Социальная значимость антропологического знания

В последние десятилетия XX в. в антропологии, как и в других соци­альных науках, произошел существенный сдвиг в отношении целей и стиля теоретических построений по сравнению не только с периодом их первоначального становления, но и с 1960-ми гг. Причины измене­ний были обусловлены совпадением во времени двух классов факторов. Во-первых, после Второй мировой войны начинается цепь серьезных геополитических изменений, для объяснения и прогнозирования ко­торых имеющиеся социально-научные теории оказались недостаточ­ными. Во-вторых, сомнению начали подвергаться наличные средства описания социальной и культурной реальности: новые научные факты перестали укладываться в рамки ранее сложившегося понятийного ап­парата. Одновременное действие этих групп факторов побудило пред­ставителей социальных наук говорить об их кризисном состоянии и определять пути выхода из него.

Был предпринят целый ряд попыток переориентировать предметную область в новом направлении, например перейти от макроуровня рас­смотрения социальных и культурных феноменов к их микроанализу; от социетально-институциональных объектов к событиям повседнев­ной жизни; от изучения общества и культуры по отдельности к теоре­тическому объединению социологических и антропологических позна­вательных стратегий. Стали меняться и исследовательские объекты: от общества, культуры «в целом», от отдельных институтов внимание переключается на социальные и культурные проблемы.

Развитие современной антропологии обусловлено стремлением решить центральную проблему: какими должны быть адекватные репрезентации социокультурной реальности в подвижных условиях повседневной жиз­ни. Причем речь идет не только о научном дискурсе. Обращение к соци­ально значимым проблемам означает, что полученные в исследованиях результаты должны использоваться в прикладных целях, а также представ­ляться широкой публике в ходе решения актуальной в эпоху интенсифи­кации межкультурных коммуникаций задачи — массового просвещения. Соответственно речь идет о погружении антропологии в более широкий политический, исторический, философский контекст, помещение ее на пик дебатов в отношении актуальных социокультурных проблем с исполь­зованием современных дискурсивных практик.

Центральным вопросом исследования становится: «Что происхо­дит? » Движимые им работы представляют собой подробное описание совместного опыта исследователя и тех, кого он изучает как участии-

ков различного рода типичных и экстраординарных социокультурных ситуаций. Это подразумевает процесс реконструирования уже суще­ствующих теорий от исходных допущений до проверки гипотез, вы­явления новых путей познания и репрезентации различных моделей адаптации людей в современном сложном и подвижном окружении. В широком социокультурном контексте такая работа связана с реше­нием целого ряда просветительских и этических задач: критический ана­лиз европейских обществ, пересмотр оснований существующих здесь традиционных культурных норм, ценностей, привычек, жизненных стандартов; демонстрация иных, чем европейский, способов организа­ции совместного существования людей и того, что модели эффектив­ной социокультурной адаптации многообразны; привлечение внимания к неосознаваемым глубинным основаниям, исходя из которых пред­ставители разных культур и субкультур воспринимают друг друга.

Антропология уже давно перестала быть средством коллекциониро­вания экзотичных обычаев и раритетов, поставщиком развлекательной информации. Сегодня, как никогда раньше, она открывает возможность использования мирового культурного богатства для саморефлексии и интеллектуального роста представителей всех народов. В то же время в современной глобальной ситуации, когда взаимодействие и взаимоза­висимость культур возрастают, нужны новые точки зрения на изме­нившуюся социокультурную реальность и новые стили ее репрезента­ции. Их суть сегодня заключается в том, чтобы перейти от наблюдения и описания иных культур к их рефлексивному критическому сопостав­лению с европейскими образцами, чтобы лучше познать сходства и различия в способах организации совместного существования людей и понять их причины и последствия.

Просветительский потенциал антропологии

С момента зарождения социальной и культурной антропологии здесь существуют две основные просветительские тенденции. Одна из них связана со стремлением постоянно напоминать о существовании само­бытных культур и форм социокультурной жизни и оберегать их от глобальной экспансии вестернизации. В этом смысле антропологию можно считать одной из самых гуманных социальных наук. Часто иронизируют по поводу ее романтической окраски, тем не менее ан­тропологам до сих пор удается противостоять широко распространен­ным представлениям о неизбежности гомогенизации мировой культу­ры по западным образцам. Их работы также являются убедительными проводниками толерантного отношения к культурным меньшинствам, к инокультурным обычаям и нравам, сколь бы экстравагантными они ни казались носителям западных культур. Другая тенденция, возмож­но, менее заметная и непрерывная, чем первая, проявляется в крити­ческой позиции по отношению к собственной культуре. Сравнивая инокультурные типичные ситуации и паттерны поведения с присущи­ми своей культуре, антрополог демонстрирует относительность ценно-! стей, стереотипов, норм, кажущихся естественными, побуждает чита-

теля к размышлениям о повседневных событиях, принимаемых как нечто само собой разумеющееся.

Антропология как культурная критика пока используется не так уж широко. Однако ее потенциал в этом отношении весьма велик. Во-пер­вых, сегодня существует обширный эмпирический материал, представ­ляющий самые разнообразные инокультурные сообщества с описанием и интерпретацией полевых наблюдений. Во-вторых, характерный для антропологии компаративный метод делает обязательными межкультур­ные сравнения. Все это предполагает рефлексивное отношение к ино-культурным феноменам и явное или неявное их сравнение с западными. Поэтому одна из отличительных черт антропологического исследова­ния — «это утонченная рефлексия антрополога относительно себя и своего общества при описании чужой культуры. Она может быть вы­членена из области экспериментального описания и перенаправлена во всей полноте на культурную критику в своем обществе. Идентичность современной культурной антропологии связана с объединением ее кри­тической функции применительно к своему обществу и трансформаци­ей ее традиционно описательной функции в отношении чужих обществ. Результатом может быть интеграция целей и практики этой науки, ко­торая сможет ответить на вызовы новой среды, где ей приходится суще­ствовать»¹.

В то же время, как и любая социальная наука, антропология не сво­бодна от априорных культурно-оценочных суждений, от идеологических коннотаций. Так, в период после Второй мировой войны в развитых странах сложилась общая идеологическая модель либерального государ­ства благосостояния. Сопровождающие ее настроения уверенности и безопасности нашли отображение в социальных науках в приоритетном внимании к идеям системной целостности, общим моделям стабильно­сти и «естественности» социального порядка.

Последующие события глобального масштаба как в Европе и США, так и в странах «третьего мира», поколебали уверенность социологов и антропологов в универсальности общесистемной парадигмы. Уже в 1960-х гг., особенно к их концу, академическая культура отличалась по­литическим активизмом и направленностью на существенные обще­ственные и культурные трансформации. В это время в рамках соци­альных наук и в более широких интеллектуальных кругах происходили серьезные дискуссии относительно смены познавательной и даже куль­турной парадигмы, доминировавшей в предыдущий период и утверж­давшей идеи единства и целостности мира, в том числе социального. Повышенный интерес к динамике и многообразию процессов, активи­зировавшихся в этот период и нарастающих в дальнейшем, породил сомнения в отношении необходимости, а затем и возможности широ­коохватных социально-научных построений, которые могли бы — как в период приверженности стилю «общей теории» — объяснить разно­образие локальных реакций на действие глобальных процессов. Разоча­рование в существующих субстанциональных теориях общества и куль-

• Marcus СЕ. and Fisher M. M. J. Op. cit. P. 4.

туры привело к тому, что наиболее интересные дебаты переместились на уровень методологии, эпистемологии, интерпретации, дискурсивных форм репрезентации микросоциальных процессов, в том числе отноше­ний, складывающихся между антропологом и носителем изучаемой им культуры. Центральными в антропологии стали — и остаются до сих пор — вопросы: что именно изучается, когда речь идет об изучении общества и культуры; какого рода знание извлекается из данных о чужих культурах; каким образом можно репрезентировать это знание, чтобы оно стало социально полезным и интересным для читателей.

Вначале о позитивистской парадигме. По-видимому, накопление данных, совершенствование методов, расширение сферы ad hoc допу­щений и т. п. с течением времени привели исследователей к понима­нию того, что она не универсальна. Ее границы стали непосредственно ощутимыми на уровне как получения, так и интерпретации научной информации. В науках о человеке, обществе и культуре такое положе­ние дел привело к возникновению ряда фундаментальных социально-философских проблем. Среди них особый интерес представляют следу­ющие.

Во-первых, в исследовательской практике обнаружилось, что далеко не все, что устойчиво и повторяется в социокультурной реальности — это Универсальные Законы, подобные законам природы. Многие устой­чивые элементы общественной и культурной жизни людей порожда­ются ими самими и существуют в неизменном виде лишь ограничен­ное время. Сейчас исследователи все более осознают познавательную целесообразность отделить «законы» от «регулярностей» и придать им свой собственный эпистемологический статус.

Во-вторых, в рамках этой парадигмы были выявлены универсальные формы социальности. Однако в ходе дальнейшей работы обнаружилось, что сведение к ним текущих социокультурных процессов не объясняет их генезиса, динамики и формы развития. Кроме того, стало очевид­ным, что не сами эти «универсалии», но их специфичные соотноше­ния, место и смысл в этих конфигурациях имеют значимые последствия для социокультурной жизни людей. Таким образом, вновь возникла проблема, как следует строить объяснение в социальных науках.

Тем не менее можно говорить, что в сфере изучения человека, обще­ства и культуры эта парадигма сыграла известную положительную роль. По крайней мере теоретические и эмпирические данные, накопленные в ее рамках, позволяют подойти к постановке вопросов о видовых грани­цах и специфике человека, о границах его экологической ниши.

Ограниченность позитивистской парадигмы социально-научного познания еще более резко обнаружилась в контексте текущих социо­культурных изменений. Расширение международных контактов в усло­виях сосуществования государств с различным социально-политиче­ским строем; распространение идей о национальном и расовом равенстве как универсальной человеческой ценности; взаимодействие представи­телей различных культур в контексте глобализации — все это повысило значимость проблемы соотношения универсальных и специфичных характеристик социокультурного существования людей в мировом масштабе. На уровне отдельного общества эти проблемы приобрели

особую значимость в связи с процессами модернизации. Профессио­нальная дифференциация и изменения процессов социализации; рас­ширение информационного поля и сферы индивидуального выбора в культуре; увеличение меры многообразия субкультур в современных обществах — вот те факторы, которые повсеместно стимулировали интерес к социокультурному многообразию в новых условиях.

Изменения в общественной практике отразились в концепциях об­щества и культуры как повышенное внимание к индивидуальной и локально-культурной специфике совместного существования людей. В рамках более гуманизированной по сравнению с позитивистской по­знавательной ориентацией исследовательский интерес фокусируется на иных проблемах.

Во-первых, центральной темой здесь становится изменение социо­культурной жизни, а не сохранение социальной системы. Соответствен­но внимание привлекается к тому, что социокультурные системы по­рождаются, «живут» и разрушаются, а не просто «поддерживаются».

Во-вторых, первостепенное значение придается тому, что люди, че­ловеческая активность составляют единственную движущую силу этой динамики. Поэтому прежде всего следует изучить и понять то, как они поддерживают или изменяют характеристики общества и культуры.

В-третьих, ценностные и нормативные суждения признаются рав­ноправными с логическими. Поэтому построение идеальных моделей общества и культуры считаются важным дополнением к дескриптив­ным и объясняющим.

Наконец, в-четвертых, на методологическом уровне проблемой ста­ло стремление объединить поиск социокультурных закономерностей (номотетическая позиция) с определением специфики значений, смыс­лов отдельных событий общественной жизни в их историческом и культурном контексте (идиографическая позиция). Иными словами, надо было интегрировать метод «понимания» в набор исследователь­ских инструментов социальных наук. Такие попытки, хотя и начали предприниматься с конца 1960-х гг., но их результаты до сих пор оста­ются весьма скромными. И отчасти потому, что провозглашаемые тео­ретические посылки, включающие в себя идеи семантической много­мерности символической реальности и значимости социокультурной микродинамики, расходятся с применяемыми методами сбора инфор­мации, которые еще не приспособлены для улавливания изменчивости смыслов и значений культурных фактов в стандартных социокультур­ных ситуациях.

Итак, антропология характеризуется стремлением соединить гума­нистические ориентации с научными методами, и не только на уровне провозглашаемой идеологии. Само исследовательское внимание к по­вседневной социокультурной жизни людей, к ее процессам, а не только результатам, к содержательным, а не только структурным ее аспектам означают важные дополнения к некоторым фундаментальным представ­лениям о том, что на Западе традиционно считалось научным познани­ем. В таком контексте следует ожидать, что новые ориентации без особых затруднений отчасти дополнят, а отчасти заменят традицион­ные. Но для этого нужно время и тщательный анализ возможностей их

взаимодействий и взаимовлияний. Поскольку для каждого из них ха­рактерен свой образ социального мира, свои цели и методы исследова­ния, в настоящее время их сторонники постоянно дискутируют друг с другом и порой считают свои теоретические основания несовместимы­ми. Но уже сейчас можно видеть, что целый ряд данных, получаемых в рамках каждого из них, носит взаимодополнительный, «взаимоосве-щающий» характер. И это позволяет говорить о том, что их взаимодей­ствие способствует расширению и углублению знаний людей об обще­стве и культуре.

 Значимость антропологического знания для других профессий

В период, когда социальные изменения второй половины XX в. при­влекли всеобщее внимание, стали все более заметными расхождения между процессами глобализации и этноцентризма. Соответственно организация межкультурных контактов в разных сферах обществен­ных отношений все более опиралась на те возможности социальных наук, которые могли бы способствовать определению возникающих здесь проблемных ситуаций и поиску способов справиться с ними. В это время тщательно анализируются те области в системе общественного разделения труда, в рамках которых социально-научное знание могло бы стать полезным для решения профессиональных задач². В ходе изу­чения этого вопроса были выявлены аспекты такого рода знания, кото­рые оказались бы особенно необходимым для каждой из них, анализи­ровались препятствия, мешающие его непосредственному практическому использованию, рассматривались возможности эффективной организа­ции обучения общественным наукам соответствующих специалистов. Речь шла также о просветительстве в области знаний об обществе и культуре и возлагались надежды на то, что таким образом можно под­нять уровень культурной компетентности в широких масштабах.

Среди рассматриваемых категорий системы общественного разде­ления труда были так называемые «профессии» — право, медицина, ин­женерия, социальное консультирование, — менеджмент в сферах биз­неса и индустрии, работники учреждений федерального правительства, локального управления и служб. Из официальных документов, опубли­кованных в США в конце 1960-х — начале 1970-х гг., например, явству­ет, что целесообразность применения социально-научного знания во всех перечисленных случаях не вызывает сомнения.

Так, обращаясь к сфере профессий, следует отметить, что это один из самых влиятельных институтов в современном обществе, поскольку его представители располагают и высоким статусом в рамках социаль-

² См.: The Behavioral and Social Science: Outlook and Neede. The Behavioral and Social Scirnce Survey Committee. N. Y. 1969. A.D. Biderman, E.T. Crowtord. The Political Economics of Social Resoerch. The Case of Sociology. Washington DC. Bureau of Social Research, 1968. M. Random. The Social Scientict in American Industry. N.Y., 1970. A.M. Rivien Systematic Thinking for Social Action. Washington D.C. Broolyeis. N. Y., 1971. Knowledge into action. Improving the Nation's Use of the social Sciences. Report of the Special Commission on the Social sciences of the National Science Board. Washington DC, 1969.

ной структуры, и высоким престижем. Все это делает их общественно значимым слоем, влиятельность которого такова, что специальные со­циально-научные знания для них совершенно необходимы, и их нельзя подменять техническими навыками³. Считается, что специалисты та­кого рода могут извлечь для себя пользу из знания и понимания соци­альных условий, культурных кодов, образа жизни, характерных для общностей, с которыми они имеют дело. Социология и антропология помогают им также в процессе принятия решений, входящих в сферу их компетенции.

Это становится чрезвычайно важным сейчас, в частности, для пред­ставителей инженерных профессий. Изменение самой социальной ситуации такого рода деятельности в странах «третьего мира», ставит перед инженерами целый ряд новых проблем, решить которые помога­ет знание в области социальной антропологии. Среди них можно на­звать следующие:

— возросла необходимость в умении выбирать среди технологических альтернатив и оценивать их последствия в соотношении с локаль­ным качеством трудовых ресурсов и образом жизни пользователей;

— значительно расширилась традиционная сфера эргономики. Теперь речь идет о связи между человеком и физическим окружением во­обще. А это, в свою очередь, требует от инженера не только хорошей технической подготовки, но и культурно-экологических знаний;

— акцент на социальных последствиях технической модернизации в развивающихся странах требует, чтобы к экономическим подсче­там затрат и выгод прибавляется оценка социальной эффективно­сти совершаемых технических выборов.

Важность использования знания из области социологии и антропо­логии отмечается и для таких профессий, как право, журналистика, медицина. Причем наряду с социальной «полезностью» использования этого знания подчеркивается также и возможность вклада обществен­ных наук в развитие самих профессий. Так, если говорить о журнали­стике, то считается, что антропология может оказать существенную помощь при репрезентации материала, освещающего текущие вопросы межкультурной значимости, придавая ему глубину и размещая в соот­ветствующем социокультурном контексте. Что касается права, то здесь вопрос становится еще более важным, так как до сих пор недостаточно изученными остаются проблемы функционирования международного права и правовых институтов.

Повышенное внимание к социальным и культурным проблемам в настоящее время делает чрезвычайно важным вопрос применения со­циально-научного знания при построении национальной политики в отношениях с другими странами. Это относится и к правительству в целом, и к локальным управлению и службам. Например, уже в конце 1960-х гг. в федеральном правительстве США происходят некоторые изменения, свидетельствующие о повышении внимания к социальным

з Knowledge into Action: The Improving the Nation's Use of the social Sciences. Report of the Special Commission on the Social Sciences of the National Science Board. Washington DC, 1969.

наукам. Так, если до 1968 г. The President's Science Advisory состоял глав­ным образом из представителей естественных наук (при лидирующем положении физиков), то с 1968 г. в состав Комитета был включен пред­ставитель социальных наук, и в дальнейшем это представительство рас­ширяется. Социальные науки представлены также и в Federal Council on Science and Technology. Возник вопрос о необходимости ввести в профессиональный штат Office of Science and Technology специалистов в этой области. Появилась даже заинтересованность в учреждении Council of Social Advisers при White House Office, выполняющего роль советника, подобную роли Council of Economic Advisers⁴. Сейчас и под давлением общественного мнения, и преследуя собственные цели, лю­бое правительство вынуждено, разрабатывая свои внешнеполитические программы, опираться на результаты анализа социальных и культур­ных аспектов жизни в обществах-партнерах и оппонентах.

В последнее время стала совершенно очевидной недостаточность изучения лишь экономических возможностей и последствий модерни­зации в развивающихся странах, решения вызванных ими проблем только в технических терминах. Правительства развитых стран столк­нулись с необходимостью признать, что городское планирование, раз­работка новых проектов транспорта, связи, информационных техно­логий в модернизирующихся обществах при участии одних лишь технических специалистов часто не приводят к ожидаемым результа­там. Здесь нужны эксперты, способные оценить эти решения с точки зрения социокультурных последствий. Например, размещение трудо­вых ресурсов — это не просто вопрос определения функционального соответствия специалистов рабочим местам. Речь идет о сложной про­блеме формирования и поддержания организационной культуры.

Уже накопленный опыт в разработке таких социальных программ, как Программа по борьбе с бедностью, появившаяся в США в начале 60-х гг. XX в., показала, что подобного рода деятельность «без тщатель­ной консультации специалистов в области социальных наук может обой­тись очень дорого. Штат, хорошо подготовленный в области социальных наук, — это существенные ресурсы в разработке и переформулирова­нии политики, влияющей на общество... Знание из области социальных наук необходимо при планировании, исследованиях, разработке, при­менении, опосредовании и оценке такого рода деятельности»³.

То же самое полностью относится и к органам местного управления и служб («community organization»), которые включают в себя и обще­ственные, и частные агентства, осуществляющие решение проблем на уровне локальных сообществ. В их состав входят отделения местного управления, полиция, службы здравоохранения, социального обеспече­ния, пожарной безопасности, а также добровольные благотворительные организации. Естественно, что по сравнению с проблемами, входящи­ми в крут компетенции правительства, здесь речь идет о меньшем объе­ме работ, но зато об обязательной локальной специфике принимаемых

■ • Knowledge into Action. P. 54. ⁵ Ibid. P. 55.

решений. Следует отметить, что, например, в связи с особенностями американской культуры органы локального управления и служб не только оказались более тесно связанными с самими социальными про­блемами, но и их взаимодействие с представителями социальных наук оказалось более успешным и имеет длительную историю. Например, еще в 1915 г. в Рочестере (штат Нью-Йорк) было организовано Bureau of Municipal Research, в котором работали профессиональные ученые — представители социальных наук. Целями их работы были оценка и улучшение местного управления в Рочестере и окружающих областях. Сотрудники бюро провели многочисленные исследования, связанные с локальной городской политикой — вопросы экономики, права, управ­ления, образования и культурной неоднородности.

Другой, более поздний пример — это исследования в области город­ской политики, проводимые совместно работниками местного управле­ния Нью-Йорка и RAND Corporation. Это одно из самых больших исследовательских объединений подобного рода, штат которого включа­ет около 40 профессионалов, в число которых наряду с математиками, программистами, инженерами входят также и специалисты социально-научного профиля. Эти и ряд других исследований подтверждают пози­тивные аспекты включения знания из области социологии и антрополо­гии в разработку и оценку социальных программ, разрабатываемых органами местного управления. К 1960-м гг. уже имелось значительное количество работ, позволяющих делать заключения и о социальной диф­ференциации участия в добровольных организациях, и об их влиянии на локальную политику. Ряд социологических исследований, относящихся в основном к концу 1950-х гг., был посвящен изучению различий в доступе к органам локального управления и служб и связи этих различий с соци­альным статусом претендентов. Несколько более поздние исследования (середина — конец 1960-х гг.) предпринимались с целью понять, каким образом локальные организации управления адаптируются к социальным нормам, нравам и обычаям, принятым в американской жизни.

Наконец, еще одна чрезвычайно важная социальная сфера, где об­ращение к социальным наукам имеет, пожалуй, самое широкое распро­странение — это деловые и промышленные круги. В настоящее время соответствующие знания применяются здесь не только при стратеги­ческом планировании и прогнозировании, изучении социального воз­действия отдельных компаний, стандартизации продукции, но и при решении проблем управления персоналом, при попытках определить соотношение организационной и корпоративной культуры, при разра­ботке новых и улучшении уже существующих способов связей с обще­ственностью.

До сих пор остаются проблемой социокультурные аспекты управле­ния персоналом в организациях разного рода. Попытки решить ее име­ют длительную историю. В конце XIX в. попытки размещения рабочей силы и регулирования производственной деятельности исходили глав­ным образом от инженеров. Достаточно вспомнить систему «научного управления» Ф. Тейлора, более чем скромный успех которой объяснялся ошибочными представлениями ее создателя о человеческих побуждени­ях и мотивах. Дальнейшие попытки относятся к периоду между двумя

мировыми войнами и связаны с более сложными представлениями о человеческой природе и способах построения промышленной политики. Исследования были направлены на изучение «человеческих отношений в промышленности». Однако это снова привело к известной односторон­ности, ибо здесь чрезмерно большое значение стало придаваться уже внефункциональным аспектам трудовой деятельности. Следует отметить, что этому аспекту поведения приписывалось лишь негативное значение. А поскольку практически вся масса исследований адресовалась менедже­рам, рекомендации были направлены на сокращение пространства тако­го поведения в соответствии с критериями рациональности. Хотя при изучении человеческих отношений акцент ставился на сокращении зоны неформальных отношений в структуре внутригрупповой и межгрутшо-вой коммуникации в формальных организациях и был явно односторон­ним, такая ориентация с тех пор вплоть до настоящего времени продол­жает оказывать влияние на их восприятие,

В 1960-е гг. именно в этой области были построены и проверены модели, связанные с системным и организационным анализом. Здесь интегративная идея о целостной природе организации объединялась с точным логико-математическим описанием ее функционирования как системы. Сейчас такого рода анализ давно уже вышел за рамки науч­ных лабораторий и активно применяется при построении политики различных компаний.

Одним из самых недавних (начиная с середины 1980-х гг.) примене­ний социально-научного, в особенности антропологического знания в сфере организационных отношений является обращение к культурным и личностным различиям при отборе и размещении персонала. Широ­кое распространение получила практика деловых игр, коллективной выработки решений, межкультурных коммуникаций. Еще до сравни­тельно недавнего времени руководству деловых компаний приходилось, принимая решения, опираться лишь на собственные опыт и интуицию Современные учебные программы в университетах обязательно вклю­чают в себя технику и теорию решений, имитацию и моделирование, современные методы коммуникаций и связей с общественностью, дру­гие достижения социальных наук, причем с широким использованием антропологических теорий и данных.

Наконец, представителям деловых кругов приходится сталкиваться еще с одним типом проблем, требующим обязательного знакомства с социальными науками. Дело в том, что в начале 60-х гг. XX в. в мире усиливается процесс формирования транснациональных корпораций. Такого рода процесс порождает «наднациональные» объединения, и их лидеры ищут поддержку у социологов, антропологов, историков, линг­вистов — у тех, кто имеет подготовку, необходимую для изучения раз­личий и способов иметь дело с ними при необходимости функциони­рования культурно неоднородных коллективов.

Особенно актуальной становится проблема построения внешней политики западных государств в отношениях со странами, имеющими разные ориентации в отношении процессов модернизации и глобали­зации. В этом случае акцентирование национально-культурной специ­фики сопровождается особенно настороженным отношением к тем

процессам, которые нивелируют социокультурную самобытность целых регионов и отдельных этнических сообществ. Вот почему представите­ли высших политических, деловых и финансовых кругов и развитых, и развивающихся стран сейчас, как никогда, заинтересованы в практи­ческом применении антропологического знания и осуществлении срав­нительно-культурных исследований.

Сказанное выше относится к общемировой ситуации. В современ­ных условиях, когда социальные проблемы начали привлекать внима­ние все более широких кругов общественности во всем мире, увеличи­лось поле возможностей применения социальных наук теми, кто заинтересован в повышении степени эффективности межкультурных взаимодействий и коммуникаций.

  Возможности антропологии в решении текущих социокультурных проблем

При анализе состояния социальных наук в определенный период времени важным показателем является мнение тех, кто прямо заинте­ресован в использовании их результатов: правящие круги, представите­ли деловых и внеправительственных организаций, органов местного самоуправления и т. п. Отношение их к социальным наукам складыва­ется из оценок адекватности связей, существующих между научными организациями и заказчиками, внутренней оснащенности и готовно­сти социальных наук к решению общественно значимых, с точки зре­ния заказчика, проблем, эффективности коммуникации между ним и исследователем. Положительные или отрицательные реакции потенци­альных и реальных заказчиков в отношении результатов прикладного использования социальных наук, в том числе антропологии, становят­ся важным показателем наиболее вероятных тенденций изменений внутри них. Во-первых, такого рода реакции определяют степень ока­зываемой финансовой поддержки и распределения фондов между раз­личными направлениями антропологических исследований. Во-вторых, оценка, даваемая заказчиками их результатам, является одним из опре­деляющих факторов при формировании общественного мнения по отношению к социальной полезности антропологии как науки.

В разное время антропология привлекала то большее, то меньшее внимание правящих и деловых кругов, и это имело для ее динамики существенные последствия. Однако ни признание ее важности при решении текущих проблем, ни, наоборот, сокращение объема финан­сирования исследований и разработок в этой области не могут служить признаками социального потенциала и культурной значимости их со­временного состояния. Выявление сфер возможного применения ан­тропологических теорий и данных и анализ преимуществ, которые мож­но получить при их использовании, позволяет оценить, насколько сейчас эти преимущества реализуются, и каковы препятствия, мешаю­щие такой реализации.

Изучение возможностей использования социальных наук, в том числе антропологии, для разработки национальной государственной и локальной политики выявило целый ряд затруднений, которые следует

преодолеть, прежде чем такое использование может принести значи­мые результаты. Препятствия, имеющиеся на пути применения соци­окультурного знания на практике, можно условно разделить на два типа. Часть из них зависит от политиков. За другие ответственны сами ант­ропологи.

Препятствия к использованию антропологического знания в политической практике

Важный набор факторов, препятствующих эффективному приме­нению результатов исследований в области антропологии непосред­ственно при разработке стратегических политических решений, связан с системой ее финансирования и институционализации. Очень часто, когда речь заходит о необходимости справиться с социально значимой проблемой и есть институты или агентства, где концентрируются соот­ветствующие специалисты, способные найти для нее нетривиальное решение, осложнения возникают при необходимости действовать на основании имеющегося знания. Безусловно, ученые могут располагать необходимыми сведениями; знать соответствующие факты или зако­номерности, даже иметь теоретическое обоснование выходов из соот­ветствующего класса ситуаций. Однако до сих пор в институциональ­ной системе самых разных государств не существует конвенционально установленного проводника, обеспечивающего адекватную связь меж­ду содержанием социально значимых решений и теми, кто желает или вынужден участвовать в их реализации, особенно если речь идет о вопросах социетального масштаба.

Сегодня правительства многих стран предпринимают шаги, направ­ленные на поддержание связи с представителями социальных наук. Обычно она нужна для компетентной оценки социальных программ, которая по сравнению с другими типами исследований имеет, с точки зрения потребителей социокультурного знания, ряд преимуществ. Во-первых, речь идет о работе по контракту, а не о бюджетных ассигнова­ниях. Считается, что такая форма финансирования повышает конкурен­цию среди претендентов и стимулирует поиск более эффективных результатов и рекомендаций. Во-вторых, оценка конкретных социальных программ непосредственно относится к текущим социальным проблемам в отличие от долгосрочных академических исследовательских стратегий. С этим связана также надежда на то, что вырабатываемые рекомендации могут вводиться непосредственно в практику и сразу же давать желае­мые результаты. Сейчас количество таких исследований в мире возрас­тает с каждым годом. Хотя официальные крути возлагают большие на­дежды на их эффективность, об этом можно говорить весьма условно, поскольку пока не изучены те социокультурные последствия, которые может вызвать реализация предложений, кажущихся в данный момент целесообразными, и способы их контроля.

Встречается и другой способ укрепить связь между социальными науками и решением проблем локального и глобального масштабов. Речь идет о новом типе институтов, имеющих своей непосредственной це­лью осуществлять прикладные социокультурные разработки, связанные

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: