Концепция медиации в социокультурном исследовании

Медиация, опосредование, означает использование орудий или ар­тефактов, играющих существенную роль в формировании действия. Они не детерминируют, не обусловливают взаимодействие сами по себе, механически, и действенны только когда их используют инди­виды. «Медиация — это процесс включения потенциальных орудий в формирование действия, с одной стороны, и конкретного использо­вания этих орудий — с другой»¹. Коль скоро медиация предполагает третью сторону в интеракции, введение этого промежуточного куль­турного элемента неизбежно трансформирует ее. Медиативные сред­ства, такие как язык и технические приспособления, не просто улуч­шают качество взаимодействия, его приемлемость для обеих сторон. Их использование меняет поток и структуру ментальных функций участников. Язык детерминирует структуру когнитивного акта так же, как техническое орудие изменяет процесс адаптации к окруже­нию, детерминируя форму физических операций. Новые культурные орудия могут освобождать людей от некоторых прежних ограниче­ний, но одновременно они вносят другие, обусловленные их соб­ственными характеристиками. «Они появляются не для облегчения деятельности, а в ответ на множество запросов, обычно не имеющих отношения к данной форме ментального функционирования. Эти средства инкорпорируются в действие самыми неожиданными спо­собами. Действие и используемые при его совершении медиативные средства существуют в реальном мире в сложных культурных, ин­ституциональных, исторических условиях, и эти условия неизбеж­но формируют орудия, которые требуются для осуществления дей­ствий. Например, в исследованиях Коула мы видим, что различные формы медиации характерны для различных институциональных контекстов»². Эти медиаторы как искусственные образования, ис­пользуемые в инструментальных целях, принято называть артефак­тами.

■ Wertsch J.V., Del Rio P. 22-23. 2 Ibid. P. 24-25.

  Медиация и артефакт

Концепция артефакта базируется на теории действия, где понятие средств приводится в соответствие с антропологическими и когнитивист-скими представлениями. Центральный тезис теории действия состоит в том, что структура и динамика процессов деятельности культурно опо­средуются исторически развивающимися средствами, инструментами. С другой стороны, психические процессы человека, согласно культурно-исторической психологии, возникают одновременно с новыми форма­ми поведения, «в которых люди изменяют материальные объекты, ис­пользуя их как средство регулирования своих взаимодействий с миром и между собой... о таких способах опосредования принято было гово­рить как об орудиях труда, но я, — пишет М. Коул, — предпочитаю ис­пользовать более общее, родовое понятие «артефакт»³. Он рассматривает артефакты как искусственные, созданные человеком объекты — мате­риальные и идеальные, — социальные по происхождению и существова­нию. Культура с этой точки зрения может быть представлена как сово­купность артефактов, накопленных сообществом в ходе его истории.

«Артефакт есть некий аспект материального мира, преобразованный по ходу истории его включения в целенаправленную человеческую де­ятельность. По природе изменений, произведенных в процессе их со­здания и использования, артефакты одновременно и идеальны (поня­тийны), и материальны... При таком определении признаки артефактов равно приложимы в тех случаях, когда речь идет о языке, и в случае более привычных форм артефактов, ...составляющих материальную культуру... При таком подходе опосредование артефактами равно при­менимо и к объектам, и к людям, различают же эти два случая способы, которыми идеальность и материальность сочетаются у представителей этих двух категорий существования, а также виды взаимодействия, в которые они могут включаться. Этот взгляд устанавливает первона­чальное единство материального и символического в человеческом по­знании. Это — важная отправная точка для определения отношения к непрекращающейся дискуссии в антропологии и связанных с ней дис­циплинах: следует ли считать культуру внешней по отношению к инди­виду, т. е. совокупностью продуктов предшествующей человеческой деятельности, или внутренней — источником знаний и представлений? Представление об артефактах как о продуктах истории человечества, являющихся одновременно и идеальными, и материальными, позволя­ет прекратить этот спор»⁴.

В этом же ключе Дж. Фодор трактовал ментальные процессы как осу­ществляющиеся посредством соответствующих репрезентаций — меди­аторов, имеющих все ключевые характеристики языка, выдвинув гипо­тезу о существовании языка мышления⁵.

³ Коул М. Культурно-историческая психология. М., 1997. С. 131.

4 Там же. С. 141-142.

⁵ Sterelny К. The Representational Theory of Mind. Oxford (England), Cambridge (MA), 1990.
P. 24.

На ранних этапах формирования когнитивной антропологии счи­талось, что знания структурируются в парадигмы и таксономии, ко­торые, в свою очередь, состоят из концептуальных узлов. Сегодня, когда в центре внимания оказалась интеракция, исследователи обра­тились к понятию схемы как опосредующего звена коммуникации, ставшему центром дискуссий в последние десятилетия. Через срав­нительные исследования разрабатывались типологии их структур, изучались функции в процессах медиации, отыскивались универсаль­ные свойства и признаки. В настоящее время общее понятие схемы применительно к этим процессам определяется тремя ключевыми признаками схемы: 1) упрощают опыт; 2) облегчают логический вывод и 3) необходимы в процессе целеполагания» и используются каждой из сторон⁶.

Обращение к этой концепции при изучении интеракции открывает возможность углубленного анализа когнитивных способов ее органи­зации и динамики. Исследования познания обнаружили множество различных структур знания, отвечающих общему определению схем. Это классификационные парадигмы и таксономии, которые устанав­ливают связи между понятиями, упрощают логический вывод, иденти­фикацию и номинацию в коммуникативных процессах. Н. Квин отнесла к ним дефиниции слов⁷; к ним предположительно относятся семанти­ческие сети, сценарии, ментальные модели, метафоры⁸. «Интуитивно понятно, что все эти структуры одного и того же типа, хотя различи­тельные признаки каждой адекватно не определены»⁹.

Когнитивные схемы (модели) представляют собой концептуальные абстракции, обусловленные работой мозга, кумулирующего соответ­ствующую информацию и осуществляющего связь между внешними воздействиями, принимаемыми органами чувств, и поведенческими реакциями. Эти абстракции составляют основу изучения всех инфор­мационных обменов между человеком и окружением — восприятия, понимания, категоризации, планирования, узнавания, разрешения проблем, принятия решений. Они наделяются структурными и процес­суальными характеристиками. Через них репрезентируется знание, относящееся к объектам и ситуациям, событиям и действиям, их по­следствиям. Базовые и инвариантные аспекты когниций размещаются на высших уровнях схематических структур, тогда как изменчивые (или slots), сопоставимые с элементами окружения, — на нижних¹⁰. Это своего рода процессоры, благодаря которым осуществляются интерпре­тации поведения и опыта, а также оценки соответствия между их ком­понентами и феноменальными элементами. Если связь между пере­менными, в которых описывается ситуация, подкрепляет ожидания,

6 Keller J.D. Schemes for Schemata. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C.A. (eds.) New
Direction in Psychological Anthropology. Cambridge. 1994. P. 59-60.

⁷ Quinn N. «Commitment» in American marriage: a cultural analysis // American Ethnologist.
1982. №9. P. 775-798.

⁸ Casson R. Schemata in cognitive anthropology // Annual Review of Anthropology. 1983. 12.
P. 429-462; Lakoff G. Women, Fire and Dangerons Things. Chicago. 1987.

⁹ Keller J.D. Schemes for schemata. In: New Direction... P. 61.

¹⁰ Rumelhart D.E. Schemata... 1980.

предусмотренные схемой, то из рассмотрения исключаются альтерна­тивные когнитивные модели.

Для объяснения того, как лексические и грамматические формы в языке одновременно структурируют и выражают основные схемати­ческие представления, лингвисты в когнитивных исследованиях ис­пользуют концепцию фреймов¹¹. Фреймирование предполагает, что лексические единицы, грамматические категории и правила связаны в памяти со схемами и их частями. В процессе коммуникации лингви­стические формы, используемые говорящим, актуализуют схемы на уровне сознания слушающего. В свою очередь, он обращается к лин­гвистическим формам, в которых категоризируются схемы и которые обеспечивают средства их вербализации. Лингвистические выраже­ния — это приоритетный инструмент, используемый исследователя­ми для интерпретации вербальных материалов — устных и письмен­ных. Они исходят из допущения о наличии связи между языком и познанием при изучении концептуальных категорий и систем, харак­терных для изучаемого текста.

Когнитивные схемы считаются состоящим из нескольких суб-схем, каждая из которых по-своему взаимодействует с элементами феноме­нального мира и структурно связывается с другими двумя способами:

— иерархически: общие схемы генерализуют «выходы» специфичных, которые в свою очередь обобщают функционирование суб-схем, состоящих из исходных переменных;

— горизонтально: одни схемы предшествуют другим в порядке вре­менной и причинной последовательности.

Классификационные системы представляют собой иерархически упорядоченные когнитивные модели, где общие концептуальные кате­гории представлены на высших уровнях в комплексе схем, а специфич­ные категории — на низших¹². В этих сложных конструктах иерархи­ческие и горизонтальные связи не являются взаимоисключающими.

Когнитивные схемы по-разному располагаются на шкале «общее — специфичное»:

— универсальные, одинаковые для всех классов людей;

— идиосинкратические, уникальные для индивидов;

— культурные — не уникальны для индивидов и не всеобщи, но раз­деляются большинством членов отдельных сообществ¹³.

В ряду когнитивных схем выделяются также сценарии событий. Это сложные когнитивные модели, структурированные посредством гори­зонтальных связей¹⁴ и вертикально подчиненные более общим катего-

ч Fillmore C.J. Topics in lexical semantics. In: Cole R.W. (ed.) Current Issues in Linguistic Theory. Bloomington, 1977; Chafe W.L. Creativity in verbalization and its implications for the nature of stored knowledge, In: Givon T. (ed.) Syntax and Semantics. V. 12: Discourse and Syntax. N. Y„ 1979. P. 151-189.

1² Minsky M. Framework for Represrnting Knowledge. In: Winston P.H. (ed.) The Psychology
of Computer Vision. N. Y., 1975. P. 234-240; Schank R.C., Abeson R.P. Scripts, Plans, Goals and
Understanding: an Inquiry into Human Knowledge Structure. Hillsdale, N. Y., 1977.

¹³ Casson R.W. (ed.) Language, Culture and Cognition; Anthropological Perspectives. N. Y.,
1981. P. 20-21.

ч Quinn N. Commitment in American marriage: a cultural analysis. In: Dougherty J.W.D. (ed.) Directions in Cognitive Anthropology. Urbana. 1985.

риям. Сцены в каждом таком сценарии, как и классификационные еди­ницы, подчинены ему как целому в качестве составляющих и связаны между собой причинным или случайным образом. В их рамках действия и внутренние состояния индивида взаимообусловлены: состояние сле­дует за действием или сопровождает его обычным либо необходимым образом, и действие по инерции либо обязательно следует или сопут­ствует состоянию. В сценариях событий выделяются следующие основ­ные типы причинных связей:

—результирующая — действие имеет результатом изменение состо­яния;

—возможная — состояние делает возможным действие;

—невозможная — состояние делает действие невозможным;

—инициирующая — состояние или акт инициируют друг друга;

—обосновывающая — состояние является основанием для действия. Важным медиатором в контексте отношений людей с окружением

считаются категории — прототипы. Они определяют значения концеп­тов в терминах связей между отдельными свойствами означаемых, называемыми «отличительными признаками», «семантическими ком­понентами», «критериальными атрибутами»¹⁵. Это родовая репрезен­тация понятия, которая используется в качестве стандарта для оценки типичности означаемого с точки зрения подобия, или степени сход­ства с прототипом. Единицы, обладающие свойствами (не обязательно всеми), определяющими прототип, называются примерами понятия. Таким образом, принадлежность к категории-прототипу определяется в терминах большего или меньшего подобия: единицы считаются при­близительными примерами категорий и различаются по степени пол­ноты представленности составляющих их признаков¹⁶.

Итак, понятия артефакта, схемы и родственные ей — фреймы, сце­нарии — и их составляющие уходят корнями в когнитивную теорию и используются различными авторами для обозначения ряда взаимосвя­занных, но не тождественных концептов, значимых для изучения ин-теракционных процессов.

Культура с этой точки зрения представляет собой реальность, скон­струированную людьми в процессах взаимодействий и коммуникаций, значительная часть которой является производной интенциональности людей, а другая обусловлена собственными характеристиками артефак­тов. Считается, что «интенциональные миры», обусловленные психиче­скими свойствами человека, существуют как производные совместной активности людей, чьи представления, желания, предпочтения, взаим­ные ожидания и ограничения порождают их компоненты и оформляют­ся ими. Таким образом, искусственный мир людей, обусловленный их интенциональностью, состоит из порожденных ею артефактов. При этом

¹⁵ Fillmore C.J. Frame semantics. In: Linguistic Society. Seoul. 1982; Lakoff С Women, Fire,
and Dangerous Things. Chicago, 1987.

¹⁶ Kempton W. The Folk Classification of Ceramics: A Study of Cognitive Prototypes. N. Y.,
1981; Kronenfeld D.B., Armstrong J.D., and Wilmoth S. Exploring the internal structure of
linguistic cathegorics: an extensionist semantic view. In: Dougherty J.W.D. (ed.). Directions in
Cognitive Anthropology. Urbana, 1985.

центральной посылкой является утверждение о существовании «глубин­ной связи между конкретным окружением, в котором существует чело­век, и фундаментальными отличительными категориями его разума: окружение человека наполнено приспособлениями, орудиями (адапта­ции), схемами поведения предыдущих поколений в овеществленной (в значительной степени) внешней форме»¹⁷.

Включение артефактов во взаимодействия и коммуникации людей создает новые структурные отношения, в которых эти культурные опосредования и естественные (непосредственные) моменты действу­ют по принципу синергии. «Путем активных попыток приспособить окружающую среду к своим целям люди включают в свои действия дополнительные средства (в том числе, что очень важно, и других людей), создавая тем самым отчетливые тройственные отношения между субъектом, объектом и посредником»¹⁸. В этом контексте по­нятие «опосредованное действие» предполагает наличие тесной связи между социальными коммуникативными и индивидуальными психо­логическими процессами. Порождаемая ею ментальность (mind) рас­сматривается как то, что, во-первых, социально распределено и, во-вторых, связано с понятием опосредования. Термины «ментальность» и «ментальный акт» соотносимы с сообществами так же, как и с ин­дивидами. Но с точки зрения интеракции речь идет не о коллектив­ном сознании, а о социальной распределенности ментальной актив­ности, которая рассматривается в ее сопряженности с медиативными средствами. Даже когда ментальные акты осуществляются индиви­дом в полной изоляции, они в известном смысле социальны, посколь­ку выполняются с помощью культурных инструментов, таких, на­пример, как язык или числовые системы.

Из сказанного следует, что когнитивизм помог преодолеть антипси­хологизм символизма, сохраняя все его конструктивные возможности. Дискуссии между их сторонниками разворачивались вокруг вопроса: существуют культурные системы внутри или вне человеческого созна­ния? Когнитивная антропология связана с изучением сознания челове­ка. Соответственно основное внимание уделяется культурно обусловлен­ным представлениям людей. В рамках же символической антропологии изучаются объективированные артефакты, а содержание сознания лю­дей не является предметом рассмотрения. Однако с точки зрения интер­акции становится возможным объединение этих позиций, поскольку предполагается изучение опосредованной артефактами взаимосвязи внутренних и внешних систем значений и тех их свойств, которые по­рождают у людей побуждения к совместной активности, предполагаю­щей формирование интерсубъективности.

Нередко в этом случае говорят о «дискурс-центрированной» пози­ции. Предметами размышлений и обсуждений людей практически все­гда являются они сами, их действия, чувства, интенции. Они значимы для людей, поскольку в их ходе рефлексируется социальная реальность. Соответственно важно понять природу интерсубъктивности в культу-

¹⁷ Коул М. Культурные механизмы развития // Вопросы психологии. 1995. № 3. С. 5.

¹⁸ Коул М. Культурно-историческая психология. 1997. С. 143.

рах, что, в свою очередь, предполагает анализ порождающих и опосре­дующих ее процессов¹⁹. Актуализируясь в дискурсивных процессах, она влияет на формирование социокультурного окружения. А дискурс, конституирующий социальный и индивидуальный аспекты реальности в обыденных взаимодействиях и коммуникациях, становится предмет­ной областью изучения.

«Дискурс-центрированное» исследование, имея дело с концептами и символами, более ориентировано на изучение «я» и личности в соотно­шении с когнитивным, коммуникативным и социально-институциональ­ным факторами в культуре»²⁰. Поэтому Д. Уайт по-своему интерпретирует традиционное противопоставление психологической и символической ориентации, дуализм понятий «я» и «общество»: приватное — публичное, эмоция —разум, индивид —общество. Оно отразилось и в разведении понятий «личность» и «self», где первое соответствует дюркгеймовскому фокусу на коллективных представлениях и идеологии, а второе — психо­логическим, рефлексивным формам субъективности²¹. В психологиче­ской антропологии широко распространена оппозиция «культура» и «лич­ность». Уайт считает, что все эти понятия нельзя рассматривать ни в синкрезисе, свойственном ранним антропологам, ни вне контекста их взаимодействия²². Понятие дискурса вводится, чтобы избежать такого противопоставления, поскольку охватывает и субъектный, и социальный аспекты, позволяя проследить движение от внутриличностных процес­сов к конструированию социальных связей и институтов, от индивиду­альных значений к разделяемым символам.

В символической антропологии индивид рассматривается как про­изводная общества. В психологической антропологии предметом инте­реса является субъективность носителя культуры. Их объединение открывает возможность понять, как в процессах коммуникации коллек­тивные представления, присущие культуре, складываются из индиви­дуальных представлений ее носителей, репрезентируемых в конвенци­ональных символах.

Символизация подразумевает побуждение к установлению связи между означаемым к означающим. Различается несколько типов побуж­дений такого рода. Схематизирующую активность в конструировании первичных знаков называют идеогенетической. Естественный симво­лизм, или эмпирическая мотивация к построению знаков, подразуме­вает, что связи между признаками явления закрепляются в культурно установленном символе. Этим объясняются сходные (но не универсаль­ные) распределения некоторых символических ассоциаций среди раз­личных культур, например: кровь и родство, физические признаки и жизненные силы или сексуальность. Конвенциональность знаков опре­деляется подобными объединениями признаков, внутренними по от­ношению к культуре. В антропологии существует точка зрения, что все

•э White СМ. Ethnopsychology. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C. (eds.) New Directions... P. 23.

20 Ibid. P. 38-39.

2i Lee B. (ed.) Psychological Theories of the Self. N. Y„ 1982.

22 White CM. Op. cit. P. 39.

компоненты культуры обусловлены такого рода побуждениями. Они определяют директивную функцию артефакта, указывающую на цели и способы его использования. Это относится и к символам.

Обращаясь к описанию поведения индивида в культурном контек­сте, Д'Андраде задается вопросами: являются ли частью личностной психологии как науки цели и ценности, неизбежно сопряженные с комплексом психических процессов, таких как побуждения или пред­почтения? Можно ли объяснить связь между символом и мотивом только результатом социализации и есть ли символы, которые можно понять вне связи с мотивами? Не является ли включение в систему значения директивной и аффективной функций смешением индивиду­ального и культурного уровней анализа? Эти вопросы, по его мнению, разрешаются, если исходить из предпосылки, что изучение культуры связано с изучением личностных процессов. В этом случае установки, потребности, защитные механизмы, будучи психическими явлениями, считаются относящимися к понятию личности как производной куль­туры, а из межличностных связей выводятся институционализация и разделяемость²³.

В символической антропологии культура изучается через объекти­вированную систему значений, а в когнитивной антропологии систе­ма-значение рассматривается как продукт ментальной активности. При этом допускается, что наиболее существенные значения могут нахо­диться вне поля сознания действующего субъекта, локализоваться в бессознательном. Представители символической антропологии возра­жают против необходимости при рассмотрении культуры обращаться к ментальным процессам и подчеркивают публичную и коллективную сущность феноменов культуры как «социально установленной струк­туры значений»²⁴. Психологические антропологи, например М. Спиро, указывают на то, что понимание культуры как публичной системы по определению исключает мысли и эмоции как субъективные факторы из ее анализа. Такое жесткое разведение теории культуры и психоло­гии, индивидуального опыта и социальных значений непродуктивно. Д. Уайт, например, полагает, что задача современной антропологии состоит в определении способов влияния индивидуального опыта на формирование социальных значений и влияния социального опыта на формирование индивидуального. И то, и другое обнаруживается, по Уайту, при анализе дискурса.

Такому анализу соответствуют идеи Д'Андраде, который рассмат­ривает культурные модели как когнитивные схемы, а внешнюю среду как имеющую физическую и социальную составляющие. Тогда культу­ра считается, с одной стороны, частью окружающей среды, а с другой — механизмом организации познания. Посредством культурно организо­ванного познания люди получают информацию о внешнем мире. Ког-ниция, как единица познания, согласно Коулу, может быть описана как результат взаимодействия между сознанием и внешним миром, а наи-

23 White CM. Op. cit. P. 98.

²⁴ Geertz С. Thine description: toward an interpretative theory of culture. In: The
Interpretation of Culture. N. Y., 1973. P. 12.

более естественный способ, которым культура включается в поле зре­ния когнитивной науки — это понятие артефакта²⁵.

Культурные категории как артефакты означают целостности, пред­полагающие как понимание сопутствующих каждой из них символи­ческих значений, так и следование предусматриваемым ей конвенцио­нальным правилам. Их выделение и содержание — это социальные соглашения о том, «что чем считается». Категории, созданные по та­ким конститутивным правилам, являются абстракциями, но они могут быть воплощены и физически.

Репрезентативная, конструктивная, директивная и эвокативная функции категорий являются следствием специфичной организации человеческого мозга, биологический и психологический потенциал которого стимулируется культурными системами значений. «Широко распространено мнение, — пишет в этой связи Коул, — что разум и эмоции обычно конфликтуют и что эмоции — производная более жи­вотной и менее продвинутой части человеческой психики. Я уверен, что этот тезис ложен: мышление и чувствование — это параллельные про­цессы, развивающиеся одновременно»²⁶.

В этом же контексте следует рассматривать и сценарии, которые не существуют как изолированная система репрезентации. Они не только связаны друг с другом, но являются частью более обширной базы зна­ний, обусловленной культурными и социальными представлениями и ценностями, актуализированными в интеракциях.

Теоретическое сближение когнитивной и интерпретативной пози­ций произошло благодаря изменению представлений об образовании понятия. Была пересмотрена классическая модель классификации пред­ставляющая категории как совокупность необходимых и достаточных признаков выделяемого объекта. Выяснилось, что для категоризации не нужен их полный набор. Объект распознается по совокупности типич­ных проявлений определенной категории как прототипической моде­ли, с которой сравнивается поступающая информация. Иными слова­ми, классификация есть результат не перебора признаков, а поиска аналогий воспринимаемого с прототипом. Существует предположение, что способность к такому сопоставлению врождена человеку, тогда как сложные формы познания культурно обусловлены. Концепция храни­мых в памяти прототипов предполагает, что базовые понятия и катего­рии формируются путем сравнения с ними вновь поступающей инфор­мации. Соответственно схематизация и обусловленное ею построение значений основаны на поиске аналогий. Такой поиск подразумевает взаимодействие индивида с окружением, поскольку его сенсорная прак­тика опосредуется конвенциональными культурными символами (язы­ковыми и пр.) и референтами, которые, в свою очередь, унифицированы в сознании за счет схематизации. В результате культурно организован­ный мир, т. е. мир значений, воспринимается субъектом как «естествен­ный факт».

" Cole M. Culture and Cognitive Science. Talk Presented to the Cognitive Science Program. U.C. Santa Barbara. 15 May. 1997. 26 ibid. P. 100.

глдвд г. концепция медицин в соцшуньтурном исспедоваш _______________________________________ |

Процесс схематизации при формировании индивидуальных, субъек­тивных знаков осуществляется в простых формах. На уровне культу­ры индивиду предлагаются сложные социально разделяемые модели упорядочения элементов его практического опыта. Такие модели об­разуются в процессах интеракции и обеспечивают «скоординирован­ную схематизацию» и значения, общие для всех членов сообщества. Такие конвенциональные (в противоположность чисто индивидуаль­ным) модели придают им базовую ориентацию, называемую интер­субъективностью. Следовательно, значение рождается дважды: пер­вый раз в социокультурной практике в форме конвенциональных схем; второй раз — в ходе индивидуальной схематизации. Связь меж­ду конструированием значения на индивидуальном и социальном уровнях опосредуется культурными моделями. Это позволяет понять, как конвенциональные репрезентации иитериоризируются и приоб­ретают побудительную силу.

  Место артефакта в контексте представлений о культуре

Все сказанное позволяет в ответ на вопрос: где локализуются куль­турные значения — в культурно продуцируемых сообщениях или в сознании людей, интерпретирующих их, — провести различие между сообщением и значением. Прежде ментальный процесс нередко пред­ставлялся как внутренняя манипуляция с репрезентациями внешних знаков. Но в современной когнитивной антропологии значение трак­туется как отдельная целостность, имеющая сложные принципы органи­зации. Эти внутренние формы, называемые «схемами», рассматрива­ются как составленные из абстрактных сетей, подобных строению грамматических предложений. «Представляется, что в этом отношении целесообразно использовать различные термины для внутренних зна­чений и внешних знаков. Термин «система-значение» скорее подходит для ментальных структур и процессов, а термин «символ» — для внеш­них знаков»²⁷. Соответственно представленное в символах сообщение интерпретируется с помощью систем значений.

Трактовка сообщений — это конструирующая деятельность, предпо­лагающая наличие познающего субъекта, культурно организованного внешнего мира и опосредующей схемы интерпретации. Это позволяет рассматривать культурно мотивированные практики их взаимодействия как порождающие и использующие значения. В свою очередь, понятие значения примиряет предположение, что культурные схемы управляют когнитивной активностью и одновременно являются ее продуктами,

V                                     V                                                                                           W Oft

с конструктивистской концепцией ментальных репрезентации" ¹⁰.

Отправной точкой в этом случае являются восприятие и его куль­турные рамки, которые ограничивают область связей человека с окру­жением, конструируя таким образом культурные объекты и придавая им определенные значения, обусловленные характером, назначением

²⁷ Cole M. Culture and Cognitive Science. P. 104.

28 Ibid.

этих связей. Они, как уже говорилось, обозначаются как артефакты, или искусственные объекты, которые можно разделить на: материаль­ные; идеальные; когнитивные (репрезентация или «схема» объекта на уровне представлений); модели действия с объектами (в том числе сце­нарии, т. е. культурно обусловленные модели поведения); «интенцио-нальные миры»; «интенциональные действия». Из них строятся и с их помощью интерпретируются сообщения о том, «что происходит».

Итак, связи людей с окружением опосредованы артефактами, в том числе когнитивными схемами, которые направляют и организуют ин­дивидуальное мышление, структурируя отбор, сохранение и использо­вание информации. Термин «схема» используется для обозначения структур знания, части которого соотносятся друг с другом и с задан­ным прототипом как целым²⁹. «Схема включает в себя сеть связей, которые сохраняются во всех частных случаях ее действия»³⁰. Выделя­ются схемы знаний об объектах, ситуациях, событиях, последователь­ностях событий, действий — все это вторичные артефакты, механиз­мы отбора значимой для индивида информации. Они указывают на то, как связаны между собой определенные существенные элементы окру­жения, оставляя возможность «включения других, менее существенных элементов по необходимости в соответствии с обстоятельствами»³¹.

Культурные схемы составляют значимые опосредующие звенья в коммуникациях между членами любой социальной группы. Они отно­сятся к физическим объектам, социальным взаимодействиям, постро­ению суждений, значениям слов. Совокупность таких схем, характер­ную для группы, Коул вслед за Д'Андраде называет культурными моделями. Такие модели обеспечивают основу для интерпретации опы­та и регуляции поведения в контексте социокультурных взаимодействий и коммуникаций. При изучении повседневности особую значимость имеют схемы событий, часто называемые сценариями, где определены участники, выполняемые социальные роли, используемые объекты и внутренние причинные связи. Сценарии, как и культурные схемы, организуют действия участников интеракций и позволяют возвращаться к ним, не согласовывая каждый раз заново. Освоение сценариев состав­ляет важный аспект социализации.

Ришар выделяет четыре основных характеристики, определяющих схемы как:

— блоки знания, которые, с одной стороны, неделимы и восстанови­мы в памяти как таковые, а с другой — автономны относительно других когниций;

— комплексные объекты, сконструированные из элементарных еди­ниц — концентов действий, связей или схем, являющихся более об­щими;

— общие и абстрактные структуры, приложимые к разнокачествен­ным ситуациям, т. е. содержащие несколько переменных или сво-

²⁹ Mandler С. Cognitive Psychology: An Essay in Cognitive Science. Hillsdale (N. J.), 1985.

³⁰ Rumelhard D. Schemata: the building blocks of cognition. In: Spiro R., Bruce В., and Brewer
W. (eds.) Theoretical Issues in Reading Comprehension. Hillsdale (N.J.), 1978. P. 3.

³¹ Коул М. Культурно-историческая психология. С. 149.

бодных мест, заполняемых специфичными элементами конкретной

ситуации, связанной с этой схемой; — структуры, выражающие знание общего порядка и используемые в

разных целях: понимать, исполнять, делать умозаключение. Они

описывают организацию «части —целое»³².

Схемы выполняют важные функции при восприятии и понимании сообщения. Во-первых, обусловливая первичные интерпретации, они определяют форму воспринимаемого фрагмента. Во-вторых, они ис­пользуются при пересмотре запоминаемой информации, что ведет к реконструкции первичной интерпретации. С точки зрения опосредова­ния отношений людей с окружением особую значимость приобретает достаточно обоснованное предположение, что запоминаются скорее интерпретации события или текста, а не они сами.

Восприятие и понимание внешних событий описывается как про­цесс выбора и верификации концептуальных схем, объясняющих на­личную ситуацию. Процесс запоминания также предполагает выбор и верификацию соответствующей конфигурации схем, объясняющих хранимые в памяти фрагменты информации. Итак, в антропологии когнитивная схема означает ментальную структуру, организующую внешние события и явления определенного класса, включая их иерар­хические и параллельные соотношения с другими классами событий и явлений. Она культурно обусловлена, имеет символическое выражение и используется индивидом в качестве опосредующего звена в коммуни­кативных процессах.

Теперь следует перейти к анализу отношений между значениями и действиями в интеракционных процессах. Согласно Д'Андраде важно различать конститутивные и регулятивные правила. Системы консти­тутивных правил Д'Андраде называет культурными институтами. Эти правила предполагают, что «X следует понимать как Y в контексте С»³³. С их помощью в культуре устанавливаются значения символов. Регуля­тивные правила определяют формы поведения, обусловленные призна­нием конкретных значений такого рода, т. е. влекут за собой действия. Конститутивные правила влияют на «репертуар поведения людей», с ни­ми связаны культурные формы, такие как системы родства или поли­тические системы. Эта связь не описывается законами логики — мно­гие сходные правила такого рода могут быть связаны с совершенно различными культурными формами, относящимися к разным субкуль­турам. В совокупности оба типа правил порождают систему-значение (значение как систему), т. е. комплекс представлений и поведения лю­дей, связанных с определенным символом.

Обычно предполагается, что значения имеют только репрезентатив­ные функции. Отчасти это верно, поскольку репрезентация имеет вы­сокую адаптационную ценность — культура содержит знания о том, что есть и что может быть, и эти знания предаются через их представлен­ность. Однако некоторые элементы значения как системы имеют ди-

32 Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение реше­ний. М., 1998. С. 36-37.

33 Ibid. P. 91.

рективную и побуждающую (эвокативную) силу, которую человек ощу­щает как необходимость или обязанность совершить конкретный акт. С этим связны два типа порождения мотивов: угроза социальных сан­кций и следование собственной системе ценностей.

Система-значение есть нечто большее, чем просто конституирован­ная целостность. Она включает также и субъективный аспект, т. е. представление субъекта о значении зависит от того, чем это значение является, по его мнению. Соответственно культурные системы-значе­ния имеют репрезентативную, конструктивную, директивную и эвока­тивную функции, т. е. значения представляют окружение, выделяют культурные целостности, предписывают определенные действия, вызы­вают определенные чувства.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: