Несколько слов в качестве введения

та глава посвящена теме, равно непростой и загадочной. История её

Э изучения насчитывает уже более двух столетий, и история эта порой бывала похожа на роман в жанре волшебной фантастики, а порою — на детектив с лихо закрученным сюжетом. Были времена, когда исследования по этой теме в России поддерживались представителями правящего Императорского Дома, а были и такие времена, когда в той же России эта тема оказывалась под негласным (но таким действенным! ) запретом...

Первые доводы в пользу существования славянского докириллического письма были выдвинуты еще в середине позапрошлого столетия; некоторые из приводимых тогда свидетельств оказались несостоятельными, но ряд доводов сохраняют силу до сих пор.

Так, невозможно спорить со свидетельством Дитмара, который, описывая славянский храм Ретры (начало II тысячелетия н. э.), указывает на тот факт, что на идолах храма были начертаны надписи, выполненные «особыми», негерманскими рунами. Было бы совершенно абсурдно предполагать, что Дитмар, будучи человеком образованным, мог бы не узнать стандартные

Младшие скандинавские руны, если бы имена богов на идолах были бы начертаны ими.

„ „ Массуди, описывая один из раннесредневе-

Славянская надпись, приводимая

втрудеИбнЭлъНедима ^{ковых славянских х}р^амов, у^{поминает некие}

высеченные на камнях знаки. Ибн Фодлан,

говоря о славянах конца I тысячелетия, указывает на существование у них

намогильных надписей на столбах. Ибн Эль Недим говорит о существовании

славянского докириллического письма и даже приводит в своем трактате

рисунок одной надписи, вырезанной на кусочке дерева (знаменитая

Недимовская надпись). В чешской песне «Суд Любуши», сохранившейся в

списке IX века, упоминаются дески правдодатне — законы, записанные на

деревянных досках некими письменами...

Список подобных исторических и иных свидетельств можно продолжать почти бесконечно^[30]. Нет смысла приводить здесь их все — сами по себе они еще не являются доказательствами. Именно поэтому, вероятно, дискуссия о дохристианском письме славян продолжается и по сию пору, то затихая немного, то разгораясь вновь.

В настоящее время в академической среде превалирует мнение о безграмотности славян до введения христианской письменности. Эта точка зрения — как и обратная ей — поддерживается рядом доводов, едва ли не самым существенным из которых долгое время был марксистский тезис о возникновении письменности только после возникновения государства. Ныне нелепость этой догмы очевидна — скандинавские руны, например, известны уже с первых веков нашей эры, хотя государства в полном смысле этого слова возникают в Скандинавии лишь к X веку, — что не мешает, однако, противникам докириллического славянского письма использовать ее и посейчас. Так, Т.В. Рождественская уже в постперестроечное время пишет: «Начало письменности у славян связано с процессом градообразования как проявления феодализации Руси... Отсутствие древнерусских текстов до X века не кажется случайным. Потребность в письменности как системе появляется тогда, когда стабилизируются признаки государства...»^[31]

Так называемая “Алекановская подпись", обнаруженная на стенке древнего славянского глиняного сосуда и описанная В.А. Городцовым в 1897 году. Общий вид сосуда и прорисовка знаков

Однако есть, разумеется, и авторы, придерживающиеся иного мнения. К выводу о бесспорности существования дохристианской письменности у славян приходит, например, М.Л. Серяков на основе тщательного изучения исторических свидетельств и значительного массива археографических памятников Европы^[32]. Л.В. Черепнин и Н.С. Чаев склонялись к тому, что «славяне еще до принятия христианства пользовались какими-то знаками письменности для обозначения отдельных слов, а быть может и целых выражений»⁴². Также и С.П. Обнорский предполагал наличие письма у славян еще в период VI—VIII веков^[33].

Собственно говоря, еще задолго до современных исследователей великий русский историк В.Н. Татищев писал, не сомневаясь в существовании развитой системы письменности у славян: «По обстоятельствам же видимо, что он (Нестор. — А. П.) не со слов, но с каких-либо книг и писем из разных мест собрав и в порядок положил, например, войны со греками Киа, Оскольда, Ольга, Игоря, Святослава и пр., о которых греки и римские тех времен писатели утверждают. [...] И тако достоверно видим, что прежде Иоакима и Нестора историописатели были и книги оставлены, да оные погибли или есчё есть, где

хранятся, да нам неизвестны».

...Говоря о докириллическом письме у славян, нельзя не помянуть и пресловутые слова болгарского монаха-черноризца Храбра, написанные не позднее самого начала X века: «прежде убо словене не имеху письменъ, ну чрътами ирезами чьтеху и гатааху, погани суще...»

Эти строки вызывают ныне много противоречивых, иногда совершенно противоположных по смыслу суждений. Главным «камнем преткновения» является глагол чьтеху, допускающий две различные трактовки: «читали» и «считали». Многими принимается именно последний вариант, и — хотя мы и предполагаем, что зачастую первый вариант отвергается по известному принципу «этого не может быть, потому что не может быть никогда», — все же вариант «считали» имеет определенные исторические подтверждения: действительно, известны архаические славянские способы ведения хозяйственных расчетов с помощью специфической системы насечек^[34].

Тем не менее, многие авторы не соглашаются с «популярным» ныне прочтением «считали» и полагают все же более вероятным вариант «читали» (М.Л. Серяков и др.). При этом, правда, возникает естественный вопрос: как же древние славяне читали, «неймаху письмен»? Между тем следует помнить, что слова Храбра сохранились не в одном, а в нескольких списках. При этом лишь в Московском и Чудовском списках сказания мы встречаем «не имели письмен», но во всех остальных — Савинском, Лаврентьевском и Хилендарском — «не имели книг». Это, как справедливо отмечает тот же МЛ. Серяков, придает словам Храбра совсем иное, гораздо более осмысленное, значение: славяне — по мнению черноризца — не имели книг, но читали и гадали некими чертами и резами...

Вообще, говоря о глаголах читать и писать, не следует забывать о том, что корни этих слов являются общеславянскими — это принципиально. Болгарский ученый Е. Георгиев так пишет об этом: «Слова pbsati, citati, pisbmo, kbniga и другие, общи для всех славянских языков, и это показывает, что славяне были знакомы с фактом чтения и писания, и очень давно, ещё прежде, чем зажить самостоятельной жизнью в новосозданных славянских державах, по меньшей мере " читали" и " писали" свои " черты" и " резы", о которых говорит древнеболгарский писатель Черноризец Храбр, но, вероятно, и более того»^[35].

Более того, архаический корень, звучащий в русском глаголе писать, не просто присутствует в аналогичных по значению словах славянских языков, но проявляется гораздо шире — во многих иных группах индоевропейских языков. К тому же «дереву» архаических корней принадлежат, например, др.-прусск. peisai со значениями «чертить», «рисовать», «писать», др.-инд. pimsati — «украшает», «придает образ», «выкрашивает», авест. paesa — «украшение», др.-

♦ ♦ 47

перс. ni-pista — «записанное».

Факт совпадения корней со значением «писать» во многих индоевропейских языках позволяет нам не только предполагать, но и констатировать (! ), что письменность была знакома нашим предкам уже во времена, отделенные от нас тысячелетиями. М.Л. Серяков пишет об этом: «Поскольку практически у всех индоевропейских народов для обозначения сходных действий существовали термины, происходящие от одного корня, то это с неизбежностью приводит к выводу о существовании письменности уже в период не только праславянской, но и общеиндоевропейской общности. [...] Таким образом, благодаря данным лингвистики, проблема письменности приобрела новый, индоевропейский

аспект».

Что же, нет, пожалуй, большого смысла продолжать далее обзор мнений по поводу дохристианской письменности славян вообще и письменности Руси в частности. Все, что было сказано выше, лишь введение в эту главу, посвященную славянским рунам. Пройдут годы или десятилетия, не суть важно, — всё встанет на свои места. Вспомнится то, что было забыто, и станет явным то, что долгое время лежало под спудом главенствующих идеологий — сначала христианской, потом коммунистической...

Я же здесь просто соглашусь с мнением Татищева:

«...другие того дивняе, что сказуют, якобы на Руси до Владимира никакого письма не имели... Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чём нам многия древния писатели свидетельствуют и во-первых, что обсче о всех славянах сказуется⁴⁹...»

«Вопрос о рунах у славян...»

Древнейшие памятники рунического письма у славян датируются ориентировочно IV веком н. э. Большинство из них связано с так называемой черняховской археологической культурой, т.е. с группой славянских племён, обитавших во второй четверти I тысячелетия н. э. в Поднепровье, а также на территории современных Молдовы и Польши. Значительная часть этих памятников — обломки керамики, несущие отдельные рунические или руноподобные знаки или фрагменты рунических надписей.

Черняховские рунические фрагменты вызывали и продолжают вызывать по сей день немалые споры. Сам по себе тот факт, что в данном случае мы имеем дело с руническим письмом, сомнений сейчас не вызывает — к этому выводу пришли как руководители археологических работ на территории распространения Черняховской культуры (М.А. Тиханова и др.), так и специалисты-рунологи (например, румынский археолог Б. Митря)⁵⁰.

Другое дело, что, несмотря на прекрасные работы академика Б.А. Рыбакова, доказавшего славянское происхождение Черняховской культуры^[36], многие авторы до сих пор приписывают черняховские рунические памятники готам, ссылаясь на значительность готского элемента в этногенезе самой Черняховской культуры. Правда, логика этих авторов заставляет в очередной раз вспомнить знаменитое чеховское «этого не может быть, потому что не может быть никогда»: черняховские руны являются готскими потому, что готской является сама Черняховская культура, а черняховская культура является готской потому, что на территории ее распространения встречаются рунические памятники...

...Странным образом сложилось так, что все исследователи славянских рун на

протяжении почти двух столетий непременно попадали в один из двух враждующих лагерей, представители одного из которых отвергали все доводы в пользу славянских рун и все без разбору предметы с рунами, отличающимися от Футарка, объявляли подделкой (И. Ягич и др.), а представители противоположного лагеря — любую царапину на археологических находках с любой __ ^ территории истолковывали как славянские руны (Е.

/|.j | Классен, Ф. Воланский и др.).

V Г Так, Классен вослед за Воланским объявляет

древними славянскими рунами знаки италийских (в том числе этрусского) алфавитов и в трех выпусках своих «Новых материалов к истории...» приводит славянское прочтение многих десятков надписей с

Италийского полуострова. Наивность и необоснованность трактовок Воланского и Классена могла бы вызвать умиление, если бы их публикации не вводили многих в заблуждение до настоящего времени^[37]. В то же время Ягич в своей большой работе «Вопрос о рунах у славян» излагает настолько негативный взгляд на проблему славянских рун, что вся западнославянская археологическая наука XIX — начала XX веков невольно представляется коллекционированием и описанием бесчисленных подделок^[38].

Разумеется, подобный максимализм обеих враждующих сторон ни в коем случае не мог привести к установлению истины; более того, подобная ситуация сохраняется и поныне, когда одни исследователи брезгливо морщатся при упоминании

о докириллической письменности славян, а другие — читают на современном русском без разбору все надписи всех времен и народов — от знаков на печатях Хараппы до латинских эпитафий на римских надгробиях...

Сейчас работа в области славянской рунологии требует от исследователя прежде всего именно непредвзятости и незамутненности взгляда, свободы и от христианского снобизма, полагающего, что славяне до крещения были грязными дикарями, которые a priori «неймаху писмен», и от безграмотного фанатизма, свято верящего, что «Россия — родина слонов». Попытка обзора, с такой непредвзятой точки зрения, известных на данный момент памятников рунического Искусства у славян была предпринята мною в большой работе, опубликованной в 1998 году в альманахе «Мифы и магия индоевропейцев»^[39]. Откликом на эту публикацию прозвучала статья белорусского историка А. Бычкова «Вендские руны», содержащая ряд интереснейших фактов^[40]. Позднее

— в 2001 и 2005 гг. соответственно — вышли в свет мои «Славянские руны»

и

«Славянская руническая письменность» А. Бычкова и Д. Громова; пожалуй, две эти работы и по настоящее время остаются единственными попытками беспристрастного — насколько это возможно — подхода к «вопросу о рунах у славян»...

