ИЗ КНИГИ «ИДЕАЛЫ ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНИ»

 

Внешние проявления веры

 

Так как человек состоит из души и тела, то его внутреннее настроение и чувства необходимо выливаются во внешние поступки.

...Нам предстоит беседовать о том, ка­кие внешние пути избрала душа человече­ская для того, чтобы чувствовать себя ближе к Богу, иметь постоянные напоминания о небе, и какие пути избрала церковь для низ­ведения на душу человеческую благодати.

Эти благодатные пути, называемые та­инствами, особо многочисленны в церкви православной, точно так же, как особенно обильны в православии те внешние симво­лы, в которые выливается живое благогове­ние души человеческой, жадно ищущей себе этих символов, форм и выражений своего внутреннего настроения...

Есть известные разряды христиан, счи­тающих, что в области духа должно быть упразднено все внешнее. Но люди эти глубо­ко заблуждаются.

Не только из откровений многих лиц, до­стигших святости, хотя и не представляю­щих собою достаточного авторитета для упомянутых христиан, но и из свидетель­ства такого, решительно всеми христианами признаваемого авторитета, как апостол Па­вел, видно, что и в небе существуют формы внешнего прославления Божества. Апостол Павел, восхищенный в небо, слышал там не­изреченные глаголы, которые невозможно пересказать людям.

Значит, и в небе раздаются слова. Из этих слов небожители сплетают хвалу свою Богу. И небесные обители, по общему убеждению всех святых, которое, конечно, имеет больше веса, чем мнение земных обыкновенных лю­дей, оглашаются неустанным пением, в ко­тором славословится Господь.

В небе есть своя иерархия. Полчища Анге­лов разделены по ступеням той любви, кото­рою они пламенеют к Богу, и той ненависти, которою они воодушевлены против врага Господня и врага рода людского.

Когда, гордый близостью своею к Боту, Денница возмутился против Бога и в зави­сти своей решил ниспровергнуть Его, чтобы стать самому на Его место, и поднял бунт против Вседержителя, — распалясь великою ревностью, Архистратиг Михаил собрал во­круг себя оставшихся верными Боту Ангелов, вступил в бой с Денницею и его ополчением и низверг это полчище с неба.

Существует на небе известная иерархия, известные образы, известные действия, как же не существовать им на земле, среди лю­дей, внутренние движения у которых выра­жаются непременно в известных действиях?

Возьмем Таинства.

Конечно, благодать Господня может дей­ствовать на душу человеческую непосред­ственно. Мы имеем перед собою примеры святых, которые жили десятилетиями в пу­стыне, никогда не встречая лица человече­ского, и которые не имели на себе степени священства. Из этого ясно, что люди не мог­ли привлекать к себе благодать посредством духовных Таинств, и тем не менее они были водимы благодатью, имея ее на себе в вели­чайшей степени. На них благодать излива­лась непосредственно.

Но принадлежавшая к числу таких, в уеди­ненном отшельничестве спасавшихся, святая Мария Египетская перед концом жизни по­сле десятилетий, во время которых она не встречалась ни с одним человеком, встретив­шись в пустыне со старцем Зосимою, проси­ла его через год принести ей причастие и по­сле этого причастия мирно отошла к Богу.

Да и пример Марии Египетской, соб­ственно, излишен, когда Господь наш Иисус Христос, приняв крещение в водах Иордана от Иоанна, тем самым доказал и завещал нам покорное принятие известных форм, в которых заключается высокий символ, или таинственная благодатная сила.

Тот, кому приходилось много ездить по России на лошадях, знает, какое сильное, глубокое впечатление производит вид сель­ской церкви.

После долгой езды полями, весной ли, когда всходы зеленеют ровным, нежным, зе­леным ковром, летом ли, когда мягкий ветер, гуляя по поверхности золотистого спеюще­го хлеба, ходит по нему мягкими волнами, осенью ли, когда сжатые поля щетинятся на солнце соломой, — во всякую погоду и во всякое время дня отрадно встретить ка­менный или деревянный храм, обведенный оградой.

Мирно сияет вознесшийся на куполе крест — символ нашего искупления, символ Христовой победы, символ нашего будущего счастья. И как духовно сливаются с этим хра­мом словно льнущие к нему пространства: деревни, и поля, политые трудовым потом крестьянства, и сверкающие на солнце реки, и ручьи, и темнеющий на горизонте лес...

Стойте же твердо, вздымайтесь высоко над родною землей, родные святилища, с ко­торыми связано все, что есть значительного, нужного, священного в жизни человека.

Под вашу сень мать приносит своего ново­рожденного младенца, который принимает здесь крещение и нарекается христианином. Здесь совершается ежедневно величайшее чудо вселенной: словно льется из ран Распя­того пречистая Его Кровь и вливается в лю­дей во оставление грехов и в жизнь вечную. Здесь, в таинственной исповеди, спадает тяготящее душу бремя грехов, и из купели покаяния человек выходит оправданным, не­винным, непорочным. Здесь, в Таинстве бра­ка, зарождается юная семья и ниспосылается на соединяющихся любовью людей благо­дать, освящающая их самих и их будущее потомство. Сюда приносят отжившего свой земной век человека, поют над ним послед­ние прощальные гимны, надевают на него венец — символ воинствовавшего за Христа на земле борца — и отпускают ему, во имя

Божие, все его грехи. Здесь дрожит и бьется в восторге, в благодарении, в славословии, в прощении, в горе и в радости, в томлении и в надежде живое сердце человеческое. Сюда спускаются Ангелы, чтобы слышать людские моления, принимать их, как куски благо­вонного ладана, которые они положат и вос­курят в кадильницах там, перед страшным Престолом Господа Славы. Что есть в жизни и в душе верующего человека заветного, важ­ного, волнующего его, с чем бы он ни при­шел сюда, в храм, чтобы сложить это легкое или тяжелое бремя к Божию Престолу?..

Сколько невиданных для людей и знаемых только теми, кто на себе это пережил, произошло тут счастливых восстаний; сколь­ко людей, пришедших сюда с отчаянием в душе, выходили отсюда утешенными и крепкими; сколько здесь произошло воз­рождений; сколько здесь излито высочай­ших чувств и возникло пламенеющих вели­чайших мыслей.

О Господи, да будут очи Твои отверсты день и ночь на храмы наши, и да горят в них верою и усердием к Тебе сердца наши!.. Стояли ли вы в древних святилищах земли Русской, в которых излита вера прежних по­колений, в которых звучат отголоски давних стонов, горят в воздухе давние слезы?

В соборе Успения Богоматери во Влади­мире прислушивались ли вы к тому, как поддаются и трещат соборные двери под страшными ударами татарского тарана и как врываются татары вовнутрь святилища, а укрывшаяся наверх, на хоры с замурован­ным входом, семья великокняжеская, приняв схиму, получает от епископа благослове­ние на смерть, и как дым пожара, подымаясь кверху, душит этих людей гибнущей Киев­ской Руси, которым открыл Свои объятия ожидающий Христос, и как пение молитв сливается с треском огня и торжествующи­ми криками татарщины...

Чудилось ли вам в великой церкви Киево- Печерской лавры, строенной на дивных чу­десах и преславных обетованиях, как Богома­терь во Влахерне Сама договаривает братий- зодчих для создания этого святилища на киевских высотах, как приходят они в Печер­ский монастырь и создают этот храм, небеси подобный, — каменный отголосок райской славы...

Внимали ли вы чутким ухом под сводами первого русского святилища, московского Успенского собора, прозвучавшим здесь ти­хим и грозным, утешительным и обличи­тельным речам русских чудотворцев? Улав­ливали ли вы раздавшийся над этим храмом пророческий глас первосвятителя Петра о славе Москвы и с ней — о будущем величии России? Видали ли вы через толщу веков, как загорелась здесь, у раки древнего Петра, свеча, когда вызванный в орду для исцеления ханши Тайдулы святитель Алексий служил напутственный молебен? Среди давнего мо­сковского населения встречали ли вы, стеня, и плача, и вопия о пощаде, чудотворную икону, шедшую из Владимира в Успенский собор, в те дни, когда страшный Железный хромец надвигался со своей губительною ра­тью на Москву и надежда оставалась только на заступление Девы Пречистой?.. С трепе­том в сердце внимали ли вы обличитель­ным речам к Ивану Грозному митрополита Филиппа, который принес тут свою чистую жертву печалования за народ и шел отсюда на свое мученичество?

В дни великой Смуты, когда приверженцы самозванца сорвали святительскую мантию с патриарха Иова, слышали ли вы, как гром­ко произносил он перед заветной иконой Владимирской: «Все двенадцать лет охра­нял я целость веры. Ныне ересь торжествует. Владычица, спаси Православие молитвами к Сыну Твоему».

Видели ли вы, как отрада и надежда смя­тенного и гибнущего Отечества, Святейший Патриарх Ермоген разрешал здесь народ от прежде данных клятв, как нарекали здесь имя Михаила и возлагали на непорочного отрока царственный венец? Слыхали ли вы на пространстве веков громы хвалебных гим­нов после русских побед и присоединения к зачавшемуся в Москве новому Русскому го­сударству новых царств, областей, племен и народов?

В старой Новгородской Софии всматри­вались ли вы с ужасом в помещенный во главе древний образ Спасителя, Который был написан в благословляющем движении десницы, и три раза находили поутру Его с десницей сжатой, пока не последовал гла­гол: «Оставьте Меня с сжатой десницей, ибо сею Моею рукою Я держу Новгород. Когда же десница разожмется, тогда и граду скон­чание будет». И видели ли вы с трепетом, как непостижимо со временем разжимается дес­ница?

В старой Киевской Софии, над которой промчалось столько веков, испытаний, по­жаров, погромов, грабежей и ужасов, — смо­тря на не поколебавшуюся в многократных разорениях собора алтарную стену с вознес­шим на ней видением Пречистой Девы, мо­литвенно поднявшей руки к небу, — пости­гали ли вы в этом имени образа Пречистой «Необоримая Стена» — всю неподвижимую, необоримую силу Царицы Небесной и За­ступницы русской?

Поражала ли вас мысль, неожиданно вхо­дя в храмы на востоке и западе, на севере и юге России, о том, что, вот на расстоянии десятков тысяч верст в этих святилищах на одном языке и одними словами совершается славословие Богу, и в те же дни во Владиво­стоке и Гельсингфорсе, в Архангельске и Батуме раздается призывный глас колоколов, и народ русский, получивший в обладание от Бога своего столь необозримую землю, сво­бодной душой хвалит в этих храмах своего Творца и Благодетеля?

Проезжая раз, во время Страстной неде­ли, по расположенным вдали от железно­дорожных путей местам Новгородской зем­ли, я зашел в Страстной Четверг в бедный сельский деревянный храм в конце литур­гии. Крестьяне приобщались. Со скрещен­ными на груди руками они по очереди под­ходили к спасительной чаше, и из лжицы втекала в их уста животворящая Христова Кровь... И мне казалось, что Ангелы Божии стояли за всяким из этого трудящегося кре­стьянского мира и чистая струя Христовой Крови сглаживала и выжигала из этих лю­дей все их беззакония, все вольные и не­вольные грехи.

О эти сельские храмы, без которых не вы­нести бы русскому миру его тяжкой земной доли, без которых задохнулась бы русская душа: та русская душа, в которой свет так пе­ремешан со тьмою, которая словно для того иногда стремится к падению, чтобы после падения познать еще более лучезарное вос­стание.

 

Храм воздыханья, храм печали,

Убогий храм земли моей,

Тяжеле стонов не слыхали

Ни Римский Петр, ни Колизей.

Нет отрицанья, нет сомненья,

И шепчет голос неземной:

«Лови минуты умиленья,

Войди с открытою душой.

Сюда народ, тобой любимый,

Своей тоски неодолимой

Святое бремя приносил,

И, облегченный, уходил.

И я вошел, я умилился,

И долго я лежал и бился

О плиты старые челом,

Чтоб услыхал, чтоб заступился,

Чтоб осенил меня крестом

Бог угнетенных, Бог скорбящих,

Бог поколений, предстоящих

Пред этим скудным алтарем.

 

Мы не видим нашим оплотяневшим, не­мощным взором, мы не слышим нашим огрубевшим слухом всех тайн, которые со­вершаются в наших церквах. Если бы мы имели очи, чтобы видеть, и имели слух, что­бы слышать, мы бы увидали лики ангельские, наполняющие храм и сослужащие священ­нослужителям; мы бы услыхали то небесное пение, которое раздается здесь, когда дребез­жащим, надтреснутым и не всегда усердным пением дьячок на клиросе в пустом храме тянет священные слова. И как близок к исти­не рассказ о том, что, если приложить ухо к скважине запертой церкви, оттуда слышится тихое невыразимое пение. Послушаем же о том, что видали здесь иные люди, какие они получали тут откровения.

Когда великий Саровский Серафим был еще в сане диаконском, он временами ви­дал Ангелов, сослужащих братии и воспе­вающих. Они имели образ молниеносных юношей, облеченных в белые золототканые одежды. А то, как пели они, нельзя выразить словом. Вспоминая об этом, отец Серафим говорил: «Бысть сердце мое, яко воск, таяй от неизреченной радости».

А вот что видел отец Серафим в Великий Четверг, когда служил литургию.

Как известно, «малый» выход из алтаря и следующий затем вход в алтарь знаменует вступление служащих в самое небо, и свя­щенник тогда молится: «Сотвори со входом нашим входу святых Ангелов быти, сослу­жащих нам и сославословящих Твою бла­гость».

Когда после малого входа и паримий иеродиакон Серафим возгласил: «Господи, спаси благочестивый и услыши ны» и, обратясь к народу и дав знак орарем, закончил: «и во веки веков», как он весь изменился, не мог сойти с места и вымолвить слова. Служащие поняли, что ему было видение. Его ввели под руки в алтарь, где он простоял три часа, то весь разгораясь лицом, то бледнея, — все не в состоянии вымолвить ни одного слова. Когда он пришел в себя, то рассказал своим старцам и наставникам, отцу Пахомию и казначею, что он видел. «Только что провоз­гласил я, убогий: — „Господи, спаси благо­честивый и услыши ны! " — и, наведя орарем на народ, окончил: „и во веки веков", вдруг меня озарил луч как бы солнечного света, и увидел я Господа и Бога нашего Иисуса Хри­ста, во образе Сына Человеческого, во славе, сияющего неизреченным светом, окружен­ного Небесными Силами, Ангелами, Архан­гелами, Херувимами и Серафимами, как бы роем пчелиным, и от западных церковных врат грядущего на воздухе. Приблизясь в та­ком виде до амвона и воздвигнув пречистые Свои руки, Господь благословил служащих и предстоящих. Посем, вступив во святой местный образ Свой, что по правую руку царских врат, преобразился, окружаемый ангельскими ликами, сиявшими неизречен­ным светом во всю церковь. Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса Христа, удостоился особенного от Него благослове­ния. Сердце мое возрадовалось чисто, про­свещенно, в сладости любви ко Господу».

Когда великий отец Сергий Радонежский совершал литургию, видали, как Ангелы со­служили ему и как он приобщался из святой чаши огнем.

Блаженный Нифонт, епископ Кипрский, имел дивное откровение относительно совер­шаемого во время литургии священнодей­ствия. Однажды, стоя со своим учеником в церкви при патриаршем богослужении, Ни­фонт как бы прозрел духом. Он увидел огонь, шедший с неба и покрывший алтарь и архи­ерея. Когда запели «Трисвятое», показались четыре Ангела и пели вместе с певцами.

Во время чтения апостольского послания Нифонт увидел стоящего за спиной чтеца святого апостола Павла, наблюдавшего за чтецом. Во время чтения Евангелия Боже­ственные слова поднимались к небу как не­кие чудные светильники. Когда стали пере­носить после Херувимской песни Святые Дары, распахнулась церковная завеса, рас­крылось небо — и разлилось по церкви чуд­ное благоухание. Затем стали сходить вниз Ангелы с пением. Ангелы принесли пре­красного Отрока, поставили Его на дискос и окружили престол, благоговейно склоняясь пред честными Дарами. А два Херувима и два Серафима парили над главой чудно­го Младенца, овевая Его своими крыльями. Когда наступило время освящения Даров и великое Таинство пресуществления, один из верховных Ангелов приступил, взял нож и заколол Отрока. Кровь он выпустил в свя­тую чашу и, положив Отрока на дискос, сам снова стал с благоговением на своем месте... Когда служба кончилась, Нифонт видел, как Отрок опять вдруг сделался совершенно це­лым и на ангельских руках вознесен был на небо.

Вот что невидимо совершается в храме на литургии во время видимых действий свя­щенника в алтаре.

При таком значении храма какая жертва для верующего человека может быть отрад­нее и выше, как жертва на храм? Древняя Русь со своею крепкою верою оставила нам пример усердного храмоздательства. До нас не дошло, можно сказать, решительно ни одного остатка жилых домов Древней Руси, ни царских, ни княжеских, кроме немногих искаженных теремов древней Москвы. Но храмы Древней Руси, ее святилища, до нас дошли, потому что храмы русские были ве­ликолепнее и прочнее ее жилых домов.

Русь, вся деревянная, со своими деревян­ными даже дворцами, знала и старалась ставить храмы каменные, которые остались памятниками ее великого и умного благо­честия. И в наши дни русское храмоздатель­ство не прекратилось.

Жертвы на храмы современных русских являются утешительным и неопровержи­мым доказательством того, насколько живо еще благочестие в русской душе, насколько, как и в старые времена, излюбленную меч­ту этой души составляет принести Богу по­сильный и щедрый дар. Храмов возникает по всему пространству России неисчисли­мое множество и за последнее десятилетие воздвигнуто много замечательных храмов.

В Киеве выстроен один из лучших храмов всей Русской земли, Князь-Владимирский собор в память крещения киевлян Владими­ром. Стены его расписаны главным образом великим, гениальным нашим художником Виктором Михайловичем Васнецовым и представляют собою величайшее открове­ние иконописного искусства.

Юная обитель, Казанская Амвросиева пустынь при сельце Шамордине Калуж­ской губернии, сияет громаднейшим вели­чественнейшим собором, который заложил в последние годы свои основатель обители, незабвенный великий старец Амвросий Оптинский.

Такой же величественный храм сияет в другой юной обители, Иверской Выксунской, основанной другим замечательным старцем последних десятилетий иеросхимонахом Варнавою, подвизавшимся в ските Черниговской Божией Матери в окрестно­стях Сергиево-Троицкой лавры.

В Тихоновой пустыни с целебным колод­цем преподобного Тихона Калужского воз­двигнута одна из величайших в России коло­колен.

...Недавно освящен великолепный и гро­мадный Морской собор в городе Кронштад­те, где сосредоточен русский флот.

В постройке храмов часто находят себе исход неугасимая, ничем земным неутоли­мая тоска по дорогим утраченным людям или наполняющее душу усердие ко Христу, к Богоматери или к кому-нибудь из свя­тых.

Велика и угодна в очах Божиих жертва на храм, приятны Ему те, которые жертвуют от избытка своего, но насколько выше и святей такая жертва, когда человек отдает Господу для построения храма все, что имеет.

Такую высокую жертву Богу принес, по слову великого старца Серафима, исцелен­ный им офицер из нижегородских помещи­ков, Михаил Васильевич Мантуров. Мантуров заболел болезнью, в которой не мог най­ти облегчения от врачей и которая заставила его покинуть военную службу. При страш­ных страданиях у него из ног выходили ко­сти. В таком положении он услыхал о бла­годати, действующей от старца Серафима. Рассказы эти были столь необыкновенны, что он немедленно велел везти себя в Саров и рассказал старцу о своем недуге.

Преподобный Серафим долго молился у себя в келье и затем, выйдя к Мантурову, по­мазал ноги священным маслом, произнося: «По данной мне от Бога благодати я перво­го тебя врачую», — и Мантуров тут же исце­лился.

Мантуров был человек благодарного серд­ца и великой искренности. Видя его душу и желая помочь ему принести Богу чудный са­моотверженный дар, отец Серафим предло­жил ему обнищать ради Бога.

По совету старца Мантуров продал свое имение и все вырученные от продажи деньги употребил на постройку в Дивееве, в связи с приходским храмом, стоявшим там рань­ше и посещаемым крестьянами, большой двухэтажный храм для возникшей в Дивееве женской монашеской общины. Дивеевский храм был поставлен во имя Рождества Хри­стова. По преданию, Богоматерь во сне ска­зала Мантурову: «Ты почтил Сына Моего, а Меня забыл».

И после этого голоса была устроена ниж­няя полуподземная церковь во имя Рожде­ства Богоматери.

Когда человек, знающий про эту чудную лепту, в Серафимо-Дивеевской обители сто­ит у могилы Михаила Васильевича Мантурова, он невольно преклоняется в душе пред высотой и чистотой этой самоотверженной жертвы. И как белая лилия, выросшая из благодарности от благородной души это­го жертвователя, белеет, красуется пред его глазами тот храм во имя двойного священ­ного Рождества, у стен которого нашел свой последний приют праведный храмоздатель.

А по другую сторону храма, за приходной его частью, почивает храмоздательница это­го приходского Дивеевского храма Агафья Симеоновна Мельгунова, имя которой тоже не может быть забыто, когда думаешь о луч­ших русских храмоздателях.

Родовитая помещица, владевшая наслед­ственными имениями в нескольких губерни­ях, Агафья Симеоновна посвятила себя ду­ховной жизни и, по особому повелению Бо­гоматери, из Киева пришла на север России. Тут, в селе Дивееве, в деревянной тогдашней церкви последовало ей видение Богоматери, Которая приказывала ей остаться на этом месте, обещая, что тут возникнет великая женская обитель.

Продав свои имения, Агафья Симеонов­на поселилась в Дивееве и много лет прове­ла, как слуга, в доме местного священника. Она источала неперестающую милостыню крестьянам, обшивала, мыла и учила раз­уму их детей. Все свое достояние обратила в деньги, выстроила много храмов и обно­вила еще большее количество. Она в год голодовки воздвигала Дивеевский приход­ский каменный храм, этими работами кор­мя крестьян. На каком крепком основании стоят воздвигнутые усердием таких душ храмы!

Я знал одного простолюдина, который всю жизнь проработал десятником при построй­ках, вел жизнь строгую, имея единственным утешением посещение церкви и духовное чтение. Отказывая себе во всем, он скопил ма­ленький капиталец и часть завещал по смер­ти своей на стипендию для студента-медика при Московском университете, а часть — на украшение церкви в родном селе.

Давно забыт он, затерянный на одном из дешевых московских кладбищ, в одинокой могиле, к которой едва ли кто подходит. Но в родном селе поминается его имя. А когда забудут его, все же будут гореть на иконах на его средства помещенные на них оклады, будут теплиться тихие огни в серебряных, на его деньги купленных лампадах. Будет сзы­вать на молитву крестьян, потомков его свер­стников и товарищей, среди которых он рос, пока не пошел на заработки в Москву, по его завещанию повешенный колокол.

Если кто свои наследственные или зара­ботанные деньги захочет поместить в какое- нибудь живое и святое дело, захочет этими деньгами послужить людям, то, кажется, нет жертвы чище и мудрей, как жертва на храм. Велика жертва на приюты для бесприютных детей, на учебные заведения, на пособия той молодежи, которая, холодная и голодная, получает образование, чтобы своим знанием служить потом народу. Высоки жертвы на школы и богадельни, на престарелых и бес­помощных людей, но еще выше — на храмы, эти школы и приюты народной души и веч­ные духовные врачебницы.

Не умещаясь на порожних землях своих в Европейской России, русское крестьянство широкой волной устремилось теперь засе­лять пустынные места Сибири с их благо­датным простором и нетронутыми девствен­ными силами, заложенными в почве. Много скорби переживают переселенцы, отрыва­ясь от тех мест, на которых веками сидели их отцы, деды и пращуры. Много трудов ве­ликих и сложных ждут их на местах нового поселения, где все надо заводить сначала. И в этой скорби, и в этих трудах особенно сирот­ливо чувствуют они себя без Церкви.

Если кто захочет принести высокую жерт­ву Богу в поминовение по своим родителям или другим дорогим людям, для испрошения у Бога себе какой-нибудь милости — пусть вспомнит о необъятном пространстве Сибири и усердной рукой поставит там храм, увенчав его православным крестом.

Подумайте о том, как отрадно также устроить храм на могиле дорогих людей. Над самым гробом отошедших воздвигается алтарь, поток Христовой Крови льется над местом погребения и, в этом потоке, пока стоит мир и Россия, будет отмыкаться душа человека, за которую поставлен храм...

Одной из величайших бед во время по­следней несчастной русско-японской войны была гибель в Цусимском бою русской эска­дры. Множество молодых жизней русских матросов и офицеров нашло тут свой груст­ный конец. Имея возможность спастись, некоторые предпочитали тонуть со своим кораблем и погружались в пучину океана с криком привета далекой России, честь ко­торой они не выдали в этом страшном бою. Пораженным неизгладимою печалью их отцам, матерям, женам и братьям не оста­лось даже утешения принять их прах и по­ложить их в семейных усыпальницах. Веще­ственных воспоминаний от них не осталось. Все поглощено ничего не возвращающим океаном.

И вот по мысли этих пораженных невоз­наградимыми потерями людей возник в Петербурге заветный храм — «Спас на во­дах». Сюда эти осиротелые люди приходят молиться, как ходили б молиться на моги­лы этой дорогой, столь рано и ужасно угас­шей молодежи. Все проникнуто скорбью и воспоминанием в этом храме, заимство­вавшем формы храмов Древней России. На стенах прибиты металлические доски с именами утонувших героев, с поименованием на каждой имен погибших офицеров и числом нижних чинов. У некоторых из досок почти ежедневно сменяются свежие цветы. Этот храм великой скорби просвет­лен светлой надеждой на загробные свида­ния.

В русской жизни создался трогательный обычай собирать у мира на построение хра­мов.

Городские храмы редко нуждаются в по­мощи посторонней, имея в большинстве случаев богатых прихожан, которые и в оди­ночку, и в складчину могут воздвигать хра­мы, перестраивать и украшать их.

В среде богатого купечества, сохраняю­щего преданность Церкви, развито даже не­которое соревнование в украшении храмов. Если в одном приходе богач великолепно украсил храм, другой богач в другом прихо­де старается его перещеголять.

Не то в бедных сельских приходах, где у крестьян нет средств на то, чтобы в короткое время самим поставить новый храм, заме­нить прежний, деревянный каменным или обновить ветшающую церковь.

И вот миром избирается сборщик и хо­дит по разным местам России, больше всего по большим торговым городам, приглашая жертвовать на церковь.

Трогательный обычай высокого значе­ния... Если вы не можете выполнить своей мечты, поставить Богу самолично, отдельно целый храм, то, давая этим сборщикам, вы становитесь участниками храмоздательства по всей России. Вы давно будете лежать в могиле. Десятилетия и века изгладят совер­шенно ваше имя, а ваши копейки и серебря­ные монеты в виде кирпичей, вложенных в храм, все будут стоять и вопиять о спасении души вашей к Богу. Или в призывном, спа­сительном, будящем душу звоне колокола будет звучать часть вашего серебра, и в де­сятках, сотнях, а может быть, тысячах храмов русских будет поминаться ваша душа, когда усердно закрестится православный народ при словах ектении: «Еще молимся о созда­телях святого храма сего и о всех прежде от- шедших отцах и братиях, здесь лежащих и повсюду православных». Дайте себе обет и соблюдите его: никогда не проходить мимо церковного сборщика, не подавая ему ко­пейки, хотя бы гроша.

Невидимо за этими людьми стоит Сам Христос, протягивая руки на построение Себе тех живых жилищ, которые должны же создавать Ему люди взамен того, что Он пре­доставил им — весь простор Им задуманной, Им созданной вселенной.

Жаль, что почти не встречаются теперь на улицах больших городов сборщики на коло­кол. Мне только раз довелось встретить такого сборщика на одной из бойких улиц Пе­тербурга. Сбоку мостовой стояли запряжен­ные в одну лошадь дровни, покрытые рого­жей. На дровнях стоял небольшой колокол. Люди, крестясь, бросали на рогожу медяки.

О этот кимвал, звенящий во славу Божию, сзывающий православных на молитву!

В одной из лучших пьес своих, «Не так живи, как хочется», проникновенный рус­ский драматург Островский изобразил че­ловека, сбившегося с пути и в отчаянии ре­шившегося на самоубийство. Он был готов исполнить свой ужасный умысел, как услы­хал звук церковного благовеста, опомнился и стал исправляться.

Мне пришлось присутствовать в одной сельской местности при подъеме на ко­локольню колокола. В трогательных мо­литвах молебна испрашивалась колоколу благодать, будящая людей к славословию Божию, пробуждающая в них добрые чув­ства. Кто не заслушивался гулом родных колоколов, кто из москвичей не дивился силе, величию, необычайности пасхального трезвона в Москве?

Прозвенят двенадцать мирных ударов на кремлевских Спасских воротах. И Москва со своими пылающими огнями внутри и снару­жи церкви еще молчит. И тогда над городом, в трепете и сосредоточении ожидающим своего Христа, пронесется вдруг рвущий воздух полногрудый звук Ивана Великого... Проплыл, еще не растаял, как за ним второй удар, там третий. Этот третий удар подхва­чен вдруг во всех концах своих встрепенув­шейся Москвой.

Звуки, как бы на приступ, лезут ото­всюду на кремлевский холм, запевая, гудя, тихо различаясь и вновь и вновь прибывая в силе, торжествуя несказанное чудо. И над этой волной звуков царит стихийный гром, неопровержимый, как вечность, все собою покрывающий гул Ивана Великого. И ка­жется, когда пройдет вселенная, не станет уже времени: все равно в заветный час Вос­кресения Христова Иван-колокол пропоет воскресшему Христу свою безглагольную медную песню.

Будем любить родные колокола и бросать в них свою медь и серебро.

О значении сбора на церковное строение с большою теплотой говорит поэт князь Вяземский в своем прекрасном стихотво­рении, из которого приведем несколько от­рывков:

Свой страннический крест прияв, как благодать, Из дальнего села пришел он в город чуждый,

Но привели его не собственные нужды.

Нет, к дому Господа усердьем возгоря И возлюбив и блеск, и святость алтаря, —

Он благолепью их посильный труд приносит И именем Христа на церковь братий просит.

В волненьях суеты, среди столичных стен, Преданье и урок апостольских времен,

Он ходит между нас евангельскою вестью И праздные сердца в нас будит к благочестью.

И редко кто пройдет — и больно за того,

Кто мимо мог пройти, не оделив его Хоть малым чем-нибудь, хоть ласковым вниманьем, Сочувствием любви, поклоном, пожеланьем. Храня в душе моей отцов простую веру,

Я следовать люблю народному примеру,

И лепту я мою спешу в тот сбор принесть,

Скажу: и моего тут меду капля есть;

Скажу: и моего тут будет капля масла,

Чтоб пред иконою лампада ввек не гасла,

Чтоб тихий свет ее лик Спаса озарял

И в душу скорбную отрадой проникал.

И может быть, Бог даст, сей лептой богомольной

Искупится мой грех, иль вольной, иль невольной,

И там зачтется мне, в замену добрых дел,

Что к Церкви Божией душой я не хладел...

 

Среди сборщиков на церковное строение есть много людей высокой духовной жизни, пронесших на себе это трогательное дело как очистительный подвиг. Вспомним тут зна­менитого некрасовского «Власа», этот удиви­тельный чистый, русский, величественный, трогающий и потрясающий образ церков­ного сборщика:

 

В армяке с открытым воротом,

С обнаженной головой,

Медленно проходит городом

Дядя Влас — старик седой.

На груди икона медная:

Просит он на Божий храм,

Весь в веригах, обувь бедная,

На щеке глубокий шрам;

Да с железным наконечником

Палка длинная в руке...

Говорят, великим грешником

Был он прежде. В мужике

Бога не было; побоями

В гроб жену свою вогнал;

Промышляющих разбоями,

Конокрадов укрывал;

Брал с родного, брал с убогого,

Слыл когцеем-мужиком,

Нрава был крутого, строгого...

Наконец, и грянул гром!

...Влас увидел тьму кромешную

И последний дал обет...

Внял Господь — и душу грешную

Воротил на вольный свет.

Роздал Влас свое имение,

Сам остался бос и гол

И сбирать на построение

Храма Божьего пошел.

С той поры мужик скитается

Вот уж скоро тридцать лет,

Подаянием питается —

Строго держит свой обет.

Сила вся души великая

В дело Божие ушла:

Словно сроду жадность дикая

Непричастна ей была...

Полон скорбью неутешною,

Смуглолиц, высок и прям,

Ходит он стопой неспешною

По селеньям, городам.

Нет ему пути далекого:

Был у матушки-Москвы,

И у Каспия широкого,

И у царственной Невы.

Словом истины евангельской

Собирая Богу дань.

Побывает и в Архангельской,

Проберется и в Рязань...

Ходит с образом и с книгою,

Сам с собой все говорит

И железною веригою

Тихо на ходу звенит.

Ходит в зимушку студеную.

Ходит в летние жары,

Вызывая Русь крещеную

На посильные дары, —

И дают, дают прохожие...

Так из лепты трудовой

Вырастают храмы Божии

По лицу земли родной...

 

Посещаемость храмов является обыкно­венно точным отражением благочестия жи­телей.

О поэте Хомякове, который был искрен­ним и усердным христианином, передают, что, возвращаясь в праздник из церкви, он с радостью говаривал:

— Слава Богу, сегодня в церкви было тесно.

И в самом деле, что может быть отраднее для верующего человека, как вид храма не только полного, но переполненного наро­дом, часть которого стоит даже за стенами храма. Это тяжело в нашем климате зимою, но великолепно летом, когда звук священ­ных слов проникает через открытые настежь окна и пение хора смешивается с вольным пением птиц, которые тоже хвалят в песне своей Бога.

Кому приходилось бывать в церквах обыкновенно малого размера, выстроенных в таких дачных местностях, которые бывают главным образом заселены летом, а зимой совершенно безлюдны, тот видал, как только какая-нибудь треть молящихся может сто­ять в таком по большей части деревянном храме, а все остальные размещаются снару­жи этой церкви, выходящей, так сказать, из своих стен.

Один известный писатель выражает глу­бокую мысль о том, что как бы хорошо было, если бы внутрь храма могли быть вдвинуты грядки с цветами и внимали богослужению. «Что в том, что цветы не поймут этого бого­служения? И я вот не совсем разбираю слов „Херувимской", а мне хорошо...»

И вот возникает мысль о том, что возмож­но служение литургии вовсе без храма, на чи­стом лоне природы, к которому не притро­нулась еще человеческая рука. Представьте себе, что в местностях, где нет храмов, но где живет много людей, стремящихся к храму, выбирается уютная и просторная полянка и среди нее ставится приспособление для пре­стола: не самый престол, в основание кото­рого должны быть положены святые мощи, а стол в форме престола, для того чтобы на нем можно было положить запасный анти­минс и служить обедню. Вокруг ничего: ни иконостаса, ни отдельных икон, ни подсвеч­ников, ни царских врат. Храм во время совер­шения литургии будет без границ, без стен и без крыши, необъятным.

И в этом слиянии молитвы и природы, в пении, сменяющемся трелями соловья или переливным серебром жаворонка, шепотом деревьев и плеском речной струи — какая бы была красота!

Жизнь сама собой приводит к тому, что иногда богослужение выходит из храма. Так, в некоторых монастырях нашего Северо- Запада бывает такой прилив богомольцев в великие праздники, что духовенство с чаша­ ми выходит из храма и приобщает народ в нескольких местах снаружи.

При открытии мощей благоверной вели­кой княгини преподобной Анны Кашинской вышедш<

⇐ Предыдущая3456789101112

Поделиться: