Подпольная работа в Петрограде

 

Успехи на советской службе позволяли Орлову самым активным образом вести свою подпольную деятельность. Еще в начале февраля 1918 года он вошел в контакт с заместителем резидента французской разведки в России капитаном Фо-Па и офицером этой же службы Эдуардом Вакье, с которыми активно обменивался информацией и от которых получал субсидии на разведывательную работу. С англичанами — разведчиками Ватсоном и Бойсом поначалу дело не клеилось. Они хотели использовать возможности Орлова для организации разведработы исключительно в отношении немцев в прифронтовой и зафронтовой полосе. Политические вопросы, включая развитие коммунистического движения и большевистской пропаганды, их тогда интересовали меньше.

Организация, как сам Орлов называл разведывательный центр, насчитывала почти восемь десятков сотрудников, проникших во многие советские учреждения. Некоторые из них использовались «втемную», не догадываясь, кому и зачем они дают сведения. Не исключено, что к числу таких агентов относился, к примеру, генерал Михаил Бонч-Бруевич. О других «источниках», как и о самом «центре», до сегодняшнего дня почти ничего не известно. Даже в книге Давида Голенкова «Крушение антисоветского подполья в СССР», которую считают насквозь идеологизированной и недостаточно объективной, но, тем не менее, наиболее полной с точки зрения опубликованных в ней сведений из истории тайной борьбы в первое десятилетие советской власти, мы не найдем указания на орловскую организацию. Сам же Орлов упомянут в ней не единожды, однако в связи с другими эпизодами своей биографии, о которых мы еще скажем. Отрывочные сведения о подпольной работе Орлинского имеются в делах, заведенных чекистами на шпионские группы Жижина-Экеспаре и Стояновского, сохранившимися в архиве ФСБ. Обе группы были раскрыты в октябре—декабре 1918 года, когда Владимир Орлов уже находился в Финляндии.

При допросе Стояновского выяснилось, в частности, что в мае он «поступил в качестве разведчика к председателю уголовно-следственной комиссии Орлинскому, который в то же время служил в разведке во французской миссии». Орлинский поручил своему новому агенту сбор сведений в интересах французов и англичан.

Штаб-ротмистр Александр Экеспаре утверждал, что прибыл в Петроград по заданию генерала Алексеева и по его же указанию связался с Орловым, знакомым ему еще по службе в Ставке верховного главнокомандующего. Одновременно Экеспаре установил контакт с английским резидентом Бойсом. «Орлинский был посвящен во многое, — утверждал в ЧК на допросе Экеспаре, — чего я совершенно не знал, так как не старался заглянуть в верхи организаций… наоборот, Орлинскому были, очевидно, известны серьезные связи и крупные имена».

Не входя в более тесный контакт с резидентурой английской разведки, а действуя через Экеспаре, Орлов снабжал союзников сведениями о действиях немцев в Петрограде и на фронте, освещая заодно и работу некоторых советских органов. Согласно приказу (еще в ноябре 1917 года) генерала Алексеева, разведцентр Орлова обеспечивал устойчивую связь с районами формирования Белой армии и переправлял туда офицеров. В докладной записке в штаб Деникина, представленной Орловым после прибытия на контролируемую белыми войсками территорию, он указывал, что таких офицеров было отправлено свыше 800 человек.

В конце весны 1918 года состоялось знакомство Орлова с нелегалом английской «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС) Сиднеем Рейли, приятельские отношения с которым он поддерживал вплоть до ареста английского агента чекистами в 1925 году. Несколько лет спустя жена Рейли — Пипита Бабадилья опубликовала записки супруга. Поскольку на русском языке они пока не изданы, познакомим читателя с небольшим отрывком, где говорится об Орлове:

«Между тем мне было нужно довольно часто ездить в Петроград, чтобы отвозить донесения, полученные от полковника Фриде, и встречаться с друзьями, живущими в этом городе. Поэтому я попросил полковника достать мне пропуск. Полковник посоветовал последовать его примеру и поступить на службу в одно из советских учреждений и помимо пропуска дал мне рекомендательное письмо к Орлинскому, председателю Петроградской ЧК по уголовным делам, который, как и Фриде, был антикоммунистом.

ЧК состоит из двух частей — политической тайной полиции под началом Дзержинского, самой дьявольской организации за всю историю человечества, и уголовной, соответствующей полиции в цивилизованной стране. Председателем последней и был Орлинский, бывший следователь, и именно к нему направился я по прибытии в Петроград.

Я в полном смысле слова лез в логово льва, но другого выхода не было. Чтобы получить постоянный пропуск, я должен был пойти к Орлинскому. В Москву я вернулся товарищем Релинским, сотрудником ЧК.

Разумеется, я поспешил воспользоваться своей новой должностью. Она давала мне ценнейшие возможности, которые я быстро реализовал, получив очень важную информацию.

Орлинский был человеком сардонического склада. Я помню рассказ Грамматикова о его первой встрече с господином председателем. Однажды он, к своему полному ужасу, был вызван в ЧК по уголовным делам. Дрожа от страха, Грамматиков явился в ЧК, расположенную в здании бывшего Министерства внутренних дел на набережной Фонтанки. Его тут же провели в роскошные апартаменты старого министерства, в которых разместился председатель. Тот сидел за столом, вместе с ним в кабинете находилась стенографистка.

Когда Грамматиков вошел, председатель представился и говорил с сильным польским акцентом.

Затем, отпустив стенографистку и повернувшись к Грамматикову, он произнес на чистом русском языке: «Что же, господин Грамматиков. Вижу, что вы меня не узнаете».

Грамматиков понял, что человек, сидящий напротив, знаком с ним, но вспомнить его не мог. Председатель напоминал ему кого-то, но кого?..

— Помните Орлова, — продолжил председатель, — судебного следователя из Варшавы?

Грамматиков был адвокатом и работал в том же суде. Теперь он узнал в сидевшем перед ним господине знаменитого судебного следователя по делам о шпионаже. Как он стал председателем ЧК? Об этом не спрашивают.

— Я знаю, — сказал Орлов, — что вы должны ехать в Москву, но все передвижение между Петроградом и Москвой для обычных граждан запрещено. Вот билет туда и обратно. Поедете как мой сотрудник. А теперь — до свидания. Зайдите ко мне снова сразу же, как вернетесь из Москвы.

Таким образом, мы с Грамматиковым очень просто решили чрезвычайно сложный вопрос о поездках из Петрограда в Москву и обратно. Мы ездили как сотрудники ЧК по уголовным делам».

У Орлова и Рейли были очень схожие взгляды на перспективы развития европейских и других стран в случае неоказания сопротивления международной коммунистической пропаганде, деятельности организаторов коммунистического движения и агитаторов, направляемых из Советской России. По их мнению, именно на этом направлении необходимо было сосредотачивать усилия разведывательных и полицейских служб различных государств, не забывая, естественно, о помощи белым армиям и подпольным контрреволюционным группам для свержения власти большевиков — первоисточника угрозы в виде мировой революции.

Поэтому, на наш взгляд, нельзя сводить, как это делалось во многих изданиях советского периода, совместную работу Орлова с Рейли и другими представителями спецслужб Антанты к банальному шпионажу. Кстати говоря, добываемую информацию о замыслах немцев в Петрограде и на фронтах и Орлов, и союзнические разведчики доводили до советских государственных и военных деятелей. Шла война, и кайзеровская Германия была общим врагом, в противодействии ей сходились, пусть и временно, интересы советских властей, антантовских специалистов по тайной борьбе и подпольных организаций, подобных орловской.

Владимир Орлов не кривил душой, когда сообщал Дзержинскому об активной работе по немецкой линии.

Ориентировочно с марта 1918 года на основе связей присланного от генерала Алексеева бывшего ротмистра драгунского полка (освоившего в свое время и специальность военного летчика) Александра Николаевича Экеспаре (псевдонимы Плотников и Эльц) была создана группа офицеров, занимавшихся разведкой на русско-германском фронте и непосредственно в Петрограде. Основным агентом, а вернее подрезидентом являлся бывший корнет гусарского полка Николай Николаевич Жижин, работавший под псевдонимом Балашов. У него на связи находилось еще три человека, добывавшие необходимую прежде всего союзникам информацию о действиях немцев в Финляндии и на карельском боевом участке.

Жижин смог лично войти в контакт с лейтенантом Зегерсом, ведавшим вопросами разведки и контрразведки в германской военной миссии.

По указанию Орлова, Экеспаре и Жижин поддерживали связь с резидентом английской секретной службы в России капитаном Бойсом. Эта связь нужна была не столько для информирования англичан, сколько для получения от них финансовых средств на содержание других сотрудников Орлова и развития агентурной сети.

Согласно полученным позднее чекистами данным, при всей своей скупости англичане, тем не менее, выплачивали ежемесячно до 250 тысяч рублей. Экеспаре сознался на допросе в Петроградском отделении Военного контроля (военная контрразведка Красной Армии, подчиненная Троцкому), что, «так как Орлинский вел почти всю работу моей группы, то я и отдавал ему почти все суммы, поступавшие в мои руки».

Когда английская миссия была арестована чекистами после высадки десанта генерала Пуля в Архангельске, денежные вливания прекратились, и Экеспаре отошел от работы с Орлинским-Орловым.

А Жижин продолжал действовать. Немцы ему доверяли, так как он хорошо знал немецкий язык, поскольку несколько лет учился до войны в Берлине, — короче говоря, был человеком явно «германской ориентации».

Приемник Бойса на посту резидента СИС Макларен выдал Жижину 50 тысяч рублей и велел расширить работу на немецком направлении. Вскоре сотрудник английской резидентуры Гиллеспи принес еще столько же.

Однако вскоре все сотрудники британской разведки покинули Петроград и выехали в Мурманск и Архангельск. Связь оборвалась.

В ноябре 1918 года Экеспаре, Жижин и некоторые их осведомители были арестованы Петроградской ЧК совместно с отделением Военного контроля и по приговору ПЧК расстреляны. На следствии они не могли не упомянуть Орлинского-Орлова, но дали о нем весьма фрагментарные сведения.

Второй агентурной группой руководил Иван Николаевич Стояновский, официально зачисленный Орловым в штат Центральной уголовно-следственной комиссии, что давало ему определенную свободу действий.

Через Стояновского поддерживалась связь с офицерами французских спецслужб, действовавших под прикрытием сотрудников военной миссии, причем Стояновский был завербован французами и выполнял их задания, не входящие в круг интересов орловского разведцентра. Из-за этого несколько раз организация оказывалась на грани провала, и только неопытность петроградских чекистов позволяла подпольщикам выбраться из кризисных ситуаций.

К примеру, по заданию французов Стояновский поехал в качестве курьера в Гельсингфорс. На границе его задержали и обнаружили зашифрованную переписку. На допросе в Петроградской ЧК он не скрывая заявил, что работал в интересах союзников и выполнял их поручение.

В группу Стояновского входил и бывший чиновник Департамента полиции Георгий Александрович Загвоздин, внедренный в качестве агента в германскую миссию. Он предоставлял разведцентру Орлова некоторые данные, однако из-за подозрения в двойничестве ему не слишком доверяли.

Особая роль в организации Орлова принадлежала скандально известному в Петрограде Ивану Федоровичу Манасевичу-Мануйлову. Его Орлов знал еще со времени работы в комиссии генерала Батюшина, где Иван Федорович состоял негласным осведомителем по Распутину и некоторым финансовым дельцам, хотя и занимал должность секретаря председателя Совета министров Штюрмера.

Манасевич являл собой классический тип опытнейшего агента.

Со времен длительной командировки во Францию по линии заграничной агентуры департамента полиции Манасевич был знаком с отдельными чинами парижской полиции. И вот в Петрограде в 1917 году он вновь встретился с опытным сыщиком — призванным из запаса и направленным в Россию в составе военной миссии капитаном Фо-Па-Биде. Будучи руководителем контрразведывательной службы миссии Фо-Па настойчиво искал подходящих для этой работы агентов из числа русский подданных. Манасевич, с его связями в различных слоях общества, умением поставить добывание нужной информации на поток, идеально подходил на такую роль. Вопрос был только в том, какова будет планка оплаты услуг. В деньгах резидентура французской разведки недостатка не испытывала.

Орлов и французы оценили и то, что Манасевич уже внедрился в агентурную сеть Всероссийской ЧК, а после отъезда аппарата Дзержинского в Москву остался на связи в его петроградском филиале, имел доступ на Гороховую, 2, и, следовательно, потенциальную возможность выявлять угрозы в отношении подпольной организации и резидентуры союзников.

С помощью Манасевича удалось перевербовать агента ВЧК Бориса Ржевского. Впрочем, последний готов был работать на кого угодно. Вот характеристика этого типа, данная Орловым: «Элегантный молодой альфонс, носивший золотой браслет, делавший маникюр и всегда одетый по последней моде. Он был гомосексуалистом, нюхал кокаин, но, тем не менее, оказался хорошим и надежным источником. Ржевский немного занимался журналистикой и писал не так уж плохо. Раньше был отличным агентом на службе последнего царского министра внутренних дел. Теперь он работал в ЧК и приносил мне все самые свежие новости… Он был заметной личностью в Петрограде».

Для освобождения арестованных бывших офицеров Орлов завербовал некоего Моделя, эсера, эмигрировавшего в свое время в Америку и до Февральской революции торговавшего газетами в Нью-Йорке. Как гонимый царскими властями революционер, он сумел по возвращении в Петроград выхлопотать себе синекуру — пост председателя следственной комиссии в тюрьме. Явно надуманная должность давала возможность, не утруждая себя службой, вымогать взятки за «положительное рассмотрение жалоб заключенных и их родственников». «Модель брал столько, сколько мог получить, — отмечал Орлов, — и не испытывал никакого угрызения совести. Все, за что он брался, быстро выполнялось».

Орлов не гнушался использовать и прожженного авантюриста, спекулянта и вымогателя Вейнберга, который якобы одно время был секретарем Максима Горького, а в 1918 году нашел подход к Надежде Константиновне Крупской.

Ржевский, Модель и Вейсберг доставляли главе разведцентра Добровольческой Армии не только устную информацию, но и, пополняя архив Орлова, большое количество документов, которые они похищали (или снимали копии) в различных советских учреждениях Петрограда.

Благодаря Манасевичу-Мануйлову была установлена связь с сотрудником германской дипломатической миссии Вальтером Генриховичем Бартельсом. Через своих доверенных лиц он, помимо исполнения служебных обязанностей по линии разведки, занимался скупкой русских ценных бумаг и ювелирных изделий, памятуя о необходимости создать себе достойные условия жизни после возвращения на родину. На одной из сделок его «подцепил» Мануйлов и, вероятно, под угрозой разоблачения завербовал, а затем передал на связь непосредственно Орлову.

Поскольку некоторые групповоды и агенты Орлова являлись одновременно и информаторами союзных военных миссий, контакты с Бартельсом не остались для последних тайной. И с этого времени «борца с немецким шпионажем» стали подозревать в работе на кайзеровскую разведку. Все последующие годы Орлову припоминали конспиративные отношения с Бартельсом. Это, в частности, послужило основанием для отказа французских разведчиков ходатайствовать перед своим правительством о награждении Орлова, как ему это было официально обещано, орденом «Почетного легиона» — знаком высшего отличия в деле служения Французской Республике.

Орлов так и остался в глазах французских спецслужб агентом немецкой разведки, причем агентурный стаж его в Париже насчитывали по какой-то причине с 1917 года, когда о Бартельсе еще никто не знал.

Единственный раз Орлов смог лишь проездом в Англию побывать во Франции — в визе ему систематически отказывали. И даже за предоставление транзитной визы сотрудник французского консульства в Варшаве был строго наказан. И все из-за того, что с самого начала Бартельс не был передан Орловым на связь Фо-Па-Биде и его коллеге капитану Вакье как ценный источник по немецкой линии.

Возможно, начальник белогвардейского разведцентра приберегал связь с сотрудником германского консульства, а на самом деле разведчиком, для укрепления своих позиций в ВЧК, лично у Феликса Дзержинского. Стать главой лубянской контрразведывательной службы — было идеей фикс для Орлова. В связи с этим напомним несколько строк из его июньского письма председателю ВЧК: «У меня наклевывается отличная агентура (…) в германской линии (дом Юсупова)». Именно там работал Бартельс.

Поскольку, по определению «зажигателей» мировой революции, Германия являлась наиболее слабым звеном в империалистической цепи, основные усилия пропагандистов и агитаторов были направлены на Берлин и некоторые другие крупные города проигрывающей войну страны. Используя связь с Бартельсом, белогвардейский разведчик доводил через него добытую из партийных сфер информацию о конкретных коммунистических работниках, развернувших свою деятельность в Германии.

Выступая на судебном процессе над Орловым в 1929 году, Бартельс свидетельствовал, что Орлов снабдил его информацией об агитационной работе советской миссии в Берлине и никакой оплаты за это не требовал.

 

Конец советской карьеры

 

После убийства председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого на его место был назначен Глеб Иванович Бокий. В отличие от своего предшественника, он отличался прагматизмом, жесткостью, в том числе и в отношении своих подчиненных, стремлением стать «диктатором» в смысле подчинения чекистам разного рода следственных комиссий, занимающихся уголовными и тем более политическими делами.

Вероятно, его не устраивала излишняя самостоятельность Орлова, напрямую докладывавшего в Москву лично Дзержинскому о своей работе. Тем более что после начала военной интервенции союзников на Севере именно антантовские резидентуры и их агентура стали основным объектом внимания. Борьба с германским шпионажем, чем, в основном, и занимался Орлов, отошла на второй план. Операция, связанная с английским посольством, и ликвидация во время ее проведения руководителя военно-морской разведки капитана Кроми, арест резидента СИС Эрнста Бойса и некоторых его сотрудников говорили о многом.

Финансовые вливания, обеспечивавшие во многом нужды белогвардейского разведцентра, прекратились. Опасаясь ареста, покинули Петроград или затаились в городе наиболее тесно связанные с англичанами агенты Орлинского-Орлова, такие, как Александр Экеспаре («Плотников»). На допросе в ноябре 1918 года он рассказывал об этом периоде следующее: «…была арестована английская миссия, и работа оборвалась окончательно, так как у меня не было на руках денег, а получить их было неоткуда. Я попробовал вначале найти кого-нибудь из оставшихся на свободе английских деятелей, но это было очень трудно, ввиду усиленного наблюдения во всех районах. А вскоре я почувствовал озлобление против безграмотной работы «союзников», выразившейся в глупейшем провале миссий, после которого не осталось никаких связей… Я ожидал освобождения англичан, несколько раз звонил по телефону Томсу, но всегда получал ответ — вся миссия арестована и Томс находится в Петропавловской крепости».

После освобождения англичане срочно уехали в Мурманск, не предприняв мер по спасению и материальной поддержке своей агентуры, бросив ее на произвол судьбы, как отработанный материал.

Под угрозой ареста оказался и нелегальный резидент, личный представитель главы «Сикрет интелледженс Сервис» адмирала Каминга Сидней Рейли.

Напомним, что именно с Рейли, как ни с кем другим из англичан, у Орлова установились тесные контакты на почве борьбы с немецкой разведкой. Не исключено, что именно Орлов оказал английскому разведчику помощь в конспиративном выезде из Петрограда.

Практически одновременно с британской чекисты арестовали и французскую миссию, включая тех, кто непосредственно находился в связи с орловской организацией, — капитанов Эдуарда Вакье и Шарля Фо-Па-Биде.

На предварительном следствии в ВЧК они оказались отвечать на вопросы комиссара Деляфара, заявив лишь, что вели работу исключительно против немцев и находились в официальных контактах с убитым председателем ПЧК Моисеем Урицким.

Французы просидели на Лубянке до февраля 1919 года, не подавая никаких надежд чекистам, а затем, по соглашению Совнаркома и правительства Франции, были освобождены из тюрьмы и отправлены на родину в обмен на русских солдат, сражавшихся на стороне союзников в период мировой войны.

Оценив обстановку, сложившуюся после свертывания работы легальных резидентур англичан и французов, бегства Сиднея Рейли и ареста ряда его агентов, включая и полковника Фриде — сподвижника Орлинского, а также жестко проводимый Глебом Бокием курс на централизацию в ПЧК всех расследований, в том числе по крупным уголовным делам, Орлов начинает готовить своего ухода в Финляндию.

В это время, по настоянию комиссариата юстиции Союза коммун Северной области, Орлова лишают единоличного управления Центральной уголовно-следственной комиссией — создается Коллегия, куда, кроме председателя, вошли два комиссара, Филиппов и Горин.

Присланные по разнарядке учетно-распределительного отдела Петроградского комитета большевистской партии, а фактически самого Григория Зиновьева, они постепенно устраняют Орлова от дел. Во второй половине сентября 1918 года он подает прошение об отставке. А тут еще комиссия по расследованию мятежа левых эсеров усомнилась в данных Орловым показаниях относительно провала операции ВЧК по внедрению в монархическое подполье упомянутых ранее Богданова и Мальма.

Комиссариат юстиции направил в Москву телеграмму с просьбой сообщить, «признаны ли объяснения, данные Орлинским… удовлетворительными и устраняющими сомнения относительно деятельности Б. И. Орлинского, или же по отношению к нему должны быть приняты какие-либо меры дисциплинарного характера и какие именно».

Рассчитывать на поддержку Феликса Дзержинского в этом деле не приходилось, тем более что председатель ВЧК к тому времени уже утратил былой интерес к развитию контрразведки вообще и по немецкой линии, в частности. У него появилось много других забот в связи с разгорающейся гражданской войной.

В конце сентября комиссары посчитали, что уже освоили новый для них участок. Горин и Филиппов направляют председателю Петроградского окружного народного суда следующее послание: «Коллегия Центральной уголовной Следственной комиссии сим удостоверяет, что в работе гражданина Орлинского она больше не нуждается. Дел на руках у него нет, таковые находятся у членов и сотрудников, печати им отданы…»

Итак, с советской службой было покончено. В запасе у Орлова еще имелись заранее заготовленные пропуска на въезд во фронтовую зону, и он решил переправить последнюю группу офицеров к англичанам в Мурманск.

Всего отбывающих из Петрограда набралось 12 человек. Старший группы, бывший офицер лейб-гвардии, отказался из осторожности назвать Орлову фамилии своих попутчиков и сам вызвался заполнить соответствующие документы. Орлов исполнил просьбу, не зная еще, что этим он приблизил свое бегство из страны Советов.

Ошибки, допущенные в документах, привлекли внимание красноармейского патруля. А при обыске оказалось, что под старые солдатские шинели «командированные» надели свои мундиры с орденами и эполетами.

В Петроград ушла срочная телеграмма, в которой военному комиссару Позерну предлагалось установить личность «председателя Центральной следственной комиссии Союза коммун Северной области Болеслава Орлинского, который снабдил шпионов фальшивыми документами».

На счастье Орлова, послание перехватила работавшая на телеграфе гражданская жена заместителя резидента французской разведки капитана Вакье, ранее арестованного чекистами. Она знала о связи мужа с Орловым и оповестила последнего о нависшей угрозе.

Это был провал. Но поднаторевший в нелегальной работе белогвардейский разведчик заранее подготовил все, чтобы незаметно скрыться из города. В своей книге он отмечает: «Я никогда не держал что-либо изобличающее меня в своей комнате: никакого оружия, бомб, документов, фотографий, фальшивых паспортов, фотоаппаратов. Все это было спрятано в тайнике под подоконником в комнате моей жены, чтобы в случае опасности она могла выбросить все эти вещи в соседний двор. Документы были подвешены на тонкой веревке в печке. Рядом лежали ножницы, чтобы в случае опасности перерезать эту веревку: документы упадут в огонь и сгорят».

Однако Орлов сделал один опрометчивый шаг, чуть было не стоивший ему жизни. Он решил в последний раз зайти в здание комиссии и забрать кое-какие бумаги. А в его кабинете уже шел обыск. Тут ему действительно пришлось бежать.

До консульства Германии было не так далеко. К счастью, Бартельс оказался на месте. Переодевание в форму немецкого солдата много времени не заняло. Парик и наклеенные усы дополнили маскировку. Бартельс вызвал к консульству своего доверенного человека — финна, тот подъехал на автомашине одного из советских ведомств. Недалеко от границы проводник и Орлов отблагодарили шофера и пешком двинулись к берегу реки Сестры. Пришлось переходить ее в брод. Пограничники засекли нарушителей и открыли шквальный огонь. Когда до финского берега оставалось несколько метров, Орлов был ранен в живот. Пуля угодила и в проводника, и раненому Орлову пришлось тащить за собой охромевшего спутника. Вскоре их подобрали и оказали первую медицинскую помощь.

Больше в Петроград и вообще на территорию Советской России он никогда не вернется.

Болеслав Иванович Орлинский, он же доктор Адлер, он же Мюллер, перестал существовать.

 

Схватка с коминтерновцами

 

Немного оправившись от ранения, Орлов перебрался в Польшу, где наконец смог получить в имении отца под крепостью Новогеоргиевск качественное лечение и уютное убежище.

Однако безмятежное времяпрепровождение, прерываемое лишь медицинскими процедурами, тяготило его деятельную натуру. Как только врачи разрешили свободно передвигаться, Орлов распрощался с родными и друзьями. Он спешил на юг России, в Добровольческую армию. Весть о том, что генерала Алексеева уже нет в живых, дошла до него еще в Петрограде, а генерал единственный знал, почему Орлов почти весь 1918 год служил у большевиков. Теперь, как многим офицерам и генералам, мобилизованным в Красную Армию, а потом перебежавшим на сторону белых, ему предстояло оправдываться. А ведь Орлов служил не в армии, а в следственной комиссии, что для не знавших многие советские реалии белогвардейских следователей было все равно, что служить в ЧК. Дело могло закончиться плохо, не исключался и самый суровый финал — «стенка».

Проработав в уме различные варианты развития событий, Орлов принимает решение не пробираться покав расположение главного штаба, а остаться работать в Одессе, тем более, что встретил там бывшего коллегу по комиссии Батюшина прапорщика Логвинского. Уж если он, мало разбирающийся в борьбе со шпионажем, занимает пост начальника контрразведки одной из многочисленных в Одессе военных структур, то с опытом Орлова, наверное, можно было надеяться на получение соответствующей должности.

Процедура проверки, к удовлетворению новоиспеченного добровольца, закончилась довольно быстро. Нашлись даже те офицеры, которых он когда-то переправлял через фронт и тем самым спас от неминуемого расстрела или тюремной камеры.

Командующий войсками Добровольческой армии Одесского района генерал Александр Сергеевич Санников 6 февраля 1919 года назначил Орлова начальником контрразведывательного отделения своего штаба.

До вступления Орлова в должность аппарата контрразведки у Санникова фактически не существовало. На агентурную работу, основу деятельности любой спецслужбы, отпускались столь незначительные суммы, что говорить о реальных и успешных действиях вообще не приходилось. К этому следует добавить почти полное отсутствие опытных кадров.

В армейских штабах и не помышляли о том, чтобы брать на службу контрразведчиков царской армии — выходцев из охранных отделений или Корпуса жандармов. Эффект, порожденный кампанией дискредитации политической полиции в период нахождения у власти Временного правительства, продолжал действовать, настолько мощная волна недоверия зародилась тогда даже в умах военных. Единичные случаи зачисления в Добровольческую армию жандармов, конечно, были, но они, в основном, служили не по своей основной специальности.

Как видим, в этом вопросе и белые, и красные власти придерживались единой точки зрения.

Что уж говорить о жандармах, если сам генерал Батюшин, бежавший из Петрограда 25 декабря 1917 года и в начале января уже прибывший в Новочеркасск, не получил должного назначения. И это при том, что он обратился напрямую к своему патрону — генералу Алексееву, а затем Антону Ивановичу Деникину, преемнику умершего организатора Добровольческой армии, однокашнику Батюшина по академии Генерального штаба. Самое большее, что ему могли предложить, — это должность управляющего делами Комитета снабжения армии, а вскоре прогнали и оттуда. Господа Рубинштейны, Гепнеры и K° умели мстить. К работе в контрразведке Батюшин уже никогда не возвратится.

Присяжные поверенные, бывшие студенты юридических факультетов, учителя и инженеры, надевшие погоны в Первую мировую войну, а также строевые офицеры — вот кто составил костяк белогвардейских спецслужб. Их спасало только то, что профессионалов не было и на противоположной стороне.

Реальной силой в Одессе обладали французские интервенты и, соответственно, их спецслужбы, возглавляемые майором Порталем.

Естественно, почва для сотрудничества между белогвардейской и французской контрразведками была. Они, что называется, на своей шкуре убедились в действенности большевистской пропаганды, на которую коммунистический центр в Москве не жалел денег. Поток воззваний к французским и греческим солдатам шел и из Константинополя, где большевикам удалось создать неплохую полиграфическую базу и наладить транспортировку печатной продукции в Одессу.

На 2-й областной большевистской партийной конференции секретарь обкома Иван Смирнов-Ласточкин призвал удесятерить усилия по разложению войск противника, и все присутствующие поддержали докладчика. Еще в Москве, перед убытием на подпольную работу, Ласточкину указали, что следует создать специальную организацию для работы в войсках интервентов. Так появилась воспетая в историко-революционной литературе Иностранная коллегия, состоящая из национальных секций: французской, сербской, польской, румынской и греческой. В Одессу по заданию ЦК РКП(б) прибыла французская коммунистка Жанна Лябурб и энергично включилась в пропагандистскую работу. Под влиянием большевистской агитации французские войска действительно стали постепенно разлагаться, что в высшей степени нервировало их командование.

Начальник штаба французского контингента полковник Фрейденберг и начальник 2-го бюро (разведка и контрразведка) майор Порталь беспрерывно посылали в Париж донесения об усилении брожения среди военнослужащих.

Имея опыт совместной работы с резидентурой 2-го бюро французского Генштаба в Петрограде, Орлов быстро наладил контакт с руководителями разведки и контрразведки интервентов. Последние, надо полагать, навели справки в своей штаб-квартире об Орлове и, несмотря на то что в Париже его подозревали в работе на немцев, согласились на совместные действия против большевиков. Им просто некуда было деваться, поскольку угроза восстания французских воинских частей была совершенно реальной.

Руководитель подполья Иван Федорович Смирнов (псевдоним Ласточкин) докладывал командованию Красной Армии на Украине: «В городе выходит газета «Коммунист» на русском, французском и польском языках. Предполагается выпустить сербскую газету (для нее собирается материал)». Тираж французского издания — 5–6 тысяч. Массовым тиражом печатаются листовки. Авторами многих статей зачастую являлись сами французские матросы и солдаты, распропагандированные подпольщиками. Газета «Ле Коммунист» выходила под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь? », и в ней пестрели заголовки «Протестуйте против интервенции», «Братайтесь с нашей Красной Армией, которая не желает войны», «Требуйте вашего возвращения на родину! »

Французская секция Иностранной коллегии становится главным объектом для контрразведки интервентов. В этом ей усиленно помогает и Орлов, но круг его интересов значительно шире — в него входит также Ласточкин, подпольный обком и его отдельные структуры, включая упомянутую Иностранную коллегию и большевистскую контрразведку.

Да и как могло быть иначе? До Орлова дошла информация, что работники коллегии уже поговаривают о восстании сухопутных и военно-морских частей оккупантов. К чему могло привести восстание, если дать ему произойти, ни белогвардейскому командованию, ни французским военным чинам объяснять было не нужно.

И Орлов активизирует работу. Благо, что новый обер-квартирмейстер штаба полковник Неймирон понимает нужды контрразведки. В соответствии с подробным докладом начальника КРО, согласованным с полковником, командующий утвердил новое штатное расписание. Число сотрудников наружного наблюдения увеличивалось более чем в четыре раза. Выделялись также дополнительные деньги на агентурные потребности.

Однако разработка подполья — дело не простое. Только 1 марта совместными усилиями Орлова и французской контрразведки удалось установить явочную квартиру Жанны Лябурб и арестовать ее. Одновременно были задержаны еще несколько деятельных членов Иностранной коллегии. Десять человек после допросов с пристрастием французы расстреляли, поскольку они являлись военнослужащими, нарушившими присягу, и перешли фактически на сторону врага.

Белогвардейская контрразведка провела подставу подпольщикам офицера Ройтмана, который получил у них кличку Барин. Руководитель подпольного обкома «клюнул» на него и решил столь ценного источника взять на личную связь.

Ласточкин докладывал в советские руководящие органы: «Имеем теперь связь с главным штабом Добровольческой армии…» 15 марта руководитель большевистского подполья должен был получить от Барина список офицеров Добровольческой армии, сочувствующих Советской власти и готовых примкнуть к подпольщикам в случае вооруженного восстания. Однако контрразведчики на подходе к месту встречи арестовали Ласточкина и, боясь попыток со стороны большевиков отбить своего вождя, передали под охрану французов.

Расследование, предпринятое подпольной разведкой, подтвердило худшие опасения. Председатель партийного обкома содержался на одном из судов, отогнанном на рейд. Все меры по спасению руководителя результатов не дали. Вскоре стало известно, что плавучая тюрьма со всеми, кто в ней содержался, утоплена французами. В отместку подпольщики ликвидировали Барина и организовали покушение на Орлова.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: