II.4. Принципы монархического строя

 

(II.4.1) Исторические формы единоличной власти.

Несмот­ря на то, что начало народного суверенитета полагалось основополага­ющим для публично-правового порядка в римском праве, исторически более длительная часть государственно-политической и правовой исто­рии Рима характеризовалась установлениями, прямо монархическими или близкими к ним. Монархия была доминирующей характеристикой публично-правового порядка и на протяжении второй эпохи истории римского права — у тех народов и обществ, где проходила рецепция римского права. Конструкции монархического строя в канонах и прин­ципах римского права дали богатейший публично-правовой материал благодаря тому, что единоличная, более или менее неограниченная власть была зафиксирована в разных исторических и государственно-политических модификациях:

Rex (вождь, царь) как властитель времени формирования государ­ственности (754 — 509 гг. до н.э.). Его единоличная и пожизненная власть характеризовалась единством административных, военных и судебных полномочий, основанных на обычаях и нравах, в рамках учреждений и институтов военной демократии; государственные властные полномочия римского царя были неразрывны с верховными религиозно-жреческими функциями.

Princeps (первоприсутствующий, государь) как властитель пе­реходного от республиканского к чисто монархическому строю времени (27 г. до н.э. — 284 г. н.э.). Его единоличная и пожизненная власть, допус­кая и наследование ее, основывалась на совокупности полномочий суще­ствовавших должностных лиц республиканского строя и характеризовалась сосредоточением военных, административных, затем законодательных и судебных полномочий, которые реализовывались, однако, через прежние, республиканские по своей правовой конструкции типы учреждений и при помощи таких правовых институтов.

Dominus (господин) как властитель собственно времени офор­мившейся монархии эпохи классического Рима (284— 476 гг.). Его власть была наследственной, характеризовалась единством законода­тельных, административных, военных, судебных и административных полномочий, а также особыми привилегиями и личным статусом. В зна­чительной степени неограниченный характер его власти реализовывался через новые административные учреждения и путем новых правовых институтов, только номинально связанных с традиционными римски­ми структурами власти.

Imperator (повелитель, император) как властитель феодальной по преимуществу эпохи (с VI в.). Его единоличная наследственная власть характеризовалась не только юридическим сосредоточением всей полноты государственных полномочий, которые реализовывались через самосто­ятельные по историческим формам учреждения и институты государствен­ности, но и новым личным статусом, связанным с религиозным освяще­нием власти и личности монарха.

Обобщенная догматическая конструкция монархической власти, имея в виду эти исторические модификации единоличной государствен­ной власти в римской юридической традиции, имеет поэтому несколько условное значение и в наибольшей мере соответственна развитым фор­мам этой власти.

(II.4.2) Государственный статус монарха.

Государь (princeps) считался в публично-правовом отношении главой сообщества римского народа, из этого его положения — как «главы, основания и предела» (caput, principium et finis) сообщества — вытекали признанные или допускаемые права и полномочия монарха. Собственной суверенностью государь (мо­нарх) в канонах римского права не обладал; его власть проистекала и ос­новывалась на делегированной ему — в особой торжественной правовой форме — власти всего римского народа в отношении «публичных дел». Полномочия монарха были только концентрацией полномочий всего со­общества. Вместе с тем презюмировалась высокая степень неограничен­ности этих полномочий — в этом не было противоречия с началом на­родного суверенитета, поскольку монарх действовал от имени, во имя и на благо своего сообщества: «То, что угодно государю, имеет силу зако­на, т.к. именно народ посредством Lex regia, дающим высшую власть, сообщил ему свою верховную власть и силу».

Специально римское право не регулировало ни наследование монархической власти, ни другие коллизии, связанные с переменами лич­ности властителей. Однако практически в правовой традиции сформиро­валось несколько связанных с этими вопросами институтов и правил.

Власть государя наследственной не признавалась. Власть могла быть передана по наследству в роде прежнего монарха, но это не было безусловным требованием, и эта передача нуждалась в подтверждающем акте делегации власти от имени римского народа или представлявшего его учреждения. Равно обоснованными в правовом отношении были бы и претензии на эту власть со стороны других лиц. Строгих традицион­ных цензов для личности властителя не установилось; единственным, более менее выдерживавшимся на практике было требование о принад­лежности к патрицианско-аристократическому слою или соответствую­щему сословию (в эпоху средневековья).

Власть монарха прекращалась с его физической смертью, допус­калось также отрешение государя от власти и личное его отречение от нее. Последнее не требовало каких-либо специальных процедур, тогда как от­решение от власти, для того чтобы иметь обязывающее правовое значе­ние, должно было быть совершено от имени римского народа и сколько-нибудь полномочными в этом отношении властями. Отрешение монарха от власти рассматривалось как особо значительное общественное осуж­дение не только его государственной деятельности, но и личных качеств, создавало в правовом смысле особую ситуацию максимального умаления на основе специального постановления о damnatio memoriae (об «осужде­нии памяти»). Согласно этому правилу запрещались процедуры похорон и траура, даже семейного, в отношении отрешенного монарха, отменялись все государственные акты, изданные от его имени, предписывалось унич­тожать все статуи и иные изображения отрешенного государя.

Восшествие на престол сопровождалось торжественной процедурой делегации власти — посредством особого закона о правлении либо, позднее, религиозной церемонией, свидетельствующей о боже­ственном освящении власти. Закон о правлении (lex regia) заключал перечень всех возлагаемых на монарха полномочий от имени народа, в том числе утверждал исключительно его единоличную власть в коман­довании войском, в управлении провинциями, в праве покровительства римским гражданам и др.

(II.4.3) Полномочия монарха.

В общей форме определенные актом о передаче ему государственной власти полномочия монарха охва­тывали почти все области и формы государственного регулирования «пуб­личных дел».

Монарх (государь) обладал законодательной властью, т.е. пра­вом издавать постановления (constitutia), имеющие силу законов и во всем том объеме и качестве регулируемых вопросов, что связывались в римс­ком праве с законом: «Постановления государя есть то, что постановлено. декретом, эдиктом или посланием, и никогда не было сомнения насчет того, что постановления государя имеют силу закона». Монарх призна­вался вправе изымать отдельные случаи или действия отдельных лиц из-под силы права и закона, предоставлять привилегии и в целом творить специальное право. В отношении постановлений государя действовало правило, обратное тому, какое определяло соотношение действия разно­временных законов: позднейшие повеления первенствовали перед более ранними.

С установлением единоличной власти (монархии) в римском пуб­лично-правовом порядке к государю переходили функции и полномочия главы государства. В качестве такового единственно монарх уже обла­дал правом предоставления римского гражданства, а также полномочия­ми по установлению организации провинций, т.е. административно-тер­риториального деления империи, порядка управления вновь образуемыми территориальными единицами, городами и т.д.

Монарх обладал высшей административной (правительственной) властью в государстве. Он мог издавать распоряжения, обязательные для всех должностных лиц (хотя они всегда должны быть персональными, а не всеобщими по содержанию — последнее в традиции римского права могло определяться только установлениями в форме законов о содержа­нии деятельности и полномочиях того либо другого должностного лица). Он председательствовал в Сенате или аналогичном ему государственном учреждении (совете). Он обладал всеми полномочиями и обязанностями по охране правопорядка на основе законов, даже тех, от действия кото­рых сам был изъят. Как бы заменяя прежние покровительственные для граждан полномочия трибунов, государь имел право предоставлять убежище (даже в нарушение законов собственного государства) гражданину или любому иному лицу, мог давать право обжаловать любое решение других должностных лиц.

Монарх обладал и широким кругом судебных полномочий. Он имел право на осуществление личного правосудия в общих рамках права и закона в порядке экстраординарного судопроизводства или поданной на его имя апелляции (см. ниже, IV.4). Признавалось, что в выборе фор­мы уголовного наказания монарх свободен от точного следования право­вым правилам. Монарх обладал совершенным правом помилования, при­чем выраженное в общем виде такое повеление должно было трактовать­ся в наиболее благосклонном для обвиненного направлении. Тем самым в скрытой форме подразумевалось право монарха вообще отступать в сво­ем правоприменении от прямых предписаний законов.

Исключительность публично-правового положения монарха (на основе сосредоточения в его власти широкого круга государственных функций и прав, прежде разделенных между разными учреждениями и институтами) оформилась и в дополнительных, исключительных правах-прерогативах монарха, которыми ни по отдельности, ни в совокупности не характеризовались полномочия республиканских и традиционных ор­ганов власти. Личность государя была изъята из-под действия законов и права. Собственность императора не подлежала регулированию тради­ционным частным правом и имела привилегированный статус как в от­ношении ее охраны, так и в отношении возможных претензий со сторо­ны третьих лиц. Преступления, совершенные против личности и власти монарха, рассматривались как посягательства на власть всего римского народа, как преступления против сообщества в целом, образуя специфи­ческую категорию (laesae majestatis). Традиция предписывала исходить из презумпции благости действий государя в сомнительных случаях, их подзаконности и непротивоправности; все обвинения в адрес монарха по этому поводу должны были доказываться выдвигавшими их лицами, т.е. действия монарха в том числе не подлежали правовому удостоверению. Это последнее требование было, по существу, важнейшей гарантией пра­вительственной деятельности монарха в качестве главы государства.

 

II.5. Магистратуры (должностные лица)

 

(II.5.1) Понятие и система магистратур.

Другим видом реали­зации государственной власти от имени и во благо римского народа была деятельность должностных лиц — магистратов (magistratus, деятель). Магистрат, в традиции римского публично-правового порядка, это не чиновник, не служащий, названный для выполнения определенных функ­ций, а частица римского народа, носитель его прав и величия. Из такого понимания смысла магистратской деятельности вытекало и содержание власти и полномочий магистратов: они считались как бы переданными им народом, были своего рода частицей отчужденного суверенитета рим­ского народа. Другое своеобразие власти и полномочий всех магистратов выражалось в том, что такой условно переданный суверенитет не мог не быть универсальным в отношении исполнения публично-правовых функ­ций, т.е. магистраты могли различаться по уровню применения своих полномочий, по большему или меньшему содержанию своей власти, но все они не были специализированными (например, одним — военные дела, другим — администрация, третьим — суд и т.д.), а каждый обладал частицей совокупной государственной власти.

Все магистраты, или должностные лица, в римской публично правовой традиции были выборными и строго безвозмездными; их дея­тельность рассматривалась как почетная обязанность (honor) римского гражданина, отказаться от нее (при соответствии всем другим, потреб­ным для должности, критериям) можно было только по признаваемым правом причинам. Но, с другой стороны, ненадлежащее исполнение обя­занностей магистрата в большинстве случаев не влекло иного, кроме как общественно-нравственного, порицания.

Римские магистратуры (система которых сформировалась в глав­ном в республиканский период классической эпохи) можно подразделить на несколько видов по разным, но наиболее принципиальным основани­ям, каждое из которых в свою очередь характеризует ту или другую сто­рону власти и полномочий должностных лиц. Магистратуры различались (а) по объему полномочий: курульные эдилы (исполнявшие в основном полицейские функции), квесторы (занимавшиеся финансовым контролем, уголовной юстицией и др.) считались обладавшими меньшим объемом власти (potestas) и квалифицировались как малые (m. minores); диктатор, консулы, преторы квалифицировались как большие (m. majores), поскольку наделялись наиполным возможным объемом власти (imperium). Магист­ратуры различались (б) по социальному назначению: были чисто плебей­ские должностные лица (трибуны, плебейские эдилы), которые могли избираться только из числа плебеев и для целей социальной и правовой охраны именно этого слоя, и патрицианские (все другие названные дол­жности). Магистратуры характеризовались различиями (в) по степени почетности: диктатор, децемвиры, консулы, преторы, эдилы исполняли свою государственную должность, сидя в особом курульном кресле (не только символ власти, но гарантия неприкосновенности) — m. curules; народные трибуны и др., не обладавшие этим знаком власти считались m. incurules. Наконец, магистратуры могли различаться (г) способом обра­зования полномочий: большинство известных должностей были постоянными, обычными в публично-правовом порядке (m. ordinaria); но некоторые (диктатор, децемвиры, правитель конницы и т.п.) создавались только по чрезвычайным обстоятельствам, хотя и с учетом правовой традиции и считались как бы выходящими из обычного порядка течения государствен­ных дел (m. extraordinaria).

Особым статусом обладали также должностные лица, избранные, но по тем или иным обстоятельствам не вступившие в реальное исполне­ние своей должности (m. designati), а также избранные на место прежних магистратов, не доведших свою государственную деятельность до конца (m. suffecti). В системе магистратур были и только назначаемые должно­стные лица обычно для особых обстоятельств вне собственно террито­рии Рима (проконсулы, пропреторы и т.п.), которые рассматривались как подчиненные назначившему их магистрату (или Сенату).

(II.5.2) Порядок образования и общие черты магистратуры.

В принципе магистратом (должностным лицом) мог стать любой полноправ­ный римский гражданин (cives optimo jure). Однако поскольку деятельность магистратов не оплачивалась, и даже напротив, для исполнения высших должностей предполагались некоторые расходы для «блага города» (орга­низация игр, шествий и т.п.), то само собой большинство магистратур мог­ло заниматься только людьми обеспеченными или даже богатыми.

Избрание магистратов производилось органами, представлявшими весь римский народ — народными собраниями, причем разные по типу магистратуры избирались разными видами народных собраний. В более позднюю эпоху Древнего Рима, а также в эпоху рецепции римского права считалось, что Сенат (или подобный ему орган) также вправе избирать такие магистратуры, остававшиеся, впрочем, вполне независимыми от него. При избрании вступали в действие некоторые дополнительные цензы: во-первых, следовало соблюдать некоторый порядок в занятии долж­ностей, которые систематизировались в определенной иерархической пос­ледовательности (квестор, эдил, претор, консул), и на должность, стоящую выше в этой условной иерархии, не мог претендовать гражданин, не за­нимавший более низких должностей; во-вторых, следовало соблюдать установленный правом промежуток между исполнением разных должно­стей — в 2 года. Из совокупности этих требований само собой сложился возрастной ценз в пассивном избирательном праве, отличный от активно­го права римских граждан: для занятия консульской должности — 42 года, преторской — 40 лет, квесторской — 30 лет.

Заинтересованное в избрании на магистратскую должность лицо само должно было выставить свою кандидатуру, заранее заявив о своей претензии магистрату, полномочному созывать то или иное народное со­брание. Имя кандидата, если он признавался отвечающим общеправовым и специальным цензовым требованиям, публично оглашалось заблагов­ременно до дня выборов, и остававшееся время могло использоваться для предвыборной агитации (ведущий такую агитацию кандидат облачался в белую тогу, появлялся в общественных местах в сопровождении «групп поддержки» и т.п., проводил «работу с избирателями», причем со време­нем эксцессы таких избирательных кампаний заставили регулировать законом нарушение порядка выборов, карать связанную с выборами кор­рупцию и т.п.). В случае избрания предусматривалась дополнительная процедура вступления магистрата в должность, сопровождавшаяся его клят­вой на верность законам и римскому народу, религиозным обрядом. Без этой процедуры, которая была как бы узаконением получения им от рим­ского народа полномочий, избранный кандидат не считался полноправ­ным магистратом и не мог исполнять своих обязанностей.

Все римские магистратуры, помимо выборности, обладали не­которыми общими чертами, в которых выражались общие начала римс­кого публично-правового порядка. Все магистратуры характеризовались (1) кратковременностью —должностные лица избирались на срок не бо­лее одного года, диктатор или любая иная чрезвычайная магистратура — 6 месяцев (хотя и с возможностью продления полномочий), только цен­зоры — на 5 лет; повторное занятие той же должности не допускалось. Все они были (2) коллегиальными: кроме диктатора, все другие магистра­ты избирались попарно и исполняли свою должность либо чередуясь по месяцам, либо в другом схожем порядке; причем решение одного магис­трата могло быть приостановлено другим по праву veto, что было важ­ной сдержкой против проявлений субъективизма. Все магистраты (3) были ответственны перед римским народом: после истечения срока полно­мочий (и только после этого) магистрат мог быть привлечен к ответствен­ности за упущения или преступления по должности. Однако в связи с от­сутствием прямого правового регулирования содержания магистратской должности реально в вину могло было быть оставлено только корыстное исполнение должностей от имени римского народа.

(II.5.3) Полномочия и должностная власть магистрата.

По объе­му возложенных на него полномочий магистрат мог пользоваться двоякого рода властью в отношении своих сограждан и других учреждений и лиц в границах государства или города: imperium или potestas. Наибольшую власть предполагало исполнение должности с imperium, что включало полномо­чия общеадминистративные, военного управления и право уголовной юстиции. Содержание potestas было значительно уже: оно на деле означало только возможность административно-полицейской и распорядительной власти в отношении граждан. С возложением на него imperium магистрат получал вытекающие из этого права: выполнять жреческие функции (всту­пать в «общение» с богами от имени римского народа, приносить жертвы, проводить религиозные церемонии), проявлять законодательную инициативу (обращаться с предложениями к Сенату и народным собраниям, со­зывать народное собрание определенного вида, посылать сообщения о го­сударственных делах в Сенат и т.д.), издавать правоприменительные и общеадминистративные акты (edicta), командовать армией (объявлять сбор войска — мобилизацию территории, назначать младший командный состав, награждать и наказывать военных), осуществлять управление со­ответственно характеру своей должности и правосудие в отношении граж­дан. Содержание полномочий в объеме imperium разнилось также в зави­симости от того, шла речь о власти магистрата внутри или вне собственно Города. На территории Рима («внутри городских стен») на все решения магистрата была возможна provocatio (обжалование) со стороны гражда­нина, предполагалась возможность перерыва между осуществлением пол­номочий магистратом, сдающим свой пост, и принимающим его, допуска­лось вмешательство магистрата-коллеги в исполнение решения. Вне города (в презумпции особых, полувоенных условий) власть магистрата была практически единоличной, его решения обжалованию не подлежали, а невозможность сдать исполнение дел новому должностному лицу про­длевала полномочия предыдущего без особых распоряжений.

В качестве должностного лица римский магистрат располагал рядом принудительных полномочий в отношении римских граждан. Он мог лично или через подчиненных задержать нарушающих правовой по­рядок, в том числе даже подвергнуть специально аресту, имел право воз­буждать обвинение в судах против гражданина, пользовался властью на­лагать установленные и предусмотренные законами штрафы. В особых случаях, для принуждения гражданина к исполнению публично-право­вых обязанностей или для обеспечения правосудия, магистрат мог распорядиться об аресте принадлежащей гражданину вещи.

Вокруг магистрата и только во исполнение его полномочий скла­дывался его личный совет (consilium), а также делопроизводственный аппарат советников и секретарей, получавших за эту работу жалованье и переходивших по «наследству» к преемнику его должности.

Наиболее характерной чертой магистратуры в римском публич­но-правовом порядке было обязательное требование коллегиальности исполнения должности и полномочий, причем коллегиальности в ее под­линном, не совещательном только содержании: коллега магистрата («кол­легами зовутся те, кто равной властью обладают») ни в коем случае не был заместителем магистрата, но в полной мере равным ему лицом, с теми же полномочиями, и его участие в исполнении возложенных на них государственных функций уравновешивало возможные искривле­ния или злоупотребления. Вытекавшие отсюда технические неудобства разрешались уже только на основе личного авторитета.

Как представитель «величия римского народа» магистрат пользо­вался особым административным и правовым статусом. Его личное до­стоинство и неприкосновенность были предметом специальной уголовно-правовой охраны, в особых случаях посягательства на власть магистрата приравнивались к laesae majestatis. Неподчинение приказу или распоряже­нию магистрата считалось безусловно отягчающим вину обстоятельством либо само по себе рассматривалось как преступление. Вместе с тем маги­страт был специальным в уголовно-правовом отношении субъектом особого вида преступлений — должностных, т.е. некоторые его действия мог­ли дать основу для специальной квалификации. В общем виде считалось, что магистрат не может пренебрегать своими обязанностями, уклоняться от исполнения должности, не проявлять заботы о «публичных делах», даже не относящихся к его прямой компетенции, вообще заботиться, чтобы «го­сударство не терпело ущерба». Упущения в исполнении обязанностей ма­гистрата могли впоследствии стать поводом для законного судебного раз­бирательства, приговора и изгнания.

 

II.6. Корпорации публичного права (юридические лица)

 

(II.6.1) Понятие юридических лиц.

Главнейшим, иногда исклю­чительно реальным субъектом любых правоотношений, согласно римс­кому праву, признавалось физическое лицо, индивид (persona). Это с аб­солютностью характеризует сферу частного права (см. V.1), это равно характеризует и публично-правовой порядок, где отправными категория­ми были индивидуальное право гражданства и абстрактное понятие на­родного суверенитета. В ряде случаев (исторически различных по фор­мам проявления и правовым ситуациям) правоспособность — в самом разном объеме, но всегда в отношении только специфических юридичес­ких действий — признавалась за объединениями граждан, за обществен­ными учреждениями, общинами и т.д. Таким образом формировалось разное по своему конкретному содержанию, но более-менее единое по­нятие о субъекте правовых действий, близкое тому, что в позднейшем праве получило название юридического лица (абстрактного субъекта пра­ва, идентифицируемого в своих полномочиях и статусе с индивидом).

Ни единого законченного понятия, сходного с позднейшим юри­дическим лицом, ни обобщающего термина соответствующего содержа­ния классическое римское право не знало. Только в период рецепции пост­глоссаторами сконструировано обобщающее понятие — persona fictiva. Допуская отдельные формы участия неиндивидуальных субъектов в фи­нансовых операциях, в частноправовых сделках, возможность представ­ления ими разного рода исков и, напротив, претензий к этим субъектам по поводу их деятельности, римское право косвенно сформировало катего­рию юридического лица. Однако первой из существенных особенностей понимания этой категории было то, что ее наличие характеризовало только область публичного права и в догматическом плане означало наличие всего лишь единой направленной воли в юридических действиях. Причем разные виды таких условных юридических лиц могли быть неидентичны в своем статусе и неравноправны: для объединений (universitas) разреша­лось или предполагалось возможным осуществлять то, что для других было невозможным или даже прямо запрещалось. Конкретное юридичес­кое «наполнение» полномочий и статуса universitas предопределялось его видом, во многом сложившимся исторически и в наибольшей степени связанным с организацией самоуправляющихся единиц.

По своему статусу и предполагавшимся полномочиям разделялись три основных вида юридических объединений: государство, общины и близкие к ним общественные объединения, учреждения.

Государство (Populus Romanus) ранее всего было субъектом по­литической власти и связанных с нею публично-правовых отношений. Вместе с тем считалось, что Populus Romanus обладает самостоятельной имущественной правоспособностью, никак не связанной с частными пра­вами своих граждан; государство ни в коем случае не могло быть имуще­ственно ответственным по обязательствам своих подданных или сограж­дан. Предполагалось, что римский народ (государство) может вступать в абстрактном виде в частноправовые по своему содержанию действия: отчуждать или приобретать имущества, получать наследство, дары и т.п.

Наряду с этим государственная казна не считалась самостоятельным субъектом: все споры частных лиц по поводу финансовых операций, на­логовых и т.п. сборов разбирались в обычном частноправовом порядке путем исков к конкретным физическим лицам.

Общины (муниципии) и близкие к ним разного рода обществен­ные объединения (коллегии жрецов, монашеские объединения, цехи тор­говцев и ремесленников, сообщества откупщиков или других предпри­нимателей) образовывались как корпорации (collegia) публичного права, но правоспособность их ограничивалась в основном сферой частного права. В качестве самостоятельных корпораций могли быть признаны объединения с подзаконной и общественно полезной целью, пользующи­еся покровительством государства; таким образом их самостоятельность также была как бы переданным уполномочием со стороны верховной су­веренной власти римского народа.

Учреждения (храмы, благотворительные фонды, больницы) при­знавались субъектом специальных имущественных отношений только в случае их признания или организации посредством специального акта со стороны властей. Полномочия их были достаточно узки и, как правило, само их существование было производным от более значимого публич­но-правового субъекта — главным образом церкви, представленной ок­ружной церковной властью.

(II.6.2.) Организация и правоспособность корпораций.

Наиме­нее специфичным и наиболее распространенным видом объединений, при­знаваемых в качестве юридически самостоятельного субъекта, были общи­ны и разного рода collegia. Поэтому характеристики, предполагавшегося для них римским правом порядка образования, содержания правомочий, объема правоспособности становятся наиболее типическими, хотя и не всеобъемлющими и обязательными для всех других видов объединений.

Для того чтобы считаться образовавшимся, объединение-корпо­рация должно было насчитывать не менее трех членов — полноправных римских граждан: tres faciunt collegium. В древнейшую эпоху не предпо­лагалось никаких предварительных условий для организации объедине­ний граждан, но их цель не должна быть вредной «публичным делам» с точки зрения законов. С началом монархического строя объединения могли создаваться «только с разрешения закона, или сенататус-консульта, или постановления государя». Таким образом сформировался харак­терный для римского права в общем разрешительный порядок образова­ния корпораций. Однако такое разрешение могло быть сделано и в общей форме законным позволением на деятельность тех или других collegia с соответствующими задачами и правами.

В том, что касалось ее внутренней организации, корпорация могла иметь свой особый устав — статут, но это не было обязательным. Необхо­димыми правовыми элементами были: наличие имущества корпорации, кассы (или казны) и доверенного лица, действующего от имени корпорации. Высшим органом считалось общее собрание всех членов объединения, на котором решения принимались простым большинством голосов.

Корпорация-объединение представляла абстрактную общность: она сохраняла свое качество независимо от перемен в персональном со­ставе ее членов. (В римской юриспруденции шли, правда, дискуссии и не было единого решения по вопросу, считать ли корпорацию существую­щей, если выбыли все ее члены; практическую важность это приобрело в средние века в отношении ремесленных и торговых цехов.) Корпорация обладала имуществом, отдельным от имущества своих членов, и члены ее не могли иметь никаких претензий на это имущество. Вместе с тем корпорация не отвечала по общему принципу за обязательства или за правонарушения своих сочленов. Ответственность наступала только в том случае, если корпорация обогатилась в результате неправомерных дей­ствий признанного виновным своего сочлена и только в пределах разме­ра этого неправового обогащения. В рецепированном римском праве при­знавалось, что корпорации ответственны за неправомерные действия своих законных представителей. В целом правоспособность корпорации предполагалась только имущественной, но в ограниченных формах; в ча­стности, до XIX в. римское право считало возможность корпорации к наследованию после частных лиц (или своих сочленов) только предос­тавляемой в качестве особой привилегии. Вторую существенную осо­бенность понимания римским правом категории условного юридическо­го лица составило признание полной имущественной обособленности юридического лица от прав своих учредителей.

Юридическое лицо (корпорация) не обладало дееспособностью. Для совершения любых, признаваемых бы правом действий, необходим был законный представитель — actor. Только он имел право выступать от имени корпорации, предъявлять иски, совершать сделки, причем во всех этих случаях его положение и права были наравне и идентичны с правами частного лица.

Прекращались объединения-корпорации (1) выбытием ее членов (с отмеченными разногласиями эпохи рецепированного права), (2) запретом на ее деятельность, наложенным государством или судом, (3) истече­нием срока, либо выполнением поставленных целей, которые предусмат­ривались при образовании корпорации; (4) собственным решением со­членов, принятым или единогласно, или большинством голосов. Судьба имущества и обязательств (если такие были) корпорации римским пра­вом отрегулированы не были.

(II.6.3) Особенности категории юридического лица.

Римское право не создало подробной и разработанной теории юридического лица. Не давала единого понимания этой категории и правовая практика, осно­ванная на римской юридической культуре. Многие характеристики этой важной для развития хозяйственной активности и общественных связей индивидов правовой, категории были в римской догматике двойственны. Так, позднее было признано, что не противоречит праву и его коренным основаниям наличие всего лишь двух субъектов для объявления корпо­рации существующей и способной к правовым действиям. Увлечение абстрактностью понимания свойств юридического лица привело к тому, что, например, римский юрист Флорентин (II в. н.э.) рассматривал наслед­ственную массу как обладающую самостоятельным юридическим каче­ством и как подобие юридического лица. Помимо вышеотмеченных осо­бенностей догматического понимания в римском праве этой категории, специфика содержания юридического лица состояла в том, что в римс­ком праве это не был отдельный субъект юридических действий, а в большей степени только совокупность особых прав, большего или мень­шего объема, смотря по виду и по обстоятельствам.

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: