годы судьбы отечественной словесности, давая литературным критикам право то распространять его на все произведения, произросшие на советской почве, - вплоть до романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита», то отторгать сочинителей, не сумевших вписаться в строгие каноны социалистического реализма.

Вернувшийся из эмиграции по настоянию Сталина М. Горький сумел выполнить социальную функцию, возложенную на него вождем, и вместе с целой группой разработчиков, среди которых преимущественное место занимали рапповцы, помог продумать до мелочей процесс «воссоединения» советских писателей, входивших в разные группы и объединения. Так был задуман и осуществлен план создания Союза советских писателей. 23 апреля 1932 года было принято постановление ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций». Этим постановлением распускались все существующие организации, и создавался Союз советских писателей.

М. Горький издает журнал «Литературная учеба», призванный вести элементарные консультации для новоявленных писателей. Осознав себя организатором и вдохновителем новой литературной политики, М. Горький активно участвует и в литературно-критическом процессе.

В конце 1920-х годов горьковские статьи посвящены исследованию собственного писательского опыта: «Рабкорам Правды», «Заметки читателя», «О том, как я учился писать». В 1930-е годы М. Горький размышляет о специфике литературного дела («О литературе», «О литературе и прочем», «О прозе», «О языке», «О пьесах»), только что открытом художественном методе пролетарской литературы («О художественном методе советской литературы», «О союзе писателей», «О подготовке к съезду») и подчеркивает связь культурного строительства с ожесточением классовой борьбы («С кем вы, мастера культуры? », «Об анекдотах и еще кое о чем»).

После объединения писателей в единый Союз, после сплочения их вокруг общей эстетической методологии, начинается литературная эпоха, при которой писатели хорошо осознавали, что должны подчиняться некой программе творческого и человеческого поведения.

Андрей Платонович Платонов (Климентов). До сих пор остается загадкой, почему столь тонкий художник, выдающийся писатель 20 века, автор «Котлована» и «Чевенгура», представил целый ряд образцов литературно-критических статей, в которых Пушкин трактуется как «наш товарищ», в бессмысленной риторике советской прозы различаются черты художественной романтики, а творчество Гоголя и Достоевского интерпретируется как «буржуазное» и «отсталое». О подлинных литературно-критических способностях писателя можно судить по глубокому истолкованию им поэзии А. Ахматовой. Самобытное косноязычие героев платоновской прозы, пропущенное через авторскую иронию и создающее гремучую смесь опасной литературной игры, не могло не оказать влияния на платоновскую критическую прозу. К литературной критике Платонов прибегает в годы «непечатания», и его «размышления читателя» становятся критическими оценками одного из многих пролетарских читателей, приобщившихся к большой литературе. А то, что он один из многих, «человек из массы», Платонов постоянно подчеркивает, ведя литературные обозрения словно бы от имени одного из своих литературных героев.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: