Константинопольская передышка

 

Не дождавшись ответа на разосланный проект создания Международного бюро, Орлов принял решение возвращаться в Россию и действовать самостоятельно, опираясь на штабные структуры Добровольческой армии.

Однако еще в Константинополе, не имея официального статуса, он продолжал некоторые из разработок одесской контрразведки, в частности по выявлению заграничной базы Иностранной коллегии подпольного большевистского обкома. Помогал Орлову его бывший заместитель полковник Томас.

Они выяснили, что в Константинополе активно разворачивает свою работу английская разведка, в структуре резидентуры которой создана специальная «русская секция» во главе с капитаном Хенкиным. Не имея до этих пор агентурной сети, капитан приступил к ее формированию, опираясь на офицеров и военных чиновников, эвакуированных из Одессы. Таким образом, в числе нанятых англичанами лиц оказался агент Одесского контрразведывательного отделения Дмитрий Петрович Вальтер, человек с интересной, но темной биографией.

Сын известного в Одессе профессора медицины, немца по происхождению, он рано окунулся в революционное движение. Вступив в партию социал-революционеров, Вальтер проявил себя в террористической группе, участвовал в организации покушения на коменданта Севастопольской крепости генерала Неплюева. Был арестован полицией, однако сумел бежать из-под стражи и эмигрировал. В Германии получил высшее техническое образование и возвратился в Россию только когда началась Первая мировая война. Эсеровское прошлое и длительное проживание в воюющей против России стране не остались без внимания контрразведки, поэтому Вальтеру пришлось проходить службу только в тыловых частях и на рядовых должностях, несмотря на хорошее образование.

Февральская революция вынесла его в верхи новых одесских властных структур. Взамен упраздненного и разогнанного охранного отделения создается Бюро общественной безопасности (БОБ), главой которого, а одновременно и членом Совета рабочих и солдатских депутатов, становится «товарищ Вальтер».

Контрразведывательное отделение Румынского фронта установило, что БОБ не дает информации о большевиках, хотя из Петрограда уже прислали оперативную ориентировку относительно связи их вождей с немецким Генеральным штабом. После оккупации Одессы германскими войсками шеф БОБ тайно сотрудничал с ними, по крайней мере, так доносила агентура белогвардейских подпольщиков.

Когда же части Добровольческой армии, опираясь на десант французов, взяли власть в городе, Вальтер выказал настойчивое желание устроиться в какой-либо из многочисленных контрразведывательных органов и в итоге оказался платным секретным осведомителем в КРО штаба генерала Гришина-Алмазова, заведовать которым вскоре пришлось Орлову.

Мы уже упоминали о подставленном большевистскому подполью агенте по кличке Барон. Этот агент, так же как и Вальтер, был немцем по национальности, соприкасался в период работы в аппарате комиссара Временного правительства в Одессе с Бюро общественной безопасности и, естественно, прежде всего, с его руководителем.

Орлов и Томас зафиксировали, что Вальтер конспиративно опрашивал других известных ему агентов и служащих КРО, пытаясь выяснить, кто выдал подпольный обком большевиков и конкретно его руководителя Ивана Смирнова (Ласточкина). В итоге он установил, что это, скорее всего, дело рук Барона.

То, что произошло дальше, описал в своих воспоминаниях один из руководителей подпольной контрразведки при Одесском обкоме Иосиф Южный-Горенюк: «Само собой, разумеется, была предпринята попытка с помощью Ройтмана установить местонахождение и освободить Николая (Ласточкина. — А. З. )… Ройтман заметно волновался. Он говорил — «Я понимаю, что подозрение не может не затронуть меня. Поэтому я должен себя реабилитировать. Я Ваню спасу, но это будет стоить денег тысяч 200–300». Такую сумму подпольщики ему и выдали, поскольку речь шла об освобождении крупного партийного работника, стоявшего на пороге смерти.

Однако дело не двигалось «…Ройтман рассчитывал соблазнить контрразведчиков крупным выкупом, — продолжает Южный-Горенюк, — что его очень устраивало. Ройтману были безразличны и подпольная организация и добровольческая контрразведка, его интересовали деньги, он готов был служить тому, кто больше заплатит. В данном случае он попал в положение между молотом и наковальней».

Вероятно, в эти дни Вальтер сообщил подпольщикам о невозможности спасти Ласточкина и о принадлежности Ройтмана к контрразведке Орлова. Ройтман был подпольщиками приговорен, а террористическая подпольная группа во главе с Самуилом Зехцером привела приговор в исполнение. Незадолго до эвакуации французов и белогвардейцев из Одессы «Барона» демонстративно застрелили — в дневное время, прямо на улице.

Подозрения в отношении Вальтера резко усилились, и не избежать бы ему участи Ройтмана, с той лишь разницей, что застрелили бы его подчиненные Орлова, если бы он не сумел заранее перебраться в Константинополь.

Конечно, мы не можем однозначно утверждать, что внедрение Вальтера в «русскую секцию английской резидентуры — результат реализации продуманного замысла чекистов или разведки Красной Армии. Но факт имел место, пусть и в результате стихийного стечения обстоятельств.

Капитан Хенкин не сразу поверил Орлову и Томасу и в итоге просчитался. Вальтер успел «навербовать» для англичан нескольких «ярых антибольшевиков» и фактически стал руководителем группы, концентрируя свои усилия на разведке в красной Одессе. Таким образом, Хенкин своими руками создал канал связи для Коминтерна, что выяснилось уже после ареста Вальтера и его сотрудников. В Константинополе был обнаружен большой склад большевистской литературы на английском языке. Дальше следы повели к подпольной коммунистической группе и ее руководителю, некоему Арно — бывшему представителю Иностранной коллегии, разгромленной контрразведкой Орлова и французами в начале 1919 года…

Как видим, Владимир Орлов не расслаблялся и в Турции. Он еще раз попытался на примере Вальтера убедить союзников в необходимости координации, а в идеале — и объединения усилий европейских спецслужб для борьбы с Коминтерном, а также заграничной активностью ВЧК и Разведупра Красной Армии.

Положительного ответа он так и не услышал.

 

В штабе Деникина и Врангеля

 

В начале мая 1919 года Владимир Орлов прибыл в Новороссийск, а оттуда прямиком в Екатеринодар, где дислоцировался штаб Антона Ивановича Деникина.

В штабе Добровольческой армии конкретной должности ему поначалу не подыскали, а может стали наводить справки о предыдущей деятельности, включая подпольную работу в Петрограде. В документах Орлова сохранилось несколько его отчетов, представленных командованию, с описанием всех его действий по линии разведки на территории Советской России и в оккупированной французами Одессе. И в каждом документе содержалось предложение иcпользовать его опыт и накопленные знания для противодействия большевистским спецслужбам.

Наконец Орлову предложили поучаствовать в работе комиссии по реформе органов контрразведки в Добровольческой армии, состояние которой нельзя было определить другим эпитетом, кроме как плачевное.

Российский исследователь истории спецслужб белых армий Виктор Бортневский даже утверждал, что в первый год существования Добровольческой армии специального органа контрразведки вообще не имелось, вся конспиративная работа проводилась на базе так называемых политических центров, созданных в крупных городах на юге России и на Украине.

Формальный приказ о создании центров и положение о них были подписаны только 10 октября 1918 года. В соответствии с приказом учреждались должности начальников контрразведывательных отделений и штатных агентов. Фактически же КРО политических центров не образовывались, так как начали функционировать штабы частей и соединений Добровольческой армии, при которых, по аналогии с царской, создавались контрразведывательные структуры.

Начальник всех армейских контрразведчиков Генерального штаба полковник Александр Титович Гаевский пытался ввести «самостоятельные» организации в единое русло работы, выстроить систему вертикального подчинения, но это давалось ему с большим трудом. Отсюда неразбериха, серьезнейшие изъяны в подборе кадров, многочисленные преступления по должности и просто уголовные деяния под флагом борьбы с большевиками. И это не идеологический штамп, придуманный в советские времена. Вот, к примеру, что говорил о своей контрразведке Антон Деникин: «За войсками следом шла контрразведка. Никогда еще этот институт не получал такого широкого применения, как в минувший период гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы, почти каждая воинская часть, политические организации, донское, кубанское или терское правительство, даже (…) отдел пропаганды… Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием и подозрительностью.

Я не хотел бы обидеть многих праведников, изнывавших морально в тяжелой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густой сетью территории юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно прославились в этом отношении контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова (донская). Борьба с ними шла одновременно по двум направлениям — против самозванных учреждений и против отдельных лиц. Последняя дала мало результата, тем более что они умели скрывать свои преступления и зачастую пользовались защитой своих доверявших им начальников. Надо было или упразднить весь институт, оставив власть слепой и беззащитной в атмосфере, насыщенной шпионством, брожением, изменой, большевистской агитацией и организованной работой разложения, или же совершенно изменить бытовой материал, комплектовавший контрразведку. Генерал-квартирмейстер штаба, ведавший в порядке надзора контрразведывательными органами армий, настоятельно советовал привлечь на эту службу бывший жандармский корпус. Я на это не пошел и решил оздоровить больной институт, влив в него новую струю в лице чинов судебного ведомства. К сожалению, практически это можно было осуществить только тогда, когда отступление армий подняло волны беженства и вызвало наплыв «безработных» юристов. Тогда, когда было уже поздно…»

Вот еще одно свидетельство состояния контрразведки Белого Юга. Известный жандармский генерал, опытнейший агентурист-розыскник Константин Иванович Глобачев вспоминал: «В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который в большинстве случаев, не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для белого движения и чекиста для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Таким образом, создавались целые контингенты офицеров-контрразведчиков, которые своим поведением позорили контрразведывательные органы белого движения во время гражданской войны»23.

Не лучше, чем в войсках, обстояло дело с контрразведкой в тыловых районах. Создавать соответствующие структуры попытался Военно-политический отдел (ВПО) при Главнокомандующем, причем ставка делалась на опытных в борьбе со шпионажем офицеров. Первым руководителем контрразведывательной части особого отделения ВПО стал капитан Алексей Сергеевич Дмитриев, юрист по образованию, имевший за плечами 12 лет следственного и прокурорского стажа, с августа 1917 года помощник начальника КРО штаба Румынского фронта. Следует отметить, что он хорошо знал Владимира Орлова по работе еще при царской власти и в период Временного правительства.

Вновь они пересеклись по службе, когда Дмитриев для изучения дел на местах объехал все крупные центры на территории, контролируемой Добровольческой армией к концу февраля 1919 года. По личным впечатлениям и докладам Орлова он подготовил отчет в вышестоящие штабные инстанции, раскрывающий реальное положение дел в контрразведывательных службах. А их было, ни много, ни мало, 12, включая такие экзотические, как КРО националистической организации «Союз Русских людей» и осведомительный отдел князя Кочубея, претендовавшего одно время на роль гетмана Украины.

«Клубок змей» — иначе не назовешь то, что творилось в спецслужбах, поскольку все их начальники поголовно претендовали на лидерство, преследуя далеко не государственные интересы.

Орлов не скрыл от ревизора, что и структура, возглавляемая им самим, далека от совершенства и в плане внутренней организации, и по подбору личного состава, и в деятельности.

Еще до приезда Орлова в Одессу контрразведкой штаба Добровольческой армии Одесского района заправлял прапорщик Павел Яковлевич Логвинский, с которым новому начальнику КРО пришлось работать еще в царской армии, в комиссии генерала Батюшина. И когда мы отмечали, что среди ее сотрудников оказались лица с далекими от привычного понимания моральными принципами, то прежде всего имели в виду Логвинского. Из-за его невероятной тяги к деньгам и в силу этого участия в разного рода комбинациях по вымоганию взяток была скомпрометирована вся комиссия.

Будучи арестован в марте 1917 года, он сумел после Октябрьской революции освободиться из тюрьмы, в конце года уехал в Одессу и как бывший офицер, окончивший юридический факультет Московского университета, вновь очутился в контрразведке.

Кроме дела, заведенного на известного румынского коммуниста Бужора, в производстве КРО ничего при Логвинском не было. Зато бесследно исчезла крупная сумма царских денег, отобранных у подпольщика при аресте. Этот факт Орлов вынужден был констатировать, когда принимал «хозяйство» от предшественника, скрывшегося от возможного суда в Константинополе. Там Логвинский поступил на службу в английскую контрразведку и постарался всячески скомпрометировать Орлова, приписывая ему свои грехи по части взяток и добросовестную работу на большевиков в Петрограде. Все это отразится в соответствующих досье и аукнется Орлову в эмигрантские годы.

Однако вернемся к генштабовской контрразведке Добровольческой армии.

В отличие от армейских аппаратов она наделялась правом вести агентурную работу не только в тыловых районах, но и на территории Советской Республики и даже в европейских странах. Однако все это оставалось только на бумаге.

Орлов, работая в комиссии по реформе контрразведки, как мог, помогал капитану Дмитриеву. Начальники же его, похоже, мало интересовались состоянием дел в сфере борьбы со шпионажем вне фронтовой полосы. Лучшей иллюстрацией тому может служить обнаруженное нами в Государственном архиве Российской Федерации письмо капитана на имя своего начальника полковника Петра Григорьевича Архангельского, обосновывающее уход Дмитриева в отставку. На наш взгляд, есть смысл познакомить читателей с этим документальным свидетельством состояния контрразведки в отделе Генерального штаба Военного управления при Главнокомандующем войсками Юга России.

 

«22/VIII, 1919 года.

Ростов-на-Дону.

ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ ПЕТР ГРИГОРЬЕВИЧ,

Сейчас я подал рапорт об освобождении меня, ввиду переутомления, от занимаемой должности. Переутомление — это не предлог, а действительная причина, побуждающая меня сложить с себя обязанности, — явилось же оно следствием следующих условий:

Как Вы знаете, я был приглашен в ноябре минувшего года на большую и ответственную должность Начальника Контрразведывательной Части Генерального Штаба, причем раньше принятия должности изложил свой взгляд на организацию и постановку дела. После принципиального одобрения моего проекта по всем восходящим инстанциям я принял должность, имея в виду приложить все мои познания, большой запас энергии и специальные средства связи для постановки К. Р. дела на надлежащую высоту. Прошло 6 месяцев со дня вступления моего в должность, и я с грустью должен констатировать, что все мои старания, все усилия организовать К. Р. аппарат ни к чему не привели. Все просьбы, все доклады, встречая повсюду отзывчивость и одобрение, в конечном счете наталкивались где-то на какую-то невидимую преграду, что на практике сводило их к нулю. Главная причина — отсутствие денег для постановки дела и, как последствие, — отсутствие служащих.

Прибыл я сюда из Одессы, имея целую сеть сотрудников, освещающих Киев, Одессу и Крым. Все это были люди опытные, весьма интеллигентные и, главное, преданные делу и любящие свою Родину. Не получая в течение нескольких месяцев никакой материальной поддержки, они вынуждены были искать себе службу на стороне и перестали обслуживать меня. Таким образом, освещение указанных выше областей прекратилось.

Привезенные мною с собой служащие, изнуренные непосильной, весьма неблагодарной и плохо оплачиваемой работой, удерживались лишь благодаря личным хорошим отношениям и надеждой на лучшее будущее. Но, видимо, они потеряли и надежду, и сердце, ибо часть уже ушли, а оставшиеся два чиновника усиленно просят о переводе их в другие, конкурирующие со мною и окладом и положением учреждения. Таким образом, аппарат автоматически прекращает свое существование.

Здесь нельзя не задуматься над последствиями смерти К. Р. части Генштаба. Думается мне, что не только с моим уходом, но вообще с упразднением К. Р. Генштаба, потенциал последнего не изменится.

И, действительно, за все время своего существования К. Р. не имела возможности выполнять свои задачи и, таким образом, не отвечала своему назначению. Главный орган ее — агентура — глаза и уши организма — совершенно отсутствовал. Моя мысль об устройстве контрольных пунктов, регулирующих и регистрирующих лиц, переходящих границу возрождающегося государства, была всеми подхвачена и, видимо, всех заинтересовала, так как для насаждения этих пунктов не жалелись даже никакие деньги. Между тем, пункты эти, призванные для того, чтобы обслуживать нужды К. Р. части Генштаба, на практике выродились во что-то настолько уродливое, более похожее на частно-комиссионную контору, нежели на учреждение Генштаба. И, в сущности, никому не нужное, что, кроме нареканий в широкой публике и различных грязных намеков вокруг имён тех лиц, которые так или иначе прикасаются к этому делу, ничего не вызывает. Причина та же — отсутствие служащих.

Трудно найти служащего, умеющего обсудить ту или иную поездку или массовое передвижение с точки зрения пользы и нужд Генерального Штаба и соображений государственного характера, и, таким образом при наличном составе эта работа превращается в машинальное штемпелевание паспортов. А, между тем, пунктам этим почему-то придают такое значение, что они совершенно затмили всю контрразведывательную часть, при которой, по существу, они должны быть лишь вспомогательными органами, этим же вопросом уже занимается половина Особого Отделения, и много отнимает времени у других начальствующих лиц.

Меньше всех интересуюсь этим делом я, по должности своей имеющий к нему ближайшее отношение. Не могу же я, после прежнего следственного и прокурорского стажа, имея 12 лет специальной практики по борьбе со шпионажем, которым сейчас нельзя пренебрегать, на склоне четвертого десятка лет, превратиться в участкового паспортиста.

И вообще, считаю себя достойным иной котировки, нежели армейский капитан выпуска 1917 года.

Этим вопросом личного самолюбия можно было бы пренебречь, чему не раз уже были с моей стороны примеры, если бы я видел, если бы я знал истинный взгляд на мою деятельность моего начальства. Однако на всю мою деятельность я ни разу не получил ни указаний, ни направлений работы, ни критики её по существу, — были лишь нарекания, жалобы и скорое суждение по ним, даже без объяснения с моей стороны, даже без объявлений мне об этом. Вспомните случай с НОВАКОМ, наветы на меня Генерала ВЕНЗЕНГРА и Капитана РАЛИГА, до сих пор, между прочим, мне не предъявленные, что лишило меня даже права оправдаться по существу до осуждения моего поведения. Эти и другие случаи, которые лучше не вспоминать, показали мне, что не только на благодарность или поощрение, но даже на простую поддержку в нужную минуту мне надеяться нечего. Согласитесь, что при сознании бесцельности работы и беспомощности своего положения дальнейшее пребывание в этой должности для одного лишь получения жалования нельзя признать честным.

Добавьте к этому еще, что через мои руки ежедневно проходит масса дел и лиц, вроде русского генерала А. ФИЛИМОНОВА, участвующего или способствующего еврею ПОЛЯКОВУ, распродающему иностранцам Россию в розницу, масса дел, над которыми нельзя не призадуматься: что это, глупость или измена. Не имея возможности воспрепятствовать этому, я тем самым становлюсь невольным участником в этих делах в качестве попустителя. Конечно, при теперешнем беззаконии и общем растлении меня никто не осудит, но это не успокаивает моей совести и не создает мне славы.

Есть и другие соображения, вынуждающие меня оставить службу в Отделении — это чисто материальные. Как Вам известно, за все время существования Контрразведывательной части, я не только на агентуру, но даже на оборудование канцелярии не получил ни копейки денег и ни одного предмета, а, между тем, Часть существовала и не только работала, но даже получала, сплошь и рядом, серьезные за. Объяснялось это тем, что у меня свои личные средства, которые я вложил в любимое мною дело. Сейчас эти средства иссякли, а на жалованье можно лишь самому прожить, а не благотворительствовать.

С грустью расставаясь с Вами, Глубокоуважаемый Петр Григорьевич, прошу принять глубокую признательность за неизменно хорошее Ваше ко мне отношение и извинить меня за причиняемое моим уходом беспокойство».

 

На основе рекомендаций комиссии, в которых было учтено и письменно зафиксировано мнение Орлова, произошла реорганизация белогвардейских спецслужб. Общее руководство разведкой и контрразведкой вне зоны боевых действий возлагалось теперь на отдел Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем генерале Антоне Ивановиче Деникине. В указанном отделе Орлов стал заведовать «особо секретной разведывательной политической сетью на западной границе Совдепии» в районе Финляндии, Прибалтики, Польши, Украины и Румынии. Слова «политическая сеть» означали, что ему удалось, пусть и частично, реализовать давно созревшие замыслы. В своем письме Владимиру Бурцеву он сообщал, что еще надеется на контакт с французами и даже намечает поездку в Париж. В связи с этим просит отыскать бывшего начальника французской контрразведки в Одессе майора Порталя, который обещал представить его к награждению орденом Почетного легиона за оказанные союзникам услуги. Напомним, что аналогичное обещание давали и офицеры Вакье и Фо-Па в период работы Орлова в Петрограде. Вполне вероятно, что они, так же как и Порталь, сдержали слово, однако руководители спецслужб в Париже принимали иные решения.

Как уже отмечалось, Орлову удалось лишь однажды побывать в столице Франции. Транзитную визу ему выдали в Варшаве, во французской миссии, за что ответственного за это чиновника отстранили от должности. Ведь врангелевского контрразведчика зачислили не только в немецкие, но уже и в английские шпионы! В одном из архивных документов читаем: «Владимир Григорьевич Орлов недавно прибыл в Париж…Занимая важный официальный пост в правительстве Врангеля, Орлов в то же время являлся английским агентом. Деятельность Орлова была направлена непосредственно против Франции… Как он сам говорит, деятельность Орлова направлена против немцев и большевиков, но она очень подозрительная, и поэтому за Орловым надо установить плотное наблюдение».

Французы не поддержат — к такому выводу Орлов приходит к концу 1919 года. Остаются англичане, и в частности Сидней Рейли. Последний побывал в Одессе со специальной военной миссией, повстречался там с «товарищем Орлинским», не раз выручавшим его в 1918 году в Петрограде. «Я все надеюсь, — писал Орлов через год Рейли, — что и Вы не оставляете мысли об организации того Международного регистрационного бюро, о котором мы с Вами мечтали. Теперь это больше нужно, чем когда-нибудь. Делаете ли Вы по этому поводу что-либо? У меня в Совдепии работа кипит. Остается только санкция цивилизованных государств».

Всплеск активности действительного статского советника (это звание было пожаловано Орлову главнокомандующим Деникиным) зафиксировали и в ВЧК. Соприкасавшийся с ним офицер, перейдя на сторону красных, рассказал чекистам о деятельности особого разведывательного отдела и сообщил, что Орлов занимается установлением и прослеживанием деятельности лиц, посланных из Советской России за границу, а также за теми, кто вредит интересам Добровольческой армии, включая А. Ф. Керенского. Сотрудники Орлова выезжали в европейские страны, снабженные ценностями и иностранной валютой. Им удалось, по сведениям нового агента ВЧК, завербовать даже одного из секретарей советского полпреда в Эстонии Максима Максимовича Литвинова. На советской территории имеются явочные квартиры в Москве и Харькове, куда прибывают привлеченные Орловым офицеры, имеющие задания на внедрение в государственные и партийные структуры. Через своих коллег-контрразведчиков Орлов также внедрял агентов в подпольные большевистские организации, и после отступления белогвардейских войск те занимали официальные посты при новой власти.

Чтобы сориентировать военных представителей белых армий за границами России на организацию негласной антибольшевистской работы, Орлов подготовил и разослал им специальную директиву:

 

« Совершенно секретно

ВОЕННЫМ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМ И ВОЕННЫМ АГЕНТАМ

В циркулярном предписании от 24 января содержалось требование наладить планомерную и систематическую борьбу с большевистскими организациями, отдельными советскими деятелями и другими политическими группами и лицами, являющимися противниками идей, руководящих Главным Командованием Вооруженных Сил Юга России. Подтверждая необходимость периодического представления упоминаемых в этом циркуляре сводок по контрразведывательной части, Отдел Генерального Штаба обращает Ваше внимание, что в настоящее время за границей одни Военные Представители и Военные Агенты в состоянии работать в этой области. Между тем зло, наносимое нам заграничной деятельностью противников, чрезвычайно велико. Необходимо поэтому принимать все меры, чтобы воспрепятствовать им в этом, с другой же стороны, не давать враждебным элементам возможности проникать на территорию В. С. Ю. Р. и продолжать здесь свою опасную деятельность. Борьба может дать результаты лишь в том случае — если, с одной стороны, Отдел Генерального Штаба будет полно и своевременно осведомлен в отношении — политическом так — и в частности, о работе противников. Для этого надлежит возможно лучше и шире поставить политическую разведку и контрразведку. Последняя должна обращать особое внимание на выяснение самой конструкции враждебных организаций, их центры и лиц, их возглавляющих, а также им сочувствующих и их поддерживающих, затем конкретные задачи, ими преследуемые, существо их деятельности, методы работы, способы сношений этих организаций со своими центрами и центральными органами (правительствами). Для того чтобы достигать успеха в этой области, необходимо, с одной стороны, широко использовать все элементы, нам сочувствующие, но в то же время принять все меры, чтобы поставить на должную высоту секретную агентуру, чтобы сведения, доставляемые Вами в этой области, не носили случайного характера и являлись, главным образом, результатом систематического внутреннего совещания упомянутых организаций и действий отдельных лиц. В итоге этой работы, с одной стороны, возможно будет хотя бы отчасти предоставить или парализовать на месте действия, направленные против В. С. Ю. Р., с другой, должно явиться получение документальных данных, вещественных доказательств и, если это нужно, свидетельских показаний. Тогда изобличенные деятели и агенты враждебных нам сил, оказавшись в пределах досягаемости, могут быть переданы в распоряжение судебных властей и понести заслуженное наказание. При этом, памятуя, что главным врагом является советская власть, нельзя упускать из виду работу всех новообразований, как то: Грузии, Азербайджана, Эстонии, Латвии, Финляндии, особенно же самостийной Украины и Кубани. Помимо того, необходимо следить за деятельностью А. Ф. Керенского и ему сочувствующих, а равно за германофильской пропагандой и враждебными нам течениями среди стран Антанты. Во всех этих случаях должно устанавливать связи, организации и лиц с таковыми же, работающими как на территории советской России, так и в особенности В. С. Ю. Р., своевременно сообщая эти сведения в Отдел Генерального Штаба, чем сильно облегчится их раскрытие по прибытии в Россию. Для достижения наибольшего успеха в этой области необходимо развить вышеуказанное секретное осведомление, а равным образом вести работу в постоянном единении военными агентами в прилегающих странах, всячески стремиться к возможно полному использованию всех им достигнутых средств, применяясь к местной обстановке и условиям. Для облегчения возможности ориентироваться, в дополнение к вышеупомянутому циркуляру, прилагается еще особый список вопросов по каждой стране в отдельности, связанных общей идеей выяснения сущности отношения данной страны к воссозданию России и борьбе с ее врагами: большевиками, самостийниками и «керенщиной», а равно тех элементов, которые работают активно против нас. Обследование это надлежит вести самым интенсивным образом и приступить к нему по возможности: немедленно, принимая во внимание, что Отдел Генерального Штаба по самому своему существу, помимо точного и полного осведомления по разведывательным и контрразведывательным заданиям, нуждается и в постоянном освещении с мест широкой мировой политики, а равно местных политических, экономических, финансовых и особенно социальных вопросов. В «Общей части» приложения приведены те из них, которые наиболее сейчас интересуют Отдел.

При этом надлежит помимо периодически посылаемых обзоров, куда помещается проверенный материал и обоснования заключения по упомянутым вопросам и заданиям, выделять в особую группу данные, добытые о деятельности враждебных нам организаций и лиц, систематизируя их по отдельным категориям. Относительно последних нельзя ограничиться сведениями, почерпнутыми из печати. Вообще же, пользуясь прессой, необходимо присылать по возможности весь подлинный номер или, ограничиваясь вырезкой или точной копией, указывать название газеты, номер, дату, место издания. То же самое относится к большевистским воззваниям, брошюрам и т. д. Сообщая данные, добытые агентурой, нужно препровождать копии или подлинник агентурной записки, отмечая степень достоверности изложенных в ней сведений.

Генерал-лейтенант ВЯЗЬМИТИНОВ.

Начальник Контрразведывательной частиОтдела Генерального Штаба, Статский Советник Орлов».

 

К середине 1919 года для многих генералов и офицеров Белой армии стало ясно, что победа будет не за ними. Учитывая, что Орлов владел более полной информацией, чем большинство военных, он мог составить наиболее точный прогноз. Несомненно, предстояло продолжать борьбу за Россию, находясь в эмиграции, а следовательно, подлежало укрепить разведывательную работу с позиций иностранных государств.

Летом 1920 года Владимир Григорьевич Орлов покинул родину, не зная еще, как и большинство будущих эмигрантов, что не вернется сюда никогда. До отъезда он с надеждой на победу писал Владимиру Бурцеву: «С приходом нас в Москву Вам необходимо приехать в Россию — все объединимся, силы хватит». Надеждой жив человек.

 

Секретный вояж по Европе

 

Начальник военного управления вооруженных сил на Юге России генерал-майор Никольский еще 19 мая 1920 года подписал шифртелеграмму своим военным агентам. В ней, в частности, говорилось: «Мною командирован в Западную Европу начальник разведывательной части отдела Генерального штаба действительный статский советник Орлов для выяснения постановки агентурного дела в военных агентурах, организации тайной противобольшевистской разведывательной сети за границей и связи ее с Генеральным штабом».

Военные агенты обязывались предоставить Владимиру Орлову все сведения о находящихся на связи тайных сотрудниках и оказывать ему полное содействие в переброске, в случае необходимости, агентуры из одной страны в другую либо на территорию Советской России. Ему также позволялось устанавливать от имени русского Генерального штаба прямые контакты с руководством иностранных разведывательных и контрразведывательных органов.

Получив, по сути дела, беспрецедентные по меркам спецслужб полномочия, Орлов 23 мая 1920 года погрузился на пароход, взявший курс из Севастополя в Константинополь.

Из Турции, кружным путем, будущий креатор антикоминтерновской разведки добрался до милой его сердцу Польши. Именно здесь Орлов намеревался создать один из крупнейших нелегальных центров, опираясь на старых знакомых по судебной и военной службе.

В Варшаве его встретили без большого энтузиазма. Многие, к кому пришлось обращаться, не желали рисковать своим положением ради призрачной цели полной победы над большевиками и их соратниками в Европе. Тем более что и оплату Орлов мог гарантировать небольшую. Принцип — максимум сведений и минимум расходов, не срабатывал.

И все же, упорный в достижении поставленной цели, Орлов сумел сколотить небольшую, но потенциально эффективную группу. Ее главной фигурой стал бывший агент Главного управления Генерального штаба русской императорской армии, известный варшавский литератор Владислав Залевский.

Он работал против немцев еще до начала Первой мировой войны. Тайному ремеслу его учил замечательный теоретик полковник Рябиков, позднее возглавлявший информационную службу у адмирала Колчака, автор фундаментальной работы «Разведывательная служба в мирное и военное время».

К моменту прибытия Орлова секретный сотрудник Залевский уже сумел зарекомендовать себя перед пилсудчиками опытным специалистом и был назначен руководителем всей агентурной работы второго отдела польского военного министерства.

Пользуясь предоставленными полномочиями, Орлов заключил со старым приятелем соглашение, согласно которому Генеральный штаб обязался передавать добытые поляками материалы о Советской России в обмен на аналогичную информацию из разведки Врангеля.

Личное денежное вознаграждение Залевского определялось в 2 тысячи франков ежемесячно. По 500 франков получили несколько русских офицеров, устроенных Залевским на работу в польскую разведку.

Одновременно Орлов связался со своим соучеником по гимназии Борисом Савинковым и договорился с ним об обмене разведданными о Красной Армии и Коминтерне.

За самим же главным эсеровским террористом-политиком стал наблюдать Борис Гершельман, товарищ прокурора Варшавской судебной палаты в предвоенный период.

Пригодился и бывший член подпольной организации Орлинского в 1918 году в Петрограде Бронеслав Контеша-Контецкий, который за небольшую плату взялся освещать изнутри деятельность польской разведки и контрразведки.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: