Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
СAUSA SUI КАК ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Философия свободной причинности по отношению к психологии напоминает нам алгебраическое уравнение, характер которого предполагает четыре возможных решения – четыре " корня" в ответе на вопрос о психологической природе causa sui. Согласно принятым нами условиям " корни" решения должны отвечать четырем аристотелевским причинам и каждая – в сочетании с другими – должна обнаружить в себе возможность самовозврата, придающего ей значение " свободной причины". Искомый ответ представляется нам лежащим в области психологии Я. Последнее же может рассматриваться как единомножие четырех ипостасей: имманентного Я, идеального Я, трансцендентального Я и трансфинитного Я. Каждая из названных ипостасей реализует в себе одну из четырех аристотелевских причин, и, вместе с тем, каждая могла бы быть возведена в ранг causa sui. ИММАНЕНТНОЕ Я Ему соответствует causa sui в значении " материальной причины". " Неуловимая", по всеобщему мнению, материя " Я" соткана из мгновенных состояний Я, непрестанно обновляющихся во времени и в этой подвижности содержащих в себе нечто общее, претерпевающее, рефлексируемое в последующее моменты как Самость (строго говоря, Самость и есть то, что мысль признает в себе претерпевающим изменение). Имманентное Я существует, таким образом, в абсолютном пространстве и времени. Динамика неизменного и неизменность в динамике, свойственные Имманентному Я, со всей отчетливостью выражены Б.Пастернаком: " И нужно не единной долькой // не отступаться от лица, // но быть живым, живым и только, // живым и только – до конца". Имманентное Я есть Я становящееся, " единство возникновения и прехождения" (в терминах гегелевской философии). Имманентное Я " принадлежит", таким образом, парадоксальной реальности " Вот-сейчас-бытия" – реальности, на которой, безусловно, держится мир, и которая никогда, как таковая, не дана нам в в своей непосредственности. Ощущение парадоксальности усиливается, если заметить, что " вот-сейчас-бытие" заключает в себе образы Прошлого и Будущего (и даже Настоящего), и, таким образом, последние даны нам в чем-то таком, что нам не дано, – существуют в несуществующем! Выход из этого парадоксального положения вещей заключается в том, чтобы допустить существование чего-то, что могло бы заключать в себе несуществующее, давая ему возможность быть. И такое искомое существует в природе, и точное имя его – " переживание" ( к чему мы еще вернемся). Однако имманентное Я в момент своего рождения еще не переживается и – в той же мере – не выступает в виде какого-либо образа или мысли. Свойственная нашему сознанию привычка " целе-осмысления" всего происходящего (выражающая " постулат сообраз ности" [4]) применительно к имманентному Я также должна быть отброшена. имманентное Я полнится импульсами, интуициями, помыслами и предчувствиями, но прежде, чем проявиться, они должны будут как бы объясниться друг с другом в некой точке абсолютного пространства и времени (в точке этой сейчас мы " застаем" имманентное Я), а до этого акта всегда имплицитного синтеза нет ни импульсов, ни интуиций, ни помыслов, ни предчувствий. Вот почему имманентное Я есть столь же и сокровенное Я человека. В истории психологии возникали понятия, выражающие, по крайней мере частично, существо имманентном Я (или отдельные его " измерения" ). Это такие понятия, как " детерминирующая тенденция" (Н.Ах), " порыв" (А.Бергсон), " поток сознания" (У.Джемс), " промежуточные переменные" ( Э.Толмен), " настроение" (В.Басов), " схема" (У.Найсер) и др. Пожалуй, наиболее интересна для нас – в качестве обогощающей – категория первичной установки Д.Н.Узнадзе, но она, к сожалению, по сей день остается заслоненной телеологизмом прилежного изучения феноменов " фиксированной установки" (в связи с последним обстоятельством, наряду с термином " первичная установка" мы будем использовать также термин интенция, подчеркивая, впрочем, что речь здесь о внецелевых интенциях индивидуума). То общее, что роднит все отмеченные выше понятия, включая " первичную установку" – это детерминирующая роль неуловимого " здесь-и-теперь". Такую форму причинности мы называем синхронической; мгновенные состояния Я, внутреннее устройство которых определяется действием синхронической причинности (осуществляющей синтез импульсов, интуиций, помыслов, предчувствий), воссоединяются во времени или, как говорил А.Бергсон, проникают друг друга, что и образует диахронический материал Я. Таким образом, движущаяся волна новизны, обусловленная действием синхронической причинности, диахронически выявляет устойчивость Я в процессе его постоянного самообновления. ИДЕАЛЬНОЕ Я Ему соответствует causa sui в значении " формальной причины". Идеальное Я есть представления человека о самом себе. Представляя себя тем или иным образом, человек конструирует свой собственный образ в идеальном пространстве и времени и в этом смысле всегда имеет дело с самим собой как существующим в возможности (даже тогда, когда он конструирует образ себя в настоящем). Таков взгляд человека на свое физическое Я (экспериментальные исследования показывают, насколько зависим образ собственного физического Я от установок личности), образ себя как субъекта самонаблюдения (вспомним о лопатинском " внутреннем человечке" ); в Идеальном Я конструируется также образ себя как мыслящего (вспомним о " мыслящей вещи" Декарта); и, наконец, в идеальном Я содержатся образы того, как человек переживает себя возможность длить свое бытие, воспринимать, мыслить, чувствовавать. Детерминизм возможным – подлинный источник целеполагания (ибо " цель", по сути, есть образ возможного как прообраз действительного ). В исследованиях, специально посвященных этому вопросу, мы показывали, что в деятельности человека порождаются избыточные возможности действования (целевые перспективы, выходящие за границы первоначально поставленных частных целей); и в то же время мы подчеркиваем, что эти новоприобретенные возможности отягощены внутренним ограничением, заключающимся в том, что это пока еще лишь возможности (граница здесь положена самой идеальностью их), а также то обстоятельство, что, становясь предметом рефлексии, они приобретают силу побуждать активность (" мотив границы" ). Психологическое категорией, отвечающей детерминизму возможным, является надситуативная активность (В.А.Петровский). ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОЕ Я Ему соответствует causa sui в значении действующей причины ". Таково наше мыслящее вне-находимое и вне-временное – Я. Вне -находимость означает, что нечто находится (нахождение как процесс и результат обнаружения) там, где его, как такового, никогда не было; вне -временное значит: оно временно находится там, где мы его находим. Трансцендентальное Я, таким образом, существует в мнимом пространстве и времени. Мысль переживается сразу как что-то иное, чем переживание воспринимается сразу, как что-то иное, чем восприятие, и высказывается, как что-то иное, чем само высказывание (" Мысль изреченная есть ложь" – Тютчев). Вюрцбуржцы и их последователи после открытия без -образности мысли не пошли дальше (а переживаема ли мысль? а вербализуема ли? а установочна ли? ). Мысль как таковая не существет " где-то" (попытку буквально поместить-подвесить мысль в реальном пространстве мы встречаем у Налимова). По отношению к значению чувственных предметов справедлива формула: " значения сверхчувственны". Но что значения суть, как не кристаллизация мысли? Мысль – есть, когда ее замечают. Но ее замечают, когда она уже есть. Мысль не существует " до", но она и не рождается " в ходе" (в рефлексии мы схватываем ее как уже родившуюся). Хотя Мысль как таковая, вне -находима и вне -временна, её чувственная запись – своего рода письменное послание нам – существует в пространстве и времени. Скрытая работа мысли по преодолению границ не означает, что " кто-то" (представление о" мыслящем" ) " производит" мысль. Когда мы утверждаем, что, осмысливая свои границы, индивидуум неизбежно порывает с ними и что в этом проявляется скрытая работа его мысли, мы вовсе не хотим сказать этим, что " кто-то" в нем как бы подталкивает его к этому. " Мыслящий" есть чувственная метафора самой мысли о мысли. Парадокс, однако, состоит в том, что представление о некоем субъекте, который, так сказать, " производит" мысль, при всей его, казалось бы, неадекватности существу происходящего, рождается не без участия самой мысли. Таким образом, она как бы удостоверяет свое собственное рождение (свидельство о рождении, как известно, выдается уже после рождения, хотя дата, отмеченная на нем, совпадает с моментом рождения)." Я мыслю" (cogito) означает, что мысль сама выдвигает представление о мыслимом и мыслящем, сама производит эти представления без какого-либо мысле- производителя инкогнито. Представление о тайном " поставщике" мысли есть чувственный след и знак мысли, появляющиеся на свет в ходе самого мышления, – спутник мысли, который нередко ошибочно принимают за поводыря. Правда, спутник этот нередко вырывается вперед, как бы показывая мысли: " Я существую", но в то же время он старается придерживаться мысли, потаенно зная, кто тут ведет. Подлинным основанием мысли, ее источником, является сама мысль, без мысли о мысли есть, может быть, все, о чем мы готовы подумать: наши ощущения и чувства, образы восприятия и памяти, наши фантазии, импульсы к действованию, – нет лишь самой мысли (она возникает только тогда, когда мысль мыслит себя, – " думу думает"...). Мысль, мыслящая себя, и есть трансцендентальное Я. Именно оно ведёт в за -пределье, будучи действующей причиной в составе causa sui. Осваиваясь в границах возможного, мысль с необходимостью трансцендирует их или, что то же самое, постигая конечность, посягает на то, чтобы с нею покончить. Действие мысли заключается, таким образом, в том, чтобы раскрывать перспективу быть себя, по словам Гегеля, , сохранять себя при себе где бы то ни было виртуальную (тут же и воплощаемую) возможность всеохватного присутствия в мире. Но это становится достижимым лишь на ступени целевого состояния Я. Психологическим эквивалентом философской трактовки м ы с л и явилась бы категория собственно мысли, психологически, увы, еще не осмысленная. ТРАНСФИНИТНОЕ Я Ему соответствует causa sui в значении целевой причины. Таково переживание безграничности своего существования в мире. Опираясь на представления Г.Кантора, трансфинитность вообще можно определить как при сутствие актуально-бесконечного в сознании. В данном случае речь идет о полноте " присутствия" (М.Хайдеггер) человека в мире. Это – переживание его сопринадлежности вечному " всегда-бытие": " Зачем считать меня? Я был и есть и буду, // жизнь – чудо из чудес, и на ладони чуду // один, как сирота, я сам себя кладу..." - Арс. Тарковский), переживание сквозь-пространственности " везде-бытие", переживание беспредельности наслаждения, любви, истины. Трансфинитность есть всеобщая форма небытия каких бы то ни было форм небытия, данная нам в переживании. Поэтому только в переживании истинно существует геометрия невозможного (психологически, кстати сказать, совершенно не освоенная), объекты парадоксального знания. " Немыслимость" не -существования мысли в любой точке пространства и времени также переживание (не столько переживания существуют в простанстве и времени, сколько пространство и время существуют для нас в наших переживаниях; переживания как бы обнимают собой мир). Трансфинитное Я, таким образом, существует в сюрреальном пространстве и времени. Основу трансфинитности переживаний образует безусловность для нас того, о есть, или, иначе говоря, невозможность существования иного по отношению к данному (отрицание самой возможности отрицания того, что дано, переживается в этом случае как бесконечность явленного, как полнота его бытия). Актуальная бесконечность – пленительна и капризна. Она существует вспышками, открывается на мгновение. Будучи дана разом, она открывается лишь на раз. В этом, как мы отмечаем, оборотная сторона актуальности открывшегося, переживания оплачивают своей скоротечностью вечность, живущую в них. Трансфинитное Я как переживание актуальности бесконечного сбрасывает последнее в небытие, превращаясь в актуально-конечное Я, освобожденное (или еще свободное) от переживаний, мыслей и образов, но впоследствие с необходимостью воплощающееся в них. И, таким образом, круг causa sui оказывается замкнутым. Психологическая трактовка Трансфинитного Я, как видим, предполагает существенное развитие вундтовской категории переживания (В.Вундт). CAUSA SUI В ПРОЕКТИРОВАНИИ. Выдвигая положение о том, что Имманентное Я, Идеальное Я, Трансцендентальное Я и Трансфинитное Я суть психологические " корни" решения философского уравнения о causa sui, мы с самого начала рассматривали их в качестве возможных формообразований свободной причинности. Но существует или, точнее, может ли быть проложен путь превращения этой возможности в действительность? Заметим, что последовательно проводимая эмпирическая точка зрения ведет к отрицанию свободы. Устами своего героя Б.Скиннер в книге Walden Two выражает эту мысль так: " С помощью тщательной научной разработки мы управляем не итоговым поведением, а намерением вести себя – мотивами, желаниями, склонностями. Любопытно, что в этом случае никогда не возни- кает вопроса о свободе " (курсив Скиннера.- В.П.). Впрочем, в тени здесь остается вопрос о происхождении самих управляющих импульсов (кто или что управляет ими, уж не лучи ли? ) Практическая же психология в лице авторитетных ее представителей постулирует свободу. Приведем всего лишь две выдержки. Вернер Эрхард: " Ты Бог в своем универсуме. Ты есть причина. Ты притворяешься, что ты не причина, чтобы играть. И ты можешь вспомнить, что ты есть причина в любой моент, когда захочешь..." (см.[6]). Вильям Шутц: " Я (универсальное я) выбираю всю свою жизнь и всегда выбирал. Я выбираю свое поведение, свои чувства, свои мысли, свои болезни, свое тело, свои реакции, свою спонтанность, свою смерть" [6]. Постулирование свободы, впрочем, есть для них результат действия в мире и притом отнюдь не только в плане трансцендентального; спрашивается, каким же образом могло утвердиться подобное мировоззрение (мироощущение, миродействие)? И кроме того, какими могли бы быть условия выращивания подобного у других людей? И в этом случае мы сталкиваемся с определенным соотношением вне -эмпирического и эмпирического моментов. Будущая трансфинитная психология – это психология синтеза опытной и внеопытной форм познания-ведения мира, взаимоопосредствования трансцендентального и эмпирического. В этом контексте действительность свободной причины заключается для нас в самой идее Я как causa sui, единящей в себе имманентное Я, идеальное Я, трансцендентальное Я и трансфинитное Я. Осмысление этих граней Я в качестве " причины себя" предполагает, в свою очередь, что каждая из них отражается в каждой другой и через свою отраженность возвращается к самой себе (выступая, таким образом, в своей самообусловленности). Практическое решение этой задачи мы видим в разработке проекта возможного синтеза идеи Я как causa sui, в контексте психологии, психотерапии, образовательной практики. Предполагается, что достижение этого возможно на основе решения психологией трех взаимосвязанных задач: 1) психологи- ческой интерпретации гегелевской идеи как объединяющей в себе интенцию, образ, мысль, переживание (им соответствуют: имманентное Я, идеальное Я, трансцендентальное Я, трансфинитное Я); 2) реализациии системы экспериментального исследования проявлений Я-ипостасей субъекта; 3) проектирования условий синтеза идеи Я как causa sui в контексте психологии, психотерапии, образовательной практики (здесь может быть показана продуктивность и вместе с тем односторонность представленных психологической практикой принципов " высвобождения" субъектности: они акцентируют либо Я имманентное (в гештальттерапии), либо Я идеальное (в интенсивной психо терапии, логотерапии), либо Я трансцендентальное (в психоанализе, процессуально-ориентированной психотерапии), либо Я трансфинитное (духовные практики, ЛСД-терапия и др.). При этом должны быть рассмотрены пути возможной " сборки" подходов, позволяющих человеку осмыслить свое Я как causa sui (придать ей статус идеи ); и, наконец, уже сейчас могут быть приведены техники актуализации идеи Я как causa sui в работе с детьми (техники стимуляции взаимопереходов в системе " виртуальной", " отраженной" и " возвращенной" субъектности). Литература 1. Аристотель. Собр. соч. в 4 т. т.1. М.: Мысль, 1975. 2. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философской науки. т.1. Наука логики. М.: Мысль, 1974. 3. Кант И. Критика чистого разума. Спб.: Тайм-аут, 1993. 4. Петровский В.А. К психологии активной личности. Вопросы психологии. 1975. N3 5. Петровский В.А.Психология неадаптированной активности. М.: Горбунок, 1992. 6. Шутц В. Глубокая простота. Спб.: Роза мира, 1993. © В.А.Петровский, 1996 Петухов В. В. Вестник Московского Университета. Серия 14. Психология, 1984, № 4. С. 13-20. От редакции. 28-29 ноября 1983 г. состоялась первая конференция молодых ученых факультета психологии МГУ " Методологические и теоретические проблемы современной психологии". На конференции работали три секции: " Психология развития", " Психология познавательных процессов" и " Психология личности", на которых с докладами выступили сотрудники и аспиранты факультета, прошедшие предварительный конкурс. Обосновывая выбор методологической проблематики в качестве центральной темы конференции, совет молодых ученых исходил из того, что размышления над методологическими вопросами позволят начинающим исследователям рельефнее осознать свое место в строительстве отечественной психологии и увидеть ее перспективные цели. " Образ мира" – сравнительно новое понятие в психологической науке, с разработкой которого связана одна из главных " точек роста" общепсихологической теории деятельности (Леонтьев, 1979). Определение этого понятия является открытым, и его наполнение конкретным эмпирическим содержанием еще далеко не завершено. Необходимость введения и разработки подобных понятий осознается многими исследователями, работающими в разных предметных областях. Цель настоящей статьи – показать такую необходимость и попытаться представить операциональное содержание понятия образа мира применительно к психологическому исследованию мышления. Конкретный эмпирический материал составят средства и приемы решения мыслительных задач и – в более широком смысле – способы познавательной и практической ориентации человека в окружающей среде. Прежде всего напомним историю самого термина " образ мира", обратив особое внимание на специфику той психологической реальности, при анализе которой он был впервые предложен в докладе А. Н. Леонтьева, прочитанном в 1975 г. А. Н. Леонтьев рассматривал закономерности построения перцептивных образов, обращаясь к молодым исследователям восприятия – В. В. Столину, А. Д. Логвиненко, Б. М. Величковскому, Э. Н. Джафарову и другим, работавшим в то время под его руководством. Эта тематика и определила выбор основного термина, призванного подчеркнуть, что " в психологии проблема восприятия должна ставиться как проблема построения в сознании индивида многомерного образа мира, образа реальности" (Леонтьев, 1979, с. 4). Различение между " миром образов", отдельных чувственных впечатлений и целостным " образом мира", в котором живет и действует человек, стало принципиальным, ключевым (см. Смирнов, 1981). Можно, однако, предположить, что если бы доклад был адресован исследователям эмоциональных форм психического отражения, то это различение закрепилось бы в иных терминах, например " мир переживаний" (или чувств) и " переживание (чувство) мира". Соответственно при изучении различных мыслительных (умственных) представлений потребовалось бы, видимо, различать их обширный и разнородный набор и целостное " представление мира". Этот последний термин наиболее адекватен заявленному нами эмпирическому материалу. Возможность постановки и обсуждения проблемы образа (или представления) мира в принципе открыта даже обыденной интуиции. Основания такой возможности содержатся в следующих двух теоретических положениях. Первое из них вполне освоено современной психологической наукой и является почти общепринятым. Это положение о том, что всякое психическое явление или процесс – будь то восприятие окружающей действительности или размышление о ней – имеет своего носителя, субъекта. В ставшем психологической классикой учебнике С. Л. Рубинштейна (1946) принадлежность субъекту была названа первой характеристикой психического (" Принадлежность индивиду... субъекту – первая характерная особенность всего психического... Было бы бессмысленно говорить об отражении, если бы то, что должно отражать действительность, само не существовало бы в действительности" (Рубинштейн, 1946, с. 5).). При этом любой конкретный анализ " внутренних условий" психической деятельности, их детальное уточнение не является сведением субъекта к набору физических органов (" аппаратов" ) отражения и к особенностям их работы. Воспринимает и познает мир не глаз и не мозг, но человек как целостная психическая реальность. Эту реальность представители современной-когнитивной психологии стремятся учитывать при моделировании даже отдельных аспектов функционирования частных познавательных процессов (см. об этом: Найссер, 1981; Величковский, 1983). Второе положение фактически дополняет первое, составляя другую его сторону, и является, на наш взгляд, не менее очевидным. Психическая деятельность субъекта как его взаимодействие с чувственно воспринимаемым или познаваемым объектом предполагает в качестве своего условия (столь же необходимого, как и сам субъект) наличие этого объекта. В психологическом анализе данного условия недостаточно ограничиться простым указанием на материально-вещественное, физическое существование объекта. Весь окружающий субъекта мир должен быть открыт, представлен ему определенным образом, т. е. стать для него также целостной психической реальностью. Этим и обосновано введение понятия представления мира как психологического. Раскрытие содержания этого понятия требует обсуждения трех основных утверждений: 1) представление мира должно существовать; 2) представление мира существует (т. е. обнаруживается как психическая реальность); 3) представление мира может существовать как предмет науки (т. е. доступно объективному психологическому изучению). Первое из этих утверждений, очевидное в своей исходной формулировке, имеет ряд важных, но трудных для понимания теоретических следствий, которые и нужно обсудить. Действительно, восприятие любого объекта или ситуации, конкретного лица или отвлеченной идеи определяется целостным образом мира, а он – всем опытом жизни человека в мире, его общественной практики. Тем самым образ (или представление) мира отражает тот конкретно-исторический – экологический, социальный, культурный – фон, на котором (или в рамках которого) разворачивается вся психическая деятельность человека (Ср.: " Образ мира является тем постоянным и никогда не исчезающим фоном, который предваряет любое чувственное впечатление и на основе которого последнее только и может приобрести статус составляющей чувственного образа внешнего объекта" (Смирнов, 1983, с. 61).). Составляя необходимую основу, условие этой деятельности, представление мира субъектом разумеется при этом " само собой" и потому может не выделяться (и даже не замечаться) им специально. Более того, в исследованиях конкретных психических (в том числе познавательных) процессов реальность представления мира выступает в уже измененном, " замаскированном" виде, а именно как представление о мире, житейское или научное знание о нем. Показать необходимость существования представления мира – значит отличить его от представления, знания о мире – обычного предмета рефлексии. Попытаемся провести это различение в структурном, функциональном и генетическом планах. В структурном плане удобно воспользоваться различением ядерных и поверхностных структур образа мира, которое предложено С. Д. Смирновым (1982, 1983). Принципиальная несводимость целостного образа мира к совокупности отдельных образов раскрывается им, вслед за А. Н. Леонтьевым (1979), в таких психологических характеристиках, как включенность в образ мира не воспринимаемых актуально объектов и сверхчувственных качеств (значений), " амодальность" этого образа и т. п. " Иначе говоря, образ мира является ядерным образованием по отношению к тому, что на поверхности выступает в виде чувственно (модально) оформленной картины мира" (Смирнов, 1983, с. 61). Для наших целей последнее положение важно дополнить: поверхностные структуры образа мира могут оформляться не только чувственно, но и рационально. Ядерные (представление мира) и поверхностные (знание о нем) структуры различаются иначе, чем разные – более и менее глубокие (глубинные) – уровни познания. Наблюдая объект как явление и выделяя его сущность, мы движемся ко все новым его " поверхностям", вскрывая их одну за другой. Ядерными же являются общие (фоновые) структурные основы этого движения, которые действуют на любых его уровнях, но не сводятся к ним, отличаясь функционально. Разъяснить содержательные различия между этими структурами позволяет обращение к функциональному плану. " Человек познает мир (и себя в нем)" – такова основная научная установка современной когнитивной психологии. Однако, следуя только ей, психолог вынужден или отвлекаться от того факта, что человек- познавая или не познавая мир – уже существует и действует в нем, или же полагать познание единственным способом такого существования. Между тем представление мира присуще человеку по его " родовому" определению – как носителю сознания. Это представление не является, как уже пояснялось, рациональной конструкцией, но отражает практическую " вовлеченность" человека в мир и связано с реальными условиями его общественной и индивидуальной жизни. Точный термин для выражения этой связи нашли исследователи " первобытного сознания" (Леви-Брюль, 1930), заявив о " сопричастности" людей (выражаемой, например, в коллективных представлениях архаичных культур) окружающей их природной и социальной действительности. Сопричастность человека своему жизненному миру универсальна, и представление мира является основой познания мира человеком (исторического, культурного и др.) в филогенезе и онтогенезе. Таким образом, ядерные структуры можно (по их функции) определить как фундаментальные опоры существования человека в качестве сознательного существа, отражающие его действительные связи с миром и не зависящие от рефлексии по их поводу. Структуры же поверхностные связаны с познанием мира как специальной целью, с построением того или иного представления о нем (менее и более глубокого). Понятно, что в генетическом плане представление мира должно быть более ранним образованием (чем любое представление о нем), тесно связанным, в частности, с аффективной сферой. Действительно, согласно многочисленным наблюдениям неврологов и клиницистов, нарушение адекватных способов прагматической ориентации в мире приводит к тяжелым аффективным расстройствам (Goldstein, 1971). Аналогично, коллективные представления в " первобытных" обществах определяются как неразделимое единство интеллектуальных (познавательных), эмоциональных и моторных компонентов (Леви-Брюль, 1930). Осознание составных частей этого единства (когда познание мира отделяется от эмоционального отношения к нему) значительно изменяет его исходное содержание, но не устраняет полностью. Представление мира и знание о нем существуют совместно и на дальнейших стадиях общественного и индивидуального развития – " в одном и том же обществе и часто – быть может, всегда – в одном и том же сознании" (там же, с. 4). Показательно, что в основных генетических классификациях мышления как ядерные, так и поверхностные структуры присутствуют (явно или скрыто) на каждом из выделяемых уровней его развития. Так, например, каждая стадия развития интеллекта по Ж. Пиаже (1969) представляет собой двуединство, совмещение практических (не всегда осознаваемых) способов мыслительной работы и особого (не всегда полноценного) знания о них. Таким образом, представление мира – предметного и социального – составляет основу психической (сознательной) жизни и деятельности субъекта, является фундаментальным условием развития его познавательных процессов. Обратимся теперь к обсуждению возможности субъективного обнаружения ядерных структур. Поскольку представление мира есть опорное условие психической жизни, которое обычно не рефлексируется субъектом, то обнаружение, открытие его " для себя" происходит преимущественно в форме специфических непосредственных переживаний, чувств. Это, в частности, чувство внутренней определенности, самоочевидности чего-либо (в том числе самого себя), которое и является подчас единственной опорой возможности указания на его существование. Трудность фиксации и описания таких чувств заключается в том, что внешне они как бы не имеют специальной предметной отнесенности. Интересно (и, видимо, характерно), что подобные " беспредметные" переживания редко входят в классификацию собственно эмоциональных явлений (см. Вилюнас, 1984). Однако их описания можно встретить в психологии мышления, в том числе в классических ее направлениях. Так, в исследованиях вюрцбургской школы с помощью метода систематической интроспекции были выделены чувства уверенности в чем-либо (например, в том, что поставленная задача может быть решена), сомнения, вопроса и т. п. (см. об этом: Крогиус, 1914). Согласно отчетам испытуемых, эти чувства действительно как бы предшествуют точному знанию о воспринимаемом или познаваемом предмете (и соответственно эмоциональной окраске этого знания). Отсюда и возникают трудности в их правильном обозначении, желание назвать их до-, вне- или даже беспредметными (Подобные трудности в выборе терминологии испытывал Л. Леви-Брюль, определяя отношение " сопричастия" к логике и формулируя " закон сопричастия" как особого, пра- (до-, вне- или пред-) логического мышления. Преодолеть эти трудности ему позволили отказ от трактовки сопричастия как логического закона (Levy-Bruhl, 1949) и осознание факта единства человека с миром как универсального для любой мыслительной культуры.).Однако на самом деле эти переживания составляют универсальный фон любого предметного знания, именно через них предмет впервые " появляется" для субъекта в еще не ясном, не дифференцированном внешне, но уже внутренне определенном виде. Хотя субъективное переживание реальности ядерных структур может зависеть от интроспективного усилия, однако определяющим является не оно. Для обнаружения субъектом " естественных" и " не заметных" ему самому основ собственной психической деятельности (в том числе познавательной) необходимы объективно-практические условия, обстоятельства. Это должны быть условия, провоцирующие " утрату" и смену представления привычных объектов, знаний, способов поведения: от ситуаций творческой, " нерешаемой" мыслительной задачи до обстоятельств, приводящих к личностному кризису. Объективные условия для изучения представления мира открываются, например, при сравнении мышления (сознания) представителей разных культур. Столкновение исследователей с инокультурным сознанием как чужой формой представления мира позволяет почувствовать и убедиться в том, что сами эти формы существуют как психическая реальность. Устойчивость и " упругость" подобной реальности можно обнаружить и в рамках одной культуры, например за аффектом спорящих (без взаимного понимания) участников научной или житейской дискуссии. В этой связи можно наметить еще одну, не вполне обычную область поиска интересующего нас эмпирического материала. Яркие и убедительные описания реальности отображения мира встречаются в истории психологии, причем не в специальных работах, а на этапах возникновения (на стыках) ее ведущих школ и направлений. Такие описания можно найти, например, в критике ассоциационизма у представителей вюрцбургской школы, в принципиальных примерах гештальт-психологов, в фактах-демонстрациях существования бессознательного в психоанализе и в др. Впрочем, выделение названных реальностей требует особой аналитической работы, поскольку сначала они просто демонстрируются оппонентам как факт, но затем вновь становятся " незаметной" (т. е. неисследуемой) опорой собственных теоретических установок. Таким образом, при изучении представления мира полезно освоение уже существующих терминов и прежде всего тех фактических оснований, с учетом и пониманием которых они вводились. Указание условий, позволяющих обнаружить реальность представления мира, открывает путь к его объективному психологическому изучению. Методически и экспериментально оно может быть организовано, на наш взгляд, не только в межкультурных исследованиях мышления (сознания), но и в исследованиях различных средств решения творческих задач, разных типов и способов взаимодействия человека с его реальным предметным окружением и т. п. Но прежде чем показать некоторые из этих возможностей на конкретных примерах, важно подчеркнуть следующее. В каждом из названных случаев перед исследователем открывается обширный эмпирический материал, в котором нужно научиться выделять ядерные структуры, отличая их от поверхностных. Для этого следует правильно понимать объективный характер существования способов представления мира. |
Последнее изменение этой страницы: 2017-04-12; Просмотров: 861; Нарушение авторского права страницы