Крест сей воздвигнут во присутствии Приамурского Генерал

Губернатора Генерала Унтербергер командою военного

Транспорта «Шилка» под руководством командира капитана

Ранга Пелль и офицеров судна

Сентября 1910 года

Мореплаватели приглашаются поддерживать этот памятник»

 

Подобная же надпись выбита ниже на английском языке.

– Так что же, товарищи мореплаватели, не поддерживаете памятник? – спросил Глеб. – Доска в школе, а памятника вообще не видно.

– Старики завалили, еще давно, – ответил учитель. – Китов, говорят, пугает. А доску я забрал, чтобы совсем не потерялась.

– Пойдемте посмотрим, – предложил Глеб.

Учитель повел уэленцев к прибрежной возвышенности. Тут на склоне, возле выхода коренных гранитов, полулежал на боку массивный деревянный крест длиною метров двенадцать…

Пожилые науканцы еще хорошо помнили, как в конце августа 1910 года к мысу Дежнева подошло большое судно. Охотник эскимос Напасак сразу же направился туда на своей байдаре. Вернувшись, сказал, что таньги просят помочь перевезти на берег деревянные столбы.

Мигом к пароходу отправилось несколько больших байдар. Моряки стали спускать с палубы в воду длинные, хорошо выструганные брусья. Эскимосы буксировали их к мысу.

Брусья были частями креста, который команда транспорта «Шилка» решила поставить казаку Семену Дежневу. Транспорт совершал патрульный поход вдоль всего северо-восточного побережья России до Чукотки. Мысль о памятнике возникла в пути.

– Два с половиной столетия прошло, как Дежнев обогнул Чукотский нос, – говорили моряки. – А его имя на карте – мыс Дежнева – появилось всего лишь двенадцать лет назад…

– Даже могила неизвестна, хоть умер в Москве…

Корабль задержался в Императорской гавани (ныне Советская). Погрузили на борт два десятка стволов лиственницы и сразу же взялись за их обработку. Во время стоянки в Петропавловске-Камчатском крест был окончательно достроен. Его оставалось только собрать. Но это оказалось сложным: монумент из сырой древесины получился очень тяжел. Чтобы перенести один лишь столб, потребовалось сорок человек!..

Науканцы, увидев, что русские собираются восстановить крест, сбежались на берег. Среди них и Напасак и старик-силач Коол, с сыном которого вчера боролся Травин. Старый Коол сказал, что он сам тащил сюда, к памятнику, связку железного троса.

– Из русских никто не мог поднять, – похвалился он. – Семь пудов, говорили.

– Тут еще каменные ступени были, – вспомнили другие.

– Таньги «ура» кричали, всем науканцам давали подарки, – сказал Напасак. – Велели крест беречь…

– Его уже однажды поднимали, – включился в беседу русский старожил. – В 1913 году. Заходили корабли «Вайгач» и «Таймыр» – плыли из Владивостока на север.

«Вайгач»? – И Глеб вспомнил начальника Карской экспедиции Евгенова. – Он ведь как раз тогда на «Вайгаче» служил. «Опять наши пути сошлись, Николай Иванович…»

Эскимосы и уэленские гости деятельно работали. Когда все было готово, одни по команде Глеба ухватились за железные оттяжки, другие подперли ствол, и крест под известное «я раз – взяли! » начал выравниваться, пока не встал в гнезде вертикально, темный, местами растрескавшийся, но все еще крепкий.

Оттерли до блеска и прибили у самого основания медную доску с надписью, на макушке перед подъемом укрепили свинцовый шар.

Надо сообщить о памятнике в Петропавловск Новограбленову, – заметил Подкорытов на обратном пути.

– И вы знаете Прокопия Трифоновича? – удивился Глеб.

– Как же. Мы члены окружного краеведческого общества. Чукотка-то входит в Камчатский округ. Недавно по его просьбе отправили в Петропавловский музей гербарий, чучела птиц, костяные изделия, – принялась перечислять Ася.

Глеб поселился у Подкорытова. Председатель Северного туземного районного исполнительного комитета народов чукчей – так торжественно назывался этот советский орган – занимал в исполкоме крохотную комнатку. В ней стояли стол, сколоченный из ящиков, и еще один ящик, заменявший стул. На стене портрет Ленина и прибита красная звезда…

Травин зашел на радиостанцию и попросил передать радиограмму в Петропавловск. Начальник вместо ответа показал на мачту. Там на клотике болтался обрывок антенны.

– Я немного разбираюсь в радиопроводке, – заметил Травин, оценивая взглядом высоту раскачивавшейся на ветру деревянной мачты. – Если не возражаете, попробую починить.

– Учтите, другие уже пробовали, – заметил связист, подавая монтерский широкий пояс.

Трудности начались, когда Глеб поднялся на середину мачты. С северной стороны она оказалась обледенелой, а с южной – мокрой и скользкой. Наконец, коснулся клотика. Радист увековечил это, так сказать, достижение на фотопленку.

В Петропавловск полетела радиограмма: «Путешествие вокруг СССР закончено. Глеб Травин».

 

Последний рейс «Чукотки»

 

В середине августа к Уэленской косе подплыло с запада несколько байдар. На берег вышло два десятка русских. Впереди шел высокий светловолосый мужчина в морской фуражке. Воротник кожаного полупальто поднят, руки засунуты глубоко в карманы.

Глеб, который вместе с другими жителями поселка выбежал навстречу, удивленно остановился. В высоком человеке он узнал капитана шхуны «Чукотка», на которой когда-то плыл из Усть-Камчатска в Петропавловск.

Две недели назад на рейде Уэлена останавливался пароход «Лейтенант Шмидт», следовавший с пароходом «Колыма» в Якутию. Глеб побывал на нем и слыхал разговор, что и «Чукотка» сейчас идет в Чаунскую губу, а затем направится еще на остров Врангеля. И вот столь неожиданно капитан шхуны здесь.

– Раздавило льдами вблизи Ванкарема – брошенная кем-то фраза все разъяснила: прибыла команда погибшей «Чукотки».

«Петропавловск-Камчатский.

Правлению Акционерного Камчатского Общества (АКО).

Из Уэлена по радио.

…Борьба со стихией оказалась невозможной. Шесть суток сверхчеловеческих усилий спасти судно и груз вконец измотали силы экипажа. Единственное средство спасения судна – вывести его изо льдов буксиром на чистую воду. Но «Колыма» при попытке подойти к «Чукотке» сама получила большие повреждения. Дальнейшее продвижение в крепких льдах для «Колымы» было крайне опасно. Не имея возможности надеяться на буксир, рискуя остановкой насоса, откачивающего воду, после чего судно неминуемо пошло бы ко дну, решили перейти, спасая пассажиров и личный состав, на «Колыму». Договариваемся с якутским правительством снабдить северное побережье товарами Якутторга, находящимися на «Колыме».

Начальник экспедиции Дьяков, капитан «Чукотки» Фонарев».

Моряков расселили в школе и в помещении райисполкома. В комнате Подкорытова прибавилось еще два жильца – судовой врач с «Чукотки» Николай Макаров и капитан Георгий Иванович Фонарев. В первый же вечер они рассказали подробности о кораблекрушении.

Шхуна вышла в рейс в начале июля из Владивостока. На ней были грузы для факторий полуострова. Конечный пункт – Певек, где работал знакомый Глебу скрипач Семенов. К селению Ванкарем – девять яранг и фактория – доплыли благополучно. Выгрузили что полагалось и пошли через льды дальше на северо-запад. Начались жестокие ветры, следом передвижки льдов, их торошение. Разводья сомкнулись, и шхуна оказалась, как орех в клещах. Сжало так, что дополнительная дубовая обшивка стала расходиться. В корпусе появились трещины. Образовалась течь.

О несчастье сразу же сообщили по радио на «Колыму» и «Лейтенант Шмидт». Суда находились неподалеку, в десяти – двенадцати километрах. Но тщетно они пытались пробиться к «Чукотке». А с нее шли все новые и новые невеселые сообщения: «Лед свернул руль»… «Потеряли винт»… «Погнуло гребной вал»… и, наконец, «Шхуна накренилась»…

Команда «Чукотки» самоотверженно билась за спасение судна, но оставаться на нем было уже опасно. На корме раздались выстрелы.

– …Я приказал застрелить коров, – заканчивал рассказ Фонарев, – которых везли с собой на мясо. И через несколько минут стали высаживаться на лед. «Колыма» была на виду, но не могла к нам приблизиться и встала в двух с половиной – трех милях. На нее мы и направились. Было по-настоящему трудно. Лед в трещинах, сверху раскис. Мы пробирались восемь часов. Во время перехода один матрос умер от разрыва сердца. У кромки уже ждала шлюпка, которую послал с «Колымы» капитан Дмитрий Никанорович Сергиевский. Команду подобрали и переправили на борт. Судно повернуло к берегу. Высадили всех у Ванкарема. На мысу мы похоронили нашего товарища, сложили над ним гурий. Достали у чукчей байдары и отправились, спрямляя путь, на остров Колючин, а от него снова к берегу. Тут прихватил ветер, и байдары стало заливать. Команда шапками вычерпывала воду. До земли все же добрались. Хоть и не было сухой нитки на теле, но живые. Двинулись на мыс Сердце-Камень. Нас хорошо встретил безрукий Воол. Он помог достать байдары, на которых мы переправились в Уэлен. Этот переход прошел, к счастью, уже без приключений…

– «Чукотка» погружалась медленно, тонула на глазах, – задумчиво добавил капитан. – Я ее сфотографировал на прощание. Обидно: в прошлом году до Чаунской свободно дошли, а нынче вот… И на Врангель не завезли угля, а его всего десяток тони осталось.

Молодежь поселка решила в честь успешного завершения похода Глеба Травина установить памятный знак. Место выбрали на высокой сопке вблизи Уэлена. Там возвышается большой пирамидальный камень, с которого видно Чукотское море и пролив Беринга. Затащили чугунную станину, закрепили ее. В основание наглухо вмонтировали снарядную гильзу с флагом из оцинкованного железа. На снаряде выбили зубилом:

«СССР

⇐ Предыдущая123Следующая ⇒

Поделиться: