О РАЗБИТОМ СУДНЕ, ВЫБРОШЕННОМ НА БЕРЕГ

Погиб корабль, который не пугали

ни Эвр, ни Нот, ни штормы, ни туман;

с презреньем созерцает океан

его обломки, полные печали.

Он грезил о сверкающем металле,

раб кормчего, гордыней обуян,

везя сокровища индейских стран

в Иберию сквозь пенистые дали.

Он сгнил, с родимой рощей разлучен,

где мог бы зелень сохранять и ныне

верней, чем сохранить богатства смог.

Кто алчен и наживой увлечен,

погибнет точно так же на чужбине,

отвергнут всеми, нищ и одинок.

Педро Кальдерон

***

Нет, меня не веселит

Волн и сада состязанье,

Бурной зыби в океане,

Зыблющихся веток вид.

Для меня не развлеченье,

Что увлечены борьбой

Моря пенного прибой

И земля в цветочной пене.

У стихий старинный счет:

К морю сад давно завистлив;

Морем сделаться замыслив,

Раскачал деревьев свод.

С подражательностью рабьей

Перенявши все подряд,

Он, как рябью волн, объят

Листьев ветреною рябью.

Но и море не внакладе:

Видя, как чарует сад,

Море тоже тешит взгляд

Всей расцвеченною гладью.

Воду бурно замутив

Тиною со дна пучины,

Выкошенной луговиной

Зеленеется залив.

Друг для друга став подспорьем

И держась особняком,

Море стало цветником,

А цветник — цветочным морем.

Велика моя печаль,

Раз не облегчают горя

Небо мне, земля и море.

Хуан Перес де Монтальван

О РАКОВИНЕ

Ты видел раковину в море:

вбирая дивный пот зари,

она с невиданным усердьем

жемчужину творит внутри

и вырастает с нею вместе,

и — связи родственной залог —

их трепетно соединяет

едва заметный узелок.

Из раковины материнской

ее попробуй извлеки, —

не раньше створки покорятся,

чем разлетятся на куски.

Так и мое немое сердце,

под стать затворнице морей,

годами пестовало нежно

жемчужину любви моей,

росло, соединяясь с нею,

пока не сделалось одной

нерасторжимою душою,

соединив ее со мной.

Попробуйте проникнуть в сердце

и вырвать с корнем то, что в нем

я нежно пестовал, — и слезы

жемчужным истекут ручьем.

От вас не сможет скрыть печали

несчастная душа моя:

мне истерзают грудь нещадно

ее обломков острия.

Чиро ди Перс

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Еще одно мгновенье истекло,

В песчинках мелких — роковая сила:

Она мой день на доли поделила,

Все меньше в верхней склянке их число.

Песок течет сквозь узкое жерло,

Вот склянка — колыбель, а вот — могила;

Правдиво нашу долю отразило,

Наш век недолгий хрупкое стекло.

В часах водою пользовались греки,

Однако с неких пор песчаный ток

Напоминает нам о кратком веке.

Вода, песчаной струйки волосок…

Часы — от века в каждом человеке:

Жизнь — слезы, после жизни — прах, песок.

Джамбаттиста Марино

ДАМА, РАСЧЕСЫВАЮЩАЯ ВОЛОСЫ

Златые волны — шелковые пряди…

Слоновой кости легкая ладья

По ним плыла, скользя, — и колея

Ложилась безупречно ровно сзади.

В пленительно трепещущей прохладе

Сверкала раздвоённая струя,

И бог любви ловил ее, куя

Златые цепи тем, кто с ним в разладе.

Среди роскошных золотых зыбей

Я сердцем плыл, иллюзий не питая,

Навстречу верной гибели своей.

Я потерпел крушенье, утопая

В богатстве, в самом бурном из морей,

Где риф алмазный, пристань золотая…

Марчелло Джованетти

ПРЕКРАСНАЯ ДАМА НАБЛЮДАЕТ УЖАСАЮЩУЮ КАРТИНУ ПУБЛИЧНОЙ КАЗНИ

Где взор пугала жуткая картина,

Где смерть свое вершила торжество,

Амур, я видел ту, из-за кого

Для тысяч стала горькою судьбина.

Взирая на загубленных безвинно,

Не доказавших судьям ничего,

Безжалостное это существо,

Сердца пронзая, восседало чинно.

Что было делать сердцу моему?

Здесь — тучи стрел, с их сладостной отравой,

Там — мертвецы. Куда бежать ему?

Бессилен я перед двойной расправой!

Ведут краса и ужас к одному,

И плавает Амур в реке кровавой.

Джован Леоне Семпронио

ВОДЯНЫЕ ЧАСЫ, У ЛАТИНЯН НАЗЫВАВШИЕСЯ КЛЕПСИДРОЙ

В две склянки небольшой величины,

В плену стекла не ведая свободы,

И воды Стикса, и забвенья воды

Искусным Временем заточены.

И, канув навсегда, из глубины

Бессильны всплыть былые дни и годы.

В тех склянках слезы — плата за невзгоды,

Которым в мире мы обречены.

От жаждущего сердца радость пряча,

По капельке, невидимой почти,

Ее дарует редкая удача.

И трудно передышку обрести

Меж днями слез, между часами плача,

Сочащимися в склянках, взаперти.

Антон Мария Нардуччи

КРАСАВИЦА, ИЩУЩАЯ ВШЕЙ

О, как плутает в золотом лесу

Твой частый гребень из слоновой кости;

Уязвлены блуждающие гости, —

Им не дано затмить твою красу!

Сколь чист твой труд! Ты держишь на весу

Расческу, — и, в сетях любви и злости,

Злодеи гибнут, словно на помосте…

Я этого блаженства не снесу!

Меж трав златых и золотых ветвей

Бредет амуров ласковое стадо,

Упитанное сладостью твоей.

Ах, стать бы жертвою твоих затей!

Порой немного мне для счастья надо:

Так притчу ты мою и разумей!

Джироламо Фонтанелла

К ЛУНЕ

Волшебная звезда

Над царством тишины в ночном эфире,

Ты всходишь — и тогда

Редеют тени в просветленном мире.

Наперсница живительного сна,

Ты входишь в ночь, величия полна.

Ты светом благодатным

Окутываешь сумрачную тишь,

В противоборстве ратном

Стрелами тени с высоты разишь

И, раздвигая светлые границы,

Объемлешь мир, соперница денницы.

Серебряной узде

Покорны в колеснице звездной кони,

И не найти нигде

Такого хора, как на небосклоне, —

И вторит звездным колокольцам нощь,

Благодаря тебе, царица рощ.

Росистой кормишь манной

Ты, щедрая кормилица, цветы,

Из россыпи стеклянной

Сокровища извлечь умеешь ты,

Рассеиваешь тучи ты — и это

Ночь делает соперницей рассвета.

Чиста и весела

Небесных рек живительная влага,

Поящая тела

Весеннему цветепию во благо,

Чтоб на лугах из края в край земли

Несметные сокровища цвели.

То бледный источая,

То излучая красноватый свет,

Ты что ни час другая —

И действие меняется, как цвет,

И в появлении твоем во мраке —

Грядущего таинственные знаки;

То круглолицей нам

Ты предстаешь в безоблачном просторе

И не даешь волнам

Ни на мгновенье передышки в море,

То превратишься в серп — а он погас,

И ты — другая в следующий раз;

То, как в могиле, глухо

Ты в тучах скрыта, то, от сна воспряв,

Свой свет белее пуха

Льешь на поля и в глубину дубрав.

Восстав из пепла фениксом крылатым,

Ты вновь восходишь месяцем рогатым.

Бартоломео Дотти

МЕЛЬНИЦА

Синьору Камилло Барньяни

Волне послушны, лопасти стучат

Стоящего над берегом колосса,

И медленно тяжелые колеса

Вращаются, одно другому в лад.

И каменные жернова скрипят,

И торопливою стопой с откоса

Церера сходит, золотоволоса,

И камни злато в белый снег мельчат.

Так Время крутит нас, мой друг Камилло,

Обруша на людей свою реку:

Минуло детство — юность наступила;

Проходит зрелый век — и старику

Не за горами видится могила,

Чей камень в прах стирает нас, в муку.

Якоб Катс (для анализа взять оба стихотворения этого автора)

О СОЛИ

Соль — это чудный дар, что нам дала природа:

Соль не позволит сгнить припасам морехода,

Все то, что человек несет к себе на стол —

Всему потребна соль, или хотя б рассол.

Стряпуха прекратит работу поневоле,

Когда на кухне нет рассола либо соли,

И если соли кто к столу не подает —

Обязанность свою забыл постыдно тот.

Уместна к мясу соль, уместна к рыбе тоже,

Коль соли нет — она златых монет дороже,

Но солью надобно хозяйствовать хитро —

Коль меру позабыть, то станет злом добро!

О ВИНЕ

О властное вино! О сладость винограда!

Тебе, как ничему другому, сердце радо!

Ты гонишь страхи прочь, — и робкий, не стыдясь,

Беседует с любым — король то будь иль князь.

Тебя испивший — худ, себе же мнится — тучен,

Невиданно силен — хотя вконец измучен,

Премудрым станет тот, кто изопьет вина:

Хмельная голова империи равна.

Младая женщина прильнет к тебе однажды,

Чем больше будет пить — тем больше будет жажды,

Когда ж опа тобой упьется допьяна —

О муже собственном забудет вмиг она.

Ты душу темную повергнуть в блеск способно,

И смутный ум возжечь поэмой бесподобной, —

Властитель не один, испив тебя, порой

Не в силах был собрать бродящих мыслей строй.

Воздействие твое стремительно и грозно,

Различных ты людей преображаешь розно:

Один, испив тебя, — ленивая овца,

Макаке стал другой подобен до конца.

Он будет пить — пускай ему брести далёко,

Затем болтать начнет, как скверная сорока,

Чтоб в образе свиньи позор принять сполна.

О юность нежная, взгляни на власть вина!

Каспар ван Барле

НА ВЗЯТИЕ БРЕДЫ

Я ль не игрушкой служу Судьбе и ареною Марсу,

Ровной палестрой для игр — войнолюбивым князьям?

Трижды Нассау сдалась и трижды досталась Филиппу —

Лакомым кусом была я для обеих сторон.

Нам пе хватало Атридов и с разумом хитрым Синона,

Все же наградой в бою быть мне, несчастной, пришлось.

Ты не впускала врага, о Судьба, и ты же впускала,

Ты мне велела цвести — ты же развеяла в прах.

Тиром зовут меня бельги и кличут лигуры Сагунтом.

Голод и Марсов меч жребием стали моим.

Коль победитель решит изваянье победы воздвигнуть,

Марс да поможет ему замысел в явь обратить!

Многажды побеждена, я непобежденной осталась,

Ибо кто многое снес, сгинуть не может вовек.

Константейн Хейгенс

КОМЕДИАНТ

Он всюду, он везде, он встречный-поперечный;

Шпагоносящий смерд; нужды скиталец вечный;

Господень попугай; всегда смешлив на вид,

Он полон глупости, по в ней мастеровит,

Искусный плаватель в ее морях безбрежных;

Живое зеркало мгновений быстробежных;

Потешный Аристип; во храме смеха страж;

Тень воплощенная; болтающий мираж.

Да, каждый должен бы сиять в искусстве этом!

Он всякий раз иной — в согласии с сюжетом.

Когда, по действию, он попадет на трон,

Готов облечься он хоть в дюжину корон,

Когда же в нищету повергаут он по роли —

Решишь, что он вовек иной не ведал доли.

Под маску спрятавшись, то вверх, то вниз скользя.

Стоит на месте он: проста его стезя.

Мир лицедействует перед очами Бога:

Иному роль нужна, в которой реплик много,

Иной бегом бежит, иной лежмя лежит,

Тот златом дорожит — а тот не дорожит;

Но счастлив только тот, кто на златой средине

Гордыней не влеком ни к бездне, ни к пучине,

Разумно радуясь и не боясь невзгод,

Решает: «Есть, что есть, а завтра — Бог пошлет».

Ян Лейкен

⇐ Предыдущая123

Поделиться: