Глава девятая. Денежный трест манипулирует конгрессом

Закон о Федеральной резервной системе полностью противоречит Конституции. Его принятие конгрессом в декабре 1913 г. следует считать одной из наиболее бесчестных фальсификаций за всю историю США.

Трудно представить себе любое другое постановление государственной власти, которое влекло за собой подобные последствия, а также незаконно передавало подобные полномочия небольшому кругу заговорщиков.

Это резкие слова. Но читатель сможет сформировать своё собственное мнение, ознакомившись с данной главой, описывающей практически час за часом принятие закона и утверждение его президентом Вильсоном.

Закон о Федеральной резервной системе делегировал полномочия по контролю над денежной массой целого государства привилегированной группе частных лиц — лишив при этом данных полномочий конгресс.

Неразменные бумажные деньги заменили золото и серебро. Финансисты с Уолл-стрит получили возможность выпускать в обращение неограниченную массу неразменных денег.

Как сказал сенатор Таунсенд: «данный законопроект не был связан ни с одной из политических платформ. Просто люди не высказали в нужное время своего мнения»[78].

Зато своё мнение высказало влиятельное лобби, обступившее законопроект со всех сторон. Более того, в наши дни лоббисты бросаются с кулаками на любое предложение упразднить Федеральную резервную систему или расследовать её деятельность.

В 1913 г. на руководство Демократической партии со стороны Вудро Вильсона и банковских кругов Нью-Йорка было оказано беспрецедентное давление. Вильсон хотел быть уверенным в том, что оппозиция не видоизменит законопроект и позволит нужным кругам стать акционерами.

Сенатор от штата Небраска Гилберт Майнелл Хичкок являлся независимым во взглядах джентльменом, а также издателем Omaha World Herald. Его возмущения в Сенате по поводу принятого в нижней палате законопроекта являются для нас ценным свидетельством.

Хичкок: «Как только этот “священный манускрипт” поступил из Палаты представителей, нам, как я уже говорил, запретили ставить в нём хотя бы одну пропущенную точку или запятую».

Оуэн: «Кто запретил? ».

Хичкок: «Нам приказали принять его без слушания и тщательного рассмотрения».

Померин: «Господин президент, я достаточно давно нахожусь в этой обители, в которой разбираются “священные манускрипты”, и я не слышал, чтобы кто-нибудь запрещал кому-либо изменять свои взгляды или подвергать критике любой законопроект, поступивший из Палаты представителей, или рассматриваемый здесь. Каждый имеет право изменить свою точку зрения. И сенатор Хичкок сам не раз пользовался этим правом. Я говорю это не с целью подорвать доверие к сенатору, а просто ради того, чтобы показать, что он вс` это время беспрепятственно философствовал».

Хичкок: «Господин президент».

Оуэн: «Сенатор от штата Небраска так и не разъяснил, кто же ему запретил расставлять пропущенные точки и запятые. И я был бы рад, если бы сенатор раскрыл эти ценные сведения. Но пока что они остаются личным откровением сенатора».

Хичкок: «Думаю, я предоставлю эту возможность народу. Готов биться об заклад, что он сам сделает выводы».

Оуэн: «Если сенатор довольствуется одной лишь инсинуацией, то это — право сенатора».

Хичкок: «Я воспользуюсь этим правом»[79].

В нижней палате план Моргана по созданию центрального банка получил название законопроекта Гласса. 18 сентября 1913 г. он был принят Палатой представителей со значительным перевесом голосов: двести восемьдесят семь конгрессменов проголосовали за, восемьдесят пять — против.

Большинство конгрессменов не имели никакого представления о содержании законопроекта. Никаких поправок в законопроект внесено не было. Сенаторы голосовали либо за, либо против. Более того, чтобы проголосовать против законопроекта, нужна была недюжинная смелость.

Законопроект был назван в честь конгрессмена от Виргинии Картера Гласса (1858-1946) — банкира и директора «Юнайтед лоун энд траст» и Трастовой компании Виргинии.

В Сенате законопроект — после прохождения через нижнюю палату — был назван по фамилии сенатора от штата Оклахома Роберта Л. Оуэна (1856-1947). Оуэн являлся председателем сенатского комитета по финансам, а также банкиром (крупным акционером Первого национального банка Маскоги).

Сенату потребовалось ровно четыре с половиной часа для того, чтобы обсудить и одобрить законопроект Оуэна. Сорок три сенатора проголосовали за, двадцать пять — против.

Республиканцы даже не ознакомились с докладом, сопровождавшим законопроект. Он был пересказан с трибуны. Никому из членов Сената не предоставили возможность ознакомиться с содержанием законопроекта Оуэна, и некоторые сенаторы даже заявили об этом публично.

В тот же день в 6: 02 по полудни законопроект о Федеральной резервной системе. без всякого обсуждения. был спешно одобрен Сенатом. Вудро Вильсон утвердил закон в этом же году.

Обстоятельное рассмотрение сенатских дебатов показывает, что сенаторы не располагали подробностями, а все их обвинения остались без ответа.

Сенатор от Республиканской партии Бристоу (1861-1944) высказал несколько горьких слов по поводу очевидного злоупотребления положением со стороны членов конгресса:

«Я утверждаю, что данный законопроект был подготовлен в интересах банков; что сенатор от Оклахомы, как председатель комитета по финансам, открыто действует в интересах банков; что прибыли, которые извлекут банки в результате принятия законопроекта, пополнят и личное состояние сенатора.

Сенатор выступил за увеличение размера дивидендов по акциям региональных банков с пяти до шести процентов, которые будут выплачиваться банкам-членам Федеральной резервной системы.

Он выступил против того, чтобы народ имел возможность держать акции региональных банков и настоял на том, чтобы акциями владели только банки, входящие в Федеральную резервную систему.

Сенатор выступил против предоставления государству права контролировать региональные банки — в угоду тем, кто их контролирует сейчас. И пусть сенатор скажет сам, нарушил ли он базовый принцип Наставления Джефферсона»[80].

В понедельник 15 декабря 1913 г. сенатские дебаты (без обсуждения доклада, сопровождающего законопроект, они не представляли какую-либо ценность) переросли в испытание сенаторов на политическую прочность.

Оно проходило в форме голосования по поправкам, предложенным сенатором Хичкоком — единственным демократом, выступившим против законопроекта. В итоге. сорок сенаторов высказались за то, чтобы отложить поправки Хичкока в долгий ящик, и только тридцать пять проголосовали положительно.

Хичкок предлагал сделать Федеральную резервную систему не частной, а государственной монополией. Таким образом, правом эмитировать валюту обладало бы министерство финансов, а не денежный трест.

Примечательно, что при любом раскладе сил Сенат отказался бы предоставить контроль над денежной массой государственному казначейству и предпочёл бы передать данную привилегию фирме Моргана. Всё дело в том, что здесь удачно поработал «полковник» Хауз.

Перечитав эти растянувшиеся бессвязные дебаты, можно найти только слабые намёки в речах сенаторов на ценовую инфляцию. В отсутствии хождения золота и серебра, давление ничем не сдерживаемой массы неразменных бумажных денег привело бы именно к ней.

Данный довод был бы здравым суждением, ведь единственный аргумент, выдвигавшийся против него, был весьма неубедительным: «банкиры — здравомыслящие люди, и они не допустят инфляции».

Обратите внимание на выражение «ценовая инфляция». В 1913 г. термин «инфляция» соотносился исключительно с «денежной инфляцией» — инфляцией, связанной с чрезмерной эмиссией наличных денег.

За прошедшие десятилетия значение термина «инфляция» полностью изменилось. Сегодня оно всегда соотносится с «ценовой инфляцией», то есть инфляцией, связанной с ростом цен[81].

Сенатор Рут был тем самым человеком, который предупреждал верхнюю палату о тех нежелательных последствиях, которые повлечёт за собой принятие закона о Федеральной резервной системе — то есть, об инфляции («денежной инфляции»).

Но в исполнении Рута всё это звучало неправдоподобно, более того, напоминало провокацию: Рут подвергал нападкам Брайана — человека, выступавшего за серебряное обеспеченье.

Как результат, Рут, невзирая на то, что он действительно предупреждал о «денежной инфляции» и финансовой панике, впоследствии выступил в защиту законопроекта Гласса-Оуэна. Рут обосновал это тем, что инфляции не будет, «если только здравомыслящие финансисты, управляющие банками, не вызовут её».

В очередной раз мы наблюдаем за тем, как финансовый клан направляет деятельность оппозиции. Карманная оппозиция обнародует обвинения, которые с лёгкостью могут быть парированы, в то время, как убедительной критике не дают просвета.

В наше время неопровержимая связь между «денежной» и «ценовой» инфляциями утоплена в бездне научного двойного стандарта и алгебраической манипуляции. Современные экономисты настолько пристрастились к математической манипуляции (под надуманным предлогом скрупулёзности), что они полностью пренебрегают основными экономическими аксиомами.

За немногим исключением (Хиллсдейл-колледж, Институт Людвига фон Мизеса в Обернском университете), экономические кафедры — не более, чем пешки современного денежного треста, или Федеральной резервной системы.

(Автор сам учился в 1960-х гг. в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и может свидетельствовать о полном невежестве, с которым ему пришлось столкнуться на экономическом факультете).

В своём ответе Риду сенатор Хичкок указал на то, что в результате принятия законопроекта «контроль над валютной системой страны будет передан банкирам».

Но никто не придавал этим словам никакого значения, по причине, сформулированной сенатором Виксом: «в Соединённых Штатах наиболее компетентные банкиры в мире». Правда, Викс забыл упомянуть о том, что он сам являлся банкиром.

Последнюю речь в этот понедельник взял ведущий оратор республиканцев — конгрессмен от штата Иллинойс Манн. Он сделал несколько странное заявление о том, что Соединённые Штаты находятся в разгаре финансово-промышленной паники и поэтому следует срочно принимать закон о Федеральной резервной системе.

Вторник 16 декабря 1913 г.

В этот день сенатор Рут снова акцентировал внимание на угрозе инфляции, скрывающейся за принятием рассматриваемого законопроекта.

Постоянные вмешательства в выступление (согласно «Нью-Йорк Таймс» от 17 декабря) наводят на мысль, что сторонники законопроекта не скрывали своего беспокойства. Они утверждали, что инфляция невозможна при условии, что выпускаемые ценные бумаги будут правительственными бумагами, пользующимися хорошим спросом. На это Рут ответил так:

«Замечание ни к селу, ни к городу и не имеет никакого отношения к моей критике законопроекта. Моё возражение заключается в том, что законопроект допускает значительную инфляцию, и с тем же успехом инфляции можно добиться путём предоставления займов в виде правительственных бумаг, как пользующихся спросом, так и нет».

Особо Рут выделил следующее:

«Никто не отрицает, что в прошлом великие торговые цивилизации время от времени неожиданно захлёстывала волна оптимизма. Доступность дешёвых денег подводила их к черте наиболее губительного и опасного упадка».

Рут упрочил своё высказывание о «волне оптимизма» следующим доводом:

«Здравый смысл оказывается парализованным сиюминутным оптимизмом. Он становится всё менее действенным в оценке причин роста торговли, поскольку рост всё продолжается и продолжается».

Конец спору положил сам Рут:

«Вместо того чтобы выполнять наш долг носителей законодательной власти Соединённых Штатов, мы уклоняемся от данного долга и вверяем его второстепенным посредникам правительства».

К сожалению, Рут не развил свой аргумент до конца. Он не уточнил, что, как он выразился, «второстепенные посредники правительства», — это частная денежная монополия национальных банкирских домов.

Обычной реакцией на предостережения об инфляции была констатация наличия резервного покрытия золотом (денежной массы) — предположительно в тридцать три процента.

Например, в ответ на обоснованные опасения Рута сенатор от Миссисипи Уильямс сделал претензионное заявление о том, что чрезмерная инфляция характеризуется «минимальной математической вероятностью». Но почему?

Потому, что сенатор Уильямс твёрдо был уверен в том, что «ни один президент, находясь в здравом уме, не назначил бы в совет человека, являющегося сторонником неразменных денег».

Спустя восемьдесят лет, вопреки сенатору Уильямсу, каждый первый член Совета Федеральной резервной системы и её региональных банков является ревностным поборником неразменных денег и противником золота!

В эпоху Вильсона было невозможно представить себе, что от данной функции золота когда-либо окончательно откажутся. В эпоху Клинтона политическим деятелям запрещено даже думать о том, что золото имеет какую-либо функцию вообще.

Среда 17 декабря 1913 г.

В среду беспрецедентное давление на Сенат со стороны неофициальных кругов стало более чем очевидным. Белый дом объявил, что законопроект желательно принять до субботы, что в него не должны быть внесены какие-либо поправки, и что он должен быть подписан президентом не позднее Рождества.

Спешно принятый план мероприятий был вызван активностью Рута в Сенате — его предупреждения об инфляции ударяли по весьма чувствительным местам и в итоге возымели действие. Вечером во время обеденного перерыва было созвано партийное собрание демократов, с целью обсудить два предложения Рута. Предложения сводились к следующему:

– выпуск банкнот должен быть ограничен законодательно;

– резервное покрытие золотом следует увеличить до пятидесяти процентов и ввести высокий налог на «истощение запасов», то есть, снижение данного уровня.

После обсуждения, поправка об ограничении выпуска банкнот была отклонена. Но частично было одобрено второе предложение Рута: на партийном собрании было решено увеличить резервное покрытие золотом до сорока процентов.

В то же время собрание потребовало не включать часть прибылей региональных резервных банков в золотой запас. Знаменательно, что большинство членов Демократической партии отдавали себе отчёт в необходимости сохранения золотого покрытия.

Тогда в 1913 г. стремление отменить или ограничить золотое содержание являлось вовсе не инициативой конгресса.

Одним словом, характерная для наших дней попытка демонетизировать золото путём постепенного его изъятия из денежно-кредитной системы была не только в 1913 г. отклонена конгрессом, но и понималась сенаторами, как угроза для благосостояния Соединённых Штатов.

Даже после партийного собрания можно было услышать критику из уст некоторых сенаторов. Сенатор от Южной Дакоты Кроуфорд, ни в каких формах не принимал денежную монополию:

«Вы просто создаёте банк крупных банкирских домов, банк для крупных банкиров, с ограниченным доступом к капиталу для мелких банков. Мелким банкам приказано прислуживать крупным банкам.

Всем этим Вандерлипам, Хепбернсам, Морганам и Рейнолдсам говорят: “Давайте ваши краткосрочные ценные бумаги и получайте деньги” — а каким-нибудь Смитам, Браунам и Джонсам, этим фермерам из глубинки: “Идите куда подальше со своими долгосрочными бумагами, мы не можем их дисконтировать”».

Самым интригующим в этот вечер оказалось следующее обстоятельство. Большинство конгрессменов более или менее отдавали себе отчёт в том, что формируемая ими финансовая система может вызвать инфляцию, но они, по-видимому, были не склонны к тому, чтобы заставить себя выступить против законопроекта.

Четверг 18 декабря 1913 г.

К четвергу напор сопротивления законопроекту спал, и Сенат, с целью ускорить процедуру прохождения законопроекта, заседал по регламенту для выступающих в пятнадцать минут. С помощью данного ухищрения шесть поправок Хичкока были отклонены. Поправкам, рассмотренным на собрании Демократической партии, уделили немногим более внимания.

Существенные возражения и расхождения во мнениях, зафиксированные в официальном отчёте о парламентских заседаниях, были связаны с предписанием сверху: законопроект должен был быть принят до Рождества и подписан на следующей неделе — в понедельник или во вторник.

Таким образом, оппозицию поставили в тупик. Накопившиеся проблемы были игнорированы. Фундаментальные вопросы, в том числе, вероятность инфляционных подвижек, остались без внимания со стороны руководства. Царили одни эмоции, граничащие с атмосферой паники, — принять законопроект, во что бы то ни стало.

По этой причине, хотя и было известно, что законопроект недоработан, пятничный номер «Нью-Йорк Таймс» от 19 декабря вышел с заголовком «Близка развязка схватки за финансовый законопроект». Белый дом спешно объявил, что он рассматривает кандидатов на должность управляющего Советом Федеральной резервной системы.

Первой кандидатурой, имя которой просочилось из Белого дома, стал Джеймс Дж. Хилл из «Грейт норзерн рейлроуд». На эту должность его предложил банкир международного уровня Джеймс Спейер, тем самым, подтверждая подозрения о закулисной деятельности банкирских домов.

Пятница 19 декабря 1913 г.

В этот день, в последнюю пятницу перед Рождеством, все помыслы конгрессменов были устремлены скорее к рождественским ёлкам, нежели к древу познания финансовых истин. Не утруждая себя дальнейшей суматохой, сенаторы приняли финансовый законопроект президента Вильсона подавляющим большинством голосов.

Тридцать четыре члена верхней палаты конгресса (все республиканцы) проголосовали против законопроекта, пятьдесят четыре проголосовали за. Таким образом, каждый демократ, плюс шесть республиканцев и один прогрессист выступили за создание Федеральной резервной системы.

В качестве подачки оппозиционерам, была принята, так называемая, «радикальная поправка», запретившая конгрессменам исполнять обязанности управляющих Совета Федеральной резервной системы.

То, что банкиры «вздохнули с облегчением» после принятия законопроекта, вовсе не явилось неожиданностью. Но они не были полностью удовлетворены и по-прежнему настаивали на некоторых заменах в комитетах конгресса.

Уильям А. Гастон, президент «Нэшнл Шоумат банк», провёл несколько дней в Вашингтоне, принимая участие в совещании с членами комитетов Палаты представителей и Сената. Гастон заключил следующее: «Предполагаемые замены, намеченные во время совещания, сделают законопроект более действенным для банков».

Эдмунд Д. Гульберт, вице-президент Merchants Loan and Trust Company, добавил: «В целом, это замечательный законопроект, и он многое сделает для того, чтобы привести банковское дело и денежное обращение в устойчивое положение»[82].

В.М. Габлистон, председатель Первого национального банка Ричмонда, заявил, что законопроект «приведёт к эластичному денежному обращению, которое избавит нас от этих паник», а Оливер Дж. Сэндз, президент Американского национального банка, высказал мнение, что «принятие финансового закона произведёт положительное воздействие на всё государство, а также окажет содействие торговле. Похоже, что начинается эпоха всеобщего экономического процветания».

Единственным банкиром, выразившим публично свой протест, стал Чарльз Мак-Найт — президент Национального банка в Западной Пенсильвании. Он сказал, что «всё это не принесёт стране ничего хорошего».

Суббота 20 декабря 1913 г.

Закон о Федеральной резервной системе — после одобрения его Сенатом в виде законопроекта Оуэна — был направлен на конференцию, в которой приняли участие члены обеих палат конгресса. Её целью было сгладить основные разночтения между законопроектом Гласса, принятым в Палате представителей, и законопроектом Оуэна, принятым в Сенате.

Планировалось, что данная конференция, на которую, кстати, не допустили ни одного члена Республиканской партии, потребует четыре часа субботнего вечера. За это время было обнаружено, как минимум, двадцать (по некоторым данным — сорок) наиболее существенных разночтений.

И это, не считая второстепенных лингвистических несоответствий, потребовавших внесения более чем ста исправлений. Во время обсуждения мелких несоответствий, сенаторы в большинстве случаев предпочитали уступать трибуну членам нижней палаты конгресса.

Тем не менее, ни одно из двадцати (сорока) основных разночтений не было рассмотрено на субботней конференции; всем стало ясно, что принятие в понедельник совместного законопроекта весьма маловероятно.

«Нью-Йорк Таймс» за 21 декабря 1913 г. сообщила: «говоря серьёзно, спорные вопросы, в сущности, заключают в себя все важные поправки Сената».

С целью попытаться устранить некоторые из наиболее существенных разночтений, участники конференции согласились совещаться всё воскресенье.

Кроме того, в эту субботу Палата представителей собралась в полном составе и отказалась принимать сенатскую версию законопроекта: двести девяносто четыре конгрессмена проголосовали за, пятьдесят девять — против. После этого члены нижней палаты приступили к принятию поправок, предложенных участниками конференции от Палаты представителей.

К концу дня 20 декабря 1913 г. всё внимание участников конференции было сконцентрировано на нескольких принципиальных узловых разногласиях между Палатой представителей и Сенатом. Разногласия отражали существенные, коренные вопросы, стоявшие на пути к принятию финансового законопроекта:

· число региональных резервных банков;

· вопрос гарантии вкладов;

· размер золотого запаса, необходимого для покрытия банкнот в обращении;

· изменения в отношении внутреннего акцептования касательно внутренней и внешней торговлей;

· изменения в положениях о запасе (резерве);

· предоставление права банкам-членам Федеральной резервной системы, использовать банкноты федеральных резервных банков для целей запаса (резерва);

· статус двухпроцентных государственных облигаций, использовавшихся в качестве обеспеченья банкнот национального банка;

· выдвинутое Сенатом положение об увеличении общей стоимости векселей национального банка в обращении.

Такой была ситуация с законопроектом поздним субботним вечером.

Воскресенье 21 декабря 1913 г.

Мы никогда до конца не узнаем того, что произошло в это воскресенье в Вашингтоне.

Единственное, о чём мы действительно можем говорить, так это то, что в воскресное утро участники парламентской конференции были поставлены перед фактом наличия двадцати (по некоторым данным — сорока) существенных разночтений в двух редакциях чрезвычайно важного законопроекта — законопроекта, который должен был повлиять на жизнь каждого американца.

Тем не менее, в понедельник 22 декабря «Нью-Йорк Таймс» сообщила на первой полосе, что «финансовый законопроект может сегодня стать законом», а также, что участники парламентской конференции никому не известным способом уладили имевшиеся разногласия. «Газета отчётов о парламентских заседаниях» сообщила об этом так:

«Конференция, в задачу которой входило уладить разногласия между Палатой представителей и Сенатом по финансовому законопроекту, закончила свою работу с беспрецедентной быстротой сегодня ранним утром (22 декабря). В субботу участники конференции проводили исключительно предварительные переговоры, оставив обстоятельное обсуждение сорока важнейших расхождений на воскресенье».

«Беспрецедентный» темп заседания, вероятно, приходился на весьма непривлекательное для его участников время — между 1: 30 и 4: 00 утра. Давайте взглянем на этот понедельник более обстоятельно.

Понедельник 22 декабря 1913 г.

В воскресную полночь 21 декабря двадцать (согласно иным источникам — сорок) ключевых расхождений потребовали разрешения. В понедельник в 11: 00 по полудни, то есть, спустя двадцать три часа, Палата представителей одобрила законопроект о Федеральной резервной системе (двести девяносто восемь голосов против шестидесяти).

В течение этих недолгих двадцати трёх часов основные разночтения были устранены. Доклад был направлен в типографию, набран, исправлен с оттиска типографского набора, отпечатан, роздан, прочитан каждым членом нижней палаты, обсуждён, обдуман, взвешен, разобран, оценён и одобрен.

Подобные темпы законотворчества трудно сравнить с чем-либо, имевшим место в конгрессе за всю историю США. По зловещему стечению обстоятельств, подобное издание законов достойно сравнения с трафаретным законодательством банановых республик.

Способ, посредством которого демократическое большинство, а именно банкиры (по совместительству — сенаторы) Оуэн и Гласе, принимали законопроект о Федеральной резервной системе, нашёл отражение в речи сенатора от штата Канзас Бристоу. С трибуны верхней палаты конгресса лидер республиканцев объяснил, почему он не подписал бы доклад, принятый на конференции.

Лафоллет[83]: «Не затруднило бы сенатора сообщить нам, кто принимал участие в конференции и отказался ли кто-либо из сенаторов в ней участвовать? ».

Бристоу: «Меня никто не уведомлял о том, кто принял участие в конференции. Я был членом согласительной комиссии, организованной председателем Сената. Но я не имел никакого представления о заседании участников конференции до тех пор, пока доклад не был составлен, отпечатан и разложен на рабочие столы сенаторов.

Тогда я был уведомлён председателем комиссии, что в четыре часа будет проходить заседание согласительной комиссии. Через два часа доклад согласительной комиссии был положен на мой стол. Во время конференция, в которой принимали участие члены обеих палат конгресса, обсуждался известный законопроект (Н.R. 7837).

Он предусматривает учреждение федеральных резервных банков, поддержание эластичного денежного обращения за счёт переучитываемых коммерческих векселей, установление в Соединённых Штатах более эффективного контроля над банковской деятельностью, а также иные цели.

Мы вместе с сенатором от штата Миннесота (господином Нельсоном) направились в конференц-зал, куда нас до этого пригласили. Там нас приняли председатель согласительной комиссии и её члены от Демократической партии. Нам дали понять, что доклад по результатам конференции подготовлен.

Нам предложили высказать своё мнение по поводу происходящего, но я предпочёл отразить своё мнение в протоколе — там, где оно и должно появиться, — нежели в приватной обстановке конференц-зала. И я возьмусь за это этим утром.

Я вижу, что данный доклад подписан членами комиссии от Демократической партии. Естественно, я не подписал его, поскольку мне никто не предложил этого сделать. И, в любом случае, я бы не поступил таким образом, поскольку в то время я не знал, что доклад подготовлен, я не имел никакого представления о его содержании, и у меня не было возможности выяснить что-либо о его содержании»[84].

Одним словом, лидер республиканцев не имел никакого представления о сути изложенного в законе, так же, как и не имел возможности ознакомиться с самим законом. Позже, во время дебатов, Бристоу открыто обвинил Оуэна во включении в законопроект положений, призванных гарантировать некоторые преимущества его собственному банку.

Процесс законодательства был отмечен серьёзными злоупотреблениями — достаточными для того, чтобы аннулировать закон. Если бы наше общество руководствовалось нормами права, то не было бы никакого закона о Федеральной резервной системе.

И председатели комитетов по финансам, и конгрессмен Гласс, и сенатор Оуэн, — все они злоупотребляли своим служебным положением в личных интересах и в интересах банков. Они намеревались извлечь немалые прибыли в результате принятия законопроекта.

Обсуждения законопроекта проводились без предварительного извещения членов согласительной комиссии. Решения принимались и официально оформлялись без договорённости с членами согласительной комиссии.

Основные параграфы были утверждены без консультации и в спешном порядке оформлены в окончательную редакцию. Существуют неоспоримые доказательства внешнего влияния на конгресс со стороны банковских кругов.

Даже по ознакомлении с нашим неглубоким изысканием, можно сделать вывод, что закон о Федеральной резервной системе является сомнительным законодательством.

Большинство конгрессменов не были осведомлены о содержании окончательной редакции законопроекта и, по понятным причинам, никто не имел возможности изложить суть данной законодательной инициативы своим избирателям, а также посоветоваться с ними.

Денежная монополия была передана немногочисленной группе при подозрительных обстоятельствах. 23 декабря 1913 г. конгрессмен Линдберг выразил это так:

«Данный закон установил наиболее гигантский трест в мире. Как только президент подпишет этот законопроект, финансовый клан его руками узаконит “невидимое правительство”. Народ может и не узнать об этом сразу, но час расплаты не за горами».

Банкноты Федеральной резервной системы обнаруживают любопытное сочетание портретов президентов. На банкноте в сто тысяч долларов, обладающей наивысшим номиналом, изображён Вудро Вильсон — настоящий друг денежного треста.

На следующей по ценности банкноте в десять тысяч долларов изображен портрет Самуэля Чейза — министра финансов при Линкольне. Чейз, в интересах денежного треста, протолкнул закон о национальном банке. Бену Франклину досталась стодолларовая банкнота (примечание автора).

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: