Искание души. Евангельское собрание. Приезжий евангелист. Христос-Мессия. Мир с Богом

Наступило скучное осеннее время. Покрытые всё лето роскошным ковром разнообразных цветов луга представляли теперь безотрадную равнину с посохшей жёлтой травой. В подгородных лесах не пели уже, как летом, соловьи, лишь ветер зловеще носился над обнажёнными, развенчанными верхушками деревьев. В эти осенние дни Юдифь удалялась иногда совершенно одна в самую глубину громадного городского парка.

Смотря на упавшие листья, жёлтым ковром устлавшие землю и шелестевшие под её ногами, она бродила иногда целыми часами между деревьями. Её сердце наполнялось непонятной для неё тоской. В чём была причина этого томления, куда и к чему стремилась её юная и чуткая душа? Юдифь и сама не могла дать себе отчета. Она всеми любима, и горячо любит взаимно. Чего же не доставало? В такие минуты её сердце стремилось к высшей неземной любви, никогда неувядающей и непроходящей.

Вот падает к её ногам последний сорванный ветром пожелтевший листок. Юдифь смотрит на него с появившимися на глазах слезами, поднимает и прижимает его к губам, целуя этот увядший и упавший на землю листок. Ей почему-то становится так жаль его, как будто умерло нечто живое, близкое её сердцу.

" Вот и вся наша жизнь, как жизнь этого увядшего листочка, - проходит мысль в голове Юдифи. - Сегодня мы молоды, любим и любимы сами, а завтра повеет холодный житейский ветер, мы блекнем, желтеем, увядаем; следующий налетевший порыв ветра отрывает нас от нашей ветви жизни, и мы, подобно этому листку, падаем на землю, смешиваясь с нею. Быть может, чья-нибудь нога в скором времени наступит и на тебя, милая Юдифь! "

Последние мысли она произнесла вслух и вздрогнула, услыхав свои собственные слова. Ей сделалось жутко от таких мыслей.

" Какая я странная, - проговорила она снова. - Но ведь и вся наша жизнь, в самом деле, состоит из странностей, каких-то неразрешимых загадок и непроницаемых тайн. Да и в самом деле, чем кончится моя жизнь? Неужели только, как этот листок, упадёт и истлеет? Или есть ещё что-то после смерти? Но что? Многие люди верят в бессмертие души, в загробную жизнь, но ведь никто о ней ничего не знает. Вот и мой дедушка. Быть может, его час уже давно настал, и он ушёл из этого мира, что с ним? Ведь он так много читал, говорил о Боге, но если есть Бог, есть вечное бытие, неужели Он ничего не сказал и не открыл созданным Им людям об этом вечном бытии?

Дедушка так утверждал, что " Иешуа" не воскрес из мёртвых. Некоторые же, как я теперь знаю, думают и верят, что Он воскрес. Верят, что Он воскресит и всех верующих в Него, в своё время, и тогда начнётся вечное бытие. Как всё это странно! Наш земной мир полон загадок, мы живём здесь, как во сне, как в бреду. Не лежит ли причина моей теперешней тоски в этой тайне? Быть может, эти поблекшие, упавшие на землю листочки говорят мне об этой тайне своим языком, которого я не понимаю, но который чувствую сердцем."

- Где же всему разгадка? - произнесла громко Юдифь. И эхо повторило её возглас, замирая среди деревьев.

- Как здесь жутко среди этого кладбища листочков! - с этими словами Юдифь оставила парк и направилась домой.

Подобные размышления не раз занимали Юдифь. Внутренний голос, голос сердца, стремящегося к свету, к истине не был заглушен в её душе.

Бывали часы, когда она, находясь наедине с Соломоном, открывала ему свои мысли. Во многом Соломон хорошо её понимал. Он не был узким религиозным фанатиком-евреем. Несмотря на то, что был воспитан в доме религиозных родителей, он был совершенно неверующим в Бога человеком. Разделяя с Юдифью все другие её размышления и стремления, он не мог вполне разделить её стремления к Богу, к большему Его познанию. Но зато он и не считал еретическими те мысли, которые она иногда высказывала, будучи не вполне согласна с еврейством. Иногда его холодное неверие немного огорчало её, но в такие часы у неё всегда появлялась надежда, что он со временем сделается верующим.

Дни быстро бежали вперёд - скучная осень, сменилась холодной русской зимой. Необъятные степи, луга и леса покрылись, как саваном, белым снеговым покровом. Чистенькие кристальные снежинки носились в воздухе и, падая на землю, как-будто стремились покрыть её лучше и защитить своим покровом от суровых морозов.

В зимние вечера семья Вейнбергов в свободное время обыкновенно принимала гостей у себя или посещала друзей. Родители и дети начали уже забывать об оставленном ими прежнем местожительстве и имуществе - они были довольны и счастливы на новом месте. Только Юдифь бывала задумчива и печальна. Театр и другие развлечения не могли заполнить пустоты и утолить какой-то жажды её сердца. Иногда она посещала синагогу, но совершаемое в ней Богослужение казалось ей чуждым и странным, далёким её сердцу. Из всего, что читали раввин и кантор, она могла понять очень мало.

В это время у неё всё усиливалось желание познакомиться поближе с другими религиями. В Г. было много православных, были лютеране и небольшая группа свободной русской протестантской церкви. Все они имели свои церкви и молитвенные дома, и Юдифь решила посетить их. Но это желание было очень трудно выполнить. Она знала, что если пойдёт в какую-либо церковь или молитвенный дом, то этим уже оскорбит религиозные чувства своих родителей. При этом и у неё самой иногда являлась мысль, не будет ли в самом деле грехом перед Иеговой, если она, израильтянка, пойдёт в другой молитвенный дом, к людям, которые почитают обманщика " Иешуа" за своего Бога.

- Но всё-таки, - размышляла Юдифь дальше, - если Иегова действительно всеведущий, то Он видит и моё сердце: Он видит, что я хочу Ему служить, хочу больше познать Его. Не осудит же Он меня за то, что я хочу знать, как другие люди верят и молятся.

При этом Юдифь вспомнила свою бывшую подругу по гимназии Лизу Мирошниченко, дочь проповедника русской протестантской общины, которая была глубоко верующей девушкой. Она вспомнила, что та была самой скромной и самой примерной ученицей. Юдифь полюбила её ещё тогда. Одно лишь только разделяло их: Лиза всегда старалась говорить об " Иешуа" или снабдить какой-либо книжечкой о Нём. Все ученицы-еврейки, подруги Юдифи, относились к Лизе с нескрываемым пренебрежением, называя её на еврейском языке идолоп оклонницей и язычницей. Из-за них Юдифь не могла тогда ближе сойтись с Лизой, хотя в глубине души она готова была променять всех своих легкомысленных подруг-евреек, на эту " язычницу".

Юдифь замечала, что Лиза любила её больше других. Она помнила, как однажды, смотря на неё своими голубыми глазами, Лиза сказала грустным голосом:

- Как жаль, милая Юдифь, что ты не веришь в Иисуса Христа; как жаль, что не можешь посещать наших Евангельских собраний и слушать проповеди о Нём. Но знаешь, я всегда, с самой первой нашей встречи молюсь за тебя, чтобы Господь открыл твоё сердце для веры в Него, и я верю, что Он это сделает - ты будешь ещё Его ученицей и моей дорогой сестрой в Господе.

Эти слова показались тогда для Юдифи странными, она даже немного рассердилась и хотела сказать Лизе, что " Иешуа" обманщик и лжемессия. Но видя, как Лиза глубоко верит в Него и как искренно об этом говорит, не осмелилась этого сделать. Заметив только, что она, как израильтянка, никогда не сможет поверить в " Иешуа".

Сидя в своей уютной комнатке, с рукоделием в руках, и вспоминая прошедшее, Юдифь думала: " Как это всё странно! Как видно, не все последователи " Иешуа" ненавидят евреев и не все убивают друг друга, как говорил мой дедушка. Лиза говорила однажды, что многие из членов их общины, призванные на войну, находятся в тюрьмах за отказ брать оружие, чтобы убивать других, потому что " Иешуа" учил любить друг друга и даже врагов. Тут в самом деле что-то непонятное. Впрочем, я уже не ребёнок, чтобы слушать и верить тому, что говорят другие. " Самое лучшее: узнать и исследовать всё самой", - произнесла вслух Юдифь, подняв глаза от своей работы.

Но как это сделать? Решить гораздо легче, чем осуществить. Один неосторожный поступок сможет вызвать целую бурю в семье и среди всего еврейского общества; пожалуй меня сочтут ещё за отступницу. Сказать обо всём Соломону? Это будет самое лучшее. Но как он на это посмотрит? " - При этой мысли лицо Юдифи озарилось радостной улыбкой. Она доверяла ему все свои мысли и теперь надеялась, что он поможет ей в этом затруднении. Хотя она всё больше убеждалась, что он совершенно ни во что не верит, всё же знала, что он никогда не будет стараться нарушить её веру в Бога.

Этот день показался Юдифи очень длинным. Она никак не могла дождаться наступления вечера, когда обыкновенно Соломон заходил к ним хотя бы на несколько минут, даже если бывал занят каким-либо неотложным делом. Сегодня она ожидала его с большим нетерпением, хотела сообщить ему, как можно скорее, о своём желании познакомиться с другими верованиями.

Наконец, часов в восемь вечера, Соломон пришёл вместе со своими родителями. Вскоре хозяева и гости разбились на отдельные группы и повели разговоры на разные темы. Младшие сёстры Юдифи, посещавшие ещё гимназию, возились в стороне со своими уроками; отцы семейств вели оживлённую беседу о своих коммерческих делах и о последних событиях в России; матери говорили о хозяйственных делах и разных городских новостях. Только между Юдифью и Соломоном происходил необыкновенный в доме Вейнбергов разговор.

После первого приветствия Юдифь, обращаясь к родителям, заявила с улыбкой:

- Сегодня Соломон отбирается у вас на весь вечер, у нас с ним предстоит очень важное совещание.

- Не сговариваетесь ли вы бежать от нас в Америку? - спросил смеясь Вейнберг.

- Нет, папа, но это ещё лучше, чем поездка в Америку, гораздо интересней, - ответила Юдифь, с весёлой улыбкой смотря на молодого человека.

- Оставим их, Соломон, пусть они ведут здесь свои коммерческие совещания, а ты сегодня мой на весь вечер.

- Хорошо, Юдифь, я в твоём распоряжении и готов выслушать все твои планы. Если ты думаешь куда-либо бежать, то бежим вместе, не правда ли?

- О да, я совершенно согласна! - с этими словами Юдифь и Соломон, оставив родителей, перешли в другую комнату.

Оставшись наедине, Юдифь пригласила Соломона занять стоявший у столика стул и, усевшись рядом с ним, начала излагать то, что занимало её мысли.

- Знаешь, Соломон, у меня сегодня, в самом деле, имеется к тебе одна серьёзная просьба. Я хочу сообщить тебе то, что в последнее время всё чаще и чаще занимает мои мысли. Я с самого начала прошу тебя выслушать меня серьёзно, а потом прости свою Юдифь, если её желание покажется тебе глупостью. Готов ли ты уже заранее дать обещание простить меня?

- О да, Юдифь, - ответил Соломон, - ты можешь сказать мне всё, что занимает твою головку, и я готов, как смогу, помочь тебе во всём, в чём ты не можешь разобраться одна. Ведь вдвоём мы сможем гораздо скорее распутать запутанное, не так ли?

- Ну хорошо, тогда я всё скажу. Ты ведь знаешь, Соломон, что я от всего сердца верю в Бога и стремлюсь сохранить эту веру навсегда.

- Да, Юдифь, я это хорошо знаю и верь, что твой Соломон ничего не имеет против этого. Наоборот, очень ценю это и иногда думаю, как счастлива ты, что можешь от всего сердца верить. Быть может, когда-либо и мои убеждения будут согласны с твоими!

- Хорошо, Соломон, я очень надеюсь, что это когда-либо случится; теперь дело вот в чём: ты ведь знаешь, что наша иудейская религия считает другие религии языческими и не разрешает нам, евреям, сообщаться с их последователями. Ты улыбаешься, Соломон, слушая твою Юдифь и её глупости; но, слушай, для меня это всё не глупости, но очень серьёзный вопрос!

- О, милая Юдифь! Улыбку у меня вызывает не то, что ты говоришь, но то, что люди выдумали и создали себе так много богов и религий и теперь гордятся ими один перед другим и уничижают за это друг друга. Я не верю в существование Бога, и главная причина моего неверия - множество различных религий. Ведь если есть Бог, то Он - Один, и религия должна быть одна у всех народов. Нам же приходится сталкиваться с сотнями разных богов и верований. При этом каждая религия считается её последователями лучше других. Вот это- то и заставляет думать, что каждый народ выдумал сам для себя бога и соответствующую этому богу религию, сообразуясь со своими понятиями и условиями жизни. Я говорил уже тебе, Юдифь, что ты счастлива, что можешь верить с детской простотой. Но никогда не смотри на других так, как смотрели наши предки и как смотрят религиозные евреи до сего время. Если есть Бог, то Он должен быть Богом не только одних евреев, но и всех народов!

Взором полным любви смотрела Юдифь на Соломона, когда он воодушевлённо произносил эти слова.

- Вот об этом то я и хотела говорить с тобою сегодня, мой Соломон, - произнесла Юдифь. - Это больше всего занимает моё сердце. С самого детства меня учили любить только наш еврейский народ и его религию, а на всех других людей смотреть, как на гоев, и на их религиозные верования, как на ложные, противные Богу. Теперь я не ребёнок, чтобы слепо верить всему, что говорят другие и хотела бы знать, за что я должна любить то, что я люблю, и за что ненавидеть то, что я должна ненавидеть. Правильно ли это?

За что я должна любить наш народ и его религию, я уже хорошо знаю. По этому поводу я много слышала и читала, знаю историю нашего народа и его религии и верю, что она дана Самим Богом, хотя многое ещё непонятно мне и не может вместиться в моём разуме. Но мы живём и каждый день сталкиваемся со многими людьми, которые верят иначе, чем мы, и среди них есть немало очень хороших людей.

Вследствие этого у меня всё усиливается желание ближе познакомиться с религиями окружающих нас людей, посмотреть их богослужение, чтобы судить о них по собственным наблюдениям. Изучать различные религии только по книгам мне кажется не совсем правильным. Лучше всего можно сделать это, наблюдая за её последователями. Ты ведь знаешь, что родителям нашим очень не понравилось бы, если бы я пошла в церковь или молитвенный дом и присутствовала на богослужении. Вот я и решила открыть всё это тебе, спросить у тебя совета. Папе и маме я этого не говорю, я знаю, что они будут недовольны мною за такие мысли. Ты теперь можешь быть моим судьёй; если мои мысли неправильны, то забудем этот разговор. Но мне нужно было открыть кому-либо моё сердце.

Соломон всё время внимательно слушал, что говорила Юдифь. Он не верил в Бога, но высказанное Юдифью желание присутствовать на чуждых евреям богослужениях казалось ему странным. Несколько минут он сидел молча, склонив свою голову. Юдифь с тревогой следила за меняющимся выражением его лица.

- Ну что, Соломон, - обратилась она к нему после короткого молчания и положила свою руку на его сложенные на коленях руки. - Ты тоже начинаешь думать, что твоя Юдифь - еретичка и отступница от религии отцов?

- О нет, Юдифь, ведь я же сказал тебе какого я мнения о всех религиях. Но когда ты говорила о своём намерении посетить чуждые евреям богослужения, мне показалось это неестественным. Почему явилось такое чувство, я и сам совершенно не знаю. Быть может, вследствие тех влияний и взглядов, в которых я с детства был воспитан, пока сам не научился рассуждать. Знаешь, Юдифь, пусть всё, о чём мы с тобой говорили, останется пока тайной. Не говори об этом ни с твоими, ни с моими родителями, а то в их головах могут возникнуть, Бог знает, какие мысли. Это, наверно, сильно огорчило бы их. Что же касается нас с тобой, то в самом деле хорошо было бы, когда-либо пойти в некоторые храмы, чтобы послушать и посмотреть, что там делается. Я такими вопросами никогда не интересовался, поэтому тоже ещё нигде, кроме нашей синагоги, не был, да и там бывал, лишь только, чтобы не обидеть родителей.

Когда Соломон, простившись со всеми, вместе со своими родителями ушёл домой, Юдифь осталась в своей комнате и долго не могла уснуть. Чувства радости и печали попеременно наполняли её сердце. Наблюдая за выражением лица Соломона во время их разговора, смотря как оно изменялось, когда она открывала ему свой план посещения различных молитвенных домов, она увидела, что Соломона нельзя было ещё причислить к сознательным атеистам. Хотя он и говорил, что не верит в существование Бога, всё же, хотя и бессозна тельно, в его сердце жила ещё любовь к религии евреев и со временем он может сделаться вполне верующим человеком. Это открытие было большой радостью для Юдифи. Но, с другой стороны, его выражение " чуждые еврейству религии" говорило ей о том, что он, хотя и недоволен отношением своего народа к другим верованиям и их носителям, но всё же, хотя ещё и бессознательно, стоит на стороне евреев и может стать большим фанатиком. Это обстоятельство наполняло её сердце тревогой и тихой скорбью.

- О, Иегова! - воскликнула после долгих размышлений Юдифь. - Если Ты вездесущ и всеведущ, то Ты знаешь все помышления мои. Дай мне постигнуть Тебя, Твою истину, не оставляй меня блуждать впотьмах, в полном неведении.

" Какая я странная, в самом деле, - подумала она дальше, - в детстве я надоедала папе, маме и дедушке вопросами о Боге, а вот теперь начинаю надоедать тем же и Соломону. Что подумает он обо мне после сегодняшней беседы? Ну, впрочем, всё равно я знаю, что он меня любит, а если это и было глупостью с моей стороны, то он простит всё и забудет про это. Ведь все люди так много творят в своей жизни и говорят различных глупостей! "

* * *

После вышеописанного разговора прошло около двух месяцев. В один из зимних вечеров в доме родителей Соломона, между родителями Юдифи и им происходил довольно серьёзный разговор. На лицах всех беседующих лежала глубокая печаль. Г-жа Вейнберг часто вытирала набегавшие на глаза крупные слёзы. Соломон также сидел опустив голову и тяжёлые вздохи вырывались из его груди.

- У меня нет на неё больше никакого влияния, у отца тоже - проговорила после короткого молчания мать Юдифи, с усилием сдерживая давившие грудь рыдания. - Мы вообще совершенно потеряли голову и не знаем, что делать. Нам так тяжело за гибель нашего ребёнка и стыдно перед другими людьми. Но она, словно помешанная или чем то очарованная, на все наши просьбы и угрозы твердит всё одно и тоже: " Я знаю, что вам всем тяжело, и мне это так больно, но не могу же я оставить всё, что мне свято, слушая людей более, нежели Бога". О, е! е! е! - зарыдала г-жа Вейнберг. - Юдифь, Юдифь, моя бедная, Юдифь! Неужели ты совершенно потеряна для всех нас, так любящих тебя!

Все сидели со слезами на глазах, понурив головы.

- Я тоже совершенно ничего не могу от неё добиться, но всё же я ещё надеюсь, что всё улучшится. Раза три уже старался я говорить с ней, умоляя её оставить своё увлечение ради меня, родителей и ради своего народа, но она всегда говорит одно и тоже: " Нет, не могу, Соломон! Я люблю моих родителей, тебя и мой народ ещё больше, чем раньше, но оставить моего Искупителя ради вас - это было бы поистине чем-то чудовищным. Это было бы больше, нежели самоубийство. Здесь идёт вопрос не о самоубийстве тела, которое рано или поздно всё равно должно умереть, но о самоубийстве души! " Эти слова мне были совершенно непонятны, и я не знал, что и говорить ей. Я думаю, что она в последнее время очень много размышляла и этим слишком расстроила свои нервы. К тому же, явился этот ужасный человек и сильно подействовал на её впечатлительную душу. Но у меня есть ещё глубокая надежда, что со временем всё это пройдёт.

Этот разговор произошёл в доме Бернштейн по следующему случаю:

Приблизительно недели через три после того, как Юдифь открыла Соломону своё намерение познакомиться с другими религиозными верованиями, город Г. посетил приезжий проповедник русской протестантской церкви. О предстоящих собраниях, которые должны были произойти в молитвенном доме этой общины, население города было извещено через расклеенные по городу объявления. В этих объявлениях находился призыв и к еврейскому населению, которое также приглашалось на предстоящие собрания. Автор объявлений обещал сказать много интересного и полезного и для Израиля. Хотя эти объявления быстро были срываемы и уничтожаемы евреями и другими противниками евангельской проповеди, которые не только сами не желали идти слушать, но и другим не давали прочитать эти объявления, всё же одно из них увидели проходившие по улице Соломон и Юдифь.

- Ну, вот видишь, Соломон, - обратилась к нему с улыбкой Юдифь, прочитав текст объявления. - Некоторое время назад мы с тобой сговаривались посетить некоторые из христианских храмов, чтобы послушать и посмотреть на богослужения других людей, а вот теперь нас даже приглашают. Ведь у русских людей имеется пословица, которая говорит, что незванный гость - хуже татарина, однако тот, который отказывается когда его зовут на что-либо доброе, тоже не лучше. Наверно, многие из наших евреев будут присутствовать на этих собраниях, а поэтому никто не будет удивлен, увидев нас с тобой. При этом наши родители, если узнают об этом, будут совершенно спокойны. Ведь чудный случай, не правда ли?

- Это верно, ответил Соломон, на этот раз я с тобою совершенно согласен. Мне тоже очень интересно, что хочет говорить о евреях или евреям этот человек. Хорошо, значит сегодня идём. В половине восьмого я зайду за тобой, и тогда пойдём удовлетворять твоё давнишнее любопытство и желание, впрочем теперь и моё, - добавил весело Соломон.

Довольно большой зал молитвенного дома был переполнен слушателями, когда туда вошли Соломон и Юдифь. Окинув взглядом всех присутствующих, они заметили около двадцати человек знакомых евреев. Два незнакомых человека, сидевших на самой задней скамье, встав со своих мест, предложили им сесть, сами же заняли место у дверей. Эта вежливость со стороны незнакомых и грубых на вид людей очень удивила Юдифь. Поблагодарив за любезность, они заняли предложенные места.

Через несколько минут в зале раздалось пение небольшого хора. Содержание слов и мелодия песни сразу захватили всё сердце Юдифи. В них ей послышалось что-то близкое, родное сердцу; это была давнишняя песнь её души. Простота и сердечность звучала во всём. Прислушиваясь к словам песни Юдифь размышляла: " Эти люди верят и прославляют того же Бога, как и мы евреи, только здесь больше простоты и благоговения". Хор пел:

О Иегова, через волны,
Чрез пустыни нас веди
Слабы мы, но силы полный
Нас приблизь к Своей груди.

Манной с неба, манной с неба
Слабых нас, Господь, питай!
О, открой Свои потоки
Из скалы святых даров;
Столб Твой огненный, высокий
Да хранит нас от врагов!

О Спаситель, о Спаситель!
Будь для наших душ щитом.
Мы стоим у Иордана;
Проложи чрез реку путь,

Чтоб в равнинах Ханаана
Твой народ мог отдохнуть.

Песни славы, песни славы
Вознесутся там Тебе.

Эти слова отзывались в сердце Юдифи, как отдалённое эхо седой древности, далёкого прошлого. Перед ней быстро пронеслись картины из истории Израиля, когда тот шёл в землю Обетования под водительством сильной и крепкой руки Иеговы.

Последние слова песни: " Чтоб в равнинах Ханаана Твой народ мог отдохнуть" - замолкли в пространстве, а Юдифь всё ещё сидела с опущенной вниз головой; её большие глаза были наполнены слезами. Соломон также сидел с серьёзным задумчивым лицом.

Но вот после короткой паузы хор запел другую песнь, которая своим содержанием ещё больше поразила сердце Юдифи. Хор пел:

Земля трепещет, и сверкая
Катится гром из края в край.
То Божий глас гремит, взывая:
Израиль, Мой народ, внимай!

Израиль, ты Мне строишь храмы,
И храмы золотом блестят,
И в них курятся фимиамы,
И день и ночь они горят.

К чему Мне ваших храмов своды,
Бездушный камень, прах земной?
Я создал землю, создал воды
И небо очертил рукой.

К чему Мне злато? В глубь земную,
В утробу вековечных скал,
Я влил, как воду дождевую,
Огнём расплавленный металл.

К чему куренья? Предо Мною
Земля со всех своих концов
Кадит дыханьем под росою
Благоухающих цветов.

К чему огни? Не Я ль светила
Зажёг над вашей головой?
Не Я ль, как искры из горнила,
Бросаю звёзды в мрак ночной?

Твой скуден дар. Есть дар бесценный,
Дар, нужный Богу твоему;
Ты с ним явись, и примирённый
Я все дары твои приму.

Мне нужно сердце чище злата
И воля крепкая в труде;
Мне нужен брат, любящий брата
И верный Мне всегда, везде.

Каждое слово этой песни врезывалось в её сердце. Как при пении первой песни перед ней прошла вся картина выхода из Египта и странствование Израиля по пустыне, так при слушании последней перед ней ярко встала вся последующая история её народа.

К чему куренья, к чему золото и к чему жертвы? - шептали уста Юдифи, повторяя слова песни. - Разве Ему, сотворившему всю вселенную, нужно чтобы Его собственность брали от Него и приносили Ему же в дар, как будто это было наше? Да, сердце чище злата и любовь одного человека к другому - это, действительно, самый большой для Него дар!

Рой мыслей наполнил при этом её голову, но заниматься ими в данную минуту не было времени. Перед собравшимися слушателями на возвышенном месте у стола, покрытого белой скатертью, появился средних лет человек с раскрытой книгой в руках. Его приятное, энергичное лицо было обрамлено большой чёрной бородой. Проникающим в сердце взором он обвёл всех присутствующих, как бы стараясь заглянуть в душу каждого слушателя.

Сильным голосом он произнёс:

- В этом помещении, как вы уже читали в объявлениях, произойдёт, начиная с сегодняшнего вечера, ряд собраний с чтением и разъяснением Библии. И вот, прежде чем приступить к чтению этой чудной книги книг, дарованной Самим Богом сынам человеческим, я предлагаю обратиться к Богу в молитве, дабы Он благословил нас и дал разумение Его Слова. Внешних предметов богопочитания у нас здесь, как вы видите, нет, но Он присутствует на всяком месте и во всякое время, где люди собираются во имя Его. Живой и вездесущий Бог не нуждается в мёртвых предметах напоминающих о Нём, ибо Он Сам хочет напоминать людям о Своём присутствии. И если мы встаём, чтобы приветствовать постороннего человека, то тем более, сознавая присутствие Бога и обращаясь к Нему, мы должны встать в благоговении перед Ним. Поэтому, встанем и будем молиться!

Все собравшиеся встали со своих мест, за исключением присутствующих евреев, смотревших друг на друга, не зная что делать. Некоторые из них нерешительно встали - остальные продолжали сидеть. Находясь позади всех, Юдифь всё время наблюдала за их поведением. Сама она встала по приглашению первая, а за ней последовал и Соломон.

Горячая детски-простая молитва полилась из уст стоявшего впереди человека. Как дитя, обращаясь к своему отцу, открывает свои нужды, так и этот человек обращался в простых словах к Богу. Юдифь не слышала ничего подобного в своей жизни. Она слышала, как читали еврейские молитвы её родители, и сама она читала молитвы, написанные тысячелетия тому назад, заученные наизусть и повторяемые нередко без понимания их смысла. Это была часто мёртвая форма без животворящего духа. Но здесь звучали не мёртвые, заученные слова и выражения, а изливающаяся из сердца просьба о насущной нужде. Это была живая, проникнутая верой беседа человека с невидимо присутствующим Богом.

Когда молившийся в заключение произнёс " Аминь", все верующие также повторили вслед за ним это слово.

- Аминь, - повторила вслед за всеми Юдифь.

Соломон с недоумением посмотрел на неё.

- Что с тобой, Юдифь, ты ведёшь себя, как эти люди, встаёшь, когда предлагают, и повторяешь их слова. Посмотри, наши все, за малым исключением, сидят молча. Хорошо ли ты поступаешь Юдифь?

- Я думаю, что ничего плохого не делаю, мой Соломон. Неужели мы не должны стоять на стороне истины и соглашаться с нею, если слышим её первый раз в жизни? - ответила Юдифь. - Во всём, что мы здесь наблюдаем и слышим, я вижу и чувствую одну лишь истину.

Дальнейшая их беседа была прервана, так как проповедник, призывая всех слушателей к вниманию, начал читать одно из библейских повествований, из 53-ей главы книги пророка Исаии, где в сжатой, но сильной картине изображена вся жизнь Иисуса Христа от Его рождения до смерти на Голгофском кресте.

Окончив чтение, он в кратких словах коснулся истории Израильского народа и чудной надежды его на пришествие Мессии. Он указал, что Мессия должен был, на основании пророчества, прежде всего, как Агнец Божий, умереть за народ. Через Свою смерть Мессия должен был освободить людей от рабства греху и вечной смерти, подобно тому, как умершие когда-то в Египте агнцы освободили в ту ночь евреев от рабства фараона и от смерти вместе с египтянами. То, что случилось в древности в Египте, было лишь символом, прообразом того, что впоследствии Бог совершил во Христе Иисусе, о Котором говорил пророк Исаия, что Он презрён, умалён, Муж скорбей, что Он, как Агнец, был ведён на заклание, потому что Он взял на Себя наши грехи.

- Дорогие, - обратился проповедник к своим слушателям, - давайте теперь всмотримся в жизнь Иисуса Христа из Назарета. Разве Он не был презираем и уничижаем в те времена? Книжники и фарисеи ненавидели Его в продолжение всей Его жизни, пока, наконец, не решили предать Его позорной смерти на кресте, удалить Его из своей среды. Римские воины, язычники, сплетши венец из терновника и возложив Ему на голову, ударяя палкой, насмехались над Ним говоря: " Радуйся, Царь Иудейский! " Разве это не было уничижение? А разве Он не был, как Агнец, ведён на заклание, когда нёс свой крест к месту казни, падая под его тяжестью? При всём этом Он был, действительно, как Агнец, безгласен: ни ропота, ни жалобы на своих истязателей.

Это совершилось в то далёкое время, но это пророчество Исаии сбывается в отношении Христа Иисуса и до наших дней. Здесь, как я вижу, много моих друзей-евреев. О, как я хотел бы, чтобы вы заглянули сегодня немного в ваше прошлое и настоящее. Разве в наши дни ваши духовные вожди и руководители не продолжают всеми силами выставлять перед вами Иисуса Христа Сына Божия, настоящего Мессию Израилева, как самозванца и обманщика? Разве это не презрение и умаление Христа в продолжении многих веков?

Правда, все религиозные люди Израильского народа ещё продолжают ожидать Мессию. Но Кто будет Тот, Который вскоре придёт? Кто будет этот грядущий Мессия? Конечно, если мы начнём говорить об этом, кто как думает, то мы можем ошибиться. Но Бог, обещавший послать Мессию, позаботился заранее предсказать о Нём. Посмотрим, что говорит о Мессии один из вдохновенных Богом пророков, пророк Захария, в двенадцатой главе десятом стихе своей книги. Вот его слова о грядущем Мессии: " И они воззрят на Него, Которого пронзили, и будут рыдать о Нём, как рыдают о единородном сыне".

Кого, когда в своей истории уже пронзили евреи? Кто придёт к ним снова? Тот, Которого они пронзили в прошлом, есть Иисус сын Давидов. Это должно было случиться по предопределению Божию: кровь непорочного, невинного Агнца должна была быть пролита для искупления Израиля и всего мира, для освобождения людей от их грехов. Об этом предсказал пророк Исаия, Даниил и другие. Но теперь должно сбыться и другое предсказание: Израиль должен с верою воззреть на Того, Кого пронзили их отцы.

Сегодня через меня Бог обращается ещё раз ко всем вам, сыны Израиля, и всем другим, находящимся в этом собрании...

В это время многие из евреев, с шумом оставив свои места, вышли из зала. Когда все снова успокоилось, проповедник продолжал:

-О, дети Израиля, к вам первым послал Он Своих учеников с проповедью Евангелия после Своего славного воскресения... К вам первым и я обращаю своё слово, приехав в этот город. Вам первым из всех народов Господь хочет дать мир сердца и радость жизни. Вас первых Он хочет благословить величайшими бла гословениями, которые Он обещал ещё праотцу вашему Аврааму. Не продолжайте же вашего упорства и противления Тому, Кто пролил за ваши беззакония Свою невинную кровь. Не продолжайте в вашем ожесточении вплетать всё новые шипы в Его терновый венец. Не продолжайте пронзать Его вашим неверием, уничижать и отвергать. Обратитесь к Нему всем сердцем в покаянии и молитве!

Когда же наступит для вас, находящихся здесь, тот славный день, что вы воззрите на Того, Которого пронзили руки ваших отцов? Когда в слезах раскаяния припадёте к Его пронзённым за ваши грехи стопам? Он ждёт! Его взор с любовью обращён на каждого из вас и в этот момент. Как заблудшую овцу дома Израилева Он хочет вернуть тебя домой. Он призывает вас сегодня, слушайте, что Он говорит: " Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас". Ты, обремененное грехом, ты тоскующее и не имеющее покоя в этом мире сердце, приди, приди сегодня, и Он даст тебе покой, покой навеки...

Замолкло последнее слово горячего призыва. Все собравшиеся по предложению проповедника склонили колени для молитвы, за исключением нескольких оставшихся ещё в собрании евреев. Молитвы раскаяния и призыва о помощи горячим потоком полились из сердец многих присутствующих.

Юдифь, внимательно слушавшая в продолжение всей проповеди, сидела с полными слёз глазами. Теперь ей живо припомнилось, как она, ещё тринадцатилетней девочкой, будучи на даче у дедушки, слышала памятную ей беседу и спор дедушки с приезжими раввинами об " Иешуа". Ещё тогда ей показалось, что один из раввинов был более прав, чем дедушка. И вот сегодня она слышит живую евангельскую проповедь о Мессии.

Какой-то внутренний голос всё время шепчет её сердцу: " Да, это всё непреложная истина, которую ты должна принять. Он - Мессия, Агнец, умерший за всех евреев, за весь мир и за Тебя. Мы должны принять Его, Которого пронзили! " " И ты тоже", - шепчет внутренний голос.

- И я? - произнесли тихо уста Юдифи, как бы задавая вопрос невидимому собеседнику.

Соломон всё время наблюдал за выражением лица молодой девушки. Раза три он предлагал оставить собрание и пойти домой. Ему не нравилась проповедуемая здесь так открыто и просто истина о Христе. Но Юдифь всё время отказывалась и просила его обождать ещё немного.

Хотя Соломон и был модно-неверующим молодым евреем, но это неверие, как видно, было лишь поверхностным налётом; в глубине души он оставался ещё настоящим иудеем. Слыша истину о Христе, об отношении к Нему евреев, в нём всё более и более обнаруживалось его внутреннее глубокое чувство. Ему было очень больно смотреть, что Юдифи, которую он любил всем сердцем, нравилась проповедь, что ей казались истиной слова этого человека. Судя по выражению её лица и этим слезам на глазах, она была вполне согласна с проповедью.

Теперь, когда все склонили свои колени для молитвы, Соломон как еврей почувствовал, что для него было бы оскорблением оставаться и присутствовать при молитвах этих людей. Почти грубо, с раздражением в голосе он опять предложил Юдифи покинуть зал и пойти домой.

- Нет, Соломон, - ответила тихо Юдифь, - я не могу идти в эту минуту; скоро, как видно, конец, и я хочу остаться здесь до конца.

Её сердце усиленно билось, когда она слышала горячие молитвы, в которых было много просьб об обращении Израиля. Юдифь чувствовала, что и она является грешницей; она, как и другие евреи, упорствовала и противилась Христу Иисусу до сего дня. Она считала Его обманщиком и лжемессией, она уничижала и презирала Его.

Эти мысли, как молния, пронеслись в её уме и заставили сердце сжаться от глубокой боли.

" А теперь, что я делаю? Когда все благоговейно склонили колени перед Ним, я упорно сижу и даже не встану со своего места. О, Боже, - шептала Юдифь. - Но что скажет Соломон, родители, народ?.." " А что скажет Он, любвеобильный Агнец Божий? " - прозвучал как бы в ответ внутренний голос.

Забыв о родителях, о присутствии Соломона, со словами: " Прости меня, о " Иешуа", " она бросилась на колени. Потрясающая, долго сдерживаемая молитва пламенного раскаяния полилась из её сердца: молитва за себя, а потом за своих родителей и за весь народ. Сидевшие ещё в собрании евреи с изумлением и недоумением смотрели в её сторону. Соломон сидел около склонившейся Юдифи, смотря на неё недоумевающим, испуганным взором.

- О, Господь мой и Бог мой, о Иешуа-Мессия! - продолжала Юдифь. - Отныне я хочу служить Тебе всем сердцем, быть Твоей рабой и принадлежать Тебе всецело. Помоги же мне идти теперь за Тобою! Аминь.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: