Он медленно смотрел в окно в такой ранний час. Воздух был еще свежим, а люди еще спящими. Идеальное время для спокойствия. Открыв свой дневник, он глубоко вздохнул и начал писать.

«Дни приходят и уходят, приходят и уходят. В один момент они начинают уходить и уходить, уходить и уходить. Если дни это всего лишь раскраска, а я тот, кто выбирает цвета, то ярких цветов с каждой страницей раскраски становилось бы все меньше, пока в итоге, черное, серое и белое не стали бы править балом. Проходит достаточно времени и уже приходит понимание, что другие цвета трудно выбрать. Это цветовая гамма прочно оккупировала сетчатку глаз и образ мыслей. На стотысячный само задаваемый вопрос: «Почему все именно так? », на память приходят тысячи исписанных листов, стихов, отговорок, но ответ будет и должен быть лаконичным: «Она», что значит попросту, что я один.

Я родился зимой, в удивительную пору холода и долгой ночи, белоснежного покрывала и серого неба. С самого детства зима для меня была моим родным сезоном. Детские катания на санях, кидание снежками, борьба на снегу, смешной пар изо рта, шерстяные варежки и натянутые до глаз шапки. Это не лето, - говорил я себе, - летом жарко и душно и никуда от этого не деться. То ли дело зима?! Можно и наиграться вволю, и согреться проще простого, достаточно одеться теплее или оказаться дома около батареи. Поэтому, даже если меня щипал и кусал холод, то детское душевное лето, которому всегда было жарко, душно и тесно, требовало выхода всей внутренней солнечной энергии.

Сейчас я уже далеко не ребенок, на дворе лето, и странное дело, все теперь поменялось местами. Летняя жара так и пытается проникнуть во внутреннюю зиму, но мать снегов постоянно выдувает лето обратно. В душе не осталось потешных игр на санях и киданий снежками, остались лишь долгая ночь, крепкий мороз, внешнее белоснежное, отражающее все тепло, покрывало, да и внутреннее серое небо, чей небосвод лишь изредка удостаивается вниманием «солнца».

Как же так получилось? Хотелось верить, что ночная прогулка даст ответы, однако именно утренний сон расставил все по своим местам. Если вещие сны помогают с будущим, то утренние сны помогли мне расставить по полкам «книги» прошлого и открыли белые пятна на внутренней карте. «Такой получилась она, таким получился ты» - говорил мне сон. Моя внутренняя зима высказалась немного по-другому: «Однажды тебе, мой друг, случилось обжечься. Ты боишься этой боли, поэтому ты выбрал меня. Я спасу тебя и укрою от жара и огня, я спасу тебя…» Странный разговор вел со мной мой внутренний голос. Для того чтобы предоставить ему возможность рассказать его трактовку событий, я медленно закрыл глаза, чтобы увидеть и услышать...

 

Далекие северные края. Здешние места были суровым местом, но путешественников, странников, путников и просто неудачников это никогда не сдерживало. Пред глазами расстилались два бескрайних моря. Одно было покрыто морщинками льда то тут, то там, под которыми таилась темная синяя вода. Это море неспешно качалось, забирая с собой ледяные плоты. Другое было снежной степью, покрыв весь мир цветом чистоты и безмятежности. Снежное море поражало безмолвием и царственным молчанием. Снежные крупинки заполоняли небо, красиво и не спеша падая вниз. Два моря соседствовали бок о бок на Севере, вызывая своей холодной красотой ощущение тотального одиночества, пронизывающего сильнее вкупе с пока еще не сильным ветром. Странник, один из многих, брел, затянув потуже шарф, натянув капюшон, куда-то на север, ориентируясь по берегу моря. Его теплые многослойные одежки были малым утешением в мире минус нуля, но попадавшиеся окоченевшие трупы сдавшихся в пути путников говорили, что ему уж наверняка потеплее, чем им.

Север. На север шли такие же изгои, как он, так же целеустремленные путешественники, странные паломники и искатели приключений. Какие приключения и паломничества можно было найти на Севере? Туда уходили те, кто упорно искал Обитель зимы, те, кого выгнали из теплого юга или же ушедшие оттуда сами. Там были и изгои, покинувшие привычный мир то ли в обиде на него, то ли в надежде на триумфальное возвращение. Путник смотрел на тела и понимал, что они не добились ничего, а просто застыли и стали частью этого моря, как урок слабым, наивным и слабовольным. Но его мысли куда более занимали Склепные Тики. Говорили, то были великие мудрецы, познавшие холод, принявшие его. Говорили, что мороз не трогал их, и они могли нагишом ходить даже в самые сильные метели. Паломники верили, что Зима Северных краев нарекла их мужьями, ибо только достойнейшие могут сразиться с ней и не проиграть. Путник не знал, верить всему этому или нет. Он не стремился стать Склепным Тиком или стать мужем Зимы Он просто-напросто убегал, подальше от всего, на Север, туда, где его не нашли бы, и никто о нем не горевал. Но он и не стремился стать одним из трупов этой степи. Он шел к концу Севера, не зная зачем, но туда шли многие. Этот край был уныл и однообразен, и он уже начинал жалеть о своем выборе, но обратной дороги теперь не было…

Все сильнее начинал завывать ветер, белая пелена снега окутывало все вокруг, начиналась метель. Ему вдруг показалось, что Зима непрестанно хохочет, а рядом с ней, нагишом, Склепные Тики завывают в один голос, исполняя странный танец. Он начал понимать, почему многих из встретившихся ему путников коснулось безумие. Многие из них были родом с самого юга, где жара круглый год, где холод и мороз были страшными созданиями из сказок, а Северная края – мифическим местом. Но судьба оказалось коварной, и вот эти изнеженные теперь уже безумцы оказались на Севере, истерично прося солнце и тепло… Странник говорил себе, что он должен продержаться дольше, ведь ему самими богами было даровано зимнее рождение, и Зима ему пусть и жестокая, но крестная мать.

Ветер начал завывать как сумасшедший, когда он неожиданно вдалеке увидел слабый намек на огонь. Не веря своим глазам, он ринулся сквозь метровые сугробы, к этому миражу. Но чем ближе он подходил, тем яснее мираж становился явью. Перед ним открылась маленькая пещерка, внутри которой горел костер, одинокий и такой яркий! Странник от радости чуть было не кинулся в огонь, погрузившись во временное безумье и помутнение разума, вызванное завываниями и воображаемыми танцами Склепных Тиков, в надежде изгнать ежесекундно пронзающий острыми ножами холод. Но в последний момент он остановился. Его глаза обрели осмысленный взгляд и он вспомнил начало своего пути.

С ним уже было такое, совсем недавно. В один из первых дней его северного путешествия он также нашел костер, возле которого грелись другие путники. Ему с непривычной для него наглостью удалось чуть протолкнуться к костру, едва ли от него согреваясь. Но он радовался и малым крохам тепла. Счастливый странник, ощущая опять некоторую подвижность пальцев, вглядывался в необычайно темно-красный огонь. Казалось, он пожрет все окружающее вот-вот, но этого не происходило. Просидев у того костра какое-то время, многие уже опытные путники начали уходить, достаточно согревшись, с довольными улыбками на лицах. Костер, казалось, не хотел их отпускать. К самом конце, странник остался один у огня, который вдруг начал медленно и грустно потухать. Придвинувшись ближе к нему, он начал ощущать тепло всем своим телом, и ушли тогда из головы у него все истории про Склепных Тиков, Зиму и бесконечный Север. Весь мир состоял только из костра, него и размытого мира вокруг. Его не покидало ощущение, что костер начинает тухнуть, и странник тянулся все ближе к нему, стараясь хоть как-то укрыть его от ветра и не дать потухнуть. Неожиданно, огонь резко поднял языки пламени, лизнув всю правую сторону его лица. Он не помнил, как он убежал оттуда, страшный ожог даже не позволял ему сделать гримасу боли. Все что, странник помнил, так это чей-то радостный крик позади него. Обернувшись, пред ним предстала картина, как неизвестный путник прыгает в этот костер. Он отвернулся, и до него донесся ужасный вопль, смешанный с хрустом огня. Ему казалось, что его крик смешался с криком несчастного безумца, ставшего хворостом для огня. Впоследствии, пряча за шарфом ото всех встречаемых путников свои ожоги, он услышал, что тот костер давно уже потух. Говорили, что костер пытался разжечься, но Зима и метель сделали свое дело, а без путников, защищающих костер от ветра, у того уже не было шанса на спасение. Странник много думал об этом впоследствии. Зачем огню было пожирать его? Неужели, он должен был стать хворостом, который поможет огню пробыть до тех пор, пока не прибудут новые путники? Костер был большой, даже очень, и ему одному не удавалось укрыть его от холода, в то время как множество путников смогли бы. Но так как, странник был тогда единственным, кто был рядом, он и был единственным спасением… Его предупреждали, что костры на Севере живые, но дурак учится на своих ошибках. И вот теперь, перед ним был другой костер…

Странник заворожено стоял, глядя на огонь. Этот был иным. Предыдущий стоял прямо посреди степи, и ему было необходимо укрывательство путников. Этот же был в ледяной пещерке, не нуждаясь ни в чьем укрывательстве. Осмотревшись, он не заметил следа других путников. Казалось, что это был костер, который сам по себе. Огонь был совсем другим, не очень большим, но ярким, ярче чем предыдущий. Цвет языков пламени был гораздо нежнее. «Дурак не учится на ошибках» - подумал странник, и осторожно протянул руки к огню. Костер горел все также, и постепенно единственному путнику в пещере стало так тепло, что на него накатил сон. Проснувшись с утра, он заметил, что огонь горит, но теперь как будто нежнее, словно смущенно говоря: «Доброе утро». Тогда странник понял, ему не хочется уходить. И он остался у костра, рассказывая ему все то, что у него накопилось на душе, все думы и страхи. Казалось, огонь растопил его внутренний лед, и за это странник был благодарен. После пришел черед огня, который тихо потрескивая, каким-то чудным образом менял языки пламени. Странник и без слов понимал все. Так и прошли в «разговорах» несколько ночей, и путнику казалось, что он нашел, что искал.

На утро, после последней разговорной ночи, странник проснулся со странным ощущением. Все еще побаливали старые ожоги, словно напомнив, что он играет с огнем. «Мне нужно двигаться дальше» - решил странник. Этот огонь не потухнет без него, да и честно, он не нужен особенно этому огню. Костер нашел свое место, уютно спрятавшись в пещерке. «Мне нужно двигаться дальше. Только дурак не учится на своих ошибках» Последний раз взглянув на языки нежного пламени, он вышел с пещерки и первым же делом ощутил - Зима никуда не уходила, она всегда была рядом. Суровые северные снежные степи были все также одиноки и мрачны. С таким же мрачным и одиноким настроением, он тронулся в путь. Его терзали мысли: «А что было бы я если остался там? Меня бы опять обожгло также, как и раньше? Все ли костры одинаковы, на этом Севере? » С этими невеселыми думами он прошел уже путь, длиною в день.

Откуда-то взявшись, рядом с ним оказался очередной путник Казалось, еще один, искатель удачи. Но взглянув на него, странник оторопел. С ним был факел, и его не сдувал даже сильный ветер.

- Как вы это сделали?? Откуда у вас факел?

- А где же приветствие, мой друг? Неужели этот факел тебя так удивил, что ты забыл все рамки приличия?

- Прошу прощения, просто я не ожидал увидеть тут живой факел. Мне встречались только живые костры.

-Видно зелен еще ты, парень. Я вижу по твоему лицу, что у тебя отношения с живыми кострами Севера на заладились. У костра, друг, не надо сидеть и ждать, пока его огонь тебя согреет, иначе он тебя разнежит и выбросит, и начнет греть другого. Его нужно забирать с собой. Костры на Севере живые, и если ты им по душе, их огонь перейдет в твой факел, и тогда потухнет тот костер, но возродится в виде факела, что будет греть тебя в самые тяжелые минуты метелей. Но если факел будет выброшен тобой, то он обратно станет костром, уже в степи, брошенным на поругание ветрам Зимы. Костер станет другим: неугомонным, обиженным, непостоянным и ветреным. Ищи не тот огонь, что не виден за мили своим дымом, а тот, что спрятан и ждет, чтобы согреть не только тебя, но и твою душу. Но такие костры даруют огонь не каждому. Если тебе повстречался такой, не упускай свой шанс, мой друг.

- Спасибо, путник…

- Бывай, мой друг.

Он остановился, так и не сказав больше ни слова. На минуту в его глазах появилась какая-то искра, и он побежал обратно к костру. Бежал так, как никогда в жизни. Изо всех сил, изо всех ног, и сугробы ему тогда казались не помехой, а ветер только и делал, что подталкивал его, прибавляя скорости. И наконец, найдя ту пещеру, он остановился. К пещере вели еще не заметённые следы. Боязливо войдя в пещеру, опасаясь, что костра уже нет, странник облегченно выдохнул. Огонь был на своем месте, но он уже горел по-другому. Совсем по-другому. Не так ярко, не так нежно. Странник понял тогда - огонь не пойдет с ним.

С этого момента начались периоды ступора и бега по кругу. Он пытался забрать с собой огонь и сделать его факелом, но сами языки пламени уже говорили, что не бывать тому. Он злился, то ли на себя, то ли на огонь, уходил, потом опять возвращался в пещеру, бывало, замечал чьи-то следы, но видел, что огонь никуда не уходил. Иногда бывали моменты, что опять заводились ночные «разговоры» и тогда страннику казалось, что огонь пойдет с ним, но утро показывало, что это всего лишь его пустые надежды… Огонь был близко, но теперь так далеко от него…

…Прошло достаточно большое время, но Зима все также не уходила. Все тоже серое небо, все те же долгие ночи, все те же два моря, и все тот же мороз. Странник все также бывал в гостях в пещере, но теперь очень редко. Он не мог уйти далеко от неё. Эта пещера была единственным местом, которое дарило ему тепло, или когда-то дарило ему. Но теперь уже не то время, и зря он лелеял себя надеждами на факел.

Сколько времени спустя, неизвестно., странник понял многое. Дни для него, словно приливы и отливы, приходили и уходили, приходили и уходили. И в один момент, дни стали только уходить и уходить, уходить и уходить. Однажды, после ночного прогулки по удивительно безветренному снежному морю, странник понял - он выдохся. Остатки лета улетучились с последней надеждой на тепло. Как-то неожиданно к нему пришло понимание, что он стал мужем вечно простуженной Зимы...

Склепный Тик медленно вдохнул морозный воздух, снял капюшон, посмотрел на отблески костра в пещере… и медленно побрел на Север…»

Аккуратно поставив троеточие после слова Север в своем дневнике, он взглянул в окно. Лето уже не молодое, и близится конец августа. Скоро осень, а за ней зима.

За последние две недели он написал две самые важные и искренние записи в своем дневнике. Тот костер медленно затухал, а ожоги заживлялись. Скептик? Нет, теперь он просто Склепный Тик. И пора двигаться дальше, на Север. Зима будет и должна греть его холодом.

ГРАДУСОВ

При температуре 451 градус по Фаренгейту

начинают сгорать книги, забирая с собой знания, накопленные годами.

При 40 градусах начинают сгорать внутренне люди, теряя ценные воспоминания, опыт, мысли, которые учили их быть людьми. Весь смысл начинает заключаться в опьяняющей погоне за амнезией. И тогда весь мир становится посторонней вещью, чьей целью является украшение серого холла дня.

 

Утренний крик улиц затянулся на два часа. Ропот, гул, шум, шарканье шагов. Лишь целебные наушники закрывали этот занавес звуков. Тысячи людей тянулись к обычным местам обычным методом с обычным выражением лиц. Лицо каждого человека словно витрина, за которой прячется хозяин. Как часто бывает, за богатой витриной может прятаться лицемерный скупердяй, пока в это же время рядом, за бедной лавочкой, может ютиться радушный и честный человек. Но эти витрины сейчас были не важны для большинства прохожих, потому что все окружающее было всего лишь декорациями, где главными героями были они сами, и режиссером этого фильма была обыденность. К этой жизнекартине сценарий состоял из серой рутины, в которой запоминались только веселые или же трагичные моменты. Но именно эти отрывки картины являются слитками памяти, которые в итоге и будут составлять рейтинг этого фильма. Однако, все больше и больше людей приглашали одного и того же режиссера для съемок, и имя этому режиссеру – обыденность.

 

Тахир переходил через наземный мост, смотря на проезжающие внизу машины, нутром чувствуя заезженность ежедневного сценария. Каждый раз он говорил себе, что именно завтра он сделает все, что хотел, скажет все слова, что застревали комом в горле, и освободится ото всех условностей, что сжимали руки кандалами. Но у «Завтра» есть привычка вбирать в себя всю мотивацию, планы и мечты, как губка, оставляя лишь надежду на саму себя. А сегодня он просто садился в автобус, набитый людьми, где заметил десятки отрешенных и неудовлетворенных лиц. Кто-то не выспался, кому-то было тесно, кто-то задумался о проблемах, кому-то было просто душно. Даже жизнерадостные малыши, попав в это передвижное скопление людей на колесах, начинают хмуриться, хныкать и плакать. Видимо, даже их тяготила эта атмосфера отрешенности, в которой взрослые ощущали себя как рыбы в воде.

Он вглядывался в пассажиров, стараясь понять их или же хотя бы попытаться рассмотреть биографию сквозь их лица-витрины. Вот уставшая бабушка с полными пакетами едет домой. На ее лице не горит радость встречи со внуками, и она не собирается потчевать их гостинцами. Старая поношенная одежда говорила о том, что бабушка заранее собиралась ехать на рынок, и полный пакет овощей не был ее прихотью. Дети, скорее всего, живут отдельно и не помогают, или же их вовсе нет. Тут он задумался, потому что не знал, что трагичнее. Возможно, в старом панельном доме ее ждет старый дед, больной и такой же уставший. Овощи могут быть предназначены для него, так как во втором пакете виднеются упаковки таблеток. Бабушка ухаживает за ним из последних сил, из любви к нему, возможно, даже зная, что это его последние дни. Желание прожить побольше времени со своим любимым посреди всей этой шумной суеты нового поколения толкает ее к этим поездкам в набитом автобусе с полными и тяжелыми пакетами. Понимание, что она его единственная опора и того, что нет никакой надежды на детей, вынуждает быть ее сильной. Однако, в конце, она будет мазать капли по щекам, чувствуя соленую горечь одиночества среди всего этого семимиллиардного безумия. Но сейчас бабушка едет в автобусе, затерявшись среди десяток других людей, выделившись лишь тем, что молодой парень в яркой одежде нехотя уступил ей место Этот парень, скорее всего, озабочен своим внешним видом, так как он постоянно оглядывает самого себя. Закон «на мне кроссовки и бейсболка – я рэпер», может здесь работать, и его мысли, наверное, заняты записью на студии… Таких историй и мыслей разных масштабов и жанров в этом городе наберется с полтора миллиона. Каждая история-сценарий проходит мимо друг друга, скрыв все за внешней витриной. Ужасы, триллеры, комедии и боевики – тысячи разных жизнекартин удивительным образом в сплетении рождают всю ту же обыденность. Все это приелось людям, для них стало многое обычным. Удивление стало редким гостем на лицах. Люди были предельно серьезны, ведь мир для них был всего лишь декорациями, где именно они – главные герои.

 

Тахир долго думал, как же все эти люди отдыхают, как они сбрасывают весь этот груз обыденности с плеч? Ведь если нести его постоянно, в конце концов, он придавит тебя к земле. Молодежь, или же некоторая ее часть, предпочитает выпускать пар в клубах или же посиделках в кафе и ресторанах, сквозь танцы и веселье высвобождая себя. Представительницы женского пола делились сплетнями и историями, дабы не чувствовать себя одинокими в своих проблемах. Странно, что проблемы должны быть общими, а одежки и витрины разными. У ощущения исключительности – двойные стандарты… Некоторые выезжали на природу или охоту, отдыхая от каменного урбан-леса. Таких вариаций отдыха было много, но многие из них включали в себя алкоголь. Эта пьянящая отрава, позволяющая забыться и быть тем, кем им хочется быть. Всего-то надо поднять градус в крови до сорока, чтобы выпустить пар. Видимо, многим кажется, что клин вышибают клином.

Он сам раньше пил в больших количествах, даже не достигнув совершеннолетия. Это позволяло ему забыть о всех своих тогдашних проблемах и делать все то, что он не мог сделать в трезвом виде. Ему всегда казалось, что он не тот, кем ему хотелось быть. Со временем, Тахир понял, что пьяный человек, в каком-то смысле, самый честный человек, потому что в такие моменты человек забирал «камеру» у «режиссера» и сам писал сценарий. Как выдуманные герои одевали костюмы, чтобы стать теми, кем они хотели быть, и делать то, что им по душе, так и люди выпивали, чтобы стать героями своих внутренних фантазий. В итоге, это становится зависимостью. Да, зависимостью. Каждый человек – наркоман, вся разница в том, что является наркотиком. Не все пили алкоголь, но творчество, успех, карьера и многое другое было тоже зависимостью, которая повышала внутренний градус до сорока. Каждый «напивался» по-своему, лишь бы забыться и делать то, что им хочется. У каждого были свои заветные 40 градусов, которые поглощают полностью во всей этой обыденности и обычности. Вся разница в том – что являлось наркотиком…

 

Автобус остановился, и Тахир вышел на своей остановке. Группа людей наполнила автобус и тронулась дальше к своим местам обычным методом с обычным выражением лиц. Глубокий вздох, свет солнца в глаза, подкуренная сигарета, десяток минут ходьбы, музыка в наушниках, груз мыслей вкупе с недосыпом, и целый день впереди. Одиночество и разговоры с особыми людьми были его наркотиком. Хотя нет. Неправильно. Поиск особых людей – вот он, тот самый алкоголь, на который он подсел, и вокруг которого строились декорации. Он перестал пить реальный алкоголь, потому что ему не хотелось забываться, чтобы становиться мимолетным смешным героем. Ему не хотелось открывать честного самого себя всему миру. С ним теперь появились сигареты, которые позволяли дым мелкими порциями. При выдохе очередной порции дыма какое-то странное ощущение зародилось в нем. Что-то он сделал не так, или делает не так.

 

 

***

 

Темнота. Манящая. Молчащая. Мучающая.

Тьма. Пугающая. Бездонная. Поглощающая.

Юнец. Напуганный. Потерянный. Ищущий.

Мальчишка, проживший всю свою жизнь на свету, не мог найти выход из этой темноты, в которой он однажды проснулся. Это случилось неожиданно, нежданно. Страх, сжимающий сердце стальными пальцами, и пустота, заставляющая двигаться мысли с невероятной скоростью в голове. Обычное утро вдруг стало ночью, вечной и неоконченной. Чья-то злая шутка сотворила тьму, а которой он брел наудачу. На ощупь в темноте, то осторожным шагом, то торопливым бегом, он искал выход из этой то ли комнаты, то ли пещеры. Юнец не мог вспомнить, как он оказался здесь. Он был абсолютно беззащитен и неприспособлен. Все, что было с ним сейчас здесь – это он сам, его воспоминания, мысли. Но складывалось такое ощущение, что здесь ему это никак не поможет. Зачем ему все это здесь? Он громко кричал, звал кого-либо, но ответом ему служила тишина…

 

Создатель Лабиринта. Недостижимый. Молчаливый. Загадочный. Творец, чьей любимой потехой была игра в «найди свет». Смешные существа, называемые людьми, всегда удивляли его. Такие суетные, глупые и бестолковые. В них всегда теплится надежда, граничащая с беспечностью. Единственное, что ждет их в итоге всего-то смерть. Рано или поздно, все они умрут. Все их технологии, открытия, слова не спасут их от печального итога. Они знают это, но все равно верят и надеются. Создатель знал, постоянные мысли о собственной бренности нестерпима для людей. Поэтому-то они и стремятся забыться в алкоголе, работе, наркотиках, телевизоре, любви. Им нужно временное снотворное, дабы успокоить самих себя… Сладкий успокоительный гипноз. Лишь некоторые из них догадывались, что их «актуальная» реальность тоже является трансом. И многие из этих некоторых понимали, что есть Лабиринт, а значит, есть и Создатель. Но бестолковые люди вопили, что Его нет. Они могли поверить слуху про то, чего никогда не видели, но не могли поверить во все то, что их окружало. Насколько же они глупы. У каждого Творения есть Создатель. Не может родиться ребенок без родителя, ответ не может появиться без вопроса, огонь не может появиться без искры. Почему же они не верили в Него? Да просто потому что они поверили в его Лабиринте, что именно они – главные герои, и все вокруг – лишь декорации.

Создатель почти никогда не прерывал общий транс людей. Он лишь направлял его. В одной руке он держите кнут, в другой сжимал пряник, но Творец никогда не использовал их. Он предоставлял людям самим делать свой выбор. Но человеческий род раз за разом делал не тот выбор, все больше сгущая тьму. Но Творец не вмешивался. Поддержание этой темноты было необходимо, потому что этим суетливым существам нужна тьма, чтобы понять свет. Это стало важной частью плана выхода из гипноза. Он всегда знал, что рано или поздно они поймут, что Конец Будет Один…

 

Юнцу судорожно мерещились фонари, которые каждый раз появлялись лишь для того, чтобы погаснуть. Одичавший мальчишка, теперь чей весь смысл существования заключался в поисках этих кусочках света. Стоило где-то загореться свету, как он словно бешеный мчался к нему, чтобы потерять его снова. Словно издеваясь над ним, фонари сопровождали его издалека, но не подходили близко. Ему казалось, что он начинает сходить с ума.

Находясь постоянно в темноте, юнец уже научился различать силуэты своего тела. Как это происходило, ему было решительно непонятно, ведь зачастую источников света не было абсолютно нигде. Он уже научился различать очертания других людей, бродящих вдалеке. Странно, он мог кричать, но они его не слышали, или может не хотели слышать. Слишком странной была эта темнота. Мальчишка не понимал, спит ли он или бодрствует, как где-то опять загорелся фонарь…

 

Создатель специально людей лишил слуха, зрения и обоняния, но лишил – это неправильное слово. Они сами подверглись гипнозу, хотя мир оставался таким же. Мир также был временем дня и ночи, света и тьмы, но люди не знали этого, ведь они лишились всех чувств…

 

Юнец редкими полными глотками воздуха впитывал окружение. Время сделало его мудрее. Спустя столько времени, он уже научился не бегать на поводу за миражами фонарей. Слишком много мыслей в голове, которые терялись в пылу забега к фальшивому свету. Слишком много обрывков памяти, которые возвращали в него надежду и силы. Время сделало его однозначно мудрее…

На ощупь в темноте, где его мысли и воспоминания сами были одними из лучиков света. На ощупь в пустоте, где пустым был он сам, а не мир.

На ощупь в стройной тишине, где он был немым.

Петарда осознания вспыхнула в нем.

В этой странной темноте фонари так и будут мелькать и появляться, а он так и будет бегать за ними всю свою темную вечность.

В этой странное темноте, где он все больше и больше начинает различать самого себя.

Как разогнать темноту вокруг, надеясь на чужие фонари?

Почему он начинает видеть себя безо всякого света?

Много времени уже он рыскал вокруг в поисках выхода из тьмы. Но теперь дыша ровно и спокойно, к нему пришло понимание, что для того, чтобы узреть сквозь темноту вокруг, ему следует разогнать ее внутри. И чем больше он раздумывал обо всем в этом ключе, тем яснее он видел самого себя. Для того, чтобы бродить на ощупь в темноте, нужно самому стать светом, ярким и освещающим! Кто осветит пусть ему, как не он сам? Что у него есть в этой темноте, если не его мысли и внутренние силы?

Он встал и пошел. Все вокруг медленно начало заливаться светом, и Парень увидел…

 

Создатель улыбнулся. Еще один смог осветить себе путь. Осталось лишь понять, увидит ли он выход и поймет ли он, что Конец Будет Один. Фонари начали медленно вспыхивать вокруг этого парня…

***

Впереди маячил день и целая жизнь. В погоне за счастьем, в погоне за наркотиком. Главное, не сгореть бы в этой погоне за 40 градусами, забывшись и потерявшись, становясь рабом своих выдуманных героев. Главное не внешнее, а внутреннее. На ощупь в темноте, единственный свет, на который можно положиться, это внутренний.

Эта книга скорее история обучения, а не история-поучение. Придет время, когда у человека уже скопится достаточный опыт, не только чтобы судить о чем-то, но и чтобы остужать свои суждения. Наступит время, когда ценности станут действительно ценными не для купли-продажи, а для хранения. Наступит время, когда молодые люди сами выберут, стоит ли им следовать проторенной дорожке, или же идти в кромешной темноте к цели, несмотря ни на что. Эта книга о том, что необходимо ценить в темноте, в которой мы бредем на ощупь.

ЭПИЛОГ

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: