Вражда родителей. Клятва матери убить свою дочь. Изгнанная из дома. Доверившаяся Господу

Около часа продолжался истерический плач матери. Отец отправил других дочерей спать. Соломон сидел, понурив голову.

- Горем и слезами, Рахиль, мы делу не поможем, - обратился к жене немного успокоившийся Вейнберг. - Нужно что-то предпринять. Мы все трое более всех любим Юдифь и сознаём насколько гибелен для неё и тяжёл для нас сделанный ею шаг. Но, быть может, общими силами, мы ещё сможем спасти её от этого увлечения. Было бы хорошо, если бы ты Соломон спокойно, по порядку рассказал нам теперь, как всё это произошло. Ведь последнее время ты был с ней вместе больше, чем мы; мы доверили тебе нашу дочь вполне.

- Да, - добавила г-жа Вейнберг, успокоившись в это время от своих рыданий, - расскажи нам, Соломон, обо всём.

Немного успокоившийся от всего только что пережитого, Соломон описал родителям все уже известные нам предшествующие обстоятельства вплоть до событий этого вечера. Он рассказал, что в последнее время Юдифь усиленно занималась религиозными вопросами, что она делилась с ним своими мыслями, в которых он ничего плохого не подозревал и отчасти сам их разделял. В этот вечер, желая удовлетворить её давнишнее желание познакомиться с другими религиями, а также и своё любопытство, которое возбудил в нём приезжий совратитель своими афишами с призывом к еврейскому народу, он решил пойти с Юдифью на христианское собрание.

После короткого молчания Соломон продолжал:

- И вот там, в этом собрании, произошло нечто, чего я не ожидал и никогда не мог допустить даже в мыслях. Приехавший евангелист доказывал, что " Иешуа" - действительно, Мессия Израиля и Спаситель мира. При этом он всё время цитировал еврейских пророков, говорящих о пришествии Мессии. Наблюдая за Юдифью, я заметил, как внимательно следит она за речью, ловя каждое слово. Я хотел увести её, но каждый раз уступал её просьбам и оставался. Мне было страшно неприятно и больно за неё; правда, я не верил в Бога, но для меня, как еврея, было больно внимание Юдифи к речи этого человека, которая, как мне казалось, была направлена исключительно к обвинению евреев в убийстве " Иешуа".

Когда говорящий закончил свою речь, все присутствующие, по его предложению, склонили колени для молитвы. Многие из евреев вышли из помещения, некоторые же остались сидеть, как видно, из любопытства. Я тоже, поднявшись, хотел уйти, но Юдифь удержала меня и на этот раз...

Мы с нею сидели позади всех; и вот, после молитвы одного человека, Юдифь вдруг быстро опустилась на колени и начала молиться так же, как и эти люди. Сидевшие впереди нас евреи начали смотреть в нашу сторону. Я был так ошеломлён всем этим, что не знал, что делать. Боль наполнила моё сердце. Было стыдно взглянуть на смотревших на нас евреев. Я был до крайности оскорблён и унижен.

Придя немного в себя и подняв её с колен, я почти бегом выбежал вместе с ней из этого ужасного дома. Вот всё, что я знаю и могу вам о ней сказать. Сильная любовь к Юдифи борется в моей груди теперь с другими, вызванными этим происшествием чувствами. Я не могу дать себе ясного отчета, что со мной происходит. Я не верил до сего дня в Бога, не был религиозным человеком, но странно, я чувствую, что Юдифь оскорбила все мои святые глубокие чувства. Я вижу из этого теперь, что есть Бог, и что евреи являются единственным народом в мире, имеющим правильное понятие о Нём и правильную, данную самим Богом религию. Юдифь же стала сознательной отступницей от Бога и религии своих отцов, она сразу всё отбросила и попрала.

Что я должен теперь делать? Ведь она моя невеста, вскоре мы должны были сочетаться. Как быть теперь? Я не могу больше показаться вместе с ней в нашем еврейском обществе; многие из наших были свидетелями её неистовой молитвы, в которой она просила " Иешуа", чтобы Он обратил к Себе весь наш еврейский народ. Они видели и меня вместе с ней... Для меня она теперь совершенно потеряна!.. Мы не можем больше любить друг друга; даже больше этого: мы не можем быть даже друзьями... О, как могло это случиться?.. Юдифь, Юдифь! - простонал Соломон, схватившись руками за опущенную голову.

В продолжение всего рассказа Соломона родители сидели молча, совершенно подавленные горем. На лице отца отражалась страшная внутренняя борьба. Мать сидела, склонив голову, со слезами на глазах. Они оба вполне сочувствовали молодому человеку и понимали его состояние. Глубоко страдали они за свою дочь.

Когда Соломон умолк, Вейнберг, взяв его под руку, подвёл к жене.

- Ты знаешь, Соломон, что наши сердца были привязаны к тебе, как к родному сыну; мы любили тебя всем сердцем, любим и теперь не меньше. Мы знаем также, что и ты нас любишь. Теперь мы потеряли ту, которая нас так крепко связала друг с другом и которую мы все так горячо любим. Мы все думали, что она принесёт нам много радости в будущем, но она принесла такое страшное горе, которое мы не знаем, как устранить.

Когда она час тому назад, сидя здесь, сказала, что она христианка, я не понимал, что со мной делается. Если бы не жена, не знаю, что мог бы я сделать в тот момент с моим ребёнком. Я ещё не знаю, что предпринять, как с ней поступить; но всё же не хочу отчаиваться. Юдифь с самого раннего детства удивляла нас своим живым умом и не по летам глубокими вопросами. К тому же она была всегда крайне впечатлительна. Быть может, к нашей общей радости, нам ещё удастся возвратить её к религии отцов. Нам придётся теперь всем троим приложить все старания и употребить все средства, чтоб повлиять на неё. Теперь, я думаю, нам лучше всего оставить её в покое на несколько дней, пусть она одумается сама в своём поступке. Строгостью едва ли удастся чего-нибудь достигнуть. Я очень сожалею о моей сегодняшней несдержанности. В этом отношении нашему народу нужно желать очень многого, но что делать - темперамент! Постараемся теперь достигнуть цели любовью, увещаниями и просьбами. Может быть, если понадобится, придётся пригласить и нашего уважаемого раввина для беседы с нею. А потом увидим что делать, - закончил Вейнберг.

- Да, ты прав, Давид, - добавила г-жа Вейнберг, - мы должны сделать всё, чтобы спасти нашего ребёнка, нашу любимую Юдифь. И ты, Соломон, поможешь нам в этом, не правда ли? Ты можешь очень сильно повлиять на неё, ведь я знаю, как горячо любит тебя наша Юдифь.

- О, да, - ответил ободрившийся молодой человек. - Простите горячность моих суждений. Быть может, и в самом деле моя Юдифь ещё не совсем потеряна для меня. Всё, что зависит от меня, я готов сделать ради неё!

Было уже около трёх часов ночи, когда Соломон возвратился домой. Остальную часть ночи как он, так и Вейнберги провели почти без сна. Обращение Юдифи в христианство было для них неожиданным и тяжёлым ударом.

А в это же самое время, в другой части дома шла другого рода, не похожая на первую и необыкновенная в этом доме беседа. Она происходила не между людьми, но между человеком и Богом.

Выйдя, по приказанию отца, в свою комнату, Юдифь почувствовала себя совершенно разбитой. Она привыкла с раннего детства жить в любви у всех окружающих её, и теперь в первый раз в жизни она почувствовала, что потеряла эту любовь. Она увидела, что её возненавидели самые близкие и дорогие ей люди.

Юдифь любила всем сердцем своих родителей и Соломона, - редко можно было встретить такую нежную детскую привязанность. Соломон был также дорог её сердцу. Вот уже несколько лет прошло с тех пор, как они встретились и полюбили друг друга. Он был всегда необыкновенно внимателен и нежен к ней. Она знала, что он любит её всей душой. И вот теперь они выгнали её из комнаты.

А всегда нежный и заботливый отец был сегодня так страшен, когда он, весь дрожа, стоял перед нею, что если бы не мама, то, кажется, готов был бы убить её там же на месте. При этом воспоминании сердце девушки наполнилось щемящей болью.

Теперь она почувствовала себя совершенно беспомощной и одинокой в этом мире. Нет больше тех, с которыми она могла бы поделиться своим невыносимым горем. Нет человека, на груди которого она могла бы выплакать всё, чем было наполнено сердце. Мать, отец, Соломон, сёстры, весь народ - все оттолкнули её из-за Господа. Юдифь ясно сознавала, что теперь всё было порвано между ними. Она чувствовала себя подобно человеку, сброшенному в море с палубы парохода, не чувствуя под ногами твёрдой почвы и не видя вблизи берега.

Долго в этот вечер раздавалось тихое рыдание в её комнате. Это было первое тяжёлое горе в её жизни. Когда прошёл первый приступ рыданий, Юдифь поднялась с постели, на которую она упала в изнеможении, войдя в комнату, и села на стоявший у окна стул. Была тихая лунная ночь. Яркие звёзды переливались и мерцали, как огоньки. Девушка устремила свои заплаканные глаза на чудную картину зимнего звёздного неба. Погрузившись в созерцание, она просидела так некоторое времени.

- Ты велик, мой Бог, в Твоём творении! - проговорила она вслух, отрывая свой взор от звёздного неба. Её сердце начало наполняться миром. Сидя у окна, она начала припоминать всю свою жизнь от раннего детства, когда она с родителями жила ещё там, в отошедшем теперь от России, западном крае. Она вспомнила вопросы о Боге, возникавшие в её сердце, когда отец рассказывал ей с сёстрами историю их народа. Эти рассказы так возбуждали её детский разум и пробуждали желание больше узнать о Боге.

Вспомнила она и ту, знаменательную в её жизни, случайно подслушанную беседу дедушки с раввинами. Вспомнила также последующую свою беседу с дедушкой.

Одна за другой быстро проносились перед ней картины детства: их бегство в начале войны, путь от фронта до города Г., первая встреча с Соломоном и последнее радостное и счастливое время, когда они были женихом и невестой. Вся эта панорама прошлого быстро пронеслась перед её взором.

" Это был сладкий сон, сменившийся страшной, суровой действительностью! - подумала Юдифь. - Но что же дальше, что ждёт меня теперь в этой действительности? Сон миновал, картина моей жизни изменилась. И слава моему Искупителю, что Он вывел меня из этого сна! Лучше проснуться здесь, на земле, и жить действительной жизнью, чем открыть свои глаза только лишь при переходе в вечность и видеть перед собою страшные последствия духовного сна на земле".

Своим живым и развитым умом Юдифь взвешивала теперь всё, что было за и против её сегодняшнего решения. Она не старалась обольстить себя обманчивыми картинами предстоящей жизни. Последнее время она много читала еврейскую Библию. При этом её более всего поражало, что все пророки, истинные служители Иеговы переносили много различных гонений, а некоторые и мученическую смерть. Она вспомнила и то, что Сам Господь Иисус Христос тоже, будучи распят, умер самой мучительной смертью.

- Если ты хочешь идти за Ним, хочешь быть Его рабой и ученицей, тебя ожидает та же участь, Юдифь, - произнесла она вслух. - Первый шаг уже сделан. Наверно, весь город узнал об этом. Завтра на улице все наши будут кивать головами в мою сторону и показывать на меня пальцами... Пойти обратно? О, сохрани меня от такой мысли, мой Искупитель! - проговорила она вновь, и с этими словами, склонив колени у ног своего Искупителя и Господа, забылась в молитвенной беседе с Ним. Продолжительная и горячая молитва возносилась к Всевышнему в её освещенной луной комнатке:

- Ты знаешь, что душа моя с детства искала Тебя, о мой Господь! Сегодня Ты по милости Своей открылся мне в Твоём Слове. Tы омыл моё сердце Своею кровью. Но ты знаешь и видишь, что меня все оставили из-за Тебя. Все близкие, которых я так люблю, возненавидели меня и оттолкнули от себя. Нет больше у меня друга здесь на земле, нет никого, кто помог бы мне советом и поддержал бы меня в борьбе. Я одна, совершенно одна. Ты же знаешь, что я - слаба, не знаю ещё Твоих путей, не знаю как идти. Не оставляй меня, не дай мне отступить теперь от Тебя в моей слабости и немощи. Ты знаешь всё, что теперь может встретить меня в жизни; я же не знаю этого, помоги мне, мой Господь, во всяких тяжёлых случаях, когда я буду изнемогать и не в силах буду бороться с ними.

Долгое время эта детская, простая молитва звучала в её комнатке. В ночной тиши Юдифь беседовала со своим Искупителем, как будто бы Он стоял перед нею в Своём телесном виде. Она не сомневалась, что Он, действительно, находится с нею в этот тихий час ночи. От этой детской простой молитвы глубокий мир наполнил её сердце.

- Я готова всюду пойти за Тобою. Да будет, мой Господь, Твоя воля во всей моей жизни отныне и навсегда! - так закончила свою беседу с Господом Юдифь.

Когда она поднялась с колен, её освещённое луной лицо сияло от тихой внутренней радости и полного мира. Совершенно успокоившись в своём Искупителе, она забылась в крепком и спокойном сне. Тот, к Кому она обращалась в молитве, послал Своего светоносного Ангела охранять её и поддерживать в пути к небесной и вечной отчизне.

* * *

Теперь для Юдифи настали тяжёлые дни: дни сильных испытаний, искушений и гонений со всех сторон. Родители и Соломон прилагали все силы и употребляли всевозможные средства для отвращения её от веры во Христа Иисуса. Были уговоры, приглашения в театр, на танцы и т. д. Но от всех этих раньше любимых развлечений, она раз и навсегда наотрез отказалась. Она считала преступлением перед Богом пойти в театр или присутствовать на вечере с танцами. Она говорила: " Мне нет места в тех местах, где нет Иисуса, моего Господа; я должна быть лишь там, где может быть Он". Все уговоры родителей и Соломона оказались тщетными, и они всё более теряли надежду, а вместе с ней всякую сдержанность и терпение.

Несколько раз мать, оставшись с нею наедине, со слезами упрашивала Юдифь оставить свои убеждения и, раскаявшись, возвратиться к вере отцов. Эти мольбы и слёзы любимой матери были самым сильным и великим искушением и испытанием её веры.

- Подумай, Юдифь, и о твоём будущем, - начала однажды её мать. - Ведь ты совершенно оставляешь свой народ. Весь город смотрит на тебя, как на отступницу. Пожалей нас, разве ты не замечаешь как страдают из-за тебя твои мать и отец? Твои подрастающие сёстры тоже почти каждый день должны оплакивать твой поступок. Им тяжело показаться в нашем еврейском обществе, из-за тебя и на них смотрят с презрением и насмешками. Вчера они пришли с вечера со слезами. Руфь заявила, что она теперь никуда не покажется из дома. Все спрашивают, где Юдифь, и не хотим ли и мы все перейти в христианство? Ах, Юдифь, неужели тебя не трогает наше страдание? А посмотри на твоего Соломона, что ты с ним делаешь? Насмешки и укоры сыплются на него со всех сторон. Ты больше не идешь с ним ни в одно из увеселительных мест, и он тоже сидит всё время дома. Если так будет продолжаться дальше, то он, в конце концов, откажется от тебя. Кто захочет иметь своей женой отступницу-еретичку?

- Знаешь, мама, - ответила Юдифь, - я всё это вижу и знаю. Моё сердце болит за всех вас, за Соломона и за весь наш народ. Но, мама, не могу же я оставить Бога и Его повеления? Если бы я сделала теперь этот шаг, я была бы действительной отступницей, и мой грех перед Ним был бы тяжким, сознательно сделанным грехом. Этим я променяла бы вечное на временное и небесное на земное. Я всех вас люблю не меньше, но ещё гораздо больше чем раньше; также я люблю и Соломона, но ходить с ним по различным увеселительным местам я не могу. Все эти места противны моему Господу, моему небесному жениху, а я хочу быть Его верной невестой, преданной Ему больше, чем кому-либо из людей.

До сих пор г-жа Вейнберг слушала терпеливо свою дочь, но тут с гневом и задыхаясь от волнения, она закричала:

- Неверная еретичка, отступница, ты опозорила наше имя, наш род! Ты являешься тёмным пятном нашего семейства и своего народа! Уйди с моих глаз, я не хочу больше тебя видеть! - с этими словами она, вскочив, выбежала из комнаты.

* * *

После этой беседы с матерью произошёл памятный нам, описанный в третьей главе, разговор между родителями Юдифи и Соломона. После этого они решили пригласить раввина для беседы и увещевания Юдифи. Результатом беседы было лишь то, что Юдифь ещё больше утвердилась в Евангельской истине и в неправоте религиозных вождей еврейского народа, которые всеми силами держат людей в неведении относительно Иисуса Христа и Его Евангелия.

Часов в одиннадцать дня раздался настойчивый стук в дверь комнаты Юдифи. В это время она сидела с рукоделием в руках. Последние дни она вообще очень мало могла выходить из дома. Отчасти ей некуда было пойти: старые друзья и знакомые отвернулись от неё, а за посещением верующих той общины, где она обратилась, зорко наблюдали родители и всеми силами старались препятствовать. Вообще, теперь следили за каждым её шагом и она предпочитала лучше оставаться дома.

Услышав стук в дверь своей комнаты, она подумала, что, наверно, кто-либо из родителей или Соломон снова идут со своими просьбами, и попросила войти. Дверь открылась, и Юдифь с удивлением увидела на пороге своей комнаты знакомого ей престарелого раввина. Она сразу поняла причину его прихода и быстро пододвинув ему стул, предложила сесть.

- Знаешь, дочь моя, я пришёл сегодня, чтобы кое-что узнать от тебя, - обратился к ней раввин. - Несколько времени тому назад я услышал, что ты изменила религии наших отцов, данной нам Самим Иеговой, и перешла в христианскую или, вернее сказать, языческую ересь. Но я всё время не хотел верить, чтобы член славного рода Вейнбергов сделался отступником, пока, наконец, вчера вечером мне не пришлось услышать об этом от твоих родителей. Мне так жаль тебя, дочь моя, и я надеюсь, что ты возвратишься в лоно синагоги и к твоему народу. Твоя молодость и неопытность содействовали тому, что ты вдруг поскользнулась на пути веры, но наш народ и синагога ради твоих предков готовы простить тебе этот грех, если ты раскаешься, хотя бы ты действительно и совершила этот поступок. Я также готов помочь тебе выйти из создавшегося положения. Скажи же мне, дочь моя, открыто, правда ли то, что говорят о тебе? Если это так, то готова ли ты просить о прощении, раскаявшись в твоём тяжком прегрешении? - добавил, смотря ласковым отеческим взором на сидевшую против него девушку, равви.

- О, да, уважаемый равви, я готова сказать вам всё что есть, - ответила Юдифь. - Что касается измены данной Самим Иеговой религии, то этой измены с моей стороны не произошло.

Равви приветливо кивнул головой.

- Относительно же моего перехода в христианскую или, как вы называете, языческую ересь, то заявляю вам, уважаемый равви, что о таковой ереси, я совершенно ничего не знаю.

- Так, как же это, дочь моя, значит всё, что мне пришлось слышать, - это неправда? - спросил удивлённый раввин. - Неужели это только юношеская шалость с твоей стороны? Даже и это, дочь моя, очень нехорошо.

- Нет, равви, прошу вас, выслушайте меня до конца. Дело вот в чём. Давно, ещё в детстве, я слышала, что существует христианская ересь, которая берёт начало от одного еврея по имени " Иешуа" из Назарета. Меня тогда учили ненавидеть этого " Иешуа", а Его последователей считать за гоев. Когда я была ещё ребёнком, я верила всему этому и старалась так поступать, думая, что этого требует Бог. Когда же я стала подрастать и научилась размышлять, то я сказала себе: " Если я кого-либо люблю, то должна знать, за что люблю; если же ненавижу, то должна знать также, за что я должна ненавидеть". Не так ли, уважаемый равви? Вы мудрее меня и можете сказать мне, если мой вывод не совсем логичен.

- Это верно, дочь моя, ты рассуждаешь очень правильно, - ответил раввин, смотря на неё с недоумением и тревогой.

- Так вот я и решила применить это правило в данном случае, т. е. относительно " Иешуа". Я сказала себе, что должна знать, почему я должна Его ненавидеть. Для этого я начала исследовать тору и пророков, а потом и жизнь " Иешуа" через Евангельское описание. При этом исследовании я всё более и более убеждалась, что Он не обманщик, как мне внушали это с детства, но обещанный Богом и пришедший к своему народу Мессия, Сын Благословенного, или, другими словами, Тот Иегова, Который раньше открывался Израилю в различных видах и формах, принял впоследствии плоть человека и пришёл как " Иешуа" из Назарета. Этому, уважаемый равви, я глубоко верю, а также прошу Господа, чтобы мои родители, вы и весь наш Израильский народ не противились Ему больше, а приняли Его, как своего Мессию. Я верю, равви, что рано или поздно Израиль должен будет принять " Иешуа", он воззрит на Него, Которого пронзили, как говорит пророк Захария.

По мере того, как старый раввин слушал речь Юдифи, его ласковый взор всё более и более изменялся. Сначала он сделался серьёзен, затем в нём появились искры гнева и, наконец, сверкая злобно глазами, раввин вскочил со стула и начал бегать по комнате, нервно теребя свою седую бороду. Он сделался совершенно неспособен к дальнейшей беседе и вместо разумного увещевания или доказательства неправоты своей собеседницы, потеряв от гнева всякое самообладание и приличие, начал проклинать девушку, всех христиан и Самого Иисуса.

- Таких нужно совершенно искоренить из среды нашего народа, - заметил раввин, прощаясь с родителями Юдифи. - Она погибла безвозвратно, сделать что-либо с ней совершенно невозможно. Жаль, что языческие законы страны, в которой мы живём, не позволяют нам выполнить свой обычай и побить её камнями. Она истинно достойна этого. Я советую вам удалить её из среды нашего общества, и как можно скорее, дабы она не могла быть сетью для многих других евреев. Вы не должны иметь с ней никакого общения, как с еретичкой, это воспрещает синагога.

Юдифь в самом деле становилась всё более опасной для еврейского общества. Несмотря на все преграды, она продолжала идти своим путём. Она старалась посещать христианские собрания и, где только бывала малейшая возможность, свидетельствовала перед евреями, что Христос есть, действительно, Мессия Израиля и Спаситель мира. Родители и Соломон, испробовав все средства к отвращению её от истины, теперь совершенно изменили своё отношение. Они сделались её злейшими врагами и настоящими тиранами.

С Соломоном у неё произошёл окончательный разрыв - этого требовала синагога и родители обеих сторон. Теперь в своей среде она была окружена ненавидившими её людьми. Последнее время ей запрещали выходить из дома. Когда же Вейнбергов посещал кто-либо из знакомых, то её закрывали обыкновенно на ключ в её комнате. Среди еврейского общества родители распространили слух, что их дочь психически больна. И когда гости спрашивали иногда, где Юдифь и желали её видеть, то мать отвечала, что она делается буйной и выпустить её из комнаты или пойти к ней очень опасно.

Юдифь сама неоднократно слышала, как мать говорила о ней другим, как о помешанной, её сердце наполнялось в такие моменты ещё сильнейшей болью. В этих случаях, она всегда прибегала в молитве к своему Искупителю, Который поддерживал её во всех этих невыносимых для её слабых сил испытаниях.

Наконец, вскоре после посещения раввина, по его предложению, родители сочли за лучшее удалить её совершенно из своего дома. Однажды отец и мать, оставшись с нею наедине, ещё раз пробовали воздействовать на неё просьбами и, наконец, угрозами.

Увидев бесполезность всех своих усилий, отец заявил ей:

- Всё, что было доступно для нас, мы сделали для твоего спасения: мы старались спасти тебя от совершенной погибели, но всё оказалось напрасным. Вместо того, чтобы оставить эту ересь, ты, как мы теперь убедились, всё больше и больше погружаешься в неё. И этого тебе ещё не достаточно, ты всеми силами стараешься заразить этой ересью твоих сестёр и всех, с кем встречаешься. Дальше так продолжаться не может. Теперь избирай одно из двух: или ты сегодня же должна отказаться от ереси, или же завтра оставишь дом и пойдёшь, куда хочешь. До завтрашнего дня ты должна окончательно решить этот вопрос. Это - наше последнее слово!

Как мы видели, жизнь Юдифи в доме родителей становилась всё более и более невыносимой. Но это последнее заявление их было для неё ещё бльшим ударом. И когда она снова осталась одна в своей комнатке, в её душе происходила сильная борьба. Она видела, как пропасть между нею и всем, что ей было так мило и дорого, с каждым днём увеличивается. Её народ уже давно с презрением отвернулся от неё, между нею и Соломоном всё порвано, - теперь настал самый тяжёлый момент. Об этом Юдифь ещё никогда не думала, хотя это было неизбежное последствие её обращения ко Христу. Она не допускала, чтобы родители могли так поступить с ней.

Теперь она стояла перед самым тяжёлым вопросом в своей жизни, разрешение которого было совершенно ей не под силу.

Но Тот, Который обещал быть со Своими служителями во все дни и до скончания века, был близок к Юдифи и в этот важный момент. Давно уже привыкла она прибегать к Нему за помощью в трудные моменты, которых у неё, после обращения, было так много. Как горы вырастали перед нею одно затруднение за другим. Будучи слабой и одинокой, она всё же с Его помощью и защитой могла всё перенести, и, забывая прошлое, с верою простиралась вперёд, идя по стопам своего Господа и Учителя.

И в этот момент, прежде чем подумать, что она должна будет предпринять в данном случае и что отвечать своим родителям, она преклонила колени у ног Того, Кому могла принести это непосильное бремя. Когда кончилась её беседа с Господом, и она встала с колен, решение её было вполне и бесповоротно принято. Она теперь не допускала и мысли оставить своего Искупителя ради отца, матери или кого-нибудь другого.

Свою будущность она тоже принесла к ногам Господа в горячей молитве и была вполне уверена, что Он не оставит её без Своей милости и помощи. Недаром же Он призывает к Себе всех труждающихся и обременённых! В последний раз она легла в свою постель в родительском доме. Глубокий мир наполнил её сердце, и она была совершенно готова покинуть завтра навсегда этот дом.

Оставаться в городе Юдифь не намеревалась ни одного дня, поэтому она решила, если будет нужно, уехать в М., чтобы быть как можно дальше от всех своих бывших друзей и знакомых. Она знала что в М. имеется большая община верующих христиан, подобных тем, среди которых она нашла Господа. Она надеялась также, что в большом городе будет больше возможности найти какое-либо занятие, чтобы зарабатывать необходимые для жизни средства. Приняв это решение, она забылась в спокойном сне.

Утром, встретившись с родителями за завтраком, Юдифь, со слезами на глазах, сообщила им о своём решении покинуть их дом, если они этого требуют.

- Папа, - обратилась она к отцу, - вчера вы с мамой требовали, чтобы я сделала выбор между вами и Господом. Я много об этом думала, молилась и решила, если вы этого требуете, лучше оставить дом... - дальше она не могла произнести ни одного слова, сильные рыдания заставили её выйти из-за стола и удалиться в свою комнату.

- Ничего нельзя сделать, эти люди совершенно сгубили Юдифь, - проговорил взволнованно Вейнберг, когда дочь вышла из столовой. - Пусть уйдёт, дальнейшее её пребывание в нашем доме совершенно невозможно!

- Да, это необходимо, - добавила мать. - Юдифь потеряна для нас. Однако у меня появляется иногда надежда на её возвращение. На этих днях я узнала, что она ещё не считается членом христианской общины. Оказывается, когда они принимают в свою среду новых членов, то обыкновенно крестят их, погружая в воду. Юдифь, как я узнала, ещё не была крещена. Это обстоятельство заставляет меня надеяться, что она ещё может возвратиться. Пока ещё не всё потеряно. Нам придётся приложить все старания, чтобы она не осталась в этом городе. Её пребывание здесь будет для нас большим позором. При этом, находясь вблизи общины, она может окончательно к ней присоединиться, и тогда всё кончено. Было бы очень хорошо, если бы она уехала отсюда. Жизнь вдали от дома также может содействовать её отрезвлению. Пусть-ка попробует жить самостоятельно!

В этот момент Юдифь, успокоившись от охвативших её рыданий, вновь вышла к родителям. Занявши своё место, она продолжала:

- Я сказала вам, что хочу уйти из дому, я думаю, что оставаться здесь будет нехорошо для вас и для меня, поэтому я решила уехать в М. Так будет гораздо лучше!

После короткого молчания отец заметил:

- Хорошо, ты можешь уехать. Сегодня я постараюсь достать для тебя билет до М., и завтра с утренним поездом ты поедешь. Приготовь ей одежду и всё что нужно для дороги, - обратился он к жене, - а я должен идти по делам! - с этими словами, он вышел из дома.

Уложив свои вещи, Юдифь успела забежать на короткое время к некоторым членам христианской общины, чтобы проститься с ними и сообщить о своём отъезде. Верующие давно уже знали о всех переносимых Юдифью страданиях и часто на своих молитвенных собраниях и в домах возносили горячие молитвы к престолу Господа, дабы Он Сам помог ей всё перенести и устоять в истине, а также чтобы Он облегчил её страдания. Поэтому известие об отъезде все члены встретили с большой радостью и благодарностью Богу, видя в этом прямой ответ на усиленные молитвы. Теперь, прощаясь с нею, они призывали на неё Господне благословение и напутствовали её добрыми пожеланиями. Проповедник общины снабдил её адресами некоторых знакомых ему верующих и письмом к проповеднику общины в М., прося последнего принять Юдифь как верную служительницу Христа и оказать ей помощь в незнакомом для неё городе.

Прощание с родителями и сёстрами было очень коротко и сухо. Все они смотрели на неё, как на врага, мать и сёстры не поехали даже проводить её на вокзал. Это холодное отношение близких при прощании тяжёлым камнем легло на её сердце. Но Господь, Которому она отдала себя и ради Которого всё переносила, не хотел, чтобы она уехала из города, подавленная чрезмерной печалью, и устроил ей торжественные проводы.

Когда в сопровождении отца Юдифь приехала на вокзал, она была совершенно смущена от неожиданности. На перроне присутствовали все члены общины. Дочь проповедника, бывшая её школьная подруга, встретила её с большим букетом свежих цветов, который поднесла ей от кружка христианской молодёжи. Это прощание верующих с отъезжающей Юдифью было, действительно, трогательно. У каждого было для неё слово утешения, ободрения или напутствия. Приехавший с нею на вокзал отец стоял в стороне и, отвернувшись от неё, беседовал со знакомыми евреями.

Когда поезд тронулся, на перроне раздалось чудное пение прощального христианского гимна: " Пробил уже разлуки час, расстаться мы должны, о том что скорбит сердце в нас, лишь знает только Бог, да мы, и т. д." Многие пели эти слова со слезами на глазах, всем было жаль расставаться с Юдифью. Они полюбили её всем сердцем, как верную служительницу Христа. К печали разлуки примешивалась, однако, и радость от сознания, что она теперь освободи лась от всех переносимых ею в доме родителей страданий и испытаний.

Смешенное чувство радости и глубокой тоски наполняло её сердце, когда она, стоя у открытой двери вагона, махала платочком провожающим её близким в Господе друзьям. Ей было тяжело, что у её отца не нашлось ни одного слова напутствия и пожелания; он как будто не замечал, что с поездом уезжает его дочь, и даже не сказал обычного " до свидания".

Поезд, ускоряя ход, всё дальше удалялся от вокзала. Долго ещё стояла Юдифь у открытой двери вагона, смотря на остающийся позади город, где ей пришлось так много испытать за последние годы. Здесь пережила она первую любовь к Соломону и была счастливейшей невестой и здесь же она отказалась добровольно от этой любви, ради любви к своему Искупителю и Господу, Которому она отдала навсегда своё юное сердце. Здесь пришлось ей первый раз в своей жизни перенести тяжёлые испытания и людскую ненависть. Эти испытания были настолько тяжелы, что если бы не Господь, она не смогла бы их перенести. Здесь, в этом городе она порвала связь с горячо любимыми родите лями, с сёстрами и со своим народом. Она отказалась совершенно от всего земного, временного, что было ей так дорого и мило, чтобы направиться к небесному, непреходящему...

Всё это досталось Юдифи не без усиленной, героической внутренней борьбы и самоотречения. Одна только пламенная любовь к Господу дала её слабому сердцу мужество всё перенести и остаться на том пути, на который она однажды стала. Теперь она - изгнанница из своего родного дома и народа!

При этой мысли тоска снова сжала её сердце, и крупные капли слёз покатились по побледневшим щекам. Она взглянула в последний раз на скрывающийся вдали город, и тяжёлый вздох вырвался из её груди. " Прощай всё и, может быть, навсегда", - произнесла она вслух и вошла в вагон.

В купе вагона не было никого, и она была так рада и благодарна Господу, что может остаться на некоторое время совершенно одна.

" Вот и я, подобно Аврааму, сделалась странницей и пришелицей, - подумала девушка. - Всё родство, друзья - всё осталось позади. О слава Тебе, мой Спаситель, что Ты, не оставивший Авраама и всех верных Твоих детей, не оставишь и теперь Твою слабую служительницу! " После этой короткой молитвы Юдифь запела тихим, приятным голосом свою любимую песнь, которую так любила петь в собрании верующих, а также наедине в своей комнате, во дни тяжёлых испытаний.

Возьми меня отныне и впереди
По жизненной долине, Господь, веди.
Не мог бы я тропою Твоей идти,
Но если Ты со мною, я твёрд в пути.

Эта песнь выливалась горячей мольбой из глубины её сердца. Господь, обещавший быть во все дни и до окончания века с теми, кто отдал Ему своё сердце, был верен и в отношении Юдифи.

Как добрый Пастырь, Он заботился о Своей одинокой овечке, и она могла всегда и при всяком случае находить покой у Него на груди. Она привыкла во дни испытаний доверять Ему во всём и вполне. Так и теперь она доверила Ему всецело своё неизвестное будущее. Она знала, что первым другом, Который встретит её в неизвестном городе, будет Тот, Который провожал её из Г. и охраняет теперь в пути. Бог обещал ведь хранить выхождение и вхождение Своих детей здесь на земле!

Надежда Юдифи на Бога не оказалась тщетной. Он, действительно, не оставил её. Юдифь покинула ради Него дом, родителей и свой народ, а теперь приобрела во сто крат больше братьев и сестёр. Она приобрела другой народ, народ Божий, не только по наименованию таковой, но принадлежавший Господу и, действительно, служивший Ему от всего сердца, в который входили все народности живущие на земле через веру в Бога и обращение ко Христу. Имея несколько адресов верующих семейств и письмо к проповеднику общины в М., она поехала с вокзала по последнему адресу. Вся община и верующая молодёжь в М. старались сделать всё, что было возможно с их стороны, чтобы оказать Юдифи необходимую помощь в её теперешнем положении.

При их содействии, Юдифь вскоре нашла себе должность в канцелярии одного из городских учреждений. Её сердце было глубоко тронуто и наполнено благодарностью к Господу за всю любовь, которую она встретила со стороны Его детей при отъезде из Г., а также и теперь, на новом месте. Через эту заботу и любовь христиан она ещё больше прилепилась всем сердцем к Господу Христу, укрепилась в вере и ещё больше полюбила Его народ, членом которого она сама сделалась.

Жизнь Юдифи в М. была исполнена Божьим благословением. Он как будто воздавал ей теперь за всё, что она перенесла раньше. Зарабатывая пропитание и не будучи ни от кого зависима, она могла без всяких преград служить Богу от всего сердца. И Юдифь, действительно, служила. Сделавшись в скором времени членом кружка христианской молодёжи, она помогала в хоре; любя детей, она принялась за работу в воскресной школе; а также свидетельствовала о Господе на собраниях молодёжи, на службе и везде, где только была хоть малейшая возможность.

Своё свидетельство словом она сопровождала делом. Выросши в полном достатке и не зная никакого тяжёлого труда, она стремилась теперь всеми силами помогать тем, кто был слаб и неспособен к труду. Вместе с группой верующих сестёр она посещала больных на дому, ухаживала за ними и помогала, как могла. Эта помощь ближним и нуждающимся была величайшей радостью и благословением для неё и других. Её скромное стремление служить ближним увлекало других верующих братьев и сестёр из кружка молодёжи, в который Юдифь внесла новый поток радости и благословений.

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: