Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Как мы агитировали батрачонка Ваську
Впрочем, появились у нас и неожиданные огорчения. В первые же дни нашего житья в лагере мы обнаружили рядом в нами некое угнетенное существо< p> — батрачонка Ваську. Он пас стадо на берегу реки. Несколько коров вместе с молодняком. Стадо принадлежало огороднику Зеленину, местному кулаку. Пас Васька с рассвета до заката. В полдень бабы, приходящие доить коров, приносили ему скудный завтрак. Был он тощ, нескладно длинен, с унылым вытянутым лицом. Один его вид сразу вызывал жалость. Однако были у Васьки и другие качества, которые приковали сердца ребят: он удивительно громко умел щелкать кнутом. Этот длинный кнут, толстый вначале и утончающийся к концу, слушался только своего хозяина: покорно свивался у его ног колечком, вдруг, по мановению его руки, развивался и, как выстрел, щелкал перед носом сунувшейся в огород коровы, возвращая ее в стадо. А в руках наших ребят вел себя словно какое-то коварное, злобное существо: то обвивался змеей вокруг туловища, то больно хлопал по ушам. И уж никак не хотел щелкать. Умелое владение пастушеским кнутом придавало Ваське в глазах ребят какое-то особое, ни с чем не сравнимое преимущество и позволяло поглядывать ему< p> — деревенскому< p> — на городских свысока. Ребята начали разговаривать с ним как-то заискивающе и чересчур многословно, а он с ними не разговаривал< p> — только изрекал. И его дикие деревенские глупости звучали как непререкаемые истины. Выяснив, что он круглый сирота, что кулак его нещадно эксплуатирует, что он неграмотный, суеверный и не разбирается в политике, пионеры загорелись желанием сделать его сознательным. Особенно поразило ребят, что этот батрачонок любит своего эксплуататора-кулака. — Вася, ну неужели ты его любишь больше, чем Советскую власть? — А как же, чего мне власть, какая от нее сласть! А он меня кормит. — Так ведь ты на него работаешь! — А чего же не работать, я здоровый. — Он тебе не дает учиться. — А мне и не хотца. — Он тебе и денег за труд не платит. — А мне они зачем? От них одно баловство. — Так он же тебя бьет! — Значит, надыть. Меня и мамка била. Вот поди-ка поговори с ним! Ребята дрожали от негодования, встретив такого несознательного батрака. Много душевных сил потратили на его перевоспитание, и все напрасно. Не помогли никакие подходы. Решили показать ему Москву, свозить в театр в воскресенье. — Вася, ты в театре никогда не бывал? Поедем с нами. — Чего я там не видал, я лучше в церкву пойду. — Ну, театр же лучше, там настоящие артисты. — Я их не знаю… Мне в церкви веселей: там девки, парни в хору поют все знакомые. На все у него был свой ответ. Свое твердое убеждение. И, сколько его ребята ни прикармливали, ни приваживали, волчонком смотрел. По-видимому, кулацкое влияние на него было сильней нашего. Ему очень нравилось дразнить нас. Угостят его ребята конфеткой или печеньем< p> — примет с удовольствием. А когда съест, сядет на крутом обрыве овражка над ручьем и начнет частушки петь:
Пионеры< p> — лодыри, Царя-бога продали…
И дальше какую-то бессмыслицу, по его мнению очень для нас обидную. Ну просто не парень, а заноза! И что с него возьмешь< p> — батрачонок, даже отлупить как-то неловко. Пытались прогонять, а он в ответ: — Не имеете права< p> — земля теперь общая. И где хочу, там и топчу. Пытались унимать, а он свое: — Слобода слова, чего хочу, то и кричу! Такие противные ребята и мне редко встречались. При одном его виде у меня надолго портилось настроение.
Как ходили наши фуражиры
Вскоре наше вольное, сказочное житье вошло в норму. Звонкий горн играл по утрам побудку, по вечерам< p> — отбой. Ребята четко строились на линейке к подъему и спуску флага. Мы выработали распорядок дня, применяясь к обстоятельствам. Тут были и физзарядка и беседы у костра, предусмотренные планом райбюро пионеров, а были и не предусмотренные правилами, но весьма необходимые дела. В моем понятии не совсем укладывались такие «мероприятия» пионерской жизни, как прогулки и экскурсии. Ведь это не барышни и кавалеры, чтобы прогуливаться так, для развлечения, а пионеры. Никогда в своей жизни я не бродил среди природы просто так, чтобы на нее полюбоваться. В луга ходил на покос, в поле< p> — на пахоту, в лес< p> — по дрова, по грибы, на речку< p> — рыбу ловить. Чего же бродить попусту? Интересно с какой-то целью. Скукой веяло на меня от многих экскурсий, когда тебя водят и показывают: это вот то-то, а это вот то-то. Интересно что-то узнавать самому, в действии. К действенному познанию окружающего привела нас сама необходимость. На третий или четвертый день у нас вышел весь хлеб. Быстро истощились чай, сахар, конфеты и прочие запасы, захваченные из дома. На свежем воздухе ребята оказались такими прожорливыми, что убыль захваченного с собой продовольствия превзошла все ожидания. До воскресенья нам не дотянуть. — Что делать, как же быть, дядя Миша? Еще здесь пожить так хочется! Михаил Мартынович ласково посмотрел на самых наших заботливых звеньевых< p> — Риту и Шарикова< p> — и сказал: — В подобных случаях во время гражданской, когда наши отряды отрывались от своих баз, нам предписывалось изыскивать продовольствие на месте. — Ну, как это делалось? — Очень просто< p> — продовольствие для людей и коней добывали наши фуражиры, специально выделенные, очень боевые, сметливые, ловкие бойцы. Мне, как имеющему каторжный бродяжий опыт, не раз поручали водить отряды фуражиров. У меня действительно такое было чутье, что мой нос за три версты на запах печеного хлеба приводил. Избу, в которой хлебы пекли, я издалека отличал. — И я, и я! Я вчера почуяла, как вкусно печеным хлебом пахнет! — Рита покрутила носом. — Ну, прямо даже голова закружилась. — Это в совхозе, — подтвердил Шариков. — Найти еду< p> — это не хитро, — сказал Котов, — а вот как ее взять… — А вот тут и начинается политика и дипломатия. Помните, как отставной солдат у жадной старухи суп из топора варил? Как пастушок в таком же случае действовал: «Бабушка, подлей молочка, видишь, каша остается», а потом: «Бабушка, подложи кашки, жалко молоко зря оставлять»… Конечно, в гражданскую войну у чужих мы и силой брали, а у своих умели попросить: «Мы вас от белых спасаем< p> — добываем вам землю и волю, так вы нас покормите», «На некормленых конях разве мы беляков догоним? ». Ну, и выручал народ. И спрятанное врагами помогали найти, и свое последнее отдавали. — Так ведь то гражданская война! — Теперь за так не дают, даром не выпросишь. — Так и мы не даром, штыком и клинком работали… Попытка не пытка, давайте попробуем. Пошлем на разведку наших фуражиров. — Пионеры-фуражиры? Идет, ой, как интересно! Первый отряд наших фуражиров повел на разведку сам дядя Миша. И конечно, не оплошал. Из первого же похода наши фуражиры явились с четырьмя буханками свежего черного хлеба. На его неотразимо вкусный запах сбежался весь отряд. — Как удалось, где? — В совхозе, по чутью нашли! — Ох, дядя Миша< p> — дипломат! Знаете, как он эти буханки «уговорил»… Не даром, конечно, нет, ну вы только послушайте. И тут следовал коллективный рассказ, беспорядочный, перебиваемый разными голосами, уснащенный незначащими подробностями о том, как чутье привело наших фуражиров к пекарне. Как проникли в нее в качестве пионерской экскурсии. Как облизывались на свежий хлеб. Как неловко было просить. И как уже в конце разведки дядя Миша ловко подвел к этому разговор с директором совхоза. Рассказывал ему о пионерах, о нашем походе и что у нас принцип< p> — все сами: строим жилье, добываем пищу. Это ему очень понравилось. Он же коммунист. Он тоже за то: кто не трудится, тот не ест. Мы все ждем, когда же насчет хлеба-то. И вдруг дядя Миша говорит: — Вообще в природе почти все можно добыть< p> — грибы, ягоды, орехи, рыбу, дичь… Вот только хлеба да соли… Ну, это нетрудно. Можно выменять на те же ягоды, например. Или вот на корзинки. Мы умеем плести отличные. Пожалуйста, вы нам< p> — свежий хлеб, а мы вам< p> — корзинки. — А зачем нам корзинки? — говорит директор. — Ну как же, а вишни в город возить… — Какие вишни? — Да из вашего вишневого сада. Вишен в этом году урожай, уже краснеют. Директор только рукой махнул: — У нас их деревенские ребятишки таскают. Забора нет. Пустое. Да и собирать некому, у нас все рабочие заняты… Совхоз-то молочный. Снабжаем молочными продуктами больницы, детские учреждения, туберкулезный санаторий… Это главное. — Да что вы, — говорит дядя Миша, — разве детям, больным туберкулезом, вишни не нужны? Собрать мы вам соберем. Да и охранять поможем. А главное корзинки. Пожалуйста! За буханку хлеба мы вам такую корзинку сплетем< p> — чудо! Вишенки одна к одной доставите. И вот они< p> — смотрите какие! Хлеб совхозной выпечки был хорош. Съели мы его, не уронив крошки. Но и наши корзины неплохи. Плели их всем отрядом. Относило звено «Спартак», назначенное в фуражировку. Восемь штук: четыре за съеденный хлеб и четыре за новые буханки. По дороге подробно обследовали запущенный, заросший чудовищной крапивой и высоченными лопухами сад. Сквозь заросли были проложены тропы. Очевидно, деревенские мальчишки следили, скоро ли поспеют вишни. От бывшего забора< p> — только остатки кирпичных столбов. Дерево давно растащено на дрова. Охранять такой сад не просто… Поставить новый забор< p> — дорого стоит. А в нем и яблони есть, и яблок на них немало. — А что, если взяться караулить сад за яблоки? Этот вопрос обсуждался вечером у костра. Теперь каждый день шагали по окрестностям наши фуражиры и докладывали, где что есть и что можно добыть. — Яиц по деревням сколько угодно: у всех кур полно. И добыть нетрудно: надо ведра, кастрюли, старые умывальники паять-чинить. Это мы с Котовым сможем, только съездить домой за инструментом, — докладывал Ваня Шариков, — мне отец все, что нужно, одолжит. — А за рекой в лугах есть озера, в которых полно карасей. Только их взять нельзя, очень заросли кувшинками, осокой и всякими водорослями, никаким бреднем не вытянешь. Вот в прежнее время, — говорит Иван Данилыч, — когда я молодым был, такие озера косами раскашивали и карасей этих возами в Москву везли! — Может, попробуем, ребята? У Ивана Данилыча и бредень есть, хотя и старенький. — Товарищи, внимание! Наша разведка открыла огородников. Вот, видите плетни у реки? Эти земли принадлежат артели «Красный огородник». А вот там, за парком, там огороды кулаков-зеленщиков. И между ними идет борьба. Кулаки эти знаменитые, они еще старую Москву овощами снабжали. И сейчас поставляют в Охотный ряд редиску, морковь, огурцы. Наживаются. Высокие цены берут. Окружающие деревни на них батрачат, как в старые времена. А «Красный огородник»< p> — это бывшие красноармейцы и бедняки организовались снабжает свежей зеленью рабочие столовые. И идет между ними и кулаками классовая борьба! Трудно приходится артельщикам, сильны кулаки, нелегко одолеть их. Просят пионеров помочь. — А чем же им помочь? — А вот они придут на совет отряда и скажут. — Просили помочь морковь продергивать, редиску рвать. — Какая же это помощь против кулаков? — А что же< p> — будем бить кулака редиской! Взрыв хохота покрывает доклад фуражиров. В конце концов решаем пригласить на совет отряда красных огородников, пусть расскажут сами, чем мы им сможем помочь. — Товарищи, обнаружена колдунья! Самая настоящая, сгорбленная, с клюкой и галка на плече. За ней бродит черная кошка с фосфорическим взглядом… Живет она на самом краю села, в самой развалющей избушке. — Знает всякие заговоры, наговоры, волшебные травы. — Деревенские говорят, у нее разрыв-трава есть< p> — замки железные отворяет. — И не то говорят… Мальчишки видели, как она черной свиньей обернулась и у одного, который над ней посмеялся, ночью ухо отгрызла! — А другому все пальцы на ногах отдавила. Обернулась колесом, да как покатила вдруг по улице… — Ну, это не бывает! — Надо разоблачить ее. Устроить показательный суд для борьбы с темнотой, вот здорово будет! — А может, она и не колдунья, а просто лекарственные травы знает. — Она их собирает и в аптеку сдает, мы же через аптеку про нее и узнали. И еще сказали, что она нам покажет, чего нужно собирать. — За нужные травы в аптеке деньги платят, вот мы и хотели… — А все-таки она колдунья! Мы как заглянули в избушку да как увидели ее< p> — бежать. А она с клюкой за нами. Да как закричит! У нас прямо ноги подкосились. — Ой, так страшно, девочки! — Эх вы, труханули, а еще звено имени Розы Люксембург. Роза< p> — она же бесстрашная была! — Товарищи, насчет молока ничего не выходит. Все молочницы везут его в Москву, там дороже… — Там им воду удобней подливать, прямо из водопровода! — Товарищи, батрачонок Васька предлагает нам потихоньку выдаивать кулацких коров. А он будет сваливать это на ужей. В деревне думают, что ужи на заболоченных местах подкрадываются к коровам и высасывают молоко. Васька за их счет давно молочком пользуется! — Ну, то Васька, его эксплуатирует кулак, а он где может кулака надувает. — А нам что, обманывать кулаков нельзя, что ли? — Жалко ужей! — При чем тут ужи? — Так ведь их же всех побьют за это, а они полезные! — Хороши мы будем пионеры, если поддержим суеверие! — Эх, в совхозе, вот где молоко! Сладкое-сладкое… От таких красивых коров. — Симментальской породы. — Но оно для больных. Нам только попробовать дали. — Постойте, ребята, а вы знаете, что «молоко у коровы на языке». Если лучше кормить< p> — больше молока. Вот принести им самой-самой лучшей травы, они ее пожуют-пожуют да и прибавят удой. — Верно, пусть нам только эту прибавку и отдадут! Объясним это директору. Так мы искали, предлагали, думали. И наш поиск давал результаты. Иногда самые неожиданные.
|
Последнее изменение этой страницы: 2017-05-11; Просмотров: 30; Нарушение авторского права страницы