...К сожалению, сразу следует указать, что значительная — и, вероятно, большая — часть корпуса памятников славянского рунического письма была и остается для нас недоступной, а в ряде случаев и безвозвратно утраченной. Печальным тому примером может послужить замалчивание, а иногда и уничтожение берестяных грамот с некириллическими текстами, обнаруженных при проведении раскопок в Новгороде Великом. То, что не было уничтожено, до сих пор, вероятно, пылится даже не в государственных хранилищах, а в частных коллекциях. Единственный опубликованный пример славянского памятника такого рода — обнаруженная В.Г. Митрофановым в 1989 году при раскопках в Старой Руссе берестяная грамота с выполненным рунами текстом⁵⁹.

Берестяная грамота с руническим текстом из Старой Руссы

Лишь немногим лучшая судьба оказалась у другой группы памятников — предметов с надписями со славянского городища Масковичи в Витебской области, где проводила раскопки известный белорусский археолог Л.В. Дучиц. Огромная коллекция из более чем сотни костяных фрагментов, покрытых руническими и подобными руническим знаками (фрагменты датируются XII— XIII веками) была в свое время перевезена в Москву ведущему российскому рунологу Е.А. Мельниковой — для исследования и попытки дешифровки. Прочитать рунические надписи на языках германской группы не удалось и... потому, вероятно, они до сих пор лежат где-то в Москве, почти никому не известные. В совместной статье Дучиц и Мельниковой, опубликованной в «Древнейших государствах на территории СССР» за 1980 год, приведен рисунок лишь нескольких небольших фрагментов; немногим больше информации оказалось и в дополненном переиздании книги Е.А. Мельниковой «Скандинавские рунические надписи»⁶⁰. Где в настоящее время находится сама коллекция, и что с ней будет в дальнейшем, мне не известно. Лишь благодаря помощи наших белорусских коллег мне удалось получить прорисовки большей части памятников, некоторые из которых были опубликованы мной в упомянутых выше работах и воспроизводятся также и в этой книге.

Возможно, к тому же варианту славянского рунического письма, что и граффити из Масковичей, принадлежат надписи так называемого Пневищинского камня также найденного в Белоруссии (Могилевская область). Обнаруженный в 1873 году князем A.M. Дондуковым-Корсаковым, в наше время этот камень упоминается акад. Б.А. Рыбаковым^[41]; позднее подробно рассматривается М.Л. Серяковым⁶². Первоначально же сведения о камне были опубликованы в сборнике «Полоцко-Витебская старина»⁶³.

 

Первоначально этот камень высотой в один аршин стоял на вершине обложенного камнями большого кургана близ деревни Пневища, у ручья Любосвиже (Горецкий уезд). Обнаруживший камень кн. A.M. Дондуков- Корсаков, будучи любителем старины, спас камень от ожидавшей его судьбы лечь в фундамент строящейся церкви и сохранил в сарае своего поместья, сделав прорисовку надписей на нем. Вторую прорисовку камня выполнил моравский археолог д-р Г. Ванкель, посетивший поместье по приглашению князя. К сожалению, год спустя после обнаружения камня в усадьбе, где он хранился, произошел пожар, и камень был утерян.

Существующие трактовки надписей на Пневищинском камне весьма разнообразны. Сам князь считал знаки на камне рунами, а курган, на котором камень стоял (и под которым не было обнаружено захоронения), — своего рода «мемориалом», посвященным победе в 984 году воеводы Волчьего Хвоста над радимичами (битва, согласно летописному сообщению, произошла на реке Пещаны, поблизости от расположения кургана). Несколько позднее А. Мюллер «прочитал» надпись с помощью еврейского алфавита, получив следующий текст: «Памятник Ваала. Здесь мы его выдолбили». «Прочтение» Мюллера было настолько абсурдным, что его даже не критиковали.

В 1997 году М.Л. Серяков опубликовал собственное оригинальное прочтение текста на Пневищинском камне^[42]. Этот автор представил в своей очень добротной и основательной работе возможный вариант реставрации одной из докириллических славянских письменностей, которую он связал с древнеиндийским письмом брахми. Вне зависимости от того, насколько верными являются выводы М.Л. Серякова, рассмотрение его предположения выходит за рамки данной книги, и мы упоминаем о нем лишь в той связи, что именно как один из памятников этой родственной брахми письменности автор рассматривает и надписи на Пневищинском камне. Однако я лично более склонен видеть в данных надписях руническое письмо, хотя и воздерживаюсь от попыток дешифровки, вряд ли возможной на недостаточном материале одного только этого камня. Вместе с тем не буду однозначно отказываться и от версии М.Л. Серякова, которая в принципе действительно может оказаться близкой к истине. Будущее, хочется верить, покажет.

Еще одно доказательство — пусть относительно косвенное — существования у восточных славян письменности (возможно, рунической) до Кирилла и Мефодия было выдвинуто в свое время талантливым, но, к сожалению, рано и трагически погибшим историком Н. Энговатовым. Энговатов обратил внимание на употребление в надписях на русских монетах XI века некириллических знаков, причем употребление устойчивое^[43]. Так, например, в надписях на монетах кн. Владимира («Владимиръ на столъ а се его сребро» и т.п.) почти постоянно вместо кириллической буквы «А» употребляется некий знак, представляющий собой в большинстве случаев вертикальную черту с отходящей от нее влево наклонной ветвью. Совершенно справедливо исследователь предположил, что в этих надписях знаки нововведенной кириллицы сочетаются

со знаками некого более древнего, дохристианского письма — своего рода

реликтами древней русской письменности.

Несколько больше памятников докириллического письма сохранилось у славян Центральной Европы. Как правило, к таковым памятникам причисляют знаменитые Шутгардские (Ситские) наскальные надписи, обнаруженные в 1928 году в Болгарии, в Родопах, близ села Ситово, неподалеку от руин древнего Шутгарда. Первое описание надписи принадлежит секретарю археологического общества в Пловдиве Пееву (цит. по статье Стефана Христова в журн. «Техника

— молодежи»): «При внимательном осмотре южной стены пещеры (стена представляет собой почти отвесную скалу) мы обнаружили, что примерно в двух метрах от пола высечена гладкая отшлифованная полоса шириной от 23 до 30 см и длиной 260 см. На этой полосе выдолблены какие-то загадочные знаки. Без сомнения, надпись сделана рукою человека. Знаки напоминают так называемые рунические письмена, которыми пользовались древнегерманские народы...» Расшифровать надпись Пееву не удалось.

В той же пещере, что и предыдущая, Пеевым была обнаружена еще одна надпись, названная позднее Малой Шутгардской. Из его отчета: «...восточная стена пещеры представляет собой огромный каменный блок.

Здесь мы также обнаружили надпись высотой 23 см и длиной 80 см». Как и первая, надпись не дешифрована.

Севернее, в Южной Словакии, близ слияния Вага и Туроча, неподалеку от Велестура, находится ещё одна славянская наскальная руническая надпись, описанная и рассмотренная в свое время несколькими авторами:

Жунковичем^[44] и, несколько позднее, Ружичкой в его труде по славянской мифологии^[45]. Кроме Велестурской,

Жункович упоминает ещё восемь рунических наскальных надписей, известных уже в начале XX века, но к моменту выхода его работы (1918) ещё не изученных.

Но больше всего рунических памятников связано с самыми северными из центральноевропейских славян — с теми славянскими народами, что обретались на южных берегах Балтики и в средневековых источниках назывались совокупно венедами или вендами.

Именно о них мы и будем говорить далее, но прежде того было бы, вероятно,

небезынтересно обратиться к вопросу о происхождении самого термина, означающего литеры рунического письма.

* * *

Традиционное ныне толкование слова руна устоялось в научной среде еще в конце прошлого столетия. Совершенно справедливо германское runa, rune, обозначающее литеру рунического письма, связывается с готским гйпа — «тайна» и др.-нем. глаголом гйпеп (совр. нем. raunen) в значении «шептать»⁶⁹. Некое разнообразие в трактовку слова руна внес Найджел Пенник, указавший на его несевероевропейские параллели: др.-кельт. run, ср.-валл. rhin со значением «шепот», «шептать»; совр. ирл. run, «тайна»; шотл.-гэльск. run, «жребий»^[46]. Однако практически все современные исследователи упускают из виду славянские языки (к слову, гораздо более близкие к скандинавским, чем те же кельтские). Не так обстояло дело в конце XIX — начале XX века, во время расцвета исследований по славянской рунике.

Так, пытался в свое время связать слово руна с серб, gronic «говорить» польский славист А. Кухарский (работы которого нам, к сожалению, недоступны). Но против такого толкования равно выступали В. Цыбульский и И. Ягич, находя его «сумасбродным». А вот против более позднего предположения Д. Жунковича (1918) ни один исследователь не смог выдвинуть никаких контрдоводов. Версию Жунковича попросту забыли, как это нередко случалось в области славянской рунологии...

...В свое время мне довелось прийти к тому же выводу, какой был сделан Жунковичем, почти независимо от этого исследователя. Меня поразило

существование множества славянских рек, носящих загадочное имя Руна. В большинстве случаев этимология этих названий считается невыясненной. Но ведь существует старый славянский корень рун: именно от него происходят рус. рана, ранить, рыть, укр. рилля «борозда». По Жунковичу, этот же корень содержит глагол рути — «резать» и существительное руна, означающее «прорез», «борозда»... РЕЗА. Не этими ли резами чьтеху и гатааху древние славяне?

А в 1989 году, как мы уже упоминали в самом начале книги, Р. Моррис и Э. Антонсен связали др.-исл. ™n с индоевропейским корнем, имеющим значение «царапать», «делать насечки», — и к этому же корню, несомненно, восходит и данный славянский корень.

Вероятно, термин руна происходит все же от древнейшей североевропейской основы со значением «резать» (что выглядит естественным), в то время как появление европейских слов того же корня, но уже носящих значение «тайна», «говорить в тишине» — вторично и связано с магическим применением древних резаных знаков. Древних рун.

Виндланд, Земли-у-Моря

Скандинавы называли эти земли Виндланд — «Земля Виндов»⁷², а ее жителей-славян — виндами или венедами. От имени этих народов, не позднее середины I тыс. н. э. заселивших обширную приморскую страну между реками

Лабой (совр. Эльба) и Вислой, получила одно из своих имен Балтика, нередко называвшаяся в древности Венедским морем. Адам Бременский, германский хронист, писал об этих землях в своих «Деяниях священников Гамбургской церкви», законченных около 1070 года:

...Славянин в десять раз больше нашей Саксонии, если причислять к ней чехов и живущих по ту сторону Одры поляков, которые не отличаются от жителей Славянии ни своей внешностью, ни языком.... Славянских народов существует много. Среди них наиболее западные вагры, живущие на границе с трансалъбингами. Их город, лежащий у моря Алдинбург [слав. Старград, т.е. «Старый Город»]. Затем следуют ободриты, которых теперь называют ререгами, а их город Магнополис [слав. Велеград, т.е. «Великий Город»]. К востоку от нас живут полабинги, город которых называется Рацисбургом [слав. Ратибор]. За ними лимоны и варабы. Далее следуют хижане и черезпеняне, которые отделяются от долечан и ратарей рекой Пеной и городом Дымином. Там предел Гамбургской епархии...

Упомянутое Адамом Бременским самое западное из виндландских племен — вагры, или, иначе, варины, варяги — дали еще одно славянское название Балтике

^[1] Ломоносов М.В. ПСР, т. 6. М.-Л, 1952.

— Варяжское море. Именно из этих славянских земель был призван в свое время на Русь князь Рюрик, о чем писал еще М.В. Ломоносов в своих «Возражениях на диссертацию Миллера»⁷³:

...варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною... ^[47]

Об одном из вендских народов — славянах острова Руян — упоминает в XVI веке Герард Меркатор в своей «Космографии»:

На острове том живали люди идолопоклонники, раны или рутены имянуемые, люты, жестоки к бою, против христиан воевали жестоко, за идолов своих стояли... Язык у них был словенской да вандальской. Грамотного учения не искали, но и заповедь между собой учинили, чтобы грамоте, не токмо воинским делам прилежные охотники были...

На Руяне, в Арконе, находилось одно из великих святилищ — храм Свентовита, описание которого оставил нам Саксон Грамматик (вторая половина XI века), бывший свидетелем разрушения Арконы. Однако в контексте этой главы книги нас более всего интересует другой славянский народ Виндланда и другое вендское великое святилище — ретари (редари) и их главное святилище в Ретре. Г ельмольд в «Славянской Хронике» пишет:

Суть иные вендов роды, между Эльба и Одер реками живут и далеко к полудню простираются, как и гурули, гевельды, сущие при Гибале реке и Доксе, левбузы, ивилины, сторреланы с иными. К западной же стороне провинция винулов, которыми ленчане и редари именуются. Город их славный Ретра, там

капище великое и главный бог их — Радегаст...

Говорит о ретарях и Адам Бременский:

Хижане и черезпеняне живут к северу от реки Пены, долечане и ратари — к югу. Эти четыре народа по причине храбрости называются вилъцами, или лютичами. Есть еще и другие славянские племена, которые живут между Лабой и Одрой... из всех них самыми могущественными являются ратари, живущие в центре.

Их город — всемирно известная Ретра — седалище идолослужения, там построен огромный храм...

Наиболее важным для нас является свидетельство Дитмара Мерзебургского (начало XI века):

Есть на земле ретарей некий город, по имени Радигощ⁷⁵, он треугольной формы и имеет трое врат, со всех сторон его окружает большой лес, неприкосновенный и священный в глазах местных жителей. Двое ворот города открыты для всех приходящих; третьи, самые малые, обращены на восток, ведут к морю, лежащему поблизости и на вид ужасному. У этих ворот не стоит ничего, кроме искусно построенного из дерева храма, в котором опорные столбы заменены рогами различных зверей. Стены его извне, как всякий может видеть, украшены чудесной резьбой, изображающей различных богов и

богинь, а внутри стоят идолы богов ручной работы, страшные на вид, в полном вооружении, в шлемах и латах, на каждом вырезано его имя...

Помните, намек на существование письменности страны Виндланд мы видели уже у Герарда: и заповедь между собой учинили, чтобы грамоте, не токмо воинским делам прилежные охотники были... Теперь же — у Дитмара: а внутри стоят идолы богов [...] и на каждом вырезано его имя...

Мы вплотную подошли к одной из очень серьезных загадок славянской истории и археологии, впервые озвученной в научных кругах еще в XVIII веке.

К рунам Виндланда.

Venda Runis, руны Виндланда

Упоминания о вендском письме, оставленные, например, Дитмаром, относятся еще к языческой эпохе истории юго-восточной Балтики. В XII веке в результате крестового похода свежеобращенных германских феодалов были разрушены Аркона и Ретра; в XIII веке — Ромува; в конце XIV формально склонилась пред огнем и мечом новой религии Литва, в XV — Жямайтия. Авторы этих времен ни слова не говорят о языческих письменах восточных европейцев, и это понятно: наука наукой, а ведь могут и на костре сжечь...

К XVII веку ситуация меняется.

В 1670 году немецкий историк Конрад Шурцфлейш заканчивает диссертационную работу, в которой, помимо прочего, указывает, что балтийские славяне, живущие на ныне германских территориях, имели свои школы, где детей обучали и письму с помощью рун. Сохранилась ли эта диссертация, и если сохранилась, то где она находится в настоящее время, мне неизвестно, но на нее ссылается Ягич в своей знаменитой и уже не раз упомянутой нами работе⁷⁶, а чуть более полувека спустя о том же говорит и Клювер, в 1728 году написавший:

Правда, школы у вендов были в плохом состоянии, тем не менее, их учителя- священнослужители наряду со своими буквами пользовались руническими письменами следующего облика.. ^[48]

Все тот же Ягич воспроизводит и приводимый далее Клювером перечень вендских рун:

Руны Клювера напоминают Младшие скандинавские рунические ряды, но содержат ряд знаков, в Скандинавии не встречающихся. Зато эти «особые» (сравн. указание Дитмара! ) руны мы встречаем в некоторых других старинных публикациях — например, у Арнкиля^[49] в 1691 году (но об этом речь будет впереди), а главное — на археологических памятниках из исконных славянских территорий на Балтике.

* * *

...В самом конце XVII века в земле немецкой деревни Прильвиц пастором по фамилии Шпонхольц был найден клад, состоящий из множества металлических предметов, выполненных из похожего на бронзу сплава; в большинстве своем это были скульптурные изображения языческих богов. Предметы были сильно оплавлены, но на поверхности их можно было всё же различить начертанные неизвестными знаками надписи.

Значительно позднее всю коллекцию приобрел суперинтендант Ной- Штрелицы Андреас Г оттлиб Маш, оценивший находку по достоинству — одним из первых Маш заявил, что найденные скульптуры и ритуальные предметы принадлежали некогда знаменитому древнему храму в Ретре. Вероятно, предметы были спасены выжившими в давнем побоище волхвами из разрушенной и сожжённой христианами Ретры и схоронены до лучших времен в земле — в земле некогда славянской, а теперь уже немецкой.

Сам А.Г. Маш так описывает в 1771 году историю находки:

Все собрание сохранившихся древностей [...] было обнаружено в Прилъвице, а именно на старой Замковой горе, которая в настоящее время находится в пределах деревни, на северном склоне горы, неподалеку от берега реки Толлензе. Время, когда было сделано это открытие, точно установить не представляется возможным, так как найденный клад на некоторое время был спрятан. Определенно можно сказать, что это произошло в прошлом веке, в период с 1687 по 1697 год. В это время владельцем деревни Прильвиц был господин фон Гамм. Открытие было сделано пастором Фридрихом Шпонхольцем, умершим в декабре 1697 года. Сад пастора примыкал к северному склону высокого холма, который восточнее образует крутой берег озера; холм этот в настоящее время срыт, а земля с него использована для подсыпки сада в дворянском поместье. При посадке дерева в своём саду, на берегу озера, пастор копнул землю и обнаружил эти сокровища, которые и взял себе на сохранение. [...] Когда пастор Шпонхольц в 1697 году почил в бозе, вдова пастора продала все древние предметы, включая оба котла и железную утварь, ювелиру Пёльке из Ной-Бранденбурга. Здесь железная утварь была использована: оба котла переданы для отливки колокола в Ной-Бранденбурге. Но собственно богослужебные предметы, хотя и не все, сохранились. Ювелир Шпонхольц, дальний родственник пастора Шпонхольца и зять ювелира Пёльке, получил это собрание в наследство от своего тестя.. ^[50]

Маш описал коллекцию и заказал гравюры. Эти материалы были изданы им в Берлине в 1771 году в только что процитированной книге: «Древние богослужебные предметы ободритов из храма в Ретре». Книга Маша содержит гравюры более чем шести десятков скульптур и других предметов. Надписи на них, несомненно, рунические, тем не менее не допускают привязки к какому- либо из известных германских рунических рядов: наряду со стандартными рунами начертание которых одинаково во всех рунических алфавитах по всей Европе — r, i, t, s, — на предметах из Прильвицы встречаются и совсем неизвестные знаки. Вернее — неизвестные в Скандинавии и в остальном германском мире, но воспроизведенные в трудах Клювера и Арнкиля...

 

Как тут не вспомнить снова упоминание Дитмара о том, что на изображениях богов в храме Ретры были начертаны их имена! Тем более что в двух наиболее часто повторяющихся коротких надписях —

даже при мимолетном знакомстве с руническим письмом несложно угадать слова Rhetra и Radegast...

Такова начальная история открытия и изучения рун славянской Балтики, которые в средневековых западных источниках иногда назывались Venda Runis, т.е. «Руны вендов».

 

Разумеется, пронемецки настроенные ученые немедленно объявили коллекцию Маша фальшивкой, положив начало спору, затянувшемуся более чем на две сотни лет. До сих пор не существует однозначного мнения относительно подлинности прильвицких памятников; нет смысла приводить здесь подробный разбор этой двухвековой дискуссии, — она достаточно полно освещена в уже упоминавшейся работе А. А. Бычкова и Д.Д. Громова^[51]. Однако, стоит отметить, что и среди германоязычных ученых было немало сторонников подлинности памятников, описанных Машем. Прежде всего, это Вильгельм Гримм, один из первых собственно немецких специалистов по рунам; швед Ф. Магнуссен; немцы И. Боли и Л. Г изебрехт.

В среде славянских ученых одним из самых активных сторонников исторической достоверности прильвицкой коллекции стал венский профессор славянской археологии Ян Коллар, лично побывавший в Ной-Штрелице и вынесший однозначный вердикт о подлинности памятников. Под личным покровительством Её Императорского Высочества великой княжны Елены Павловны профессор Коллар готовил издание в России двухтомного труда, посвященного данному вопросу, но — увы! — его неожиданная кончина в 1852 году прервала эту работу.

Впрочем, мы забегаем несколько вперёд...

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: